Мраморный дворец 3

   Через несколько дней после происшествия в лесу, когда за обеденным столом мы с Людой остались одни, она мне сказала: «Скучно мне, я вызову мужа, я соскучилась по своим детям. Я уже дала телеграмму, чтоб муж привёз детей сюда». Я невольно пожалел её и сказал: «Ты делаешь большую ошибку, ты сюда приехала, наверное, не для развлечения, а лечиться, поправить своё здоровье, отдыхать от всех работ-забот». Она взглянула на меня, глубоко вздохнула, ничего не сказав, встала и ушла.

   После этого Люда стала молчаливой, задумчивой. Прошло три дня, она, как обычно, приходила на обед чуть позже других. Я решил её подождать, поговорить с ней. Люда села за стол, поздоровалась со мной, я ответил тем же. Официантка принесла первое блюдо обеда, затем второе и кофе, хлеб на столах был постоянно свежим – белый и ржаной. Ели мы молча, я не хотел тревожить мысли Люды. Подумал, что обиделась на меня, поэтому молчит. Люда покушала суп мясной, затем стала складывать в стеклянную банку поданные на второе мясные котлеты с картофельным пюре, свежий огурчик и помидор, и завернула кусок хлеба в бумагу. Я не поверил своим глазам, мне показалось, что это сон. Встряхнул головой, спросил её: «Люда, а это почему ты не ешь?» Она ответила: «У меня ребёнок в палате-комнате, вот это для него». Меня, словно громом, оглушило сказанное ею. Я только и сказал: «Ты поступила глупо, неправильно, допустила большую ошибку в своей жизни, во всяком случае здесь в санатории, где ты должна быть независимой от всех, хотя бы на время пребывания на лечении».

   Но дело свершилось, ошибку в данной ситуации она исправить не могла, возле неё был муж и двое детей. Меньший ребёнок находился с ней в комнате, который ночами плакал, не давая покоя другим отдыхающим, появились неприятности и неудобства для неё самой. Появились жалобы и, в конечном счёте, её мужу пришлось снять квартиру, где он с двумя детьми нянчился день и ночь, а Люда каждый обед второе блюдо складывала в стеклянную банку для детей. Благодаря моей жалости к ней, можно сказать, постоянно заказывал повторный обед, ссылаясь на хороший аппетит. Официантка, которую звали Галей, была очень отзывчивой, понимающей ввиду того, что к ней я относился, как к дочери, угощал её конфетами, говорил ласковые слова уважения, шутил, читал свои самодельные стихи. Галя, улыбаясь, приносила мне повторно второе блюдо обеда ежедневно. Такое уважительное явление в смысле вторых обедов продолжалось ради уважения Люды и её детей до дня моего отъезда домой.
 
   Я видел мужа Люды за три дня до моего отъезда. Он был выше жены почти на две головы, лицо смуглое, словно загоревшее на солнце. Рябой, с чёрными глазами, волосы русо-рыжеватого цвета, походка, как у крестьянского мужика. Одет был в костюм серого цвета в полуботинках коричневого цвета. На руках держал маленькую девочку, видимо, их дочь. Рядом шла его жена Люда, держала за руку мальчика лет пяти. Шли они от санатория в сторону города, видимо, в столовую или в магазин. Это было примерно в десять часов утра по местному времени. На вид муж был старше жены лет на десять-двенадцать, а ей было тридцать четыре года. Она молодая, красивая, как цветок. Тогда я подумал «Сумел же старый хрыч уговорить выйти за него замуж, видимо, она ещё не понимала, что такое любовь и жизнь на земле с таким мужчиной, который ей годится в отцы. Видимо, любви все возрасты покорны не взирая на года, любить человека не позорно, если любовь верна и чиста». Подумал и другое  «Она была сиротой, воспитывалась в детском доме, затем закончила в общеобразовательной школе десять классов. Поступила в институт, получила высшее образование, назначили её на один из заводов в городе Новосибирске, где работала инженером-конструктором». Посмотрел я на них ещё раз и спросил себя: «Смогут ли они построить дворец отношений из белого мрамора?» Говорят «Выходи замуж не по воле кого-то, а по любви». Не знаю, как она вышла замуж за этого человека по любви или поневоле.

   Однажды в столовой во время обеда Люда мне сказала: «Вы, Николай Иванович, были правы. Я глубоко ошиблась, что вызвала сюда мужа с детьми. И ещё ошиблась, что вышла за этого жестокого человека, от которого я не видела ласки, добрых слов и отношения. Я никогда не забуду Вас, Ваши ласковые, добрые слова, хорошее отношение ко мне во все дни пребывания здесь в санатории «Мраморный дворец». Я не знаю, что будет со мною, если он – мой муж не изменит ко мне дурацкое преследование, унижение, оскорбление гадкими словами и не перестанет гулять с другими бабами!» Я внимательно слушал её слова наболевшие в её груди, которые она вылила наружу. Я понимал её положение, но помочь в этой беде не мог, только сожалел о случившемся в её жизни. Она говорила и плакала, по её щекам румяным, как полевой цветок, текли слёзы, слёзы от горькой обиды и расставания с человеком которого, видимо, полюбила. Но вслух произнести не могла, потому что между нами была пропасть, через которую невозможно перейти.

   На прощание Люда подала мне свою руку, сказала: «Не забывайте меня, я Вас помнить буду всю жизнь». Затем подошла ко мне, поцеловала в щеку и сказала: «У меня никогда не было мужчин, Вы встретились первым, с которым я провела немного времени, этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Вашего душевного отношения ко мне, ласки души Вашей и внимания. Я лучше бы сухой корочкой питалась, но с милым рядом бы была-жила...» Жалея её, я произнёс слова: «Береги себя, как зеницу ока. Не делай глупостей, ты ещё молодая, может быть, всё образуется. В жизни всякое бывает – наступают тучи и гроза, затем проясняется, появляется солнце, обогревает всех и вся, становится легче на душе. Твой муж тоже человек, он должен понять, что так к женщине, к жене относиться нельзя. Поймёт свою ошибку, и тогда наладятся отношения между вами». Она только и сказала: «Едва ли! Он чёрствый не только ко мне, но и к детям». Я Люде сказал: «Берегите себя ради своих детей, ради будущего семейного счастья. А счастье – это дети, которым нужна в первую очередь хорошая мать, которую дети называют мамой!»

   Мы долго говорили о будущей жизни каждого из нас, просили не забывать друг друга. Потом мы вышли из столовой на улицу. Я увидел её мужа с детьми и прошёл мимо них, как бы незамеченным, а Люда подошла к ним. Было видно, когда я обернулся, Люда вытирала слёзы на своих щеках платком, касаясь своих мокрых от слёз щёк, но не подала вида, что же с ней случилось.

   Адресов мы друг другу не давали, поэтому связи между нами нет. Но память о человеке, о женщине попавшей в беду, осталась на всю жизнь! Как расцветший цветок в весеннюю пору ранним утром...