Ник и всё прочее-2

   
                2

                Об ушедшем


  ****               
       -никогда-

  ****

  Ник открыл глаза и увидел каменные плиты набережной. Набережная была не Питерская. Над водой ноздреватые камни были серо-белые, выветренные  возрастом, с полосой высохшего мха в стыках.  В прозрачной воде плиты  лохматились разноцветными водорослями. В полуметре над водой в плиту было вделано мощное  чёрное кольцо, к которому и был привязан  причальным канатиком катер. За плитами виден был обветренный газон, из которого поднимался... замок? форт? в общем, именно так Ник представлял себе Эльсинор. Что-то мощное, приземистое, полное привидений и пыточных камер. На шпице главной башни висела тяжёлая сырая тряпка парадного штандарта. Было абсолютно тихо, но прислушавшись, он уловил намёк на звук, какой-то скрип, будто колебалась на сквозняке оторвавшаяся железяка, или водили лезвием ножа по точильному камню...
  На берегу, под сенью пологих стен возились Мышь, Аллка и... Макар? Макар? Это из какой оперы? Ник и не помнил уже, когда он в последний раз контактировал с Макаром. Лет восемь? Или больше? И не знал он о нём сейчас ничего достоверного, ни работы, ни места жительства...
  Не знал? Как-же! Работал Макар в какой-то пусконаладочной конторе, настраивал электронику и автоматику шагающих экскаваторов, радио он знал отменно, схемы чувствовал нервной системой, только не нужно ему это было ни капли... Откуда в Питере шагающие экскаваторы? Что им тут вообще делать? Непонятно. И  каким образом могли состыковаться эти трое? Аллка и Мышь? 
  Вопросы эти, приводящие в смущение, Ник отмёл самым решительным образом - не имело это никакого значения, во всяком случае здесь и сейчас, в данной ситуации. И ничто не имело значения...
  Что-то здесь всё-же было. Окрестности вдруг потревожил некий звук. Родившийся за каменной стеной, он перерос в захлёбывающийся рёв, пронёсся над головой, перешёл в подвывание, унёсся в низкое небо. Очень было похоже на завывание собаки Баскервилей из хорошего фильма.
  Они задрали головы, ожидая продолжения. Тишина. Только всё елозили по грубому камню лезвием ножа.
- Призрак замка Моррисвилль, - предположила Аллка, роясь в сумке.
- Пойдём, глянем, - сказал Ник, подходя, - Ознакомимся с антуражем. С персонажами встретимся, кока-колы попьём... - на озадаченые взгляды девчонок пожал плечами, прошёл к низкой арке, нависающей над воротами. Ворота оказались приоткрытыми, - Приглашают, однако!
  Озираясь, они прошли в ворота, оказались во дворе с центральной башней. По окружности шла аркада, там было темно и сыро. Слева, в темноте арки что-то ворочалось, и Ник побрёл туда, полагая, что рёв родился именно там.
  И был Ник уже - королём? царём? сюзереном? - в общем, господином замка и всей прилегающей территории. От привычного, не лишённого изящества камзола пахло кожей, жареным мясом, брагой, ещё какой-то дрянью. На поясе в изящных ножнах болтался кинжал...
  Арка была перекрыта толстой неаккуратной решёткой, за которой что-то возилось, блестя красными глазами, извивалось чёрной гадиной. Гигантская, угольно-чёрная африканская кошка, подаренная королём Испанским, дальним родственником. Кошка жрала кучу мяса, гадила и толку от неё не было ни на грош. Что с ней делать, никто не знал.
  Плюнув, Ник повернулся, побрёл к центральному входу, поднялся по неровным плитам, вошёл в главный зал. В который раз удивился, как может быть так мерзко, сыро и темно в жилом помещении. Здесь было слишком много камня. Голого, сырого, холодного, давящего своей наготой и дикостью, неприкрытой декором массой и неприступностью.
 В плошках, развешанных по стенам, чадили фитили, пропитанные тюленьим жиром. Они трещали, разбрасывая копоть, искры и вонь. Лишь перед обширным камином было освещенное, уютное пространство. Справа в тени громоздился обеденный стол с мраморной столешницей. На нём стояли литые подсвечники, сейчас невидимые.
- Прорицатель пришёл, - Казах стоял за спиной, громоздкий, тяжёлый, отсвечивающий чешуёй кольчуги.
 Начальник войск, по общему мнению - любовник Гертруды (Гертруды?), сестры, жаждавшей власти, он был другом детства, поверенным всех тайн, но скрывал намёк некой угрозы, чего-то непонятного.
 Ник не опасался его, хотя перспектива их отношений была туманной. И дело было не только в Гертруде.
 Казах в глазах соседей слыл искуснейшим дипломатом, знатоком всех тайн дворцовой Европы, и потому при желании мог ВЛИЯТЬ. Заполучить его в своё окружение хотели-бы многие предержащие. Он отлично знал о своей нужности и незаменимости, но не выпячивал её, будучи умным человеком, подчёркивал свою второстепенность, что обезоруживало людей, а потому делало его ещё более опасным. В нём таилась угроза, прикрытая терпимостью и объективностью, его мнение редко вызывало неприятие и пользовалось авторитетом. Но, высказывая его, иногда он не мог сдержать критическую улыбку в углах тонких губ.
- Не знаешь, какого ему чёрта?
 Казах скрипуче пожал плечами:
- А ты чего-то ждёшь от него? Как обычно, наверное, конец света, смуты великие, перевороты... Да и денег, конечно, хочет.
- Я давно хотел спросить, Лёха, - Ник СЕЙЧАС мог позволить себе задать вопрос. - Ты не лезь в бутылку...
 И всё-же он замялся, ну, не умел он вот так, в лоб.
- Хочешь, я за тебя скажу? - спокойно сказал Казах. - Дворцового переворота можешь не опасаться.
- А...
- Гертруда? Что-ж... это проблема. Но это моя проблема. Если я узнаю, что она затевает смуту за спиной, ты тоже об этом узнаешь.
 И всё-таки Ник чувствовал себя поганно, будто залез другу в карман. И легче не стало.
- Что-ж, давай этого придурка. Надо волочить свой крест.
 Казах отошёл в угол, негромко приказал невидимому охраннику. Подошёл к камину, присел, руки к огню.
 Скоро накрыли стол, были зажжены свечи в канделябрах. Колеблющийся свет мрачно освещал лица собравшихся. Аллка - незаконная королева -  всеобщая любимица, озорная и мечтательная. Мышь Гертруда, сестрица, узурпаторша в будущем, истеричка и вообще особа непредсказуемая, она имела некое влияние на Казаха, и потому чувствовала себя в безопасности. Фигура тёмная, зловещая, таящая реальную угрозу и нехорошие, грязные  сюрпризы. Макар - студиозус, творец по натуре, бард-менестрель-скоморох, бродячий сказитель, он как-то естественно прижился в замке, стал своим и среди знати, и у наёмников, и в деревне. Его не опасались, терпели за речи туманные, развлекающие... Никому не мешал, всех привечал, всем был по душе. Тоже непредсказуем, но безопасен, просто мог в любой момент сорваться и исчезнуть без всякой причины, просто по велению беспутного сердца...
 Прорицатель вещал. Никто его в общем-то не слушал, приелся он всем своими вещаниями, говорил много, не по теме и абсолютно туманно, штатный вещун, отрабатывающий свой хлеб.
 Птицы, говорит, летят на закат, вслед солнцу. И корова в деревне отелилась двухголовым телёнком, а вода под запрудой, говорит, была зелёной и дурно пахнущей... И это как раз совпадает с гонениями в Европе на люд просвящённый, знающий в книгах , а потому опасный для власть имеющих, и времена смертельные для знатоков знания истинного... Где они его видели, знание истинное?
- Дед, ты ближе к теме, - Казах вещуна не уважал и настроен был мрачно. - Всё это интересно, а что означает-то? К чему ты всё это?
 Прорицатель, мужик дородный, представительный и плохо выбритый, вытер лысину атласной тряпицей и, злобно глядя на стол, продолжал гундеть:
- Я и говорю, знамения эти злонесущие предвещают чорные (Так и рёк - "чо-о-орные...") экзерсисы, смуты в народе, и соседи, того гляди, ничтоже сумнящися, того... предъявят...
 Нику стало тошно глядеть на обалдуя, из кувшина наполнил красным бокал, протянул говоруну:
- Выпей, горло прочисть, присядь, поешь чего-нибудь. Устал небось? Ты лучше придумал-бы, что со зверюгой делать.
- Зарезать к чертям собачьим, - встрял Казах. - Мясо в деревню отдать, шкуру на стену повесить.
- Нельзя так ведь, - гнусаво возразил оракул. - Символ это силы нашей и единения с Испанией и... и с другими... уважают нас, значица, и считаются. Боятся, значит...
- Уж так боятся, куда-бы деться, - подал насмешливый голос Макар. - Наёмники ваши на днях разбегутся по доменам, сколько уже им задолжали! А в дальней деревне людишки подать собираются платить виконту Родерику. Это как?
- Как? - Ник посмотрел на Казаха. - В первый раз слышу. Что такое этот Родерик? Здесь, у нас?
- Я и говорю, знамения, - гнусаво настаивал ментор. - И вода... гнилая, значица...
- Подожди ты с водой, - отмахнулся Ник. - Лёшка, в чём дело?
 Казах пожал плечами, покосился в сторону Мыши, та увлеченно грызла рёбрышко ягнёнка.
- Выясню... доложу... Откровенно говоря, и я не в курсе. Про Родерика. Интересный факт.
- Может быть ты, сестрица, что-то знаешь? По твоим каналам ничего не было? Ведь Родерик, охломон не богатый. Со связями, конечно, но и чьим-то расположением обладает, без этого на авантюру не решится. Кто-то ему гарантию и интерес обещает.
- Какие у меня каналы? Так, слухи, мнения. Виконт, между прочим, человек слова и чести. Пойди, спроси. Были у нас  какие-то разногласия по западной границе, это в книгах смотреть надо, только кто их теперь найдёт... Устроили здесь постоялый двор, - Гертруда победно вонзила зубы в кусок грудинки, защёлкала пальцами, указывая на свой бокал. Казах поспешно наполнил его вином, подал.
 Ник отхлебнул тягучего эля, бездумно уставился на огонь, не слушая, о чём идёт пустой разговор.
- Казах! Наверное, надо будет проехаться к западным границам. С малым  отрядом. Мускулами поиграть. Чтоб слухи пошли, что мы, мол, шибко заинтересованы в сохранении... Это обдумай, потом доложишь.

 ****

- Душа человеческая... - задумчиво говорила Аллка, помешивая ложечкой какао. - Что это в Космосе? Мелочь? Элементарная частица энергетической  структуры пространства. Но ведь всё целое состоит из частей, и быть без этого не может. Душа - важная составляющая энергии космоса, и она определяет баланс энергии, заряд. Откуда-же берётся заряд самой души? Какая работа порождает эту энергию? Мысль? Но мысль - это постоянный выбор, не зря БОГ дал нам свободу выбора. Мысль мечется в выборе, меняет приоритеты, меняет заряд. Выбор - постоянная оценка фактов, ситуаций... Эмоции. Вот энергия, нужная вселенной. Нигде, кроме души человеческой, мы эмоций не видим, только здесь. Без эмоций вселенная мертва, статична...
- А разве не статика определяет состояние пространства? - засомневался Захар.
- По моему, ты путаешь статичность со стабильностью... Вселенная не статична, она стабильна. И стабильность постоянно поддерживается БОГОМ - при помощи наших душ...
  За окном привычно грохотал трамвай...

 ****
       - снова давно -

 ****

 О чём там спорят? Ник вынырнул из пучины мыслей, покрутил головой.
-... Дармоед! Носитель культуры! Придумал-же! Носитель штанов и того, что в штанах. Сколько девок поимел уже в деревнях? - Казах привычно метал в студента громы и молнии, ну, не любил он прохиндеев и бездельников. - Что ты оставляешь позади себя? Культуру? Баб беременных, и ничего больше!
- Ладно, - подвёл итог Ник. - Казах, с утра придёшь с канцеляристом, сочиним тебе мандат. Объедешь западные приделы, опросишь старост... всех, кого встретишь. Составишь мнение о положении дел. Если понадобится, посетишь Родерика, только вежливо! Не мне тебя учить, выяснишь его намерения, претензии, подготовь резюме, что необходимо предпринять. Может, и предпринимать ничего не надо... Ещё наёмники... Чёрт! здесь я сам разберусь... Кстати, возьми с собой человек пять для важности и представительности... возьми малопьющих...
- А мне можно с ними? - поинтересовался Макар.
- А тебя интересует чьё-то мнение?

 ****
      -На ладонь опустился украдкой,
  словно взгляд осторожный и ласковый,
         словно планер пошёл на посадку
              лист, похож на античную маску.

       Жёлтый, печальный,
                как бег столетий ,
     он трепетал, словно птица в полёте.
                Понял я, кончилось грустное лето,
                - осень злая над лесом смеётся...-
                из стишков Макара. 1986г.

 ****
        - в этот момент-

  ****

- ацтеки построили первый синхрофазотрон -
- трудовые коммуны Чингиз-хана рыли третью очередь оросительных каналов  Байкал-Гоби -
- индийская экспедиция высадилась на Нептуне -
- центральная координационная машина всесистемной электронной инфросети выработала свой ресурс и законсервировалась. человечество оказалось на уровне каменного века -
- Колумб медленно, но упорно подбирался к Южному полюсу - он был коммунистом -
- ООН приняло решение наложить вето на исследования дальнего космоса, как бесперспективные и требующие слишком больших энерговложений, человечество получило дополнительные ресурсы на развитие инфраструктуры Солнечной системы -
- Большой Рог из синих пещер изобрёл-таки колесо, за что был немедленно съеден соплеменниками, как проклятый колдун и чрезмерный умник. колесо, впрочем, оставили на вооружении -
- какой-то пьяный балбес в кабачке на Каланчёвской площади рассказал  Д. И. Менделееву о своих размышлениях по поводу атомных весов различных химических элементов. Д. И. Менделеев ничерта не понял, но идея ему понравилась -

 ****
        - потом, по возвращении разведывательного отряда -

 ****

  ... Потом он станет великим поэтом, навроде Петрарки. Будет дружно проклят всеми отцами и вождями, и так-же единогласно вознесён. Счастливо избегнет костра и проклятья нобелевской премии. Умрёт в нищете, и далёкие потомки, не прочитавшие ни единой его книжки, за миллионы будут продавать его строчки.
 А сейчас он увлечённо глодал кусок вонючей вяленой рыбы и насмешливо слушал обвинения Казаха :
- Их было шестеро меченосцев, против нас троих! А этот, подобно крысе, скрывался неизвестно где!
 Казах был в синяках и в ярости, с перевязанной рукой и пальцем, указующим на студента. Экспедиция в западные места провалилась. Полное фиаско, и неудача миссии. Разгром отряда (Если десяток голодных ландскнехтов можно назвать отрядом.), и потеря людей.
 А главное - потеря лица. И оставшаяся неизвестность о планах задиристых соседей, то-есть, перспектива вторжений, ультиматумов и других непотребств.
- Это были люди Родерика?- небрежно поинтересовался Ник.
- Это были бандиты! Родерика, Валлентайна или Филькенштейна, какая разница! Не было у них ни родовых знаков, ни штандартов! Я не заметил ничего. Они даже ртов не раскрывали. А может, у них не было языков, я знаю о таких методах сохранения тайны.
- И где-же был скальд, - поинтересовался Стейн, начальник охраны и тайной канцелярии. - Это я к тому, что человек он пришлый, и кто может знать о его тайных симпатиях и привязанностях? Если пожелаешь, господин, я проясню этот вопрос... своими методами ... Ведь у него были время и возможности снестись с соседями...
- Смысл? Какой им смысл ссориться с нами? Миссия генерала была чисто дипломатическая и... Делайте, что должно, - махнул он рукой. И... почему ничто не остановило его? Внезапное чувство, что это не он, ведь он сам не может, не должен... Он не может отдать Макара в руки  палача... Но, отдал-же...
- "Что мне Гекуба, что я ей...?"
 Он встал, отошёл от стола к очагу, украдкой оглянулся. Аллка смотрела на него  взглядом, полным ужаса...
- Итак, подытожим. Что ты выяснил конкретно? - не оборачиваясь, спросил он Казаха, и услышал за спиной прошелестевшую возьню. Стейн действовал без промедления. Ник знал, что, обернувшись, он не увидит за столом студента. А, возможно, уже вообще не увидит его никогда...

  ****
  Разве время и пространство могут изменить состояние души? Они могут родить эмоции, как-то повлиять на оценки событий и фактов, они могут изменить восприятие человека и его поступков. Но душа, то, что определяется выбором, и выводами, сделанными на основе этого выбора, то, что делает человека человеком, отношение к людям, их деяниям, это постоянно и безкомпромиссно. И даже если человек вынужден поступать против души, собразуясь с законами, инструкциями, обычаями, идеалистичными нравственными установками общества, разве его душа не будет против, оставит разум человека с его химерами наедине, и позволит пасть в бездну отчаяния и смертельного непрощения себя за предательство своего естества в угоду навязанным обстоятельствам? Горькая участь такой души, чья судьба - скорбеть в тесной клетке противоестественных условностей бытия.
  И не лучше-бы ей умереть, оставив склёп несбывшихся возможностей с пожизненным клеймом бездушной твари? Это невозможно, она только может затаиться в глубине чёрного ущелья в надежде на скорое освобождение из ненужного узилища, творящего в миру беззаконие и равнодушие... Разве Бог, сотворивший душу человеческую бессмертной, не предвидел такой участи, и не был уверен в  самосохранении души, отстранившейся от мерзостей бытия?
 "Разум - в избежании зла..."

  ****
   ... Красный отсвет факелов мерцал на чёрных, сырых камнях, а в углах подземелья клубилась чернота. Крики студента не давали эха, звуки отскакивали от камня стен, потолка и собирались в центре помещения, где стояли некрашенный стол и грубый стул. Орудия нарочито небрежно располагались на грубом, дощатом стеллаже - деревянные, кожанные, верёвочные, железные. Многократно пользованные, заслуженно отработанные.
  У студента был вырван глаз, и оставшийся с ужасом ловил движения Стейна. Язык, разорванный клещами, не умещался за разбитыми, похожими на лохмотья губами.
- И ты встретился с резидентом Валлентайна, - скучно сказал Стейн, разглядывая на свет птичье перо, - и ты навёл их на миссию генерала... Так!? А ведь тебя здесь приютили...
- Не Валлентайна, - прошептал студент.
- Какая разница, - махнул пером Стейн, - Ты пойми, мне ведь разницы нету. И для тебя нету. Ты понял?
- Потому-что вы меня убьёте!
 Стейн удивлённо поднял брови:
- Разве я так говорил? Вот как ты думаешь о своих благодетелях! А кто-нибудь тебе говорил о ценности человеческой жизни? И врёшь ты постоянно. Почему ты ни слова не сказал о деревне Красных Петухов?
- Вы знаете... Конечно, вы должны знать!
- Конечно! Но и ты знаешь - вот что мне не нравится!
- И вы меня не убьёте?
- Нет. Но я сделаю так, что ты ничего не будешь помнить. Понимаешь? Я могу это сделать, и твои воспоминания будут совсем другими. Ты сам будешь думать по другому.
- Я... Я уже всё забыл...
- Твоя беда в том, что ты считаешь меня глупым. По твоему, невежественные люди обязательно должны быть глупыми. Нет! Они могут говорить просто, могут думать просто, но при этом они не глупее тех, кто говорит красиво и умно. Говорить красиво, это не ум, это тренировка. От безделья. Вот сейчас ты расскажешь мне, что именно ты узнал в упомянутой деревне...
- Я всё забыл! - вырвался из горла студента булькающий крик, - Всё!
- И опять ты считаешь меня глупым... - Стейн тяжело поднялся, прошаркал к стеллажу, подумал, взял что-то и подошёл к обвисшему на стене человеку. В руке он держал деревяшку с торчащим металлическим штырём, хитро изогнутым и ржавым, будто измазанным бурой краской.
  Студент зажмурил глаз, и Стейн, крепко ухватив его за волосы, стал медленно вводить остриё железки в нос, в сторону кровавой раны на месте вырванного глаза...
Потом он помыл руки в деревянной лоханке, сел за стол и выжидательно посмотрел на бессмысленно улыбающегося Макара.
- Говоришь, в деревне был человек из замка?... А мельник? Передавал он ему свёрток от Гадала?
 Макар повёл глазом в угол, сглотнул:
- Я... не понимаю... Мельник, он рассказывал о рыбе... он поймал какую-то необыкновенную рыбу на море... человек из замка... он привёз заказ на муку...
- Но ты рассказывал о бумагах! Что за бумаги?
- Ты спрашиваешь о рукописях с востока? Это великие стихи...-"...не жалею, не зову, не плачу. Всё пройдёт, как с белых яблонь дым..."
- Сам придумал? Красиво.
- Нет. Это великий поэт...
- Вот и порадуешь сегодня хозяев за ужином, - кивнул Стейн. - Сам-же говоришь - всё пройдёт...

  ****
         - в ночи -

  ****

- Стейн, ты умный человек, и сумеешь помочь выйти мне из неловкого положения. 
- Я знаю, что я не столь умён, как вам нужно, моя госпожа, мой ум вами преувеличен. Но, без сомнения, я смогу вам помочь, потому что вы-то умеете определять возможности и способности человеческие. И вы, наверняка, трезво рассчитали все требуемые обстоятельства.
- Хорошо, - резко сказала Мышь Гертруда, отдёргивая руку, к которой тянулись холодные губы раболепного начальника канцелярии. - По приказу повелителя ты сегодня увёл человека. Этого, студиозуса, пришлого. Моё дело напрямую связано с тем, что ты узнал от него. А узнал ты всё, что требовалось. А может быть и больше.
- Если потребуется, вы будете знать не меньше меня.
 Она встала с резного кресла, обошла высокую спинку и склонилась к проёму окна. Стейн расположился у неё за спиной.
- Я в затруднении, Стейн. Ты сможешь подсказать мне озаботившую меня мысль. 
- Попробую. Конечно, я не знаток души человеческой. Но мне понятны  движущие силы жизни и придворной политики. Думаю, что вы озабочены несоразмерной властью генерала, которой он по заслугам обладает при нашем повелителе.
- Это именно то, что я не смогла сформулировать - "несоразмерной". И эта его миссия, так печально закончившаяся, к нашему сожалению, ведь будь её результаты более успешными, наша власть укрепилась-бы насколько возможно... 
  Стейн невидимо покачал головой и задумался. Конечно, ему были известны и притязания Гертруды на трон, от которых ничего, кроме сложившегося не в её пользу мнения, она не получила. И её косые взгляды в сторону Казаха, занимавшего за столом её место справа от правителя.
Знал он и о нескольких письмах, секретно отправленных в Испанию, а оттуда дальше, извилистыми путями. На одном из них стояло имя Родерика, другое венчала королевская печать соседнего двора, известного секретными играми двусмысленного толка. И сама Гертруда занимала в этих играх главенствующую роль. Всё это, получи оно соответствующее развитие, могло привести к переменам не предсказуемым, но радикальным. А вот каким образом они отразятся на его положении, это Стейну и необходимо было безошибочно вычислить. Наконец он решился, и кашлянул, привлекая внимание особы. Гертруда вздрогнула, но ей стало легче. Сейчас это чудовище скажет то, от чего в действие придёт механизм, не имеющий ничего общего с человеческим разумом. Ни от кого ничего уже не будет зависеть. И это прекрасно.
- Из показаний человека, именуемого Студентом, я сделал вывод о том, что сей человек сам не играет никакой роли в событиях. Он просто невольный свидетель и, может быть, пособник истинных инициаторов процесса. Думается, что главная роль принадлежит человеку сильному, обладающему авторитетом и силой в государстве. Возможно, что это участие направлено во вред стране и существующей власти. Многое указывает на то, что эта сила не вполне понимает цель, на которую её направляют, и если обезвредить этого человека, раскрыв его неблаговидное участие, он останется один, все его приверженцы от него отвернутся, оставив его на произвол судьбы. 
 Стейн выговорил всё это на одном дыхании, ровным, приглушённым тоном, холодно и рассчётливо, и Мышь Гертруда почувствовала облегчение.
- Но, знаешь что, Стейн. Ты, человек, конечно, опытный, и тебе известны тайные ходы и приёмы. Однако, я хотела-бы высказать сомнение о месте этого... Студиозуса... в происходящем. Мне кажется, что это человек безвольный, нерешительный и недалёкий. Вряд-ли такому можно доверить что-либо серьёзное... Он в порядке?
Вопрос вырвался у неё почти без участия воли, и Стейн кое-что с удивлением понял... Ай-да, госпожа... Кто из вас без греха, пусть будет первым, бросившим камень...
- У меня сложилось такое-же мнение, госпожа. Он в порядке... Насколько возможно. Немного потрёпан и в расстройстве духа, но заботливый уход и внимание быстро восстановят его силы и возможности. 

  ****
         - один без времени -

  ****

 Он был совсем один. Рядом постоянно кто-то находился, шевелились тени, приходили и уходили лица, говорились слова и совершались поступки. Всё это мерцание его не касалось, будто он всё время находился под сенью нависшей скалы, которую обтекала жизнь, и её течение только обдавало лицо порывами воздуха, и снова наступало удушье. Будто некая сфера отграничивала его пространство, но было похоже, что именно внешнее пространство менялось, текло по своим законам, а внутри всё было застывшим, сформировавшимся раз и навсегда, и тем не менее его сфера выглядела хрупким и непостоянным формированием, эфемерным, как мыльный пузырь, готовый разрушится от микроскопической частицы, носящейся в воздухе. И он боялся, что этот миг настигнет его неожиданно, в самый неподходящий момент, и смотрел с опаской на любую тень, приближающуюся к его убежищу.
На этот раз он увидел зыбкую фигуру Стейна.
- По сведениям, поступившим о походе генерала в северные районы страны, могу донести следующее... 
- Что? Что о студенте? Он виновен? 
- У меня не было задачи обвинять кого-то, а лишь объективно разобраться с происшедшим. По поводу именуемого Студентом, могу сказать - нет. Конечно, в его действиях можно усмотреть порочащие его обстоятельства, но это всего лишь недальновидность и простейшая трусость. Да, он был свидетелем передачи неких документов кем-то кому-то с противной стороны. Да, он решил, что оказался перед угрозой смерти, как нежелательный свидетель. Он испугался и решился на шаг, сколь опрометчивый, столь и безрассудный. Изобразив побег, чем, без сомнения, раскрыл себя, он продолжал наблюдения с целью добычи более весомых доказательств предательства...
- И он их добыл? - чуть не закричал Ник. Тревога за Студента ушла, уступив место тревоге за интересы страны. И за себя тоже.
- Есть доказательства предательства? 
- Неопытность и неискушённость в данных делах... Нет, прямых доказательств нет. Но передача неких записей явному шпиону Родерика может свидетельствовать о чём угодно. Тем более, ясно, что у подозреваемого нет каких-то общих дел с приёмщиком записей. И не может быть.
- Подожди, Стейн, ты всё говоришь - "подозреваемый". Но у него есть имя? Или он был скрыт маской?
- Это уважаемый человек, и я не хотел-бы оказаться тем, кто укажет на него пальцем... 
- Говори. Предположим, это...
- От кого мог сбежать нечаянный свидетель, угрожающего ему немедленной смертью, и могущего эту смерть объяснить естественным путём? Кого он боялся там, в чистом поле, но мог встретиться с ним лицом к лицу, полагаясь на ваш острый ум и непредвзятость?
- Ясно, - глухо проговорил Ник. - Ты говоришь о... Но ты уверен? Это самое главное - быть уверенным, и тогда всё остальное сложится в цепь необходимости действий ! 
- Я уверен только в одном, и уверен наверное - именно этот человек, таясь, передал в руки мельнику из деревни Красных Петухов некие записи, свиток с печатью. Что это за записи, мне неизвестно. Указанный мельник на следующий вечер был найден с разрубленной головой недалеко от одного из северных межевых камней, в часе ходьбы от границы.
- От Студента ты больше никаких сведений получить не сможешь? 
- Нет. Он рассказал всё, что знал, и присовокупил кое-какие свои соображения, весьма произвольные, продиктованные предубеждением к интересующему нас человеку. 
- Понятно, - Ник задумчиво налил вином два резных бокала, один протянул дознавателю, из второго отпил сам. - И что в свете узнанного ты намерен предпринять? 
 Стейн тоже с удовольствием приложился к бокалу.
- Прошу меня простить, господин, разве я могу распоряжаться жизнями и честью ваших подчинённых? Даже предположить что-то в такой ситуации - невозможно для меня. Я могу лишь выполнять ясные, прямые указания.
- Указания...
 Опять выбор, и опять совесть отодвигается, душа умолкает и приходит только прямой расчёт и решимость на действия.
- Завтра - или уже сегодня? - к обеду доложишь, что необходимо предпринять в этой ситуации. Должно будет отыскать любыми способами доказательства виновности - или невиновности - предполагаемого предателя. А дальше ты вступаешь в должность предателя и принимаешь все необходимые меры. Всё это будет письменно одобрено мной. Ступай!
  Быстро допив бокал, Стейн засеменил прочь, грея в душе фразу, на которую сам Ник не обратил внимания. Или уже не придал значения :
- "Дальше ты вступаешь в должность предателя." -
 Без уточнения - "предполагаемого".
 Душа, скуля, копошилась в потёмках сознания.


  ****
        - сказка про белого бычка -

  ****

  То, как с ним обходился Стейн, поначалу удивляло и даже позабавило Казаха. В самом деле, разбитая бровь и порваный нос воспринимались, как детские шалости, уж кому, как не ему, знать способности Стейна, Стейна-Великого инквизитора, как его тихонько называли в Испании (Чтобы не вводить в искушение истинного Великого.), его маниакальную страсть к членовредительству и извращённому садизму, по сравнению с которыми пытки в камерах будущего ордена СС казались каким-то незначительным и ни к чему не обязывающим пустяком, как-бы ни кощунственно это не выглядело. Подобное могло придти в голову только лишь сценаристам и режиссёрам трэшевых ужастиков.
  Только теперь сам Казах занимал недавнее место Студента. И мало что понимал. Сомнений не было, что происходящее санкционировано. Только вот на такие действа у Ника должны были быть основательнейшие причины. А их просто не могло быть. Или они были фальсифицированы. Кем? И здесь претендентов было раз-два. Может быть три. Это не могло быть серьёзным, и Казах спокойно приготовлялся отмести всякий вздор и развеять злобные наветы, если такие будут выдвинуты в качестве обвинений.
  Но не было никаких обвинений. Никто не пытался выведать, или выбить имена сообщников и иноземных заказчиков. Никому не нужны были планы переворота и места хранения ядов. И уж никто не инересовался деталями переустройства государства. За дурачка его держали, что-ли?
- Стейн, козёл старый! Давай уже, не тяни время, и я тебя удовлетворю. Что тебе приказали? Выбить признание? Кому это надо, всё-равно ни адвоката, ни прессы, ни суда присяжных. Так что тебе задали на дом?
 Стейн поднимал брови, видно было, что он ничего не понимает, но марку держал. У него была цель. И он шёл к ней неведомыми, непонятными тропами. Психология? Физиология? Что он готовил, и к чему готовился? Может быть, заказчики ещё сами не решили, что им, собственно, надо? Странно. И начинало надоедать. Стейн признаков жизни не подавал, вёл себя, как выключенный компьютер, даже кроссворды не разгадывал. Так продолжалось вечность. Может быть, сутки. Казах уже молчал и только в упор смотрел на сидящего за столом Стейна.
 Потом пришло время. А может быть Стейну просто надоело сидеть, не шевелясь.
 
  ****
         - пришло время -

  ****

- Что-ж, будем разговаривать. Ты ведь именно этого хотел, поговорить со старым козлом, Стейном. Поговори. Это доставит нам обоим удовольствие. Ведь говорить будем честно, и это особенно приятно. Это уравнивает нас, а почувствовать себя равным большому человеку, это особенное удовольствие, разве нет? Ты можешь спрашивать, о чём угодно. Можешь кричать, или шептать, разницы нету. И ты понимаешь, почему это всё-равно, и почему я буду говорить правду. 
 Казах понимал. Он всё уже понял - это предсмертный разговор, а разговор ЧЕСТНЫЙ - это особое садистское удовольствие, когда нечего скрывать и не надо таиться и бояться.
- Кто меня сюда? Кому не угодил?
- Кто? Думаешь, наш ненормальный господин? Нет. Сестрица его великолепная. Та ещё шкура, надо сказать. 
- Я всегда знал, что от этой шлюхи можно всего ждать. Но что-ж это она, не попыталась купить? 
- А зачем ты ей? Ведь сам ты ей и не мешал особо. Твоё место ей мешало. Будь ты простым лучником, или начальником охраны, да и Бог с тобой. Нет, твоё место делало тебя в глазах господарей чужих. И ты сам знал этому цену. А человек - тьфу! Она уже нашла тебе замену в постели.
- Я-же говорю, шлюха. А братец её, он - что? 
- А он - никто. Уйдёт, никто и не заметит. Тебя ещё может вспомнят, а кто даже и с облегчением. А он? Тень, она и есть тень.
  Тут Казах вдруг с удивлением осознал, что вопросов у него больше нет. И не должно быть. Делалась большая политика, Европа определялась. И все вопросы будут заданы историей. За исключением одного - а с ним - когда...?
- Ну и зачем ты тут комедию ломал? В молчанку играл? Удовольствие получал?
- Не знаю. Может, надеялся, что сломаешься ты, рыдать начнёшь, последний глоток вымаливать. Что-ж, сдохнешь достойно, и ладно.

  ****
         - спустя век и один день -

  ****

 Его спина упиралась в камень стены, и сквозь горячую кожу куртки он ощущал холод и колючую шершавость её. Он тяжело дышал и дрожащей кистью сжимал тяжёлый нож. Нож здесь был бесполезен, но он держал его, потому-что ему нужна была какая-то опора.
 Волосы упали на лоб, мешали видеть, но убрать их не приходило ему в голову.
 Зверь перетекал по булыжникам двора, похожий на чёрную струю ртути, и его извилистый путь неизменно указывал на него. Казах был прижат к стене, и бежать до угла не имело смысла - зверю это стоило только мощного прыжка, и, казалось, он ждал этого.
 На краю зрения, на балюстраде стояли люди, пятеро или шестеро, разглядеть их не было возможности, но Казах ощущал их напряжённое ожидание, они ждали его смерти, и надеялись на интересное зрелище...*               

* - полностью трилогию "Богиня Радуги" ( "Ник и всё прочее", "Бесконечность на два не делится", "Бриллиантовые дороги" ) можно приобрести здесь - https://ridero.ru/books/