Путешествие в Мечту. Вешенская

День первый. ВЁШЕНСКАЯ.
Мы выехали в три часа утра, намереваясь преодолеть в первый день путешествия 718 километров и приехать в Вешенскую сразу пополудни, чтобы успеть осмотреть ее достопримечательности до наступления темноты.
Теперь вкратце, кто такие «мы».
Это наш водитель Георгий, неунывающий молодой мужчина кавказской наружности, но по национальности ассириец, что вызывает у жителей средней полосы Росси удивление, а у меня гордость: нас везет потомок древних ассирийских воинов, населявших когда-то великую империю меж Средиземным морем и Персидским заливом.
Вторым членом нашего экипажа является моя невестка Наташа, постоянная участница почти всех моих путешествий. У нее два пристрастия во время наших вояжей: восторгаться и фотографировать. И то, и другое радует меня: её восторги убеждают меня, что я организовал это путешествие не зря, а очень приличные снимки остаются памятью о тех местах, где я побывал.
Ну, а меня мои читатели просто обязаны знать как заядлого путешественника и прозаика «Избы-читальни», уделяющего путевым заметкам много внимания, потому что страсть к бродяжничеству я впитал вместе с молоком матери.
Несмотря на то, что выехали мы очень рано, пробки нам избежать не удалось. Проехав всего 140 километров до города Тимашевска останавливаемся в длиннющей очереди у железнодорожного переезда. Я езжу по этой дороге очень часто, уже в течение двадцати лет, и не помню ни одного случая, чтобы мы не стояли здесь в пробке.
Времени этой вынужденной остановки я не засекал, но насчитал пять поездов в одну сторону и три – в другую, которые мы пропускали. Оно и понятно: наступает конец лета, и для отдыхающих, которые возвращаются с юга, выделяются дополнительные поезда, идущие друг за другом практически без интервала. Но и поток на юг не ослабевает, так как у нас в стране много любителей «бархатного сезона». Заложниками этой любви к отдыху на Черноморском побережье Кавказа становятся автомобилисты, бОльшая часть которых тоже едут отдохнуть на юге.
Переехав переезд, я вижу в ярких лучах уже высоко взошедшего солнца издевательский, на мой взгляд, указатель: «К КРЫМСКОМУ МОСТУ».
Да, Крымский мост водители этих машин, выстроившихся в многокилометровой очереди, проскочат за 15 минут, а здесь потеряют несколько часов, полбака бензина и уйму нервов. А сколько еще будет таких пробок на их пути? И какое время они еще будут существовать? Знаю только одно: Тимашевский переезд – долгожитель, так как, насколько мне известно, нет даже плана его ликвидации.
Правда, дальше мы ехали уже без пробок, несмотря на то , что на трассе «Дон» строились развязки и терминалы для платных участков дороги. Наше движение несколько замедлилось (до 50 километров в час) на отрезке Батайск – Аксай, и, как мне кажется, причиной этого являются неразумно спроектированные развязки. Ведь эта дорога строилась как обходная вокруг Ростова, а мона превратилась практически в городскую улицу с множеством перекрестков.
После Аксая движение очень интенсивное, но хорошее состояние дороги позволяет ехать с разрешенной скоростью 130 кмчас. Поэтому часа через три (с остановками для перекуса) мы сворачиваем с трассы «Дон», на дорогу, ведущую к Вёшенской.
Начинаются Шолоховские места. Недалеко от поворота справа от дороги видим в лесочке какой-то стенд с портретом писателя и небольшой столик возле него. Но добраться до этой достопримечательности не так-то просто. Подъезды к этому месту перепаханы, а единственная тропа ведет туда через глубокий кювет и к тому же заросла высоким бурьяном. Сразу вспоминается Пушкинский оптимизм:
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,…»

А Наташа, глядя на почти пустынное шоссе, грустно говорит:
- Да, это дорога не на юг, не на Крымский мост. Не едут люди к Шолохову.
Она, вероятно, вспомнила, как месяц тому назад возила меня в Керчь через только что открытый Крымский мост, когда мы ехали по трассе в сплошном потоке автомашин.
С большим трудом преодолев все препятствия, мы подходим в стенду, и узнаем, что на этом месте Михаил Александрович любил отдыхать, возвращаясь к себе в Вёшенскую. До неё отсюда остается около ста двадцати километров.
Дорога неплохая, держим скорость около ста километров, но она становится почти идеальной на подъезде к Вёшенской. Слава Шолохова как великого писателя земли не только русской до сих пор помогает обустраивать его родные места. Я уже не говорю о том , что было сделано при его жизни: аэропорт, мост через Дон и эти самые дороги по всему району.
На развилке дорог, одна из которых ведет на хутор Кружилинский, где родился Шолохов, а другая - в Вёшенскую, стоит замечательный памятник донским казакам.
Въезжаем в станицу, уже обезображенную современными коттеджами с ослепительно красными крышами, еще надеясь, что всё-таки увидим казачью Вёшенскую, которую Шолохов описал с такой любовью и уважением к ее истории и людям.
Приближаемся к собору, который мы заметили еще издалека, и оказываемся в обычном районном центре с памятником Ленина на площади.
Разве что административные здания здесь посолиднее, и гостиница являет собой образец архитектуры конца двадцатого века. О Шолохове напоминает старинное здание музея с его большим портретом на фасаде. Наш пессимизм по поводу того, что «народная тропа» на его родину зарастает ковылем, частично рассеивается, когда в гостинице «Дон» нам говорят, что нет свободных номеров. А я думал остановится именно в этом отеле, так как из его окон и балкона открывается чудесный вид на реку и замечательную скульптуру, запечатлевшую Григория Мелехова на лихом коне и Аксинью с ведрами на коромысле.
Недалеко находим гостиницу советского периода, когда любители путешествий были рады крыше над головой. В этой гостинице нам предлагают койко-место за 500 р. в четырех -местном и шестиместном номерах, обнадёжив нас тем, что подселять к нам никого не будут. Гостиница, конечно, портит нам настроение, которое, однако, стремительно меняется к лучшему, как только мы выходим на набережную Дона. Вёшенская очаровывает нас своим покоем и живописностью.
Но нам надо решить еще одну проблему: где бы поесть, и мы заходим в ресторанчик «Погребок», который описан в Интернете как чисто казачий шинок с блюдами, приготовленными из экологически чистых местных продуктов.
Может быть, это и так, но донской судак, запеченный на углях, который я заказал, несмотря на его баснословную стоимость, не произвел на меня ожидаемого впечатления.
После обеда спускаемся к Дону. Здесь красиво и тихо, людей почти нет, а Григорий с Аксиньей не обращают на нас никакого внимания. У них в душе разгорается огонек любви, который вскоре вспыхнет всепожирающим пожаром и отпылает только с их смертью.
Но, вглядываясь в образы главных героев романа, я начинаю понимать, что это памятник не только им, но и замечательным нашим актёрам, показавших их нам на экране: Элине Быстрицкой и Петру Глебову.


Мы сразу восприняли их именно такими, и сколько бы ни было после этого экранизаций «Тихого Дона», не захотели видеть их другими.
Особенно несостоятельным показался мне последний экранный вариант романа. Увидев там в первой же сцене Григория Мелехова, я сразу узнал в нем актера, игравшего совсем недавно Мойшу Винницкого по кличке Мишка Япончик, и уже не смог воспринимать его как донского казака. И дальнейший просмотр сериала показался мне осквернением памяти Шолохова и его героев.
Стоя на берегу, замечаем, как к хилому причальчику швартуется симпатичный беленький катерок, и решаем прокатиться на нем по Дону. Это удовольствие стоит всего 250 рублей за одного пассажира.
Картины самого Дона, а также виды Вёшенской и ее окрестностей «с воды» прекрасны и незабываемы. А свое состояние во время этой прогулки я сразу определил такими словами: «покой и созерцание чуда».
На следующее утро мы посетили музей Шолохова и его усадьбу.
О музее скажу лишь, что сделан он с большой любовью к своему великому земляку и работают там люди, трепетно и профессионально относящиеся к истории донского казачества.
А усадьба вообще поражает ухоженностью и чутким сохранением всего, что относится к жизни и творчеству Шолохова. Красивый двухэтажный дом на ней был построен в 1949-ом году, вместо разрушенного фашистской бомбой деревянного особняка. Впервые узнал, что во время этой бомбежки погибла мать писателя Анастасия Даниловна.
Сразу пришел на память роман Шолохова «Они сражались за Родину», и я понял, откуда в нем такая острая достоверность и неимоверно яркие характеры. Писатель был непосредственным участником тех горестных событий, он писал этот роман своим сердцем.
Посидел у могилы Шолохова.
Она напоминает чем-то могилу Льва Толстого. Такой же невысокий бугорок и тоже в усадьбе, а не на кладбище. Только в изголовье могилы стоит огромный белый валун, на котором высечено одно лишь слово: «Шолохов». Да рядом похоронена его жена Мария Петровна. Камень на ее могиле черного цвета. Какой-то экскурсант, по виду простой работник сельского хозяйства из Курщины или Тамбовщины, сказал с невеселой ухмылкой: «Видно, тяжело жилось Марье Петровне с гением-то, раз ей такой черный памятник поставили».
Такое простое и понятное всем «мнение народа»…
А я всегда представлял Марию Петровну доброй и счастливой женщиной. Мне казалось, да и сейчас кажется, что она видела, какой это огромный труд: писать огромное и правдивое полотно нашей жизни, и потому помогала мужу, как только могла. Я говорю «нашей жизни», потому что всё, что описано «Тихом Доне», могло произойти, да и происходило, по всей России. И характеры героев выписаны так, что в них узнаешь наших, русских, людей, какие жили и живут на просторах нашей великой страны, борясь за право оставаться людьми.
Уходить из усадьбы не хочется. Здесь всё проникнуто духом Шолохова – человека: сад, о котором он заботился на досуге, ухоженные дорожки, по которым ходил, уютный дом, в котором он жил и умер.
Но нас ждет еще далекий путь по глубинке Ростовской и Воронежской областей, и мы покидаем Вёшенскую.
За ее пределами глаз радуют новенькие дорожные указатели, напоминающие нам, однако, шолоховскую эпоху: «Аэропорт», «Хутор Дубровский», «Станица Казанская»…
Но удивляет отсутствие машин на дороге и безлюдность хуторов, хотя сельхоз работы уже завершены и наступила пора свадеб.
О том, что эти хутора обитаемы, напоминают лишь коровы, лениво расположившиеся прямо посреди дороги, да собачий лай. Да еще видны новые крыши домов, спрятавшихся за деревьями и кустами сирени.
Но чаще встречаются брошенные хаты с высоким чертополохом во дворах.
Мною начинает овладевать чувство какой-то безысходности от потери нашей извечной гордости и опоры – российского крестьянства с его прочным укладом жития и морали.
Слегка отхожу от своей печали, когда проезжаем станицу Казанскую. Она ухожена и красива, по ее улицам снуют машины и ходят степенные казаки.
Но именно за этим островком цивилизации и милой моему сердцу старины начинается наша действительность, которую не прикрыть громкими речами и цифрами роста сельхозпродукции.
Дорога идет по подошве невысоких гор, которые, видимо, хотят распахать под посевы зерновых. Везде видны брошенные орудия производства: плуги, бороны и даже тракторы. Ветер поднимает в воздух серую пыль, оголяя торчащие из земли камни. Впечатление такое, будто ты попал на другую планету, покинутую населением, потому что жизнь на ней стала невозможна.
Дорога вскоре становится почти непроезжей. Талые и дождевые ручьи стекают с горы, не встречая никаких препятствий, и смывают дорожное покрытие вниз по склону. Это хорошо видно с проезжей части: куски асфальта, щебень и песок устилают левую сторону придорожной территории на протяжении многих километров. А наша машина прыгает по валунам и ныряет в вымытые водой глубокие колдобины. Скорость снижается до двадцати – пятнадцати километров в час. Но, несмотря на такую медленную езду нас подбрасывает на сиденьях так, что мы чуть не пробиваем головами крышу: уж слишком круты и не симметричны ямы.
Проехали лишь один безлюдный хутор, признаком жизни в котором является убогая заправочная станция.
После трехчасовой тряски по этой ужасной дороге, пересекающей границу двух областей и являющейся кратчайшем путем между Вёшенской и Калачом, мы наконец выезжаем на асфальт. Он не ахти какой хороший, но для нас, совершенно разбитых ездой по бездорожью, эта дорога кажется немецким автобаном.
Оставляя чуть в стороне замечательный городок Калач, где мой дед после гражданской войны работал в военкомате, держим путь на Воробьёвку. И когда въезжаем в этот районный центр, значительно расширивший свои границы после моего прошлого приезда сюда в 2012-м году, я облегченно вздыхаю: мы наконец добрались до родины моих предков по материнской линии живущих здесь с 1730-го года…
До Березовки остаётся всего семь километров…

Источник: