Исцеление

Солнце. Тёплое море. Морской воздух, в котором купаешься не хуже, чем в море. Горячий песок. Отдыха в избытке. Благодать. Обстановка зовёт к наслаждению жизнью. Ни о чём не думай, живи и радуйся. Не получается! Ожидания, связанные с южным солнцем и тёплым морем, рассыпаются с каждым днём.
Как и дома, ноги отказываются ходить. Не то, чтобы не ходят вообще, но очень сильно беспокоят. Им хватает пятнадцати минут прогулки, чтобы связаться в ноющий узёл, превращающий каждый последующий шаг в боль. И тогда красоты местных пейзажей сменяются черными кругами перед глазами, а восторги от новизны уступают место ненормативной лексике. Отдых превращается в муку. Сознание забивается чернотой, и в нём умещается только одно желание – желание поскорее оказаться в номере на ровном диване или хотя бы на полу и расслабиться. Хочется именно оказаться – очутиться в гостинице мгновенно – как по мановению волшебной палочки. В распоряжении же была только одна палочка – трость, без которой в последнее время за порог не выходил.
 Три дня… Только три дня оставалось на то, чтобы хоть как-то изменить ситуацию. Не радикально, конечно, такого даже в мыслях не было, ровно настолько, чтобы возвращение домой не превратилось в муку, которая останется самым ярким впечатлением об отдыхе. Воображение отказывалось рисовать картины более радужных перспектив. Именно в такой момент…
 

– Вы ездили в монастырь Святого Георгия? Нет?.. Рекомендую. Мы с мужем вчера были. Хор из России – просто чудо. Прекрасные голоса. Заслушаешься. Съездите. Не пожалеете. Завтра день Преображения Господня. Большой праздник. Они будут петь в главном соборе… в том, который не в монастыре, а на центральной площади. Мы обязательно пойдём. Сходите.

Нас с женой нагнала незнакомая женщина. Мы мельком видели её утром на пляже. До этого мне казалось, что подобного пребывания на одной территории вряд ли достаточно, чтобы бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь. Женщина, видно, так не считала. Сделала она это напористо, без приветствий и лишних предисловий. Она не заговорила, она зачирикала, как воробей на весеннем солнце. Без умолку. Видно, как и воробью, ей очень хотелось выразиться. Слова лились из неё потоком. Мощным. С завихрениями. Так, словно ей это было жизненно необходимо. Она обрушила на нас шквал впечатлений, поток ненужной информации, обильно сдобренной эмоциями. Наши эмоции её не интересовали. Что за бред? Какая мелочь! Она вела себя так, словно являлась центром мироздания, по крайней мере, центром наших жизненных интересов. Через несколько минут мы узнали, что она из Украины. Приехала с мужем. Водит его по местным святыням, религиозно просвещает. Все ходят, и они тоже, за компанию... Мужа, она потеряла по дороге с пляжа… Через пару минут она уже обращалась к нам так, словно мы были знакомы лет десять, и этот разговор лишь продолжение нечаянно прерванной беседы. Пулемётные очереди  фраз не  прерывались. Словесные пули не заканчивались. Они разрывали сознание. Во мне начала зреть злость, захотелось в самой грубой форме придать ускорение движению этой странной женщины.  Чтобы не сделать этого, я отстал и плёлся сзади. Перекрёсток, оказавшийся на пути, выручил нас. Сделав вид, что нам в другую сторону, жена распрощалась с женщиной, пытавшейся удержать её за рукав блузки.

– А может, действительно, сходим в храм Святого Георгия? – вдруг обратилась она ко мне, когда женщина скрылась за поворотом.
– Зачем? Ради чего мы потянемся в такую даль?
– Поедем на такси. Туда и обратно. Посмотрим, что за монастырь… Что ты упираешься? Хуже не будет. Да и чего сидеть на месте? Скоро домой, а мы так ничего толком не видели.

Я возражал, внутренне понимая слабость своей аргументации. Действительно, самочувствие самочувствием, а отдых отдыхом. Жена не должна страдать из-за меня. Не хотелось портить последние впечатления от поездки любимому человеку. Видно, поэтому жена быстро разрушила мои оборонительные редуты. К тому же внутри меня постепенно возникало ощущение, что и мне это почему-то надо. Почему? Я не знал. Просто чувствовал необходимость в этом. В конце концов, я сдался. Получилось, что странная женщина своей винегретной трескотней зародила в нас желание съездить в храм святого Георгия. Зачем? В тот момент ответа на этот вопрос не было. Просто захотелось. Захотелось обоим. Одновременно. Нам казалось, что это только наше желание, к которому мы пришли без чьей-либо помощи.

Наутро мы действовали быстро, как при подготовке военной операции.  Не знали, где находится монастырь, поэтому готовились к длительной поездке. День обещал быть солнечным. Нам хотелось попасть в монастырь до полуденной жары, а в идеале и успеть вернуться обратно до того, как солнце раскалит город.
Выходя за порог, я по привычке протянул руку к трости.
«Идёшь просить помощи, а в результат не веришь», – мелькнуло в голове.
Словно легкий ветерок пошевелил волосы на голове. Ни о какой помощи речи не было. Было только желание сходить в монастырь. Но я вернул трость на место.

Пожилой водитель на стоянке такси подтвердил наше наблюдение, что в Болгарии среди людей преклонного возраста много таких, кто не только понимает русский язык, но и в той или иной степени говорит на нём. В двух словах он рассказал нам о монастыре. Рассказал, как в Болгарии относятся к церковному празднику, который был сегодня. Долго говорить не пришлось: через несколько минут машина остановилась у невысокой стены. Мы дольше шли до стоянки, чем ехали. Монастырь оказался почти в центре города. Было видно, что только в момент своего образования он был на отшибе. Потом развивающийся город поглотил его. Своеобразные издержки цивилизации. Ни величественных соборов, ни больших ворот... Я бросил недоумённый взгляд на водителя. Тот указал глазами на ворота в стене, находившийся в нескольких шагах от нас. Табличка рядом подтверждала, что мы приехали правильно.

Мы прошли внутрь. Небольшая площадь, скорее площадка, перед маленьким храмом. По периметру несколько деревьев. Вдоль стен в два яруса двери, вероятно, монашеские кельи. За собором небольшой сад-огород. Всё предельно просто, без напыщенности и помпезности. Тишина, нарушаемая лишь негромким голосом экскурсовода, доносившимся из дальнего угла. Оказалось, что по монастырю водят экскурсии для туристов. Звуки города не проникали за монастырские стены. Возникло ощущение, что монастырь – особая территория, вырванная из действительности.

Перед входом в собор остановились. Изнутри слышалось негромкое пение: шла служба. Я заглянул внутрь. Полумрак. Ничего не разобрать. Совершив крестное знамение – ещё бабушка учила, не перекрестив лба, в храм не входят – мы переступили порог. Я вошёл внутрь. Вошёл в храм с ощущением, что попал в тёмную пещеру.

Внутри полумрак показался ещё плотнее. В глубине храма виднелись силуэты  нескольких прихожан, присутствовавших на службе. В ближнем углу находилась лавочка, в которой продавали свечи и иконы на любой вкус.
«Мне нужна икона Святого Пантелеймона-целителя».
Вопросов, почему и зачем, в тот момент не существовало. Просто эта мысль первой пришла в голову. Просто было ощущение, что нужна именно эта икона.
Купив свечи, и спросив, где найти нужную икону, я направился к ней. Осторожно, чтобы не помешать службе, шёл в указанном направлении, и через несколько шагов буквально упёрся в неё.

С иконы на меня смотрели глаза молодого человека. Его взгляд проникал внутрь, вызывая необъяснимое волнение. Под этим взглядом я перестал видеть что-либо вокруг. Действовал, словно зачарованный. Поставил свечу перед иконой. Отошёл на шаг назад и снова поднял глаза на лик святого.
«Просишь то, чего не ценишь», – мелькнуло в голове. Мысль прозвучала чужим голосом.
Я ещё ничего не просил. Я не знал, как обратиться к святому, но уже прозвучал его ответ. Что это его ответ, я был уверен. Стало как-то не по себе, стало тревожно.

– Помоги мне поставить свечу. У меня не получается, – я с трудом сообразил, что это жена обращается ко мне, теребя рукав рубашки.
Я не сразу понял, чего она от меня хочет. Причём тут свеча? Что не получается? После этого мысленного «не ценишь» меня охватил ступор.
Машинально я взял из рук жены свечу и сделал шаг к подсвечнику. Взгляд упал на мою свечу, ту, которую поставил я. Она не хотела гореть. Пламя то вспыхивало, то угасало. Снова вспыхивало и угасало… Это неприятно поразило меня. Возникло ощущение, что святой не хочет, чтобы перед его ликом горела свеча, поставленная моей рукой. Я зажёг свечу, которую передала мне жена. Поставил в подсвечник. Свеча горела ровно. Моя по-прежнему вспыхивала и угасала, вспыхивала и угасала… Эта же горела, как и все остальные, ровно.

Я снова сделал шаг назад, чтобы лучше видеть икону. Слова молитвы родились сами собой. Я даже не задумывался над ними.
«Прости меня, Святой Пантелеймон… Прошу тебя, исцели всех страждущих… Исцели богатых и бедных… Исцели грешных и праведников… Прошу тебя… Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь».
Других слов у меня не было.
Внезапно меня накрыла плотная темнота. Исчезла икона. Исчез подсвечник с горящими свечами. Исчез храм. Исчезло всё. Осталась только эта темнота.
Следом неведомая сила хорошенько встряхнула меня и вытянула…

Постепенно восприятие действительности вернулось. Всё тот же храм. Те же люди. Только я был какой-то не тот. Внутри пустота. Пустота и легкость. В голове тоже пустота – никаких мыслей.
Взгляд упал на подсвечник. Моя свеча горела ровно, как и все остальные.
Единственное, на что хватило соображения, была благодарность, которую я обратил к святому. Я ещё не знал за что, но очень хотел поблагодарить его.
«Спасибо, Святой Пантелеймон, за то, что ты сделал для меня».

Я сделал несколько шагов от иконы. Только когда упёрся в иконостас, понял, что иду в другую сторону. Развернувшись, быстро вышел из храма. Следом шла жена.
– Что случилось? Куда ты?
– Не знаю, что случилось, но что-то случилось. Что – не понимаю. Позволь мне побыть одному. Хочу разобраться в своих ощущениях. Потом я сам подойду к тебе.
Жена была встревожена. Ей тоже было не понятно, что творится со мной. Неведение пугало. Это было видно по её лицу. Но я не знал, как её успокоить.

Какое-то время я бродил по площадке перед входом в храм. Меня накрыло облако смятения, захлестнула волна недоумения и недоверия. Не хватало ума, чтобы объяснить. Не хватало веры, чтобы поверить в очевидное. Уходить не хотелось. Какая-то сила удерживала меня. Заметив на углу площади святой источник, я напился из него, вымыл лицо. Стало легче. Журчание бегущей воды успокоило.

Не понимая зачем, я снова подошёл к дверям храма. Внутри зрело ощущение, что я должен вернуться туда. Вернуться к иконе. На пороге храма я столкнулся со священником, закончившим службу. Он внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. Улыбка была мягкая, одними глазами. Видно, мой обескураженный  вид не позволил поступить иначе. А может быть, он уже неоднократно сталкивался с такими растерянными, и мой вид был для него чем-то привычным, не представляющим загадки. Он словно знал, что последует дальше.

Я сделал два шага за порог храма, и остановился от неожиданности: храм был залит солнцем. Иконы, столы с религиозными книгами... Среди книг было много таких, которые были направлены против целительства, осуждали его. После случившегося их было удивительно видеть здесь. При виде произошедших в храме изменений желание новой встречи с иконой исчезло. Пришло осознание того, что мне здесь делать больше нечего.
Предупредив жену, которая в молчании неотступно следовала за мной, я вышел из монастыря. Только там, за его стенами, я успокоился и попытался понять произошедшее.

- Куда ты так бежишь?
- Я не замечаю. Мне кажется – иду как обычно.
Я упивался лёгкостью в теле. Правильнее было бы сказать, что я его не чувствовал. Я понимал, что такое счастье, и я был рад, что испытываю его. Жена с удивлением смотрела на меня. Я же не мог словами описать то, что испытываю. Или не испытываю?

Обратный путь мы проделали пешком. Даже жара, а дело шло к полудню, не раздражала. Я снова жил. Жил, как прежде. Ходил как прежде. Жена и радовалась изменениям и недоумевала. Я понимал её и жалел. Жалел, что толком ничего не могу объяснить. На все вопросы я мог ответить только одно:
- Чудо… Ты понимаешь, что случилось чудо?
Не знаю, понимала ли она. Я понимал.

Прошёл день. Ноги ходили.
Прошла неделя. Мы вернулись домой. Ноги не «сломались» от смены обстановки: продолжали отмерять километры, как в молодости без боли.
Прошёл год. Боль не возвращалась. О прежнем состоянии напоминали только трость, пылившаяся в шкафу, да икона Святого Пантелеймона, появившаяся на моём столе.
Прошло два года...