Покушение на делегацию Монголии сорвано!

   Рассказ моего отца, лётчика военно-транспортной авиации Сивцова Николая. Выдержка из книги «Своими глазами».

   Свои отзывы, замечания, предложения можно писать и на адрес:
slawa-s@tut.by или звонить по телефону РБ, г. Гродно (+375) 296 855490.

Буду благодарен тем, и окажу содействие, кто решит экранизировать мемуары.



   В конце января нас несколько дней подряд никуда не планировали, а всё держали на базе – в Чанчуне, который японцами был переименован в «Синьц-зин», что означает «Новая столица». Шла подготовка к вылету в Улан-Батор, а оттуда в Бэйпин. Когда с подготовкой к перелету было закончено, меня и штурмана вызвали в штаб армии, для получения дополнительных указаний. Объявлен приказ, мы поступаем в распоряжение правительства МНР, для чего летим в Улан-Батор. Необходимо будет доставить делегацию в Бэйпин, которая будет вести переговоры с китайским, гоминдановским правительством о налаживании нормальных дипломатических отношений.


Общедоступная информация
     5 января 1946 года Законодательная палата Китая признала независимость МНР, но дипломатические отношения не установила…. 
     Дипломатические отношения между МНР и Китаем не налаживались, гоминдановцы вернулись к своей прежней, откровенно враждебной позиции, по отношению к народной Монголии...
; 8 февраля 1946 года делегация МНР прибыла в Чунцын.
; 10 февраля главу делегации МНР принял Чан Кайши.
; 13 февраля 1946 года, под давлением СССР, правительство Чан Кай-ши подписало протокол об установлении дипломатических отношений с МНР.


   Дважды наше внимание было обращено на важность и ответственность поставленной задачи. Получено довольно строгое указание: перелет выполнять при самых благоприятных метеорологических условиях, ничем не рисковать и всегда быть уверенным в благополучном исходе перелета. До этого я трижды, можно сказать, без особых затруднений, летал в Бэйпине и другие города Китая, где так крайне беспардонно чувствуют себя наши союзники американцы. Но этот перелет мне почему-то сразу стал казаться очень тяжелым. Вспомнилось, как поступили гоминдановцы с делегацией китайской коммунистической партии прилетавшей к ним заключать соглашение о прекращении гражданской войны и совместных действиях против империалистической Японии. После диверсионных действий мало кто из коммунистов уцелел. Припомнилось, как ведут себя, чем занимаются, на что способны американцы. Причем, прикрывать свое злое коварство у них есть кем. Спрос за любую провокацию не с них, а с «хозяев» - в этом они хорошо разбираются.
Ясное небо, небольшой морозец подсказывали, что долго в Улан-Баторе мы не задержимся.
   По прилету было доложено правительству Монголии, и я сразу поспешил на метеостанцию. Синоптики огорчили меня, хотя в Бэйпине и стояла весь день безоблачная погода. Изменившийся ветер, по их предположениям, должен с утра следующего дня затянуть весь материк туманом. Ляодунский залив – это он будет решать, состоится ли вылет, назначенный на 8.00 следующего дня.
- Подождем утра, и все окончательно прояснится. Мы ведь иногда ошибаемся в своих прогнозах, - с этими словами они проводили меня.
Утром со Стрельцовым мы были приятно обрадованы. Предположения центральной монгольской метеостанции не оправдались! Американцы по международному коду сообщили: в Бэйпине стоит ясная, безоблачная погода. Мы попросили наше посольство передать эту радостную весть делегатам Монгольской Народной Республики и заодно поторопить их с выездом. Без пятнадцати восемь экипаж полностью закончил подготовку к вылету. Мы с нетерпением стали ожидать приезда наших пассажиров. Лишь только в девять часов на аэродроме появились грузовые автомашины. Коньяки и вина разных сортов, колбасы, вареные барашки, шоколад, яблоки, папиросы и другое – все это начало загружаться в самолет.
Увидев этот не совсем обычный груз, я не мог понять почему, с какой целью его берут с собой и, откровенно признаться, подумал не совсем лестно о монгольских парламентариях.
   Лишь две недели спустя понял, что многого не знал, а потому так неправильно воспринимал и думал. Оказывается, не имея своего посольства или хотя бы какого-то малого представительства в Китае, а надеясь на успешные переговоры, после которых, как правило, устраиваются приемы, солидные банкеты, монгольские товарищи были озабочены, что нашему посольству придется понести расходы. И вот они решают, хотя этим внести свою лепту! 
Около десяти часов кортеж легковых автомашин неторопливо подъехал к самолету. Я доложил главе делегации о готовности к вылету и подумал: «Через 10-15 минут мы будем в воздухе». Но ничего подобного не произошло. По национальным традициям, чтобы успешно свершилось дело, монгольские товарищи рядом с самолетом прямо на земле устроили довольно приличный и многолюдный банкет. Мы в нем не принимали, конечно, участия, а еще дважды ходили на метеостанцию, где синоптики продолжали нас утешать. Из Бэйпина по-прежнему продолжали поступать сообщения: стоит безоблачная, ясная погода. Около двенадцати часов был произведен долгожданный взлет с аэродрома. В состав делегации входило более десяти человек, и возглавлял ее заместитель премьер-министра МНР, член ЦК МНРП Сурунжаб – коренастый, солидный, ограниченно владеющий русским языком монгол.  Как я потом узнал, в правительстве республики он был непререкаемым авторитетом в решении трудных, первоочередных государственных вопросов.
Но в авиации он, как казалось, разбирался слабо.
- Штурмовик! – радостно хлопая по плечу, называл он штурмана Николая, к которому сразу же заимел свои особые симпатии.
Я посчитал, что называя так штурмана, он просто шутит. Но позже подумал, что в его представлении Стрельцов был тем летчиком, которые так успешно летают на наших прославленных штурмовиках. Со стороны он казался простодушным человеком, наверное, это помогало решать возложенные на него задачи.   
Едва мы стали приближаться к Великой Китайской Стене, когда-то защищавшей от нашествия монгольских орд, как вдруг появилась разорванная низкая облачность. Связь с Бэйпином радист поддерживал, и я потребовал срочно запросить погоду. Союзники продолжали нас успокаивать: стоит ясная, безоблачная погода. Вскоре на безопасной высоте самолет вошел в облака. Запас горючего у нас был довольно приличный, но конечно, не такой, чтобы хватило возвратиться более чем на тысячу километров назад. Когда по расчету времени под нами был Бэйпин, связь с аэродромом посадки почему-то прекратилась. Мы быстро подсчитали запас бензина и убедились, что производя полет на любом режиме, в Улан-Батор нам не возвратиться. Но это особенно не страшило меня. В любом месте на обширных, ровных степных районах Монголии можно произвести вполне уверенную, благополучную посадку. А однополчане быстро доставят туда горючее. После короткого совещания было приято решение, производить в безопасном направлении снижение до высоты 100 метров. Если на высоте 100 метров не покажется земля, то возвратиться обратно и посадку производить где-то в Монголии. Мне, да и другим стало совершенно понятно, что никакой ясной погоды в Бэйпине сегодня не было, что прогноз Монгольской метеостанции вполне оправдался. «Неужели туман до земли? Хотя бы 100-70 метров и будет благополучно произведена посадка на хорошо освоенном аэродроме, без всяких радиотехнических средств», - эти мысли не покидали меня. Монгольские товарищи, которым штурман каждые 30 минут докладывал местонахождение самолета и сообщил расчетное время прибытия в Бэйпин, начали волноваться и тревожить нас. Что-то определенное ответить им было невозможно. Приходилось успокаивать лишь тем, что посадка будет произведена благополучно в назначенном месте, но только с опозданием.
   «Почему так сразу и легко мы поддались на провокацию? При любых обстоятельствах надо благополучно выйти из этого труднейшего положения», - казалось, не один только я молча повторял эти слова. Вдруг на высоте около 100 метров показалась земля!
   Определив свое местонахождение, мы взяли курс на Бэйпин. В районе Тяньцзина, который находится на удалении 100 км от Бэйпина, высота облачности понизилась до 50 метров.
   Опасаясь, что Бэйпин может быть вообще закрыт туманом, решаем производить посадку в Тяньцзине и заодно, при возможности, произвести дозаправку самолета бензином. Ни самолетов, ни людей на аэродроме не было видно. Вскоре после посадки из небольшого домика, около которого было множество бензобочек, к нам подбежал китаец, военнослужащий армии Чан Кай-ши. Разговаривал он видимо на провинциальном, мало распространенном языке. Даже переводчик монгольской делегации не смог с ним объясниться. Вскоре на аэродроме показалась длинная, черного цвета легковая автомашина. Худой, долговязый шофер-американец, удивляясь, представился нам. Оказывается, он был послан своим начальством уточнить, кто это в нелетную погоду, без заявки пожаловал к ним в гости, и при необходимости отвести пассажиров в город. 
- Есть ли здесь бензин для самолетов?- спросил я его.
Американец объяснил, что нет, а бочки, находящиеся около караульного помещения, все пустые. Я усомнился в правдивости его слов и решил их осмотреть. 
Три китайца, распластавшись на голых нарах, крепко спали в караульном помещении. Это почему-то возмутило американца. Он закричал и с размаху ударил кулаками сразу двух китайцев. Словно подброшенные невероятной силой, те вскочили и, не понимая, в чем дело, стали прятаться по углам. Неловкое состояние, даже страх, стали одолевать меня: китайцы до глубины души возмутятся этим произволом и без драки, применения оружия здесь и мне не обойтись. Они ведь не знают, кто я такой и что абсолютно не причастен к этому нападению. Но ничего подобного не случилось. Китайцы, словно рабы, стали заискивать, низко кланяться перед американцем. Мне стало жалко и до глубины души обидно за них. Какие же они хозяева, что плохого сделали, чтобы так над ними издевались иностранцы!
- Разве можно так!?- возмутился я. Американец заулыбался, а потом угрожающе замахал рукой на трясущихся солдат.
   Осмотрев более двух десятков бочек, я убедился, что и все остальные пусты.
- Какая погода в Бэйпине? - стал объяснять я американцу. Тот ответил, что понял мой вопрос и начал куда-то звонить. Вскоре он объяснил, что в Бэйпине погода такая же, как и здесь. В искренности его слов сомневаться не приходилось. Вдруг я понял: американец, по всей вероятности сказал, что на аэродроме русские вместе с какой-то делегацией! Сейчас будут приниматься срочные меры, чтобы задержать всех нас. Когда, где и чем все потом кончится, трудно предположить. Надо немедленно вылетать в Бэйпин, иначе может случиться большая неприятность! Через две-три минуты, поблагодарив американца за помощь, мы были в воздухе. В сумерках, наступивших раньше из-за низкой облачности, мы произвели посадку в Бэйпине с большими затруднениями. Опасность, ответственность при этом были критическими. Малейшая ошибка и катастрофа могла стать реальной. Престиж военно-транспортной авиации, жизни делегатов и экипажа мгновенно могли превратиться в факел. Спина и всё ниже, были мокрыми от пота...
 
   Протиснувшись сквозь плотные ряды транспортных самолетов, мы остановились на давно облюбованном нами месте – недалеко от командного пункта. Не успели выключить моторы, как с автоматами на изготовку, американцы окружили наш самолет. Выходить из самолета они никому не разрешали. Через день мне стало известно, что в Тянцзине в это время происходил целый скандал и переполох: многие чины крепко поплатились за то, что не задержали наш самолет. Показывая штыри от шасси, Павел Ефремов сошел на землю. Вскоре экипаж, а за ним и делегаты МНР вышли из самолета. Вдруг Стрельцов увидел нашего общего знакомого – американца Франклина, который со стороны КП несмело подходил к нам. Метрах в сорока от самолета его остановили и показали, чтобы шел обратно.    
- Франклин, привет! – прокричал Николай Стрельцов, глядя совершенно в другую от него сторону. Вскоре Франклин повернулся, на время поднял руку, а затем ушел на командный пункт. Минут через тридцать, после настойчивой просьбы, мне все же разрешили, в сопровождении автоматчика, пройти на метеостанцию. Номера телефонов советского посольства мне были известны, и я довольно быстро сообщил им о нашем прилете. Правда, особой надобности в этом уже не было.
- Мы знаем. Нам звонили, а кто и сами не знаем. Ждите. Выехали. Скоро должны быть на аэродроме, - доносился озабоченный голос соотечественника. Оказывается, Франклин давно позвонил сотрудникам советского посольства. А те на нескольких автомашинах проехали к правительственным чинам Китая и попросили их срочно выехать вместе с ними на аэродром для встречи делегации МНР. Соотечественники долго удивлялись столь неожиданно поздним нашим появлением. В Бэйпине, узнав о нашем полете и о той погоде, которую сообщали нам союзники, один из сотрудников посольства заметил:   
- Бэйпин с раннего утра окутало густым туманом, что даже автомашинам было трудно двигаться. Часов в шесть вечера, что в такое время очень редко бывает, туман вокруг начал приподниматься и переходить в низкую облачность. Вам просто повезло. Заметьте, - стал показывать он на тускло светящиеся электрические лампочки,- туман опять опустился на город.
Я поделился с ним и руководителем делегации своей радостью: «Очень хорошо, что у наших друзей – монголов имеется такая замечательная национальная традиция, которая, как никогда кстати, затянула запланированный вылет почти на четыре часа. А то пришлось бы нам, видимо, чувствовать себя не совсем ловко, находясь в почти безлюдной монгольской пустыни».
К утру туман приподняло и разорвало. А вечером косые лучи солнца стали довольно хорошо пробиваться до земли. Теплая одежда, без которой мы никак не можем обойтись у себя на Родине в самый разгар зимы, здесь совершенно была не нужна. Лишь немногие, видимо богатые, горожане были одеты в пиджаки. Меня поставили в известность, что переговоры монгольской делегации состоятся в Чунцине, где в своей зимней резиденции находится Чан Кай-ши, и вылет назначен на 8.00 утра. Мы поторопились с завтраком и выехали на аэродром.

   На метеостанции, нас приветливо встретил хорошо владеющий русским языком словоохотливый синоптик. Он как бы невзначай поинтересовался, собираемся ли мы вылетать, а затем начал расхваливать погоду.
- В Чунцине 5-6 баллов, а меньше там почти никогда и не бывает, - не моргая, смотрел он мне в глаза. Мы посмотрели любезно предоставленную им синоптическую карту и убедились, что его слова не расходятся с начертанными синоптическими знаками.
- Почему вы вчера сообщали, что здесь ясная погода и почему вдруг над аэродромом прекратили связь? - задал вопрос, пытаясь застать его врасплох. Но ничего похожего не произошло. Он мигом предоставил две вчерашних синоптических карты и стал сожалеть.
- Никто из нас не передавал и не мог передать, что в Бэйпине было ясно. Это какое-то, не зависящее от нас недоразумение. Командир! Советую с претензиями обратиться, как положено, по команде. 
А в отношении связи я даже затрудняюсь вам что-либо определенное ответить. С Бэйпином ли вы ее вообще держали? ...
Стало понятно, это профессионал. Заказав метеосводку на 8.00, мы покинули это учреждение, с загадочными сотрудниками.
- Правду он говорит или врет – понять трудно. Документы вроде все должным образом оформлены, - стал сомневаться Стрельцов.
   Я молча развел руками: «Что-либо определенное сейчас сказать не могу».
У самолета нас неожиданно встретил Франклин. Он огляделся по сторонам и вместе с нами прошел в самолет. Узнав, что мы собираемся вылетать, он стал показывать: лучше гулять, пьянствовать, чем лететь. Я ответил, что это дело, конечно, заманчивое, но долг службы обязывает нас быть готовыми к вылету. Франклин попросил показать ему нашу полетную карту. Он крутил, вертел, смотрел на нее со всех сторон, а затем небрежно отложил в дальний угол. Откровенно говоря, эта карта и нас самих не вполне устраивала, так как была немного устаревшей и мелковатого масштаба, что затрудняло визуальную ориентировку.
Глянув в окно фюзеляжа и убедившись, что поблизости нет соотечественников, Франклин ушел на свой КП. Вскоре он возвратился с небольшим туалетным чемоданчиком. Разложив на столе несколько своих полетных карт довольно крупного масштаба, он стал показывать, по какому маршруту нам следует выполнять перелет. Пометив все запасные аэродромы на маршруте, радиотехнические средства с частотами работ, он показал, где находятся аэродромы в Чунцине. На каком из них надо производить посадку? На это он не мог мне точно ответить.
Один из них, расположенный на удалении 25-30 км от города, особого назначения и не принимает транспортные, тем более иностранные самолеты. Другой – расположенный рядом с городом – труден при посадке. Затем он попросил, чтобы его карты, во избежание каких-либо неприятностей, мы особенно не афишировали. Я заверил, что ничего подобного не случится и не знал, как отблагодарить американца за неоценимую помощь. Заметив мое волнение, Франклин объяснил, что мои старания напрасны. Он ничего от нас не возьмет. Их долг, как фактических хозяев, не только помочь осуществить благополучный перелет, по столь тяжелой трассе, но при необходимости специально выделить опытного летчика или штурмана.
Расставаясь, Франклин опять советовал идти отдыхать. Совет действительно озабоченного, честного человека мы со Стрельцовым долго обсуждали, а потом опять направились на метеостанцию.
По дороге я неожиданно заметил китайца Бо Шу.
- Здравствуй, капитаны! – подбегая, радостно прокричал он. Чувствовалось, но встречается со старыми, надежными и дорогими друзьями
- Мая много дней вас ждет. Когда прилетел – мая не видел, - торопливо говорил он.
Я попросил его заправить бензином и маслом наш самолет. Бо Шу задумался.
- Бо Шу, или не вы здесь хозяева!? Может быть, мне обратиться к ним? – показал я на снующих американцев.
- Ладно, капитан, мая все делает, - серьезно сказал он.
Я поблагодарил китайца и попросил после заправки обязательно подождать меня в самолете. На метеостанции, чего-то нового от словоохотливого синоптика мы не услышал. Правда, он удивился, почему мы не торопимся с вылетом и не вызываем пассажиров на аэродром. Я ответил: «Вся беда в том, что при пробе моторов обнаружена неисправность». 
- Значит, вам нужна помощь! Почему же вы молчите! - стал восклицать он. Сказав, что нам действительно нужна помощь, мы ушли к самолету. В пути между нами была достигнута договоренность, что вылетать сегодня не будем, а борттехнику Павлу Ефремову посоветуем раскопотить моторы и устранять какую-нибудь надуманную неисправность. Узнав, куда собираемся мы вылетать, Бо Шу удивленно посмотрел в сторону своих самолетов.
- Наша тоже туда ходи, - вдруг приумолк он и убежал к ближайшему из самолетов.
- Худа, капитан, - вскоре возвратившись, стал показывать он на небо, - ходи туда нету. Гуляй будем!
Я ответил, что гулять обязательно будем, и попросил Стрельцова организовать что-нибудь из запасов монгольских товарищей, так как пользоваться ими они нам разрешили без всяких стеснений и ограничений. Вскоре я узнал немногое: более десятка их самолетов, уже загруженных грузом, не вылетели в Чунцин из-за погоды. Эти самолеты, следующие два дня стали для нас самыми надежными синоптиками. Не успели мы угостить нашего друга, как несколько американцев, видимо инженеров, подошли к самолету. Пришлось прекратить начатую затею, а Бо Шу усадить за штурманский столик, который находится в изолированном отсеке. Узнав характер неисправности, американцы посоветовали заменить свечи и магнето, которые они сейчас же доставят сюда. Павел Ефремов отказался от услуг, ответив, что неисправность он устранит сам, хотя на это и потребуется время. Время вылета затягивалось. Я позвонил в посольство, чтобы никто не выезжал на аэродром, а во второй половине дня, из-за неисправности матчасти, вылет перенёс на следующее утро. Бо Шу мы одарили довольно солидно и попросили обязательно заходить, пока не улетим в Чунцин. В этот день больше ничего у нас не происходило, если не считать, что, когда со Стрельцовым второй раз мы были на метеостанции, то к самолету подъезжал американский бензозаправщик. Ефремов объяснил, что самолет не нуждается в заправке и попросил немного налить бензина в ведро для мытья рук и свечей. По прибытии на базу, бутылку этого бензина он отдал на анализ в лабораторию. Наши специалисты обнаружили явно заниженное октановое число и примесь жидкости, дающей большой нагар. Такую помощь нам хотели оказать союзника.
На следующий день рано утром мы приехали на аэродром. К самолету сразу же подбежал взволнованный Бо Шу.
- Капитан, никому не скажи, что мая дал твая бензин. Мая много есть. Это маленький подарок, - махнул он рукой. – Скандал, большой скандал американец начал. Если знает – мая тюрьма посадит.
Мы сразу же успокоили и заверили своего друга, что от экипажа никто не узнает, что он заправлял наш самолет. 
Он низко откланялся, сказал, что скоро вернется и убежал. На метеостанции нас встретил все тот же приветливый и улыбающийся метеоролог.
- Вам просто везет! Погода в Чунцине, вопреки всем моим ожиданиям лучше, чем вчера, - по-прежнему, не моргая, смотрел он нам в глаза.
Слова американского офицера насторожили меня: «Надо обязательно уточнить у Бо Шу, почему не улетели их самолеты. Возможно, они вечером были разгружены и перепланированы в другое место, где сейчас стоит нелетная погода».
На мою просьбу, подготовить метеосводку к 8.00, он засмеялся:
- Вы, так летая, все бланки у нас перепортите.
Его ответ навел меня на мысль обязательно забрать вчерашнюю и сегодняшнюю метеосводки и сверить их после прилёта, с фактической погодой в Чунцине. Это Стрельцовым было блестяще выполнено. Чтобы не возвращаться позже к этому, следует сказать: эти два дня аэродромы Чунцина были затянуты густым туманом. Возвращаясь с метеостанции, мы увидели Франклина, который спускался по винтовой лестнице с верхнего этажа КП. Подошли к нему и радостно поздоровались. Он довольно понятно показал руками: «идите спать, что вы здесь слоняетесь без дела». Николай Стрельцов утвердительно кивнул ему головой.
- Где украинец сержант Гордиенко Василь? – спросил я его, вспомнив, что Франклин видел, когда тот был у нас в самолете. На проходном пункте эти два дня мы Гордиенко нигде не видели.
- Гордиенко, украинец, - поднес Франклин руку к губам, а потом с сожалением махнул куда-то вдаль.
Мы догадались, что Гордиенко куда-то отправили и Франклин не желает, чтобы при нем так громко называли эту фамилию.
Больше с Франклином, этим замечательным американцем, мы не встречались. Это была наша последняя беседа. Через полмесяца, возвращаясь обратно, мы заходили на командный пункт. В графике дежурств наш верный друг не числился. Мы не раз сожалели об этом. Монгольских товарищей мы весь день не тревожили. Была договоренность: если состоится вылет, то за два часа сотрудники нашего посольства поставят их об этом в известность. Местные власти Бэйпина показывали нашим друзьям достопримечательности этого древнего города…
…Перед отъездом в посольство мы опять заходили на метеостанцию. Но побеседовать со словоохотливым синоптиком нам не пришлось. Не видели мы его и на следующее утро, когда стоянки самолетов, планировавшихся в Чунцин, были уже пусты. Метеосводку выписал нам другой синоптик, правда, со всевозможными придирками и никчемными вопросами.
Этот «бог» погоды зачем-то требовал заводской номер самолета, номера моторов, по какому маршруту и на какой высоте мы полетим. Бо Шу в то утро я не видел. Борттехник Павел Ефремов после взлета рассказал, что тот подходил к самолету, боязливо прошептал, что все их экипажи улетели в Чунцин и пожелал нам счастливого пути.
Мы пересекли цепи гор, пролетали среди высоких, близко сходящихся гребней. Я смотрел вперед, разглядывал горы…

   …Чунцин – безусловно, древнейший, крупный, но не самый большой и, тем более промышленный город Китая. Он затерялся среди высоких гор у слияния малой реки с многоводной Янцзы на удалении более тысячи километров от Шанхая и почти столько же от Бэйпина. Почему в век бурного развития техники Чан Кай-ши надолго засел и не собирается перебираться из этого тупикового железнодорожного узла, у нас со Стрельцовым шел довольно жаркий спор. Только в немногом наши мнения совпали. Мы соглашались, что в основу всего было взято географическое положение города. За горами – за этим надежным щитом – хорошо укрываться и от внешних, и от внутренних своих врагов. Вокруг разместив оккупационные войска, здесь вольготней и безопасней верховодить забитым народом.
   Почти через 6 часов, немного изменив маршрут, который советовал нам американец Франклин, на высоте 3300 метров мы подлетели к Чунцину. Зной ещё не овладел этой территорией. Стояла теплая, как в средней Европе лето, погода. По берегам реки, словно муравьи, копошились люди. Малые пароходики или катера, что было трудно различить с высоты, едва преодолевали течения реки Янцзы – этой могущественной, одной из самых длинных и широких рек Китая. Все шестичасовые старания радиста первого класса Шахова были напрасны: никто ни разу не ответил на его непрерывный вызов.
   На инструктаже, американцы нас заверили, что они круглосуточно на этих волнах следят за любыми сигналами, даже из вселенной. Оплошности или ошибки со стороны радиста не могло быть. Не один я убеждался, что он работает точно на тех частотах, которые дали нам американские офицеры отдела перелетов, и которые, после проверки, поставили свои подписи в бортжурнале. Позже нам стало известно, что американцы очень беспокоились, переживали за благополучие нашего перелета. Их волнение достигло того, что за тридцать минут до нашего подлета к Чунцину они выпустили навстречу два звена истребителей. Чем это было вызвано, решить трудно, в эскорте мы, конечно, не нуждались. Возможно, и хорошо, что наш самолет они не заметили в конце маршрута.
    Аэродром, расположенный у реки на окраине города, был хорошо виден с высоты, и мы решаем зря не кружиться без связи, а снижаться и производить посадку. После второго разворота, из-за высоких гор, перестала быть видна короткая бетонированная полоса, с ярким посадочным знаком «Т». Мне сразу вспомнились предостережения Франклина, что посадку здесь производить трудно. Но всё же, на последнюю прямую нам удалось выйти довольно точно и на подходящей высоте.
Вдруг в начале выравнивания, я обомлел, мгновенно стало холодно, а потом бросило в жар.  Встречным курсом, точно на такой же высоте пассажирский самолет планирует на посадку! «Садится на одну и ту же узкую полосу – неизбежно лобовое столкновение!» - промелькнула тревожная мысль в голове. Рассказывают, что в мгновения опасности, перед человеком проносятся воспоминания его жизни. Возможно это и так, но лично я стараюсь сосредоточиться на решении проблемы, отвлечься от постороннего, что мешает этому. Так учил меня отец. Не один раз он повторял:
- Тебе трудно? Перед тобой опасность? Будь внимателен и собран! Ничего не должно тебя отвлекать, иначе пропустишь главное. Некоторых охватывает паника, некоторые стараются спрятаться, ударяются в пьянство и делают другие глупости, это слабые люди. Делай, как говорю, спасибо скажешь мне потом.
   Расстояние между кораблями сокращалось с каждым мгновением. Скоро будет пройдена точка критического расстояния, после которой столкновение неизбежно.
- Командир, надо уходить на второй круг! - почти разом прокричали штурман и бортмеханик.
Как никогда ранее в своей летной практике, мне вдруг не захотелось уходить на второй круг, прислушаться к разумной подсказке товарищей. Промолчав, направляю самолет ближе к посадочному знаку «Т» и продолжаю плавно снижаться.
- Командир…, - начал было говорить Стрельцов.
- Спокойно! – огрызнувшись, прервал я его. Вот встречный экипаж дал газ, убрал шасси и уходит на второй круг. Видя, что наш самолет колесами коснулся полосы, они направили свой воздушный корабль на нас и верхом, метрах в двух пролетели. Хотя я довольно энергично тормозил, но пробег самолета закончился далеко за полосой, метрах в трех от ровного, усеянного крупной галькой берега реки Янцзы. Тело покрылось липким, обильным потом. Сердце учащённо колотилось. Понурив голову, развернулся и подрулил к стояночной площадке, которая находилась напротив посадочного знака, у подножья высокого берега. Неожиданно возникшая сложная ситуация удручающе подействовала на меня. Я стал испытывать угрызение совести, ругать себя, почему не послушался правильной и своевременной подсказки своих подчиненных, проявил непонятное и, как казалось никчемное хладнокровие, рисковал жизнями монгольского руководства. Уходить на второй круг надо было, уходить обязательно первому заметившему экипажу, и, как казалось, именно нам. Стало казаться, что авторитет летчика-командира я уронил среди подчиненных. Но вскоре после выключения моторов, весь экипаж был рад, что все так произошло, что какое-то необъяснимое предчувствие не подвело меня! Живы, а это главное!

   Мы узнали, что когда находились на втором развороте, то встречный самолет произвел взлет. Покружившись в районе первого разворота, он непонятно почему, вдруг пошел на посадку. Но это не все! Оказывается, на небольшом удалении от аэродрома находится грозное и довольно высокое препятствие – высоковольтная линия через реку Янцзы! Опасаясь ее, да и сталкиваясь с ней, многим экипажем пришлось преждевременно закончить свою летную карьеру. Кто знает, чем все это могло окончиться для нас, в случае ухода на второй круг, так как о существовании этого незаметного и коварного препятствия никто из экипажа не знал...