II

 Винченцио действительно вернулся к дому Имельды, и довольно скоро. Несколько раз он обходил его со всех возможных сторон, пытаясь заглянуть за расположенный за оградой небольшой сад, и всматривался в окна, когда те не были зашторены. Впрочем, постучаться или заговорить с Имельдой он так и не решался. Помня предостережения друга о нелюдимости этой загадочной девушки, синьор Розальба понимал, что обычное знакомство, даже в духе романов Руссо, здесь не получится. Необходимо было создать несколько иные обстоятельства.
 Больше недели юноша следил за юной госпожой Ментони, оставаясь, как ему казалось, незамеченным. Она действительно не слишком часто отлучалась из дома, особенно по вечерам, только если отправлялась в не слишком миловидную часть города, откуда возвращалась неизменно с какими-то небольшими свертками, скрывая лицо под капюшоном. Молодой человек понимал, что именно из этого и столь непривычного для юной особы образа жизни многие венецианцы и заклеймили синьорину Ментони ведьмой. Скорее всего, молва уже давно судачила по поводу визитов Имельды в трущобы, где жили местные "ведьмы и шарлатаны, занимающиеся черной магией и богопротивными делами". Суеверные люди наверняка были убеждены, что в свертках, которые девушка приносила домой были скелеты черных кошек и отрубленные части человеческих тел, из которых она приготовляла свои колдовские снадобья и использовала для обрядов во славу Сатаны. Однако сам Винченцио считал иначе. Нет, он не был чересчур наивен, чтобы думать, что Ментони просто от природы замкнута и необщительна, он понимал, что она что-то скрывает от посторонних глаз, в том числе и за тяжелыми гардинами своего отнюдь не самого бедного дома в городе. Но чем именно она занималась, юноша пока не мог понять и предположить.
 В те часы, когда по вечерам в окнах первого этажа возникал ее точеный прямой силуэт, Винченцио порой замечал, как Имельда сидит в кресле, нежно прижимая к себе того самого мальчика. Ему удалось узнать и его имя - Людовико. Однако кем он был для Ментони Винченцио пока что также не мог понять. В их лицах не было особенно схожих черт, и волосы мальчика были волнистыми и густыми, почти как у цыгана, что, безусловно, нравилось Имельде. Она часто гладила его по голове, укачивая, и что-то шептала на ухо. Не всякая мать бывала столь нежной и внимательной к своему ребенку, отметил Винченцио. И с каждым днем его еще больше влекло к таинственной синьорине Ментони.

 В вечер, когда ди Розальба наконец решился на отважный шаг, собиралась гроза. Небо с началом сумерек покрылось тучами, и вскоре начал накрапывать дождь. Когда Винченцио появился у дома Имельды, то его остановила проходящая мимо пожилая женщина, живущая по соседству.
 - Ментони сейчас не принимает, у нее важное дело?
 - Ничего страшного, я подожду.
 Старуха криво усмехнулась:
 - Что же, ждите, господин, вы здесь уже не первый раз проходите, ждете удачного момента, чтобы пустить стрелу Купидона. Но увы, вас ожидает глубокое разочарование: госпожа Ментони верна лишь Людовико и своему ремеслу.
 Винченцио схватил женщину за рукав, дрожа от волнения.
 - Ремеслу? Какому ремеслу?
 - Коим она сейчас и занимается. А теперь оставьте меня, я не расположена вам говорить о чем не следует.
 С этими словами пожилая женщина удалилась. Обескураженный Винченцио вздохнул.
 "Благо, живущие по соседству с Имельдой люди, очевидно, уважают ее деятельности, а не боятся. В противном случае точно бы доложили обо всем Инквизиции."
 Однако старуха не дала ответа, чем именно занята Ментони, и юноша решил добыть его самостоятельно. Не страшась усиливающегося дождя, он без особого труда смог перелезть через ограду, надеясь, однако, что его не примут за вора, и приблизиться к дому. В этот раз все окна на первом этаже были зашторены, но молодой человек догадался, что в самой дальней комнате точно горят свечи. Подойдя к тонкому стеклу, Винченцио затаил дыхание и прислушался. Несмотря на шорох листвы под дождевыми каплями, он все же смог уловить красивый, но очень твердый голос Имельды, явно к кому-то обращенный:
 - Так, хорошо, ложись сюда. Ничего не бойся, больно не будет. Главное слушай все, что я скажу, поняла? Можешь одной рукой держаться за край моей одежды, чтобы было спокойнее. И постарайся смотреть сейчас только на свет, на пламя этой свечи. Смотри на нее и не отрывай взгляда. Смотри и повторяй про себя: "Все будет хорошо, все сейчас пройдет". Не думай о происходящем. Если почувствуешь, что стало дурно, дай мне знать. Только лежи, не двигаясь. И запомни: свет, смотри только туда, на свет!
 Услышанное вызвало у Винченцио новую волну дрожи по всему телу. Он отдал бы все, чтобы хотя бы на мгновение увидеть происходящее в комнате, однако стоило юноше попытаться приоткрыть окно снаружи, как сверху упала решетка с металлическими прутьями, едва не лишив его пальцев и окончательно отрезав путь к комнате.
 Потрясенный, Винченцио отступил, но уходить не собирался. Он не сводил глаз с решетки.
 "Судя по всему, сработал специальный механизм, защищающий от непрошеных гостей. Умно, очень умно, и опасно не меньше. Значит, надо пойти другим путем."
 Продолжая прислушиваться, Розальба некоторое время был в замешательстве от царившей в комнате тишины. Но затем та нарушилась тихим стоном и детским голосом:
 - А-ах, не надо!
 - Потерпи, еще немного. Ты молодец, смотри еще на свечу.
 Поняв, что все близится к завершению, юноша решил, что медлить больше нельзя. Если Имельда не примет его как обычного гостя, нужно вынудить ее это сделать. И без того промокший, Винченцио еще больше намочил свои длинные волосы и растрепал их, а затем превратил свою обычно аккуратную одежду в некий сумбур. Он не был уверен в своих актерских данных, но счел их на сей раз достаточными, учитывая, что был по-настоящему бледен от волнения. Итак, пошатываясь и хватаясь за все, что попадется на пути, он доковылял до двери дома и постучался, опираясь о стенку.
 Ему открыли не сразу, но на пороге оказалась именно Имельда, а не какая-нибудь служанка или Людовико. Стараясь не выходить из роли, юноша еще больше сполз по стене и слабым голосом произнес:
 - Умоляю, не откажите мне в помощи, мне очень нехорошо, я не смогу добраться до своего дома!
 Винченцио видел, что девушка окинула его весьма внимательным взглядом, и на секунду в ее глазах зажглось недоверие, но когда он снова застонал и запрокинул голову, она поспешно сказала:
 - Хорошо, я помогу вам, входите.
 Держась за ее руку, все такую же бледную, но не холодную, юноша дошел до стула в холле, на который и был посажен. Помня об образе, он прикрыл глаза, рассматривая комнату лишь сквозь полуопущенные веки. Что ж, игра удалась, и Ментони его впустила, выразив участие, однако никакой особенной тревоги, свойственной всем девушкам в подобных ситуациях, в ней не читалось. Более того, она попросила немного подождать, после чего скрылась в глубине коридора.
 "Подождать, подождать, а если бы я сейчас действительно умирал!" - по-детски возмутился Винченцио, ненадолго открыв глаза и осмотревшись более детально, - "Неужели она все-таки поняла, что я притворяюсь? Нет, нет, такого не может быть!"
 Впрочем, Имельда не собиралась покидать его надолго. Уже через несколько минут она вернулась, а вместе с ней и девочка лет десяти с повязкой на руке. Присев, чтобы быть вровень с малышкой, Ментони осторожно поправила ей каждую складку повязки и сказала:
 - Вот и все, через несколько дней и следа не останется. Только пока не трогай и сними лишь завтра утром, чтобы намазать ручку вот этим, - она протянула девочке маленькую серебряную баночку, - смазывай три раза в день, а послезавтра уже увидишь, что зажило. Все, ступай домой.
 Девочка кивнула и со словами "Спасибо вам, добрая госпожа" ласково овила руками шею Имельды. Та нежно отстранила ее и проводила до двери. Лишь после этого Ментони вновь занялась Винченцио.
 Старательно изображая слабость, юноша почувствовал, как Имельда несколько раз прикоснулась к его лицу, затем стала протирать лоб платочком. Молодой человек едва сдержал улыбку, продолжая, тем не менее, свешивать голову набок и не открывать глаз, глубоко дыша.
 Вскоре девушка поднесла к его губам бокал и попросила выпить. Жидкость была на вкус прохладной и не то кисловатой, не то соленой, но юноша подчинился беспрекословно. Вскоре он снова услышал ее голос:
 - Скоро станет лучше. А пока отдохните здесь.
 Решившись открыть глаза и перестать смотреть в пол, Винченцио увидел, как Ментони стоит неподалеку, глядя на него. Сейчас на ней была почти рабочая одежда прачки: блуза с поднятыми вверх рукавами, удерживаемыми там булавками, простая юбка и передник. И лишь лицо по-прежнему выдавало в ней отнюдь не прачку или горничную: матовое, но теперь с легким румянцем на щеках, и все те же темные манящие  глаза, как у суккубов в книгах про демонов и Ад. Надеясь, что она все-таки даже если и раскрыла его притворство, не причинит ему особого зла, юноша медленно попытался начать разговор.