Глава 102

   102.
   
   Экипаж судьи покинул караван под вечер. Мастон Лург немного беспокоился о Галкуте, выдержит ли тот ночную езду, но слуга заверил что со всем справится, что в конце концов ушибленные бока, разбитая опухшая физиономия и разрезанная и зашитая рука это сущие пустяки, которые никак не могут помешать ему управлять лошадьми. Судья выслушал это с некоторым сомнением, но ему так невыносимо хотелось покинуть этот проклятый караван, что он решил отправляться, не дожидаясь утра.
   Они ехали всю ночь при свете двух лун, Тии и Арасель, и двух фонарей, заправленных "горючей смолой". Мастон иногда забывался тревожным сном, но как ему казалось тут же просыпался. Ему то и дело чудилось, что изнурённый, избитый Галкут потерял сознание и они съехали с дороги. Он выглядывал в окошко и убеждался что они по-прежнему на тракте. И только когда первые лучи рассвета развеяли ночную темноту, ему стало легче и спокойнее. Правда еще одной причиной для его тревоги стала Элен. Девочка была необычайно молчалива, задумчива и даже как будто печальна. Она тоже спала урывками, бесконечно ворочаясь на сиденье кареты, то пытаясь свернуться калачиком, то вытягивая ноги на пол или усаживалась, привалившись к стенке, и равнодушно смотрела в окно. Выглядела она усталой и осунувшейся. Мастон Лург взволнованно спросил себя уж не заболела ли она. И снова причины этого волнения терялись где-то в самых глубинах его души, так что нельзя было понять волнуется ли он потому что может пострадать предмет, на который он собирался выменять у верховного претора должность, титул и деньги или он действительно переживает из-за того что маленький беззащитный ребенок возможно испытывает боль или подвергается какой-то угрозе. Но перед самым рассветом Элен наконец крепко и надолго уснула. Судья задумчиво глядел на бледное гладкое личико спящей девочки и странные чувства рождались в его душе. Они брели осторожно и тихо, испуганно, по-воровски осматриваясь вокруг, словно понимали, что они здесь чужие, им не место в этой холодной мрачной душе. И судья отчасти тоже был смущен этими нежными светлыми эмоциями, которые как он прекрасно знал и твердо верил совершенно ему не свойственны. "Наверно детям просто положено забираться нам в самое сердце, это главный их дар и единственное оружие", усмехнулся он и попытался выкинуть всё это из головы. Возможно уже через месяц-два он, новоявленный барон или граф, будет сидеть перед огромным камином в гостиной зале собственного дворца и с улыбкой вспоминать о этих нелепых переживаниях. Тем не менее сейчас он был и вправду встревожен. Ему очень хотелось потрогать лоб Элен, чтобы проверить нет ли у неё жара, но он боялся что девочка проснется и, вообразив себе невесть что, устроит истерику. Но Элен крепко и безмятежно спала, утренняя заря сияла над миром и Мастон Лург в конце концов успокоился и даже повеселел. До Аканурана осталось совсем нечего, а значит все эти тревоги скоро закончатся, а новая и прекрасная жизнь наоборот начнется.
   Когда уже совсем рассвело и огромный красный шар солнца появился над горизонтом, карета остановилась. Судья, осторожно, чтобы не разбудить девочку, вышел наружу.
   Вокруг было так упоительно и прекрасно словно это один из первых рассветов творения. Первозданный юный мир дышал настолько пронзительной свежестью и прохладной чистотой, что сердце замирало от восторженного томления и радости. На западе пространство всё еще терялось в фиолетовом сумраке, на восточной половине бесконечное небо переливалось чудесными сине-зелено-розовыми красками утренней зари. Слева, за слегка волнующимся под мягкими потоками ветра бирюзовым лугом, стоял высокий красно-золотистый лес, а справа раскинулась безбрежная даль. Обрыв, травянистый склон, внизу, подернутая белесой дымкой тумана, извивающаяся узкая хрустальная речушка с берегами из серо-белой гальки, а дальше безбрежные до самого горизонта просторы холмистой равнины, покрытые отдельными рощицами и кустарниковыми зарослями.
   И так было покойно и замечательно вокруг, что судье подумалось что теперь обязательно всё будет хорошо, главная, самая трудная часть пути уже позади. Тем более невдалеке, на правой, по движению к столице, обочине тракта уже стояла дистанционная пирамида, которую некоторые проезжающие и проходящие путешественники по обычаю украшали всякими блестящими безделушками, кусочками металла, стеклышками или цветными ленточками. Здесь начиналась цивилизация. И судья уже предвкушал как вскоре войдет в волшебный, пестрый, кипящий, бурный перекресток миров, окунется в шумную суетливую столичную круговерть, по которой так соскучился в унылом скучном Туиле.
   К нему подошёл Галкут. Судья содрогнулся, опухшая, жуткая, сине-багрово-желтая физиономия слуги вступила в резкий диссонанс с этим прекрасным утром. Мастону захотелось отвернуться, но он сдержался. Кроме того от него не укрылось, что Галкут очень устал и явно с трудом держится на ногах.
 - Господин инрэ, я позволил себе остановиться, решив что вы захотите позавтракать, - хрипло сказал Галкут и казалось, что и сам процесс речи причиняет ему боль.
   Судье было очевидно, что главной причиной остановки было то что слуга совершенно вымотался и хочет передохнуть.
 - Всё в порядке, - сказал он. - Иди, поспи пару-тройку часов, завтраком я займусь сам.
   Галкут некоторое время колебался, видимо не желая отлынивать от своих обязанностей или по крайней мере давать повод думать, что он отлынивает.
 - Всё в порядке, - повторил судья. - Тебе надо отдохнуть. - И после секундной паузы добавил: - Скоро всё закончится, Галкут. И как я и обещал ты будешь богат и свободен.
   Галкут некоторое время молча глядел на судью, но тот так и не понял выражения этого до неузнаваемости измененного следами побоев лица.
 - Я только лошадей на луг пущу, - равнодушно произнес Галкут и отвернулся.
   Быстро и умело высвободив из упряжи лошадей, он вбил колышек в средине луга и длинными веревками привязал к нему животных. Затем забрался на крышу кареты, закутался в одеяло и тут же провалился в глубокий сон.
   Судья, исподтишка следивший за ним, вдруг подумал, что ему будет жаль расставаться с Галкутом. "Может предложить ему остаться в моем новом доме", подумал он, скромно назвав свое будущее жилище просто "домом", хотя в глубине души и не сомневался что это будет огромное поместье, замок или дворец. Галкут станет прекрасным управляющим, буквально незаменимым. Но судья не сомневался, что его слуга откажется. И не потому что не любит своего хозяина или ненавидит то что его заставляют делать, а просто из-за того что Мастон Лург постоянно напоминает ему с чего это всё началось. Галкут явно давно уже устал от всего и единственное чего жаждет его измученная душа это покоя и уединения. И после сделки в Акануране Лург искренне собирался щедро заплатить ему, чтобы он мог наконец обрести этот долгожданный покой в каком-нибудь отдаленном уголке Шатгаллы.
   Судья встряхнулся и постарался выкинуть все мысли о будущем из головы. "Жить надо настоящим", с улыбкой сказал он себе и отправился к задней части кареты, где в плетенном коробе хранилась их провизия.
   На траве метрах в 4-5 от обрыва он установил раскладной столик, два раскладных стула и быстро накрыл нехитрый завтрак: ветчина, горошек, сыр, тонкие солоноватые ржаные лепешки, бутылка сладкого красного вина и фляга воды. И еще мармелад, который он специально купил в караване для Элен, смутно припоминая, что дети очень любят это лакомство. "Завтрак аристократа", усмехнулся Мастон, но затем поправил себя: "Будущего аристократа". И кинув взгляд на юго-восток, на бескрайний сине-алый простор, он представил с каким удовольствием он будет сочинять себе герб, который затем умельцы-портные вышьют блестящими цветными нитями на груди его дорогих камзолов. И ему подумалось что наверно следует в рисунке герба как-то завуалированно обыграть умение видеть истину и маленькую черноволосую девочку, которые и явились источником его ... судья задумался: баронство или графство? Нет, конечно же хотелось бы граф, это весомее, солиднее, выше по рангу. Граф - "спутник короля", это по-настоящему великолепно. Но Мастон очень сомневался, что верховный претор согласиться на это, ведь кроме титула он намеревался просить еще и огромную сумму денег, как минимум 10000 золотых и должность не меньше окружного судьи, одного из 12, или младшего принципала, управляющего одним из отделений Палаты. В своей совокупности эти требования герцог наверняка сочтет чрезмерными. "Но это пока он полностью не осознает что за сокровище я ему отдаю", сказал себе Мастон, которому вовсе не хотелось в такое дивное утро омрачать свои мечтания какими-либо сомнениями. И он уверил себя, что герцог непременно согласится на всё как только узнает о способностях Элен и убедится что это правда. Что значат любые титулы и деньги в сравнении с возможностью всегда знать истину?!
   Лург постарался взять себя в руки и унять бурлившее в душе радостное предвкушение будущего счастья. "Размечтался тут как юная барышня о красавце муже", пожурил он себя. И ему действительно стало слегка стыдно за подобную наивную восторженность, которая вроде и не была ему свойственна. Он всегда считал себя реалистом и прагматиком, ну или по крайней мере он стал таким с тех пор как расстался со своей подлой и вероломной женой. И он напомнил себе, что впереди его ждет еще немало трудностей и осложнений. Это и вздорный строптивый характер Элен, которая может выкинуть какой-нибудь неожиданный фортель. Это и её мифические хранители, которые может и мифические, но вот странный металлический пёс действительно существует и если правда, что колья туилской тюрьмы не причинили ему вреда, то значит он так или иначе ищет свою хозяйку. И еще, конечно, коварство и жадность верховного претора, который вне всякий сомнений непременно соблазнится способностями девочки, но вот только вряд ли захочет платить за них. Неожиданно судье пришло в голову что осложнения могут возникнуть и с другой стороны. Ведь тогда в Туиле он совершенно правильно рассчитал, что Элен со своим псом попытается ночью вызволить кирмианку из тюрьмы. И если металлическая собака не пострадала, то она вполне могла довести задуманное до конца, а значит вполне логично предположить, что кровожадная дикарка и пес объединились и с ними конечно тот лоя-изгнанник. Судья нахмурился. Если эти лоя и кирмианка появятся в Акануране, да и еще с этим чудесным псом, то ничего хорошего из этого не выйдет. Конечно они попытаются освободить Элен. Если он успеет совершить сделку с герцогом, то в принципе наплевать, это будет уже головная боль герцога. Но в любом случае лучше всего подстраховаться. И Мастон тут же понял как это проще всего сделать: объявить их в розыск. В конце концов кирмианка сбежавшая преступница, лоя и пес её сообщники и значит им прямая дорога в тюрьмы Судебной Палаты. Конечно неясно чем закончится столкновение этого пса, если он всё-таки жив, с судебными гвардейцами, но в любом случае это всё их задержит или по крайней мере даст возможность заранее узнать о их появлении.
   Судья недобро усмехнулся, да сложностей немало, но он всё преодолеет, теперь он уже не отступит и пойдет до конца. Но затем он снова поглядел на пылающий на востоке горизонт, подымающийся красный шар солнца, удивительные глубокие краски утренней зари, расплескавшейся по бездонному вечному небу и вздохнул. "А стоит ли?", мелькнуло у него в голове. Ведь он уже не молод и, говоря откровенно, единственное чувство, которое он последнее время испытывает, это усталость. От жизни, от людей, от пошлости и банальности того и другого. И тщеславие, амбиции, головокружительный вкус власти на деле всё те же пошлость и банальность, прикрывающей своими пестрыми нарядами пустоту жизни. Ведь по большому счету, если заглянуть в самые темные глубины его души, то станет ясно что ему, как и Галкуту, хочется только покоя и уединения.
   "Фу ты, черт", выругался судья, подумав что он и в самом деле как юная барышня, чье настроение меняется каждые пять минут и которая легко переходит от восторженного упоённого восприятия окружающего мира к унылому сокрушенному созерцанию убогости своего существования. "Это наверно Элен так дурно на меня влияет", усмехнулся он и направился к карете.
   Он намеревался разбудить девочку и пригласить её к завтраку. Но открыв дверцу экипажа, он остолбенело застыл, в одно мгновение позабыв все свои переживания и мечтания. Элен внутри не было. Его сердце тут же бешено застучало и он ощутил жар. Он до такой степени был уверен что она в карете, что отсутствие Элен буквально парализовало его мыслительные процессы, ибо эта ужасная пустота обитого кожей сиденья в одну секунду сокрушила все его надежды и чаянья. Сквозь ужас пробивался слабый голос разума, пытаясь донести до судьи что полчаса назад девочка была здесь и значит очевидно что она где-то рядом.
   Судья обернулся и торопливо метнулся к обрыву, подгоняемый нелогичным страхом, что девочка каким-то образом незаметно свалилась вниз. Но на склоне и внизу у реки никого не было. Он бросился обратно к карете с вообще уже дикой мыслью, что просто как-то не заметил её в салоне экипажа. Но в этот момент увидел краем глаза движение светлого кремового пятна возле деревьев и замер как вкопанный. Элен выходила из леса. Она спокойно прошла по лугу мимо пасущихся лошадей и вышла на тракт.
 - Ты что там делала? - Сердито спросил судья.
   Элен неприветливо посмотрела на него.
 - Что хотела то и делала, - грубо ответила она.
   Мастон Лург тут же опомнился, осознав что собственно и сам недавно ходил в лес, чтобы сделать то о чем не принято делиться с окружающими. Ему стало стыдно и он усмехнулся про себя, подумав что последнее время слишком часто испытывает это, как он полагал, давно забытое им чувство.
 - Прости, зря спросил, - сказал он миролюбиво. Внимательно вглядевшись в свою подопечную и вспомнив как тревожился о её здоровье, он поинтересовался: - Ты как себя чувствуешь?
 - Нормально, - сухо ответила Элен и указав на украшенную пирамиду, спросила: - Что это?
 - Путевая веха или Дистанционная пирамида, ну или обычно её называют дорожной, - с готовностью ответил судья, радуясь любознательности девочки, ибо любознательность, по его мнению, несомненно была одним из самых верных признаков хорошего самочувствия и светлого, бодрого настроения у человека. - На ней указано сколько километров осталось до Небесной колонны на Дворцовой площади Аканурана.
   Девочка холодно поглядела на него:
 - Поэтому вы такой радостный?
 - Ну может быть немного, но главным образом потому что ты хорошо себя чувствуешь. Мне показалось, что в карете ты выглядела несколько утомленной и осунувшейся. - Чуть помолчав, он спросил: - Ведь ты хорошо себя чувствуешь?
 - Перестаньте. Ваша забота о здоровье человеке, которого вы намереваетесь продать вполне понятна, но выглядит омерзительно. Поэтому, если это не слишком обременительно для вас, избавьте меня в будущем от этого.
   Мастон Лург прикусил язык, но снова с усмешкой заметил про себя, что девочка, судя по её язвительности, и впрямь в полном порядке 
   Элен посмотрела по сторонам. На некоторое время её взгляд остановился на захватывающих дух безбрежных просторах, уходящих к золотому горизонту и теряющихся в чуть голубоватой дымке в восточном и юго-восточном направлении. И взгляд её затуманился видимо какими-то воспоминаниями. Внимательно наблюдавший за ней судья дорого бы дал, чтобы узнать о чем она вспоминает, но спрашивать не стал. Девочка повернулась к нему и указав на накрытый стол, спросила:
 - Вы кого-нибудь ждете?
 - Только тебя.
 - А где Галкут?
 - Отдыхает, - он кивнул в сторону кареты.
   Ничего больше не сказав, девочка села на маленький стульчик и принялась за еду. Она действительно была голодна, что она расценила как странность, ибо обычно по утрам ей никогда есть не хотелось. Судья сел напротив и взял нож. Чуть поколебавшись, он принялся отрезать ломтики ветчины, сыра, куски лепешек и складывать это перед девочкой. Та брала их и отправляла в рот, не обращая внимания, что судья вроде как проявляет некую заботу о ней. Она жевала пищу, с удовольствием глотала и глядела куда-то в сторону обрыва, вдаль. Насытившись, она встала и посмотрела на судью. Воспитание побуждало её сказать "спасибо", но она переселила себя и промолчала. Тот же спросил:
 - Может выпьешь чуть-чуть вина. Мы двигаемся к югу, становится прохладнее, да и ..., - он споткнулся, хотел сказать, что это и для здоровья полезно, но вспомнив недавнее замечание девочки касательно его заботы о её самочувствии, передумал, - да и вообще...
 - Не хочу. Давайте спустимся к речке. Вон там у пирамиды вполне пологий спуск, вроде бы даже тропинка есть.
 - Зачем?
 - Просто так, хочу погулять по берегу реки, покидать камешки в воду, я же маленький ребенок в конце концов.
   Судья улыбнулся.
 - Да уж. А я тебе зачем?
   Элен с деланным равнодушием пожала плечами:
 - Ну вы ведь не отпустите меня одну.
   У судьи возникло смутное ощущение, что она всё же почему-то хочет чтобы он пошел с ней.
 - Пойдём, - согласился он.
   У реки было несколько свежее. Туман уже совершенно исчез и хрустальная прозрачная вода, отражая багряные лучи поднимающегося светила, неспешно и бесшумно несла свои воды, иногда кое-где создавая завихрения и круговороты. До противоположного берега было не больше 10 метров и там галечный пляж упирался в широкое поле красно-коричневой травы с островками кустарниковых зарослей и вкраплениями каких-то больших красивых цветочных растений золотистой окраски.
   Элен и правда подняла несколько камешков, осмотрела их, подумала что галька на всех планетах выглядит одинаково, и бросила в воду, пронаблюдав за всплеском и расходящимися кругами. Затем повернулась к судье и внимательно поглядела на него. Мастон Лург слегка улыбнулся ей.
 - Можно мне попросить у вас кое-что? - тихо сказала Элен.
   Улыбка тут же исчезла с лица судьи и он ощутил неприятное напряжение.
 - Не волнуйтесь, - правильно расценив его реакцию, сказала девочка, - я не собираюсь просить у вас ничего такого, что может как-то помешать вашему хитроумному замыслу обогатиться на продаже меня верховному претору.
   Судья помолчал и затем спокойно произнес:
 - У тебя неверная постановка вопроса. Просить ты можешь всё что хочешь, а вот остальное уже на моё усмотрение.
 - Я понимаю, - с некоторой даже как показалось судье покорностью ответила Элен. - Я хотела попросить вас рассказать мне историю Галкута. О том как он убил ребенка.
   Судья словно отшатнулся, услышав это, но в тоже время и окончательно успокоился. Это было вполне понятно. Это женское любопытство. Это естественно.
 - Я не думаю, что эта история подходит для детских ушей, - произнес он с сомнением.
 - Пожалуйста, господин инрэ, - попросила девочка и судья с удивлением поглядел на неё. Кажется он впервые слышал от неё подобную интонацию.
 - Зачем тебе это?
 - Он убил своего сына?
   Судья почти вздрогнул.
 - Откуда ты..., - он замолчал на полуслове и с подозрением поглядел на ребенка: - Ты разговорила его?
   Элен отрицательно покачала головой.
 - Просто предположила, - легко солгала она. - Когда он с такой яростью бросился на Дюронов, защищая меня, мне вдруг пришло в голову, что он защищает меня как будто я его дочь. И тогда я подумала, что возможно он не уберег своего ребенка, а потом, что даже возможно он сам его и убил почему-то.
   Она глядела на судью большими ясными глазами. Тот счел что это звучит вполне правдоподобно, учитывая насколько это дитё не по годам умное.
 - Пройдемся, - предложил он, указывая вдоль берега.
   Элен утвердительно кивнула. Несколько минут они шли молча, Мастон Лург всё еще колебался. Но в конце концов он заговорил.
   На северо-западе Агрона, невдалеке от Ильмарских гор, в окружении бескрайних красно-золотых лесов есть селение Горячие Камни, названное так из-за находящихся в окрестностях удивительных валунов, которые по необъяснимой причине круглый год и в любое время суток пребывают в нагретом состоянии. Одни просто теплые и приятные на ощупь, другие достаточно горячие, но еще вполне терпимые для прикосновения и, как говорят, подходят для прогревания человеческого тела в лечебных целях, третьи горячие настолько, что плавят воск, ну а некоторые раскалены как печка и о них можно обжечься до волдырей. Люди живущие в этом в общем-то благословенном месте относят себя к иегонам. Иегоны - последователи одного из бесчисленных ответвлений христианства, а по сути просто очередная безумная секта, полная невежества, мракобесия и жестокости. Учение их довольно примитивное. Бесхитростная, незатейливая ахинея про всеблагого светлого доброго бога и злого лживого дьявола. При этом  иегоны отличаются слишком уж мрачным, пессимистичным и тяжеловесным восприятием жизни. Это находит отражение и в их одежде, и в их строениях, и в их глупых правилах и ритуалах. Они носят темные одежды, обязательные капюшоны, их церкви выкрашены снаружи в черный цвет, а главный их символ кроваво-красный крест, татуировки которого они наносят себе на внутренние стороны запястья при крещении. Иегоны не верят, что дьявол это падший ангел, бывший некогда помощником бога. По их представлениям дьявол это некий антибог, источник всей скверны и тьмы в мире, зла и лжи. Во многом он равнозначен светлому богу-творцу, который создал всё сущее, при этом и тот самый хаос, из которого и возник дьявол. В общем вся их мифология весьма сумбурна и противоречива. Бог-творец вынужден был дать жизнь хаосу чтобы привести мир в движение, а хаос породил злого антибога и теперь весь мир это одно бесконечное поле битвы между творцом и дьяволом. И по их представлениям дьявол побеждает, особенно среди людей, ибо люди очень легко впускают его в себя и становятся его частью. Собственно одни лишь иегоны, просветленные и суровые, строгие и бдительные и не поддаются ему. По крайней мере стараются изо всех сил. Ну а те из них кто всё же даст слабину и впустит дьявольский дух в себя, тот будет подвергнут сначала жутким испытаниям, по сути пыткам, чтобы убедиться что дьявол действительно вселился в человека, а затем не менее чудовищным казням, призванным уничтожить оскверненное тело и отпустить измученную душу к творцу. Я ни в коем случае не хочу описывать в деталях их кровожадные, дикие методы пыток и умерщвлений, но чтобы ты понимала о каком исчадии больного разума идет речь, назову тебе один из их видов казни. Голого человека подвешивают за раздвинутые ноги головой к земле, приставляют к паху большую двуручную пилу, которой в нормальном мире пилят бревна, и медленно распиливают.
   Таким образом вся жизнь иегонов посвящена тому, чтобы не дать дьяволу завладеть собой, а заодно и высматривать не вселился ли он в других. У каждого из них есть свой партнер-наблюдатель, хранитель, призванный следить за своим подопечным дабы тот не оступился и не поддался злу. Этот подопечный в свою очередь сам за кем-нибудь наблюдает. Они едят очень соленую пищу, так как зло боится соли, алкоголь пьют только три раза в год по своим главным праздникам, им нельзя смотреть на другого человека  через левое плечо и оборачиваться через него, ибо дьявол подкрадывается и подолгу стоит именно с левой стороны, почти все время они ходят в перчатках, чтобы ненароком не прикоснуться голой рукой ко многим "нечистым" вещам, животным, растениям, например, к белым коровам, так как именно в белый цвет любит рядиться отец лжи, который в свою очередь не любит черный цвет, ибо тот напоминает ему о собственной тьме и в конечном счете бессилии перед светом. Также дьявол не любит красный цвет, ибо это цвет искупительной крови, которой божий сын уже однажды одолел его. И потому иегоны обвешивают себя красными веревочками, ремешками, браслетами и тому подобным. Также им нельзя плевать, чихать и зевать, кроме как вдалеке от всех и прикрываясь обеими руками. Они должны всеми возможными способами оберегать все отверстия в человеческом теле, так как именно через них чаще всего дьявол и проникает в человека. Им нельзя широко улыбаться и громко смеяться, ибо это всё дьявольские ужимки. Они с омерзением и подозрением относятся к любым дефектам и аномалиям человеческого тела, к любой необычной черте во внешности, ибо не сомневаются что это всё знаки тёмного бога. Заправляют у них всем святые отцы - владыки, трое младших и один старший. По вечерам, в час заката, когда красное солнце пылает на красных крестах черных церквей, жители Горячих Камней собираются в своих мрачных святилищах и хором громко распевают священные мантры, иногда доводя себя до исступления.
   Вот в таком, скажем прямо не слишком привлекательном месте, Галкут и провел большую часть своей жизни. С рождения он слышал россказни о вездесущем духе зла, у которого нет иной заботы, кроме как соблазнять слабых, утративших бдительность людей, вселяться в них и подчинять своей воле. И в детстве также как все, он носил капюшон, перчатки, красную веревочку на запястье, не улыбался, как мог подавлял зевоту и чихание, обильно солил свою пищу, вставлял в уши пробковые затычки, остерегался рыжеволосых людей, белых котов и собак, содрогался при виде больших родинок, бородавок, раздвоенной губы, косоглазия, горбатости и прочее, поклонялся святым отцам, радостно кричал им "На многие лета, владыко", в закатный час возбужденно и проникновенно пел вместе со всеми "Славься бог-вседержитель, сотворяющий мир, элои, элои!",  "Воссияй дивным светом, путеводной звездой, элои, элои!", "Буде мы в силе твоей, да одолеем мы козни злого, элои, элои". Но несмотря на все эти сумерки сознания, подавления разума и воли, торжество фанатизма и двуличия, религиозный морок всё же не смог окончательно овладеть Галкутом. Да, трудно противостоять мыслям и традициям, внушаемым с самого детства, когда у человека еще нет способности к критическому мышлению и анализу и он практически беззащитен перед любыми дикими и безумными идеями. Но Галкут, также как его отец и его дед, был рыбаком. Жили они на озере в нескольких километрах от Горячих Камней и поэтому были всегда несколько обособлены от остальной общины. Они ловили рыбу, солили её, коптили, возили на продажу в селение, плели сети, вырезали удилища, изобретали поплавки и грузила, созерцали спокойные воды озера, величие бесконечного леса, слушали шелест листвы и пение птиц и им не казалось, что повсюду скрывается дьявол. Отец и дед не носили капюшонов и перчаток, так как в них было совершенно неудобно заниматься своим ремеслом. И Галкут, по мере взросления и приобщения к семейному поприщу, тоже постепенно отходил от некоторых писанных и неписанных правил секты. И хотя он по-прежнему причислял себя к иегонам, но относиться ко всему стал проще и спокойнее. Ему больше не мерещился дьявол за каждым кустом и во всяком человеке с рыжими волосами или бородавкой. Он без всякого страха мог похлопать по спине белую корову, прокатится на белой кобыле или потрепать по шее белого пса. И всё реже и реже он появлялся в черной церкви с красным крестом на шпиле, а если и появлялся, то голос его звучал далеко не так возбужденно и неистово как прежде. Это конечно не прошло незамеченным. Один из трех младших владык по имени Кундай давно уже присматривался к Галкуту, к тому же Нани, дочь мельника, приставленная хранителем-наблюдателем к сыну рыбака часто доносила священнику о неподобающем поведении своего подопечного. После смерти отца, когда Галкут остался совершенно один, Кундай постарался взять юношу в оборот и укрепить его в мысли, что дьявол не дремлет и путь святого Иегона единственно верный путь в этой жизни. Юноша внимательно слушал все увещевания и наставления владыки, но явно уже не проникался этими мрачными идиотическими идеями о том что безжалостный коварный антибог захватывает человечество и учение иегонов и Горячие Камни по сути один из последних островков света в безбрежном океане тьмы, отчаянья и греха, в которые погружается мир. "Вера и бдительность наш единственный оплот против наступающего зла", восклицал Кундай, потрясая руками с золотыми браслетами и Галкут послушно кивал. А потом возвращался в свой домишко на берегу озера, шел проверять ловушки и сети, слушал гомон птиц и тут же забывал, что повсюду дьявол, грех и отчаянье. А иногда среди прибрежных кустов он замечал сверкание золотых волос дочери мельника, следившей за ним. Раньше без особой охоты и исключительно во исполнение возложенного на неё долга, а теперь с каким-то непонятным ей самой интересом и волнением. И Галкут, прежде относившейся вполне равнодушно к тому что за ним наблюдает глупая девчонка, вдруг стал испытывать смущение и какое-то смутное удовольствие от того что она смотрит на него. Однажды Нани свалилась в озеро с полуметрового обрывчика. Конечно всего лишь по неосторожности, но возможно и с каким-то умыслом, до конца осознать который не могла и сама. Галкут не раздумывая бросился ей на помощь, хотя там было не глубоко и никакие хищные твари ей не угрожали. Он вытащил её из воды. Потом она сидела возле его костра, сушила одежду, ела запеченную рыбу и слушала рыбацкие истории. И там, на берегу синего озера, под ласковым светом красного солнца, эти двое совершенно не помнили о том что они иегоны и злой дух постоянно искушает и соблазняет их. И Нани, под предлогом усиления слежки за своим подопечным, всё чаще и чаще приходила на озеро, где она по примеру Галкута откидывала с головы капюшон, снимала перчатки и совершенно забывала о мрачном мире черных церквей с красными крестами и неулыбчивых молчаливых людей. Всё это конечно не могло пройти незамеченным для Кундая. Его всё более и более раздражало своеволие Галкута и его отрешённость от жизни общины. А кроме того, неожиданно он понял, что Нани, превратившаяся из худенькой глазастой девочки в прелестную стройную девушку, интересует его совершенно особым образом и ему крайне неприятно, что она проводит так много времени с этим рыбаком. Он тут же назначил ей новую цель для наблюдения. Но это не помогло. Нани все равно каждый день ходила на озеро, сидела плечом к плечу со своим, как она наверно считала, другом, следя за поплавками, слушала его веселую болтовню и непозволительно много смеялась. Кундай свирепел все больше и уже высказывал старшему владыке свою озабоченность тем, что дьявол явно пробует завладеть душами этих двоих. Неизвестно чем бы всё это закончилось, но тут между Агроном и Сайтоной случилась очередная война. И Горячие Камни, как и всякая другая деревня и город любой провинции королевства, должны были поставить в строй определенную часть своего мужского населения. Армейским офицерам, грубиянам и безбожникам, было глубоко наплевать на все религиозные закидоны иегонов и на то что они последний оплот человечества в битве против диавола. Офицерам нужно было сколотить отряды ополчения и они это сделали, быстро и доходчиво объяснив владыкам, что бояться следует не дьявола, а пьяного господина полковника вот с такенной дубиной заместо трости.  Молодой Галкут отправился на войну. Через пару лет война утихла, но Галкут, согласно закону о пятилетнем призыве, служил еще три года на границе с Сайтоной.
   Когда он вернулся в Горячие Камни он был уже совершенно другим человеком. Учение иегонов утратило над ним власть. Теперь всё это поклонение красным крестам, хоровое иступленное пение на закате, повальная слежка друг за другом, проклинание смеха казались ему невыносимо тягостными и нелепыми. Но здесь был его дом, его озеро, а главное одна молодая особа, которая все эти пять лет не выходила из его головы и сердца. И как выяснилось эта молодая особа тоже не забывала его. И несмотря на то что Кундай приложил все мыслимые усилия чтобы сделать её своей женой, Нани осталась свободной. Ни елейные увещевания, ни соблазнение сытым безбедным существованием, ни завуалированные угрозы не только со стороны святого отца, но и от родителей и знакомых ни к чему не привели. Причем Нани и сама до конца не понимала чего она ждет. Но когда после пятилетний разлуки, она увидела Галкута, всё стало на свои места и для неё и для него. Она вышла замуж за любимого человека.
     Естественно Кундай, который за эти пять лет окончательно уверовал, что Нани должна принадлежать ему и только ему, от такого поворота событий практический обезумел. И несмотря на всю свою выдержку и внешнее благодушие, на одной из проповедей злоба прорвалась из него и он оскорбительно отозвался о Нани, назвав её неблагодарным темным существом, обвинив её в уклонении от правил и традиций общины и к тому же не способной отличить хорошего от дурного, что в представлении иегонов является опаснейшим пороком, ибо такой изъян есть прямая дорога в объятия дьявола. Однако он не учел того насколько война и армия меняет людей. Галкут встал со скамьи, вышел вперед и громко и спокойно объявил, что младший владыка охвачен низменной похотью и злобой, что он возжелал Нани и не получив желаемого, извергает из своего грязного рта ложь и клевету. Святой отец рассвирепел и, схватив свой посох, один из атрибутов владыки, попытался поколотить им Галкута. И снова он не учел того что молодой рыбак последние пять лет провел там, где люди быстро привыкают к смерти и крови, к оружию и битвам, к потасовкам и грубости и учатся давать сдачи. Галкут нанес владыке два удара кулаком в лицо, прежде чем опомнившиеся общинники схватили его за руки и оттащили. Ошалевший Кундай, с разбитым лицом и потрясением в душе, несколько минут был совершенно потерян. Он просто не мог вообразить что такое возможно. Он привык обрекать на страдание других, но к тому что кто-то может причинить боль ему был совершенно не готов. Разразился страшный скандал. Однако сход всей общины под предводительством почтенного старшего владыки постановил освободить Галкута от какой-либо ответственности, ибо он только защищался, сначала свою жену, затем себя. Кундаю было велено забыть Нани и три дня беспрерывно молиться и поститься для "успокоения неподобающих страстей". Таким образом всё улеглось и со временем вроде бы забылось. Нани и Галкут стали жить вместе в рыбачьем домике, который новоиспеченный муж обновил и расширил. А через год их маленькая счастливая семья стала больше на одного человека. Нани родила прекрасного мальчика и это наверно был самый счастливый день в жизни молодого рыбака. Мальчика назвали Майрет.
   На радость своим родителям Майрет рос здоровым и крепким, рассудительным и сообразительным. Казалось что от папы и мамы он взял только самое лучшее, красоту, изящество, доброту от своей матери и рослость, крепость и вдумчивость от своего отца. И Галкут просто души не чаял в своем малыше, впрочем как и в своей маленькой нежной супруге. Ему представлялось что он достиг всего о чем только мог мечтать и не может быть и не будет жизни лучшей чем эта. Обычные банальные радости тихой семейной жизни окутали его словно светлым облаком, заслоняя его от всех жестокостей и безумия мрачного мира иегонов. Галкут был счастлив самым простым человеческим счастьем. Ибо самое глубинное человеческое счастье по своей сути всегда очень обыденно и банально. Он возился со своим сыном, потихоньку приобщая его к семейному ремеслу, дурачился с женой, помогал ей в огороде, укреплял, обстраивал дом, рыбачил, заготавливал рыбу, продавал её, покупал Нани и Майрету маленькие подарки, устраивал семейные ужины в каком-нибудь несказанно красивом местечке в лесу. И всего им было вдоволь, всего в достатке, и пищи, и мира, и самих себя. И наверно ему даже стало казаться что так будет вечно. И хотя совсем рядом с ними, в Горячих Камнях, по-прежнему время от времени пытали и мучительно казнили тех, кого обуял дьявол, для Галкута всё это происходило словно в потустороннем мире. Но по прошествии семи или восьми лет этот самый "потусторонний" мир начал потихоньку подбираться к его маленькой счастливой семье. Кундай к этому времени стал старшим владыкой и хотя Галкут уже давно и думать забыл о их столкновении в прошлом и очень бы удивился, если бы кто-то напомнил ему об этом, ибо считал что всё это уже давно поросло быльем и навсегда похоронено в бездонных глубинах памяти, вряд ли сам Кундай считал так же. Но теперь он никуда не спешил и лишь внимательно приглядывался к тихому светловолосому мальчугану, у которого как оказалось были разноцветные глаза, один светло-голубой, другой зеленый и подолгу беседовал с родителями Нани, а иногда и с ней самой. Галкут поначалу ничего не замечал. Разве что Нани стала чуть молчаливее, а Майрет иногда словно грустил о чем-то. Но рыбаку казалось что это всё просто чуть более темные штрихи на светлой картине их семейного счастья, которые лишь оттеняют основной рисунок. До поры до времени он также не обращал особого внимания, что Нани всё чаще бывает у родителей и даже остается у них ночевать, а также что она уже не столь редко как раньше посещает черную церковь, где скорбно и внимательно слушает тихие наставления святых отцов. Он не замечал как его сын бродит в одиночестве по окрестностям селения или в лесу, словно дикий заброшенный олененок, и иногда тоскливо глядит издалека на других детей, которые почему-то были не слишком расположены принимать его в свои игры. Но потом до Галкута стали доходить странные нелепые слухи. Одного из мальчиков сильно покусала собака с белыми пятнами на спине, а рядом был Майрет. Один из мужчин свалился с лестницы и сломал руку, по близости снова видели Майрета. Одна из коров вдруг стала доиться кровавым молоко и как выяснилось за день до этого к ней прикасался Майрет. Черная кобылица неожиданно взбесилась, сбросила своего седока и едва не затоптала его. Как отмечали очевидцы это случилось после того как Майрет прошел рядом с ней. Одна из девочек, после того как на неё пристально и долго смотрел Майрет, заболела неизвестной болезнью и, покрывшись пятнами, слегла с лихорадкой и жаром. Приезжая в Горячие камни с возом вяленой и копченой рыбы, Галкут всё чаще замечал что жители косятся на него, а иные и просто глядят с откровенной злобой. Он не осознавал что происходит, да и не особо старался разобраться, не придавая всему этому большого значения. Он считал что прекрасно понимает этих людей и ему отлично известно, что иегонам свойственны некоторые чудачества и странности. И хотя он по-прежнему считал себя одним из них, годы армии, а затем и годы тихой светлой семейной жизни на берегу безмятежного озера совершенно отвратили его от их мракобесного запутанного мрачного учения. И он совершенно спокойно воспринимал всю непримиримую, почти фанатичную жестокость своих соплеменников, когда дело касается дьявола и колдовства, считая это естественным и может быть где-то в глубине души даже правильным. Но пребывал в абсолютной уверенности, что это не имеет никакого отношения ни к нему, ни к его семье. И вот однажды в своем доме у озера он остался совершенно один. Он спокойно лег спать, не сомневаясь что жена и сын остались ночевать у родителей Нани, такое уже случалось несколько раз. Но в следующий вечер он был по-прежнему один и эту ночь он провел далеко не так безмятежно как предыдущую, вспоминая всё что случилось за последнее время, ворочаясь с боку на бок и находя всё новые и новые тревожные признаки в поведении жены, сына и односельчан.
   Ранним утром он сел на лошадь и поскакал в Горячие Камни. И там его маленький счастливый мир, словно легкое облачко пара, в один момент смело грозным порывом ветра. От родителей Нани, которые смотрели на него с нескрываемой ненавистью, он узнал что его сыном окончательно овладел дьявол и позапрошлой ночью Майрета нашли в каком-то странном беспамятстве, всего в крови и потрохах, а рядом у соседа разодранную буквально на части свинью. Когда Майрет пришел в себя, он плохо что помнил, призвали святого отца, тот заподозрил присутствие дьявола в ребенке и мальчика забрали в церковь и поместили в так называемый "святой мешок". "Святой мешок" это небольшое углубление в каменном полу в одном из помещений в подвалах церкви. Углубление высотой от силы полметра и пару метров в длину, внутри дощатый настил, на который укладывается человек, а сверху эта яма накрывается тяжелой решеткой из освященного металла. Жуткое место, по сути каменный тесный гроб, закрытый сверху толстой решеткой, якобы дьявол в этом "мешке", окруженный камнем и святым металлом не способен никому снаружи причинить зла. И также родители Нани не стерпели и объявили единодушное мнение общины, что в том что дьявол завладел ребенком в первую очередь виноват его глупый, а может и злокозненный отец, который пренебрег практически всеми правилами и обычаями иегонов, отдалился от церкви и святого учения и приобщил Майрета к темным глубинам вод и проклятым лесным чащобам, любимым обиталищам антибога. А Нани уже вторые сутки подряд не встает с колен перед алтарём в церкви, вымаливая у бога прощение для её сына, а заодно и для неразумного мужа. Галкут слушал их слова как в бреду, как будто его всего закутали в толстое ватное одеяло и голоса стариков доносятся издалека. Он слушал и не слышал, не верил что всё это происходит на самом деле. Ведь всё-таки он был иегоном и прекрасно знал что ждет его сына. Пытки и истязательства, от которых и взрослые люди сходили с ума. Пытки, призванные вынудить дьявола раскрыть себя, признать своё присутствие, пытки чьей главной задачей является добраться до самого нутра человека, до мозга костей, пронзить его такой чудовищной болью чтобы скрывающийся внутри дьявол затрепетал, завопил от страдания и выдал себя. Если же этого не случится, то значит дьявола нет и человека отпустят. Обожжённого, обескровленного, изрезанного, истыканного иглами, с раздробленными костями, искалеченными суставами, полуживого, полубезумного его отпустят чтобы он провел остаток своих скорей всего уже немногочисленных дней в тяжелом сумрачном мире страшных воспоминаний. Но впрочем такое случается невероятно редко, практически никогда, ибо дьявол слаб и почти всегда выдает себя. И тогда человека умертвляют каким-нибудь жутким способом, дабы гарантировано освободить его душу от темного бога. Вот что ожидало его сына. Галкут знал что всё будет именно так и никого не остановит то что Майрет всего лишь восьмилетний ребенок. Галкут видел невообразимые нормальным человеком казни беременных женщин, вынашивающих в себе семя дьявола, стариков, впавших в ересь на склоне лет и юных девушек, соблазненных дьявольскими искушениями. И он понимал что Майрета ждет тоже самое. Он отвернулся от родителей Нани, совершенно забыв о них, не слушая что они изрыгают ему в спину и побрел, не различая дороги, а по его щекам безостановочно текли слезы. Но пока он так шел в его голове наступало какое-то прояснение, в памяти отчетливо всплывали вещи на которые он раньше не обращал внимание. Косые взгляды односельчан, злобное или испуганное перешептывание при его появлении, нелепые слухи о постоянном присутствии Майрета при  несчастных или досадных происшествиях с людьми, о его недобрых, приносящих беду разноцветных глазах, об отлучках Нани, о её робких попытках заговорить с ним о боге и церкви и что-то еще про "неправильную" жизнь, а главное, и это теперь буквально вонзалось раскаленной спицей ему в сердце, самодовольном, уверенном, насмешливом, маслянистом взгляде старшего владыки. Они иногда встречали друг друга, но практически никогда не заговаривали. Галкут считал, что по большому счету им не о чем говорить, он отдалился от учения и традиций иегонов, святой отец понимает это, конечно не одобряет, но спокойно принимает, признавая за рыбаком право самому выбирать какой жизнью жить. Так ему казалось тогда, а теперь он понимал что всё было иначе. Кундай глядел на него не добродушно и спокойно, а насмешливо и презрительно, а иногда, как теперь вспоминалось ему, холодно и мрачно, в предвкушении какого-то несчастья для рыбака. И чем больше Галкут думал об этом, тем больше убеждался в том, что еще совсем недавно счел бы невероятным, почти невозможным. Кундай ненавидит его, он не забыл ничего из того что произошло между ними десять лет назад и не смотря на все эти годы по-прежнему без устали и непрестанно лелеет и взращивает уродливое растение давней обиды. Галкут остановился, еще несколько минут он думал о том, как Кундай распускал грязные слухи о Майрете, внушал прихожанам кто виноват в их несчастьях, исподволь и осторожно обрабатывал родителей Нани, а потом и её саму, убеждая что её муж отступник и тянет за собой в бездну греха, отчаянья и безбожия и её и сына. И всё это только ради того чтобы насладиться страданиями человека, который десять лет назад публично унизил его, увел женщину которую святой отец считал своей, и после всего этого еще и посмел жить свободно и счастливо. Теперь Галкут ненавидел Кундая точно также как и тот его. Он бросился к церкви.
   У Галкута с собою был длинный, очень острый, рыбацкий нож, с которым он не расставался с детства, с той поры как получил его от отца на день рождение. Но когда он бежал к церкви, единственным его желанием было освободить сына, вытащить его из проклятой ямы, вывести из здания и навсегда увезти из этого ужасного города. Как и все в Горячих камнях он знал устройство церкви, её внутренний уклад и распорядок. Комнаты со "святыми мешками" находились в подвале, в одном из самых глубоких тупиковых коридоров. Коридор закрывала тяжелая дверь с мощным замком и на каждой решетке, накрывающей яму с узником, также был замок. При церкви жило несколько десятков монахов, которые окончательно отказались от мирской суеты, решив посвятить себя каждодневному беспрерывному служению богу и непримиримой борьбе с дьяволом. По сути дела это бесповоротно спятившие люди, бреющие себя наголо, обмазывающие голову и руки черной краской, облачающие тело в тяжелую вонючую колючую власяницу и видящие дьявола в каждом порыве ветра и в каждой человеческой улыбке. Среди этих монахов есть несколько старших монахов, их называют клирсами, их обязанность печься о столах братии и порядке в церкви. И каждые сутки один из этих клирсов назначается дасмосом, то есть что-то вроде главного дежурного служителя, руководящего остальными монахами и надзирающего за ними. Кроме всего прочего ему передаются ключи от всех замков в церкви. Галкут понимал, что сломать замки, тем более так чтобы это прошло незаметно, у него не получится. Честно говоря, в тот момент он вообще мало о чем думал, кроме того что ему нужно немедленно освободить сына. Входя в церковь, он намеревался найти дежурного клирса и либо заставить его открыть нужные замки, либо отобрать ключи и сделать это самому. Монахов в церкви было около трех десятков, жили они здесь годами, многие вышли из общины и Галкут, как и практически все в Горячих камнях, большинство монахов знал в лицо и по именам. Но когда они все бритые наголо, обмазаны сажей, да еще и в одинаковых бесформенных власяницах с глубокими капюшонами различить их было весьма непросто. С учетом этого, дабы выделиться среди остальных дежурный клирс мазал голову красным цветом, настоем из листьев липучей багрянки, а капюшоны в помещениях церкви монахи никогда не надевали.
   Галкут, дрожа от бурлящих в нем эмоций, буквально сходя с ума от мысли, что его сына ждут изуверские пытки и мучительная смерть, вошел в сумрачный притвор церкви. Стояло раннее утро и поскольку иегоны больше почитают вечернюю зарю чем утреннюю, народу внутри почти не было. Тем не менее в глубине нефа, на кафедре, один из младших владык, как и полагалось, звучно и певуче читал псалом из Книги Иегона. Его слушали монахи и несколько прихожан. Никем не замеченный Галкут проскользнул в боковой коридор, откуда попал в галерею окружающую внутренний двор. Он собирался пройти в хозяйственные помещения, где практически наверняка и находился в данный момент дасмос - дежурный клирс. По пути через галерею он встретил одного из монахов и, насколько это было возможно, спокойно спросил его где найти дасмоса. Тот ответил что в трапезной. Галкут направился в указанном направлении и буквально через пару поворотов наткнулся на человека с красной головой в компании четырех других монахов. От некоторой неожиданности произошедшего все застыли. Галкут узнал дасмоса, это был человек по имени Бийер, ранее занимавшийся разведением свиней и фарьяров, мясник и торговец навозом, а теперь один из самых безумных почитателей Иегона и ярый борец с дьяволом. Он тоже узнал рыбака и с подозрением уставился на него. Бийер и раньше был крайне неприятен Галкуту, а теперь в особенности, ибо являлся одним из тех кто первым без малейшего сомнения поднимет руку на мальчика, которым, по его убогому мнению, завладел дьявол. И эта неприязнь видимо отчетливо отразилась на лице Галкута. Бийер догадался что происходит и истошно завопил: "Братия, хватайте его! Он злоумышляет!" Монахи еще какое-то время медлили, не понимая что нужно делать, но Бийер крикнул: "Он идет освободить дьявола! Бей его, кто за бога!". Монахи уразумели что к чему и бросились на Галкута. Но Галкут, в душе которого и так бушевало пламя, увидев, что люди, которые по сути и обрекли его сына на смерть своей мракобесной верой, еще и угрожают ему, потерял последнее самообладание и сам бросился на них. Машинально он выхватил из-за спины нож, как делал на войне, когда у него выбивали из руки меч. Увидев длинное лезвие рыбацкого ножа монахи испуганно застопорились, а в следующий миг Галкут полоснул одному из них по пузу и порезал лицо другому. Раненые дико заорали, посчитав что настал их смертный час, хотя порезы были неглубокие и через пару дней оба монаха совершенно оправились. С воплем "убивец!" двое  других шарахнулись в стороны, дабы избежать жуткой участи своих товарищей. Галкут подскочил к Бийеру и схватив его за шиворот, едва не воткнул ему в шею нож. "Веди к сыну", прохрипел он, "иначе голову отрежу!". Бийер, чувствуя давление стали ножа, не посмел возражать. Они вдвоем быстро прошли через двор и спустились в крипту. По пути прихватили горящий факел. В подземелье на каменных постаментах горели лампы, но в коридоре, куда они в конце концов пришли, царила абсолютная тьма. И сердце Галкута болезненно сжалось, когда он представил как его мальчик лежит, вмурованный в пол, под решеткой, среди полной темноты, не зная что происходит и не понимая почему взрослые так поступают с ним.
   Наверно Галкут уже тогда понимал что ему не спасти сына,  монахи с которыми он столкнулся поднимут тревогу и вскоре вся община будет здесь. Хотя может и верил, что если всё сделает быстро, то еще может успеть выскользнуть незаметно с Майретом из церкви, сесть на коня и ускакать прочь и навсегда из этого проклятого места.
   Бийер подвел его к нужной двери и Галкут отпустил его и взял у него из руки факел, чтобы клирс мог открыть замок. Они вошли в маленькую, холодную, прямоугольную, абсолютно пустую комнату с грубыми неровными каменными стенами. И в этот момент Галкут не выдержал и сделал шаг вперед, к забранной толстой решеткой яме в центре помещения и опустил к ней факел. Он увидел своего мальчика и едва не застонал. Ребенок был невероятно бледен, беспомощен и жалок. На его лице застыло и словно бы уже навсегда жуткое выражение обреченности и какого-то глубинного смирения со своей участью. В голове у Галкута на краткий миг помутилось, он потерял из виду своего спутника и тот не преминул этим воспользоваться. Бийер стремительно бросился к двери, выскочил в коридор, захлопнул за собой дверь и задвинул засов.
   Всё было кончено. Красноголовый монах торжествовал победу и предвкушал будущие похвалы за то что проявил мужество и решительность и единолично остановил дьявола. Галкут же, с разрывающимся сердцем и застилающими взор слезами, неотрывно смотрел в огромные глаза своего сына. Всё было кончено.
   Вскоре раздался шум, топот ног, тревожные голоса. Возле камеры со "святым мешком" собрались монахи, вооруженные кольями, дубинами, топорами. Но даже при таком явном перевесе входить они не решались, ибо у Галкута по-прежнему был нож. Все ждали старшего владыку. Появившийся Кундай  был крайне возбужден. В начале, услышав что Галкут захватил дасмоса и вот-вот освободит сына, он пришел почти в отчаянье, ибо план столь долго лелеемой им мести готов был обратиться в прах. Но теперь Кундай ликовал. Галкут будет страдать не только из-за сына, но и еще понесет наказание за нападение на монахов, причинения им увечий и попытку служить дьяволу. Если конечно будет доказано что дьявол действительно поселился в мальчике. Но Кундай не сомневался что будет. Старший владыка торжествующе глядел через зарешеченное окно в двери на застывшего с факелом в одной руке и ножом в другой Галкута. Не сумев совладать со своим голосом, который так и звенел от самодовольства, он грозно заговорил с рыбаком. Он угрожал ему карами за все его преступления и упрекал за то что он хотел помешать спасти своего сына от дьявола. И также заверил его, что приложит все усилия чтобы изобличить скрывающееся внутри Майрета зло и обязательно спасет душу мальчика. Но Галкут не смотрел в его сторону и как будто даже не слышал. Он опустился на решетку и, пытаясь справиться с рыданиями, неотрывно глядел на сына. Наверно он старался улыбаться. Наверно он шептал ребенку: "Не бойся, Майрет, теперь папа с тобой и всё будет хорошо. Просто закрой глаза. Закрой глаза, малыш". Галкут увидел следы ожогов и порезов на ладонях и предплечьях мальчика - пытки уже начались. Он просунул клинок между прутьев решетки и приставил его к груди мальчика.
   Судья снова замолчал. Во время рассказа он делал уже несколько пауз, то ли чтобы перевести дух, то ли ему казалось что девочка захочет что-то спросить и он предоставлял ей эту возможность. Но Элен ничего не спрашивала, она слушала внимательно и задумчиво и почти не отрывала взгляд от судьи. И снова Мастон Лург удивлялся ей, разве может маленький ребенок так долго и сосредоточенно сохранять своё внимание на каком-то одном предмете, спрашивал он себя.
 - Я не буду даже пытаться описать, что происходило в душе Галкута, когда он одним сильным ударом вогнал лезвие ножа в сердце своего сына, - негромко сказал судья, глядя куда-то на противоположный берег. - Я думаю ему было легче собственноручно выпотрошить себя этим ножом, чем нанести этот один единственный удар. Естественно Кундай, уразумев что происходит, пришел в неистовство. Видимо он считал, что заставить отца убить сына это ещё недостаточно для утоления мести, что рыбак мучился бы гораздо горше, зная что его сын ревет и вопит от чудовищных пыток в подвале черной церкви. По его приказу ворвавшиеся монахи принялись избивать рыбака. А Галкут даже не пытался сопротивляться. Даже не пытался. Его нож остался торчать из груди сына, а он сам безвольно и покорно сидел на полу и словно ничего не чувствовал. Его жутко избили и наверно бы забили до смерти, если бы опомнившийся Кундай не велел монахам остановиться. Наверно старший владыка посчитал что это будет слишком легким исходом для Галкута. - Судья на секунду замолчал и затем произнес с неожиданной злостью: - Хотя кто его знает что он там думал. Когда я допрашивал его, Кундай, не моргнув глазом, заявил что монахи бросились избивать Галкута исключительно по велению собственного сердца, обуянные праведным гневом на него, ибо он обрек душу ребенка на вечное служение дьяволу - жуткое преступление.
   Судья повернулся к Элен.
 - Думаю на этом можно завершить мой затянувшийся рассказ, - сказал он словно с некоторым вызовом. - Надеюсь теперь твое любопытство удовлетворено?
   Девочка бросила на него быстрый испытующий взгляд.
 - Вы сердитесь на меня?
   Но Мастон Лург уже совершенно успокоился.
 - Нет. Конечно нет. Просто вспоминать об этих спятивших иегонах всегда неприятно. Зарезанный Майрет, искалеченный Галкут это лишь малая толика из тех несчастий и трагедий, что происходят в этой общине, на которые эти люди сами себя и обрекают.
 - Но как же вы ..., - начала Элен и умолкла словно в нерешительности.
 - Давай-давай, спрашивай, - подбодрил её Мастон, - что уж бросать на полдороге.
 - Я хотела спросить, как же так вышло, что вы и Галкут... встретились.
 - Ты наверно хотела сказать стали сообщниками? - Усмехнулся Лург.
 - Нет, я хотела сказать только то что сказала.
   Судья почти минуту задумчиво глядел на Элен. Затем пожал плечами.
 - Да очень просто. В то время я был навиром, это что-то вроде выездного судьи, который с отрядом судебных гвардейцев разъезжает по провинциям королевства, проводя суды и вынося приговоры там, где нет постоянного представительства Судебной палаты.
 - Что-то вроде того что вы делали в караване?
 - Что-то вроде. Только в караване у меня под рукой не было отряда рослых широкоплечих хмурых гвардейцев, готовых по одному моему жесту броситься в яростный бой с любыми врагами закона и порядка. Как ты понимаешь, присутствие молчаливых безжалостных гвардейцев с их обязательным мрачным лейтенантом придает правосудию необходимую ему весомость и доходчивость.
 - Овеществленная угроза насилия - очень доходчивый довод, - сумничала девочка.
 - Вот именно, - усмехнулся судья. - Нас вызвал в Горячие камни один из тамошних купцов. У него сгорел амбар с сотней отрезов дорогой канторойской шерсти и он обвинял в этом соседа и требовал с него возмещения убытков. Поскольку дело не касалось дьявола и купец не доверял святым отцам в денежных вопросах, он потребовал "королевского правосудия". Я приехал с отрядом гвардейцев и занялся этим делом. Я никуда не торопился и устроил основательное разбирательство. К тому же в те времена я еще питал некоторые иллюзии по поводу того что могу сделать этот мир лучше... Язвить будешь?
   Элен отрицательно покачала головой.
 - ... и потому изо всех сил пытался в каждом вопросе докопаться до правды. Разбираясь со сгоревшей шерстью, выясняя возможные мотивы поджога, беседуя с жителями Горячих камней, я между делом узнал и о рыбаке, убившем своего сына. Я начал выяснять детали, узнал что рыбак сейчас лежит в "святом мешке", а святые отцы решают как с ним поступить. Тогда я потребовал Галкута себе, заявив что раз он убил королевского подданного, то это дело Судебной палаты разбираться с ним. Владыки естественно протестовали и возмущались, особенно, как ты понимаешь, неистовствовал Кундай, заявлявший что я вмешиваюсь во внутренние дела общины. Он с пеной у рта доказывал мне, что это не моё дело, что Его Величество Данбоар Сведущий, прапрадед нынешнего короля, своим высочайшим повелением утвердил и гарантировал свободу вероисповедания для всех жителей Агрона и закрепил в законе обязательство невмешательства государства во внутренние дела любой из церквей. Но я быстро привел его в чувство, сказав что могу забрать его с собой в Акануран, где он тихонько посидит в Доме Ронга и подождет пока судьи высших рангов решат к чьей юрисдикции относится умышленное убийство гражданина Агрона. После этого он быстро поменял свое мнение и Галкута отдали моим гвардейцам. Он долго не хотел со мной разговаривать, не потому что плохо относился ко мне или что-то в этом роде, а просто его абсолютно ничего не интересовало. Это был по сути живой мертвец с совершенно пустыми глазами, от которого невозможно было добиться никаких эмоций. Но это дело занимало меня всё больше и я начал долго и нудно допрашивать всех кто хоть как-то был с ним связан. И постепенно передо мной возникла, как я считаю, полная и истинная картина произошедшего. О всех своих выводах и умозаключениях я сообщал Галкуту. Он по-прежнему не произносил ни слова, но я видел что он прислушивается к тому что я говорю. Я подробно рассказал ему обо всех случаях, когда его сын якобы наводил порчу на людей и животных и становился причиной разных несчастий. Конечно он слышал часть этих грязных слухов, но определенно не все. Я объяснил ему как всё это началось. В самый первый раз, когда собака покусала девочку, по чистой случайности  Майрет находился неподалеку. И также по чистой случайности, совершенно между делом, мать девочки сообщила об этом старшему владыке, никак тогда еще не предполагая обвинять мальчика в каких-то дьявольских кознях. Но Кундая её слова видимо навели на определенные мысли и после этого Майрета принялись обвинять чуть ли не во всех несчастиях общины. Его всякий раз видели там где происходила какая-то неприятность или даже трагедия. И как оказалось со всеми такими свидетелями предварительно беседовал старший владыка. Люди легко внушаемы, особенно такие как иегоны и особенно дети, а многие из тех кто говорил о Майрете были именно дети, обработанные и родителями и владыкой. Я рассказал Галкуту, что по словам очевидцев, Нани денно и нощно молилась в церкви или исповедовалась старшему владыке. Как она пыталась убедить сына отринуть дьявола и вернуться к богу. Мальчик естественно не понимал чего от него хочет мать, но её яростный напор тревожил и пугал его. И также я рассказал ему что Нани призналась мне, что в ту ночь когда Майрет якобы выпотрошил свинью, проводя свой жуткий дьявольский ритуал, она напоила его каким-то лечебным зельем полученным ею от старшего владыки. После этого Галкут наконец заговорил со мной.
   Судья замолчал.
 - И что дальше? - Тут же спросила Элен, сгорая от любопытства.
 - Ничего. Он подробно рассказал как всё это случилось, всё что он знал и всё о чем догадывался. Через несколько дней я закончил дело с купцом и уехал, забрав Галкута с собой. А затем, по дороге в Акануран, отпустил его на все четыре стороны.
 - Отпустили? - С сомнением проговорила девочка.
 - Что, разве я лгу? - Улыбнулся Мастон Лург.
 - Нет, - серьезно ответила Элен. - Но как же вы объяснили это остальным? Ведь его считали убийцей сына. Или вы всем рассказали какой злодей этот Кундай и оправдали Галкута?
 - Кому остальным? Вне границ Горячих камней Галкут никого не интересовал. Моим гвардейцам было глубоко наплевать на него, они даже не представляли кто это такой. Сказано конвоировать его, они конвоируют, сказано отпустить, отпускают. Просто какой-то полубезумный тощий рыбак с пустыми глазами. Кому он нужен?
 - А Кундай?
 - А Кундай продолжил счастливо управлять своим мрачным спятившим мирком. Ведь владыка со всех сторон невиновен, безгрешен и даже свят. Во всем виноват лишь дьявол, завладевший слабым ребенком, да его отец, который и стал причиной всего этого, отойдя от истинного учения.
 - Как же тогда вышло так что Галкут сейчас с вами?
 - Через пару лет он нашел меня и сказал что хочет служить мне, потому что просто не знает что ему еще делать в этой жизни. Выглядел он ужасно, до последней степени изможденный, обросший, нищий бродяга в вонючих обносках и с грязью под ногтями. Я едва узнал его.
 - И вы снова помогли ему, - с какой-то двусмысленной интонацией произнесла девочка.
   Судья поглядел на нее вопросительно.
 - Ты намекаешь что рядом со мной он превратился в преступника и негодяя?
 - Да. Вы превратили несчастного человека в преступника и негодяя.
 - Что ж значит ему не повезло, - как можно более циничнее ответил Мастон Лург.
   Элен, словно потеряв интерес к беседе, отошла в сторону и снова подняла из-под ног какой-то камешек с забавным, как ей показалось, рисунком. Судья тоже был слегка утомлен своим длинным повествованием и кроме того у него пересохло в горле. Он пошел к реке и опустившись на корточки, зачерпнул ладонями воду. Некоторое время он с задумчивой полуулыбкой глядел на прозрачную жидкость у себя в руках. Как же давно он не пил воду вот так, ладонями из реки или озера, без всяких хрустальных бокалов и изящных графинов, обычную чистую воду из обычной случайной реки. Наверное чуть ли не с самого детства. Взор судьи затуманился воспоминаниями.
   Элен неожиданно застыла, моментально позабыв о камешке в руке. Она увидела впереди, метрах в пяти от себя, некое странное шаровидное образование. Она никак не могла уразуметь что это такое и её сердце радостно забилось от предвкушения встречи с неизведанным и таинственным. В ней тут же проснулся неутомимый беспечный исследователь, всегда присутствовавший в каком-то уголке её души и постоянно подталкивающий девочку к поступкам, которые порой воспринимались весьма неодобрительно её отцом и её роботом-хранителем.
   Шар, достигавший в диаметре 2-2,5 метра, слегка как будто вздрагивая и тихонько вибрируя, висел над галькой на высоте примерно в полметра. На первый взгляд он был прозрачным и глазам было нелегко уловить его контуры. Отдаленно он напоминал гигантский мыльный пузырь, но только без радужных переливов. По сути это было как некое воздушное марево, наподобие слоя дрожащего горячего воздуха над раскаленным песком пустыни. И самым любопытным по мнению девочки было то, как закручивалось и искажалось всё что шар заслонял собой. Каменистый берег, река, розовеющие небеса, которые она видела сквозь шар, дрожали, искривлялись, сворачивались словно отражения в кривых зеркалах.

 - Что это? - С улыбкой спросила Элен, скорее просто размышляя вслух, чем обращаясь к судье. Но тот всё же обернулся. Девочка протягивала руку, собираясь прикоснуться к зыбкой поверхности шара.
   Мастон Лург буквально окаменел от ужаса. Страх захлестнул его ледяной волной. Тяжелый и вязкий он лишил его сил, словно превратив все его мышцы и кости в бесполезное желе. Но это длилось лишь пару секунд, затем его пронзил еще более дикий ужас, но на этот раз это был страх за другого. "Элен!!!", то ли крикнул он, то ли подумал и бросился вперед. Его разорванное в клочья сознание было не в состоянии родить какую-то вразумительную фразу, способную донести до девочки всю опасность происходящего, и всё что он мог сделать это бежать вперед. Он схватил ребенка, прижал его к себе и рванулся прочь от жуткого искажающего реальность шара. Тот, словно затянутый резким движением судьи, медленно поплыл за ним.
   Мастон Лург, не разбирая дороги, с безумными глазами, с громыхавшим в голове сердцем, задыхаясь и трепеща, взбегал по склону. Он, как сокровище, крепко прижимал к себе хрупкое тело ребенка, стремительно переставлял ноги, не обращая на то как гудят и ноют мышцы от такого непривычного напряжения и большего всего на свете боялся посмотреть назад. Ему казалось что он буквально всею спиной чувствует присутствие позади себя неумолимого пожирателя, бесшумно и неотрывно преследующего его.
   В себя он пришел только наверху, возле Дистанционной пирамиды. Он осознал что девочка яростно извивается и бьется в его руках, изо всех сил пытаясь вырваться из его хватки. "Пустите! Пустите меня!", шипела и визжала она, колотя его руками и ногами. Мастон Лург наконец обернулся и убедившись, что чудовищный шар остался далеко внизу и сейчас медленно плывет вдоль реки, отпустил Элен. Та тут же отскочила на несколько метров и с ненавистью уставилась на него. С её губ готовы были сорваться злые, испепеляющие слова, но увидев потемневшие глаза судьи, тяжелую печать пережитого потрясения на его лице и его пылающую дико вибрирующую ауру, она на секунду смешалась, а в следующий миг судья сам, с непривычной для него несдержанностью, набросился на неё.
 - Ради всего святого, кто ты такая?! - Крикнул он. - Ты что полная дура или с неба свалилась?! Вытворяешь такое! Совсем ополоумела что ли?! Жить расхотела? Так выбери себе смерть попроще, а не через мясорубку. Господи, да о чем ты вообще думала?!
   Видя полную растерянность на лице девочки, судья сник, немного успокоился и переведя дух, недоверчиво спросил:
 - Ты что не знаешь что такое "мироед"?
   Элен отрицательно покачала головой.
   Мастон Лург уставился на неё так, словно у девочки за плечами распахнулись крылья. Он медленно приходил в себя.
 - Но это невозможно, - почти прошептал он. - "Мироеды" это первое о чем матери рассказывают своим маленьким детям, как только те становятся способными хоть что-то понять. Мироеды есть повсюду, они главная и наиболее чудовищная опасность всего нашего мира. Как ты можешь не знать этого?
   Он глядел на девочку с каким-то пронзительным подозрением, но он просто был не в состоянии представить что именно ему надо подозревать.
 - Я бы не поверил тебе, - сказал он, - если бы не видел своими глазами как ты собиралась прикоснуться к нему. Прикоснись ты к нему и ты бы моментально погибла самым что ни на есть чудовищным образом.
   Судья вроде бы окончательно успокоился по крайней мере внешне, его дыхание восстановилось и биение сердца стало тише и размеренее. Он пристально глядел на девочку.
   Элен немного смутилась. Когда судья грубо схватил её и куда-то потащил, она жутко перепугалась, не зная что и подумать и уже решив, что у мужчины какой-то приступ безумия. "Что он с ней сделает?", только и гремело в её голове. А теперь оказывается он спас ей жизнь. Если не лжет. Но она видела что не лгал.
 - Я действительно могла погибнуть?
 - Да, - спокойно ответил судья, который, как ей показалось, понял что она его проверяет.
 - Но что это за шары? Что бы произошло если бы я прикоснулась к нему?
   Судья поглядел на неё несколько критически, словно оценивая насколько глубоко её невежество и заговорил:
 - Никто не знает что это такое. Называют их "мироедами", они неожиданно появляются и пропадают либо в просторах океана, либо поднявшись в небо, либо сожрав больше чем могут. Они втягивают в себя всё что коснется их поверхности, втягивают и моментально скручивают, сдавливают, превращая буквально в ничто, в невидимую пыль. Если бы твои пальцы коснулись бы шара, тебя бы в один миг втянуло внутрь, засосало бы словно твое тело дым, исковеркало бы и искромсало, прихлопнуло бы как мошку.
   Элен недоверчиво глядела на судью.
 - Подобное случалось со многими людьми, так что ты лучше поверь мне. Тоже самое произойдет,  если мироед наткнется на скалу или дерево. В один момент он уничтожит всё что угодно. Ничто не может ему противостоять. Но по счастью с каждым проглоченным куском мира, шар уменьшается и в конце концов, пожирая предметы, он превратится в точку.
   На лице девочки по-прежнему отражалось сомнение.
 - Почему же он тогда не втягивает воздух или воду?
 - Воду он втягивает и если мироед опустился бы к реке, то он бы довольно быстро исчез, испарив вместе с собой несколько тонн воды. Наверно и воздух он тоже сжирает, но так как воздух такой бесплотный, то наверно мироеду этого не достаточно и это не так заметно со стороны. Про них никто ничего точно не знает. Как ты понимаешь, ни один ученый не отваживался изучать их. Поведение мироедов совершенно не предсказуемо. Это только кажется что они тихо парят в потоках воздуха, на самом деле они перемещаются по каким-то своим соображениям и вполне могут двигаться против ветра.
 - Интересно, - сказала девочка и приблизившись к краю обрыва, поглядела вниз.
   Мироед, удаляясь прочь, неспешно плыл над галькой возле самой воды. Разглядеть его можно было только как некое дрожащее пятно сквозь которое часть берега и реки представлялась искаженными и размытыми. "Видимо некая компактная область гравитационного коллапса", увлеченно размышляла Элен, "что-то вроде маленькой Черной дыры. Но как она образуется?" И затем она подумала что наверно поспешила отнести Каунаму к "Жемчужинам Вселенной", кто знает какие еще опасные аномалии здесь имеют место быть.
 - Ничего интересного, - сухо произнес Мастон Лург. - Хорошо хоть по мере продвижения к югу они встречаются все реже и реже.
   "То есть по мере удаления от экватора", сказала про себя девочка, "любопытно". Она с тревогой подумала об отце, но затем немного успокоилась, вспомнив что координаты его локации это юго-запад континента, от экватора очень далеко.
 - Но гарантировать их отсутствие нельзя нигде. Мироеды появлялись даже на Кайхорских островах, а куда уж еще южнее.
   Элен повернулась к судье. Она долго и внимательно глядела на него и тот вынужден был признаться что ему вдруг стало отчего-то не по себе под пристальным взором этих синих глаз.
 - То есть вы спасли мне жизнь, - проговорила Элен с интонацией, которую судья не понял. И ему стало еще больше не по себе. Он испытывал нечто похожее на смущение и это порядком обескураживало его. "Господи," думал он, "что со мною творится?". И он действительно не понимал что именно. Эта невыносимая девчонка необъяснимым образом задевала некие струны в самых глубинах его души, струны которые давным-давно перестали звучать и из темной засохшей мертвой земли вдруг пробивался крохотный росток неких, казалось бы уже напрочь забытых, эмоций. А от того что он думает такими, с его точки зрения, пошлыми и мелодраматичными образами, как "струны", "росток", "глубины души" ему становилось еще более стыдно и неловко. Затем он отчетливо вспомнил, или ему показалось что вспомнил, то пронзительное переживание, которое затопило его сердце, когда он увидел как Элен протягивает руку к мироеду. И то что случилось после. Когда он схватил ребенка и, прижав к себе как самое дорогое сокровище, улепетывал от смертельного шара, у него не промелькнуло ни единой мысли о том что это был момент, в котором он мог потерять всю свою блестящую будущность, то славное время, где он - влиятельный граф Лург, владеющий огромным состоянием, живущий в великолепном бескрайнем поместье и запросто беседующий с маршалами и магнатами. Нет, он готов был поклясться, что единственная мысль, присутствовавшая в те секунды в его голове, мысль от которой сердце сжимал ледяной ужас, была о том что этого маленького человека не станет. Что он навсегда исчезнет и больше уже никогда не посмотрит на него своими большими ярко-сними глазами, не отпустит какую-нибудь язвительную колкость в его адрес, не будет с аппетитом уплетать ломтики ветчины, не будет свернувшись калачиком, тихо, безмятежно спать на соседней кровати, не будет улыбаться и плакать и с таким жадным любопытством смотреть на окружающий мир. Небытие поглотит его и останется лишь глухая невыносимая пустота. Мастону захотелось провести рукой по лицу, словно чтобы стереть эти мысли, всё это какое-то временное помрачнение ума, сказал он себе и решил что просто придумал эти переживания, ничего похожего не было, а то что он слегка испугался за Элен вполне естественно и понятно. Чтобы она не думала о нем, он еще не превратился окончательно в абсолютно равнодушное чудовище и способен на какую-то толику человеческого сопереживания.
   А Элен размышляла о том чтобы могло произойти, если бы она и Кит наткнулись на такого мироеда, когда только покинули корабль. Ни он ни она не знали бы что это такое и она точно также подошла бы к шару и попыталась бы до него дотронуться. Или Кит всеми своими сенсорами и датчиками сумел бы увидеть насколько мироед опасен и не подпустил бы её к нему? Ей стало тревожно и зябко на душе от того что она не знает ответа. Она поняла, что поспешила заявить судье, что на этой планете нет ничего что может угрожать её псу. Она заволновалась за Кита. Что если он не увидит в мироеде угрозы и приблизится к нему. А ведь наверно по ночам мироеды вообще неразличимы. Затем она снова вспомнила как стояла перед странной колеблющейся поверхностью и протягивала к ней руку. И ей стало еще больше не по себе. Элен никогда не задумывалась над собственной смертностью. Собственная смерть казалась ей настолько безмерно далекой, что представлялась практически несуществующей и невозможной. Её никогда не покидало ощущение что у неё в запасе целая вечность. И вдруг оказалось что смерть прошла рядом с ней и разминулись они всего на каких-то сантиметров 30. Но потрясение от осознания этого факта было очень кратковременным. Уже через пару минут Элен ощутила что-то вроде тщеславия и гордости за саму себя. Она как папа или Джулиан Брэд смотрела в лицо смерти, была на волосок от неё и ничуть не испугалась, превозмогла её. Конечно тогда она ничего не знала об угрозе исходящей от шара, но сейчас ей казалось что даже если бы и знала, то всё равно не испугалась бы. Правда еще оставался немного неловкий момент, ведь получается судья всё же спас её и она должна быть ему благодарна. Но Элен тут же поняла что это не так. Судья спасал свой билет к богатой жизни и только. И значит это ничего не меняет, ничего.
   Она снова посмотрела на судью и вдруг спросила:
 - Скажите, а почему вы всё-таки согласились рассказать мне историю Галкута?
   Мастон Лург смерил её взглядом.
 - Ну естественно для того чтобы предстать перед тобой в более выгодном свете, - ответил он с сарказмом.
 - Вам так важно что я о вас думаю?
   "Нет, совсем не важно", тут же хотел сказать он, но вовремя спохватился. Она увидит что я лгу, почти испуганно подумал он. А потом удивился: "Но разве это ложь?".
 - Нам пора ехать, - сказал он и направился к карете.