ПроклЯтый изобретатель

или
       
ПроклЯтье изобретателя.

Вступление

Когда я, еще мальчишкой, прочитал   роман А. Дудинцева  «Не хлебом единым», он меня поразил до невозможности  и я всерьез поклялся перед самим собой  никогда не быть изобретателем – слишком уж неблаговидной была показана роль изобретателя в советском обществе. Хотя потом, когда сам стал изобретателем,  понял, что  этот роман  Дудинцева является абсолютнейшей клеветой на наше советское общество, в котором изобретательство всячески поощрялось.

Но прошла время и я стал этим самым изобретателем, причем, даже  «Заслуженным изобретателем СССР», автором ста с лишним изобретений. При этом, изобретателем стал совершенно случайно  и  не ставя перед собой подобных задач. Просто, моя жизнь так развернулась, что мне случайно, ни с того, ни с сего,   пришлось заняться «проклятой» изобретательской деятельностью.  «ПрОклятой и проклЯтой». Потому что оказалось, что эта моя личная  изобретательская деятельность вызывал сильнейшую  неприязнь  у окружающих меня на работе людей.

Что это за явление такое в нашей жизни, изобретатель? На мой взгляд, ответ прост: изобретатель, это  тот  человек, который видит окружающий нас  мир не таким, каким его видят обычные люди. Почему не таким, это неизвестно. Но не таким.  И все тут! Поэтому изобретатели всегда вызывают у обычных людей чувство недоумения,  раздражения,  дискомфорта и даже тревоги за самих себя.  И любой  изобретатель  для коллектива,  словно гвоздь в ботинке – всегда раздражает. Если не сказать еще посильнее  – бЕсит!

-- Ишь ты, умный какой нашелся – по своему мир видит!  Мы – не видим, а он видит…
Ату-у-у его!

Я этого не знал и не понимал, потому что никогда не влезал во внутренние дрязги и внутренние разбирательства  любого коллектива, где мне пришлось работать. А ведь для многих членов коллектива, если не для большинства, именно эти дрязги и были основным полем деятельности в их профессиональной работе, неким способом самоутверждения или отвоевывания своего места под солнцем  в коллективе.

Спросите, к чему я все это? А вот к чему.

Недавно я случайно столкнулся в нашем  городе  с бывшим своим начальником по работе   на «Электростальском заводе тяжелого машиностроения»,  работавшим   еще  до  развала Союза  в  ранге  заместителя Главного Сварщика «ЭЗТМ», Шиндикова  Александра Сергеевича.  Не виделись мы лет, наверное,  пятнадцать.  Если не больше. Друг к  другу мы относились неплохо и решили прямо сейчас отметить свою эту встречу в каком-нибудь питейном заведении города.
 
Я позвонил жене по мобильнику, чтобы она зря не беспокоилась и мы зашли с ним в ближайшую   забегаловку  под названием «У Степаныча». Взяли бутылку коньяка, закуску кое какую и  хорошо посидели до самого вечера. Наговорились от души. Поговорить нам было о чем. Потому что свою изобретательскую деятельность я начал именно под его руководством и по его инициативе. Он был заместителем  Главного сварщика по новой технике, а я именно этой самой новой техникой в сварочном производстве завода тогда  и занимался в ОГСв под его руководством. Точнее, начал заниматься именно с ним.

Изобретатель по должности.

Это было в молодости, когда я работал на заводе ЭЗТМ  города Электросталь. Мне тогда пришлось по ряду семейных причин  уйти из цеха сварных металлоконструкций или из ЦМК, где я работал старшим мастером на заготовке. И ушел я  в Отдел Главного Сварщика  или в  ОГСв, где работал Шиндиков.  А так  как я был уже опытным производственником, то меня  Шиндиков и  определил  в бюро механизации производственных процессов, где я и занялся изобретательством. Точнее, где мне пришлось заняться решением многих сварочных  проблем путем механизации и автоматизации производственных  процессов. А эти решения в большинстве своем  как-то неожиданно и вдруг оказались на уровне изобретений.

Моя работа заключалась в следующем и очень простом. Я изучал проблему по тематике комплексного плана развития  завода на пятилетку, записанную в  разделе сварочного производства, и  разрабатывал техническое задание на проектирование  приспособлений и средств механизации на трудоемкие и узкие места в цехе сварных металлоконструкций. Разрабатывал я эти техзадания   для специального  конструкторского  подразделения завода ОМА  или  «Отдела  Механизации  и Автоматизации» производственных процессов завода».

Техзадание  я согласовывал с  Шиндиковым, затем    его подписывал Главный Сварщик.  И оно шло в план завода через отдел ОМА. Вот и все! И никаких тебе проблем: ты лишь говоришь, что надо  сделать конструкторам, а уж как это сделать,  должен решать  сам конструктор, исходя из своего   опыта  и своего  профессионализма. То есть, я, технолог,  говорю, а  конструктор делает.

Так было всегда на заводе в сварочном производстве  до моего приходя в ОГСВ. И никаких  проблем никогда не возникало  и не было совсем и никогда. Как, впрочем,  и изобретений в ОГС-в. А на нет  - и суда нет! И в руководстве завода давно уже вызрела мысль, что их сварочное производство не для изобретений. Поэтому отделу Главного сварщика, ОГС-в, план по изобретательству давали самый мизерный, всего лишь в три  заявки на изобретение. Да и он никогда не выполнялся. А к примеру, в  ОГТ завода, или в Отдел Главного Технолог план по изобретательству составлял семь заявок на изобретение.

Но я по натуре был всегда любопытен, если не сказать, что сверх любопытен или  даже  «зверски» любопытен. Поясню свою мысль. Мало кто знает из инженеров, что в месячную  расчетную норму времени советского инженера входили два часа на изучение всех видов технической информации  по его профессиональной специализации в виде технических статей в отечественных и зарубежных журналах, информационных листков передового производственного опыта, отчетов НИР,  авторских свидетельств СССР на изобретения и   зарубежных патентов  по его специальности.
 
Об этом  я не знал, когда работал в цехе.  Да и самой  необходимости в том не было – там другие проблемы волновали.  В первую очередь – план по объемам и по номенклатуре.

Но, придя в ОГС-в и занявшись проблемами механизации и автоматизации в том цехе, где я работал и который знал досконально, мне захотелось узнать, как подобные   проблемы решаются на других заводах.  И я увидел, что получить подобную информацию   на  ЭЗТМ нет никаких проблем. Было бы желание у самого специалиста.  А у меня оно было. Было потому, что мне, производственному практику,  хорошо прочувствовавшему изнанку и   суть сложнейших  технических процессов громадного сварочного производства ЦМК   с численностью работавших в нем почти в тысячу человек, было интересно их решать.
 
Причем,  интересно было  чисто по человечески. Было до  меня  плохо, а я вот «поломал» голову и   теперь,  с  помочью придуманного мной механизма или группы механизмов, работать рабочим здесь станет гораздо легче и удобнее.  Разве это не повод порадоваться за себя? Тем более, что за свои идеи я еще и деньги неплохие получал.

Естественно, что я начал   с обычных рацпредложений. И уже сам Главный сварщик при оценке идеи рацпредложения решал, есть ли в этой идее что-то новое или эта идея не нова и просто заимствована откуда-то.  А так как отделу  ОГС-в, как и другим отделам завода  давался план по изобретательству в количестве трех обязательных  заявок на изобретение, то именно Главному сварщику надо было решать, какую «рацуху» стоило было еще проверить и на патентоспособность.
 
И мои рацпредложения по вопросам механизации и автоматизации сварочных процессов в ЦМК одно за другим Главный направлял в патентный отдел. А там из них начали делать  заявки на изобретения. И получилось так, что за первый год работы в ОГС-в я подал целых пять заявок на изобретение. На второй год уже девять, а на третий  пятнадцать.

И пошло, поехало. В год меньше десяти заявок  на изобретение у меня не получалось. И почти на каждую свою заявку я получал из ВНИИГПЭ, так называемое,  положительное решение, означающее, что  предложенная  мной  техническая идея Всесоюзным Институтом Государственной Патентной Экспертизы  признана изобретениями и направлена ко мне   для согласования формулы изобретения.  А  затем уже где-то через месяц,  через  наш патентный отдел я получал   уже и само авторское свидетельство.

У меня  организовался неплохой тендем с начальником бюро ОМА и вместе с ним я  уже разрабатывал  конкретные техзадания  на  нужные цеху  средства механизации  уже  на уровне эскизного проекта и практические на каждое из них оформлялась совместная с ОМА   заявка на предполагаемой изобретение.

И я с ним за время моей работы в ОГС-в за разрабатываемые нами и внедренные в производство новые механизмы  и  средства механизации  производственных процессов в сварочном производстве завода  за  короткое время «понаполучал»   целую кучу разных наград, званий  и регалий по результатам внедренных мной мероприятий комплексного плана завода и моего личного творческого плана.

Получалось так, что практически во всех видах межзаводских соцсоревнований нашего МИНТЯЖМАША  во время работы в ОГС-в завода  я  оказывался в числе первых.  И  по количеству поданных предложений по снижению трудоемкости и улучшению качества  изготавливаемой продукции  в сварочном производстве завода, и по экономическому эффекту от внедренных мероприятий своего личного творческого плана, и по количеству полученных мной авторских свидетельств, и по количеству технических публикаций со мной не только на заводе, но и на других заводах равных было мало.

Это было шоком для работников отдела. На меня посыпались жалобы. В партком отдела и завода. И даже в горком партии. Ко мне пробовали прикрепить инженера технолога, чтобы он научился от меня изобретать. Месяц он сидел рядом со мной и делал все то, что делал и я. Ходил за мной, как привязанный.  Даже в Москву, в Патентную библиотеку со мной  ездил. Но если у меня месяц этой совместной работы закончился заявкой на новое изобретение, то у него ничего не было кроме собранных информационных материалов по его тематике. Поэтому он пошел к  Главному  Сварщику с просьбой освободить его от этой учебы на изобретателя. И Главный его освободил.   Действительно, рожденный ползать летать не сможет. А летающим в его отделе оказался лишь я.

Тогда на  меня в парткоме завода  было заведено персональное дело.  И чтобы  как-то разрешить его,  сделав соответствующие вывод, партком провел  выездное расширенное  совещание  совместно  с пархозактивом  ОГС-в   по решению  «непростой»  судьбы сверх активного изобретателя, работающего  в сварочном производстве завода. Меня на это заседание не пригласили и я продолжал ничего не знать.
 
И решение парткома было не только  простым, а по настоящему  еще  и  гениальным. Партком решил направить меня в ЦМК на должность заместителя начальника цеха по подготовке производства. До этого в цехе было три зама: первый зам начальника цеха или зам по производству, затем зам по сборке-сварке и зам по заготовке. Теперь должен был появиться еще и четвертый зам, зам  по подготовке производства, для чего решили   изменить штатное расписание цеха.

Как говорится, дешево и сердито. Теперь и овцы будут целы и волки сыты. А, учитывая еще сложность производства ЦМК, как структурной единицы завода, то новому заму  решено  было   подчинили технологическое бюро цеха, службу механика,  службу теплотехника и службу электрика   цеха,  общей численностью рабочих   и ИТР  свыше  полтораста человек.  Загрузка и ответственность, если всерьез, то  дай боже какая и пусть он,  «изобретатель»,  теперь попробует «поизобретать».

Сказано – сделано. Вскоре вышел приказ по заводу, после чего меня вызвали в партком и предложили занять новую должность в ЦМК.  Я согласился. А чего было  не согласиться? Цех я знал, проблемы  его тоже мне были знакомы до мелочей,  и почему бы тогда  мне  не попробовать их решить в новой своей должности? И я решил попробовать.

Мне выделили отдельный кабинет рядом с кабинетом начальника цеха, куда я перетащил весь свой техническ4ий архив и все свои информационные материалы по проблемным  местам сварочного производства, накопленные мною  во времена моего ОГС-овского  изобретательства в количестве двух с лишним десятков папок. То есть, я как улитка, все свое принес с собой и мне теперь ни  что   не могло помешать в моей изобретательской деятельности.

Мне надо было лишь только думать.  А думать запретить невозможно. И очень скоро, где-то  через месяц  с  небольшим  после своего переезда в ЦМК,  я  направил официальным письмо Главному сварщику свою заявку на очередное изобретение с просьбой включить эту мою разработку в комплексный план завода по сварочному  производству. То есть, уйти-то  я с ОГС-в ушел, но деятельности своей не прекратил. Только в Москву я теперь не ездил, вместо меня все это делал мой патентовед в Патентном отделе  по  материалам моих заявок.

Чертыхался Главный Сварщик или нет, я не знаю. Но моим делам по изобретательству он помешать ничем  не мог. И я продолжал изобретать после своего ухода с ЭЗТМ на  другой завод, потом на третий. И самое смешное здесь в том, что мне неофициально Патентный отдел ЭЗТМ продолжал оказывать свою помощь в оформлении заявок.

Продолжалось все это до 1991 года, когда новые власти России стали закрывать заводы, ликвидировали министерства, ГОСПЛАН  и вместе с ними закрыли и  ВНИИГПЭ. А заводы России теперь должны оплачивать все затраты на оформление  заявки на изобретение. И изобретательство в России умерло. Если СССР до 1991 года занимал первое место в мире по количеству зарегистрированных в год изобретений, оттеснив на второе место США, то теперь первое место перешло к Китаю, второе к Индии, а  США занимают лишь третье место в мире. Россия скатилась до двадцать какого-то места и перестала быть технически развитой державой.

Да и сами авторские свидетельства после 1991 год  исчезли. Красивые, яркие  авторские удостоверения на гербовой бумаге, удостоверяющие твое личное авторство на некие конкретные технические решения, придуманные лично тобой одним или же  с коллегами по труду,   перестали утраивать новую власть России, и они их заменили по западным образцам  на патенты, на пустые безликие бумажки, приравнивающие изобретателей к примитивным торгашам. Ведь право на торговлю тоже называется патентом. И на изобретение патент и на торговлю патент. Какая разница для обывателя? Никакой!

Именно поэтому нынешняя Россия плетется в хвосте мирового технического прогресса.
 
Такова она оказалась «се ля ви» советско-российского изобретателя.
***