Святое дело. Гл. 3

               
    - Здравствуйте! Вы, наверное, Николай, сын Екатерины Петровны, да? А, я Даша, ваша соседка и жена Василия, - раздался певучий женский голос с соседнего двора.
   Николай встал на ноги, и увидел за забором, молодую, красивую женщину, в простеньком платье, с ребёнком на руках. Тем, самым, которого он видел полчаса назад.
   - Здравствуйте Даша! Да, я сын Екатерины Петровны. И письмо, я Ваше получил, спасибо огромное. А, кто это у вас на руках, такой славный мальчик? – Николай подошёл к забору, который состоял из красивых реек, прибитых сверху и снизу, на некотором расстоянии друг от друга.
  Это было решение отца, он никогда не любил глухих заборов и говорил            « пусть все видят, мне прятать нечего».
   Теперь, он был от женщины с ребёнком, всего на расстоянии нескольких сантиметров, и видел её глаза. Замечательные глаза. Таких глаз, он ещё в своей жизни не видел.
   - А, это мой сын, Гоша, - улыбнулась Даша, крепче прижимая малыша себе. Так и живём втроём, я, мама и Гошка.
   - Не понял? А где же Василий? Твой муж? Он же на пару лет даже моложе меня. Что с ним случилось то?- изумился Николай.
  Они с Васькой дружили с детства, вместе учились в одном классе, потом, после армии, их пути разошлись. Но, он хорошо помнил, его, рыжего, веснушчатого, с рогаткой в руках, стреляющего по воробьям.
  - Да, ему было тридцать, когда у него обнаружили рак. Рак лёгких. Пробовали лечиться, обращались, куда только можно, но год назад его не стало. Такие вот дела.
  - Жаль мужика. Весёлый, и жизнерадостный был человек. Мы с ним в детстве очень дружили, и даже в одну девочку были влюблены.
 - Он мне рассказывал, - снова засмеялась женщина. – Рассказывал, как вы из-за неё поспорили, кто нашу речку большее количество, раз туда обратно переплывёт, и как чуть оба не утонули, попав в водоворот. Было дело?
   Николаю стало очень весело, и легко, словно он знал эту молодую красавицу целую вечность. Он рассмеялся.
  - Было, было!  Это я, чуть не утонул тогда, а Васька меня вытащил на мель. Зинка, конечно об этом узнала, обозвала нас обоих «дураками», и стала встречаться с  Генкой Петровым, первым спортсменом в школе.
  - А, как Наталья Егоровна? Всё у неё нормально?
  - У бабушки ножки болят, и она совсем не ходит, - блеснув умными глазками, выпалил сидевший на руках у матери малыш, слышавший их разговор, и улыбнулся маминой улыбкой.
 - Да, у мамы остеохондроз, грыжа на позвоночнике, ноги её совсем не слушаются, особенно, после смерти Васи. Нужно делать операцию, потом возможно отправить её в санаторий на лечение, а где взять деньги? Сейчас за всё нужно деньги платить.
 А  у неё пенсия  всего шесть тысяч, да я, в детском саду воспитательницей работаю, тоже столько же получаю. Нам едва, едва, на жизнь хватает. Но, ничего, - Даша улыбнулась.
 – Мы, живём, и не тужим, правда, сынок?
  - Живём и не тужим. Хорошо живём, - ответил Гошка, и стал спускаться с  её рук на землю. – Мама, можно, я поиграю с машинкой?
  - Конечно можно, иди, играй сынок.
Такие вот у нас дела. Живём понемногу. Сначала, после смерти Васи, я себе места не находила, а тут ещё болезнь Натальи Егоровны, ну хоть вешайся с горя. Меня тогда  Гошка спас, Он, хоть и маленький, ему всего четыре года, а всё понимает. Вот он меня и поддержал в трудный момент. Обнял и говорит:    
- Мам, а почему ты говоришь, что у нас в доме теперь мужчины нет? Я ведь тоже мужчина, и буду о вас с бабушкой заботиться.
    Наслушался, видимо таких слов в детском саду от старших ребят, вот и выпалил мне в три года. Ну, я и поверила, - она  грустно улыбнулась, и посмотрела Николаю в глаза.
  - Вы, наверное, многое пережили, да? Ваша мама говорила, что Вы весь срок, в колонии на Колыме пробыли? Тяжко было?
    - Конечно, тяжко, если ничего не делать. Я  там работал на судоремонтном заводе, сначала слесарем, потом выучился на токаря, потом на расточника. У меня ведь средне-техническое образование. Как мог, учился, читал, участвовал в лагерной самодеятельности. Мы, там пьесы Чехова, Островского, даже Шекспира ставили. Женские роли, жёны военных охранявших колонию играли, ну а все мужские роли только зеки. Так и жили, считая часы, сутки и так далее, до окончания срока.
  Я, если честно, не хотел сюда возвращаться после колонии. Очень уж был обижен на отца. Ладно, я вор, бандит, чуть ли не убийца, но я всё же его единственный сын. А, он за девять с половиной лет, что я сидел в колонии, ни одного письма мне не написал, и мать ни разу не пустил ко мне на свидание. А, ведь она рвалась приехать, я знаю, и писала мне об этом.
  Вернулся, только потому, что получил, то твоё письмо, которое ты писала под диктовку матери. Думал, что  ещё успею её увидеть. Торопился, даже на частном самолёте домой добирался, но не успел. Оказывается, когда я получил твоё письмо, мамы уже не было в живых. Так, вышло.
  - Да, много Вам пришлось перенести. Много. Но, слава Богу, Вы живы, здоровы, есть кров над головой, есть руки, ноги, теперь нужно просто жить, и забыть о прошлом. Это трудно, я знаю по себе, но можно. Ой, заболталась я, простите. Нужно обед готовить. Очень рада была с Вами познакомиться Николай.
 - Я тоже рад, что у меня такая замечательная соседка.
 « И совсем он не Ирод, а очень даже симпатичный мужчина. Только вот глаза у него очень грустные» - Даша, не оглядываясь, шла к двери их дома, чувствуя на спине взгляд Николая, и от этого на сердце вдруг стало тепло и тревожно.
  - Ты, что это там так долго с Колькой, говорила?- ворчливо встретила её свекровь. – И о чём, вообще с этим ворюгой, и бандитом говорить можно, не скажешь?
  - Ну, мам Вы даёте! Это может быть он раньше, по молодости был вором и бандитом. Но отсидел за это десять лет в тюрьме, да ещё и на самой Колыме. Теперь он исправился, и хочет начать новую жизнь. Трудно ему будет конечно, но он сказал, что хочет начать всё заново, и я ему, почему-то верю.
  - Ну, верь, верь, дурёха! Горбатого, только могила исправит. Поживём, увидим.