Сказка о Чесночке. Продолжение

В погребе было темно и холодно. Чесночок лежал на сухой травяной подстилке, служившей ему постелью, и вслушивался в доносившиеся из мрака звуки. Он никак не мог уснуть. Обдумывал события последних дней, вспоминал Луковку, плачущую в уголке за ящиком, и спрашивал себя, что ему теперь делать.

Вчера ночью, когда он точно так же лежал без сна - неподвижно лежал, ничем не выдавая своей бессонницы - до него донесся тоненький голос. Он пришел к нему из темноты, где на такой же, как у Чесночка, травяной постельке ночевала Луковка. Пришел внезапно, заставив Чесночка вздрогнуть от неожиданности.

«Почему они такие злые?» - спросила, помнится, Луковка. Чесночок так и не понял, как она догадалась, что он не спит.

Он не нашелся, что ответить на прозвучавший вопрос. Он и сам не мог объяснить, отчего остальные обитатели погреба невзлюбили их. Почему сторонятся и говорят про них с Луковкой гадости, почему не упускают возможности зло над ними подшутить. Неужели лишь из-за того, что они с Луковкой – «вонючки»?  Глупость какая: пока лук или чеснок не поранить, они совсем не пахнут! Или, может, есть иная причина?

Чесночку самому было не по себе от достававшихся им издевок и насмешек, но Луковка! При мысли о том, что чувствует в такие минуты ОНА, кулачки его сжимались. Сам он все стерпит, все вынесет. Но Луковка… Она же девочка! Чувствительная и ранимая. Каково ей?

А сегодня он застал ее в слезах. И по-настоящему испугался. Он хотел успокоить ее, утешить, но не мог подобрать нужных слов. Тогда он робко обнял ее за плечи, от чего она разрыдалась еще сильнее. Чесночок совсем растерялся. Он не знал, что ему делать, что сказать. Но она вдруг заговорила сама. Слова лились из нее непрекращающимся потоком, прерываясь всхлипываниями и судорожными вздохами.

Она рассказала ему, как познакомилась сегодня с хорошей девочкой, маленькой морковкой, которая, в отличие от прочих, не сторонилась Луковки, а напротив, захотела поиграть вместе с ней. Они весело проводили время, болтая обо всем на свете, до тех пор, пока… не пришла мама морковки. «И тогда, тогда, - Луковка вновь захлебнулась слезами, -  она подскочила к нам, отпихнула меня, назвав вонючей уродиной, и схватив дочку за руку, потащила ее домой».

Услышав это, Чесночок окаменел. А Луковка, тем временем продолжала:

«Упав, я ударилась головой о камень, – она повернула голову и показала рану. - Мне было очень больно, но… куда больнее было слышать то, что она говорила обо мне этой девочке, с которой мы так хорошо играли вместе. Она… она говорила ужасные мерзости, и строго-настрого наказала ей больше со мной не водиться».

Луковка опустила голову, спрятала лицо в ладонях. Вся как-то сгорбилась, поникла. И заплакала вновь.

Чесночок смотрел, как вздрагивает ее худенькая спина, и сердце его разрывалось от жалости. Что-то внутри у него безвозвратно обрушилось в тот момент, и он поклялся себе, что отныне у Луковки никогда не будет повода для слез…
Теперь Чесночок лежал без сна и размышлял, как ему поступить. Но что может сделать такой малютка, как он, против озлобившихся на него взрослых овощей? Как может заставить их изменить к ним с Луковкой свое отношение? Или хотя бы сделать так, чтобы их оставили в покое?

Чесночок подумал, что неплохо бы пройтись. Может, это поможет ему сосредоточиться? Тихонько, чтобы не разбудить Луковку, он поднялся со своей постельки и отправился во мрак. Он брел, сам не зная куда, и путь его тусклый свет фонаря, который Чесночок держал в вытянутой руке, прорезал обступившую его темноту.

Мысли о собственном бессилии тяготили Чесночка. Конечно, был и другой вариант: они с Луковкой могли и вовсе не выходить из своего темного угла. Спрятаться, скрыться. Тогда, быть может, недоброжелатели забудут о них? «Но что же это будет за жизнь? Не жизнь, а одно название…» - подумал Чесночок. Поднял понуренную голову и увидел, что забрел в тупик.

Слева от него громоздились деревянные ящики, справа чередой стояли стеклянные банки, на пузатых боках которых играл свет от его фонаря. Впереди же возвышалась груда каких-то пестрых бумаг – кажется, газет. Чесночок поставил на каменный пол свой фонарь и опустился рядом, чтобы передохнуть.

Внезапно до его слуха донесся непонятный звук, походивший то ли на вздох, то ли на стон.  Малыш напрягся, вслушиваясь. В какой-то момент за его спиной раздался едва уловимый шелест, и Чесночок, резко обернувшись, увидел, как приподнялся и опустился один из сваленных в кучу бумажных листов.

«Кто здесь?» - испуганно пробормотал Чесночок.

А чуть погодя, превозмогая страх, добавил:
«Выходи!»

Донесся тяжкий вздох, потом кряхтение. И из-под пестрых бумажек на свет вылез старенький, сморщенный чеснок.

«Углядел-таки меня», - вполне дружелюбно, как показалось Чесночку, пробубнил старик. И малыш, осмелев, приблизился.

«Здравствуйте, дедушка», - поприветствовал его Чесночок и представился.
Старичок, в свою очередь, назвал свое имя. Звали его Аджо.

Чесночок и не заметил, как они с дедушкой Аджо разговорились. Тот хоть и был очень стареньким, совсем сухоньким и скукоженным, но в глазах его поблескивали молодцеватые искорки. И минуты не проговорив с ним, Чесночок понял, что они с этим дедушкой обязательно подружатся.

- Давно, ох как давно я не встречал здесь никого из наших, - изумился старичок. - Ты как сюда угодил-то?

Чесночок рассказал ему свою историю. Точнее, истории-то никакой особо и не было. Сидел в теплой земле на грядке, а потом, сам не помня, как, очнулся во мраке на холодном каменном полу. Стал искать близких – не нашел. Стал просить помощи у других овощей – встретил неприязнь. А потом он поведал дедушке Аджо о своей встрече с Луковкой. И старичок приметил, как расцвело при этом лицо малыша.

- Тогда почему ты бродишь здесь один, да еще среди ночи? - спросил вдруг Аджо.

Чесночок опустил глаза, которые вмиг преисполнились печали. Он рассказал старичку всё. Объяснил, в какой ситуации они вместе с Луковкой оказались. И в конце спросил, слово в слово повторяя Луковкин вопрос: «Почему они такие злые?»

Дедушка Аджо, покачав головой, молвил:
- Потому что, мой друг, вы с Луковкой другие. Не такие, как все.

- Потому что мы пахнем, если нас поранить? – уточнил Чесночок.

- Да нет же! Не в этом основная причина, – объяснил старик. – Дело в том, что вы душой другие. В вас есть чистота, непосредственность, доброта. Что-то такое хорошее, отчасти наивное…

- Но разве можно возненавидеть за доброту? – изумился малыш.
Дедушка Аджо усмехнулся в седую бороду.

- Можно, еще как можно, если нынче привыкли уважать лишь за силу и достаток. Помнится, появился тут как-то один самоуверенный представитель лукового племени. Думаешь, над ним издевались, как над вами с Луковкой? Как бы не так! Он с первых же дней своего появления в погребе заставил всех его бояться. И его не то что тронуть не смели, а наоборот, всячески ему угождали. Но никто его не любил. Так что поверь: те качества, что есть в вас, очень дороги и важны,даже если многие из овощей их не ценят. Повторюсь, многие. Но не все.
Вспомнив о малютке-морковке, которая играла с Луковкой, чесночок подумал, что дедушка Аджо прав.

- Но что нам теперь делать? Продолжать терпеть издевки? Я не могу смотреть, как Луковка плачет, - решительно сказал Чесночок. – А прятаться как вы, под ворохом бумаг…

Он осекся, поняв, что этими словами мог обидеть старичка.

Тот действительно пристыженно опустил голову.

- Да, я признаю, что трусоват, - проговорил, наконец, Аджо. – Но у меня нет никого, я один-одинешенек в этом погребе. А вы с Луковкой есть друг у друга, ты – ее опора, а она – твоя.
Чесночок подался вперед, жадно впитывая каждое произнесенное слово.

- Потому-то вас невзлюбили особенно сильно, - продолжал дедушка. - Вы с Луковкой нашли друг друга, а злым всегда завидно и обидно, что несмотря на их козни кто-то продолжает быть счастливым. Поэтому просто будьте собой и держитесь друг за дружку. На зло – нет, на добро! - всем вокруг.
Внезапно Чесночок вскочил, едва не опрокинув свой маленький фонарь. Он был радостно взбудоражен, ему вдруг пришло в голову, что…

- Дедушка, миленький, простите меня, но я должен бежать. Мне надо сказать Луковке что-то очень важное!

- Что ж, ступай, - старичок ласково улыбнулся ему и помахал рукой.

***

Луковка всегда мечтала о друге. Настоящем, надежном, верном друге. Одном на всю жизнь. Над ней смеялись: что за глупости! Почему только один? Почему на всю жизнь? Можно дружить со многими, в этом нет ничего плохого. Возьми и прямо сейчас подружись с кем-нибудь. Например, с тем славным лучком, что на соседней грядке живет. Луковка беспомощно молчала. Не могла же она признаться, что этот «славный лучок» дружить с ней всерьез не собирается? Когда Луковка доверительно поведала ему о своей мечте иметь настоящего друга, с которым они бы произнесли клятву вечной дружбы, он испугался и убежал.

Был и другой, не менее «славный» лучок. Он был доброжелателен и внимателен, и даже готов был произнести все клятвы, чтобы стать Луковке настоящим другом, но потом, словно бы невзначай, спросил: «А есть ли у тебя и твоей семьи собственные земельный надел на грядке?» Луковка ответила, что нет, и потенциальный «верный друг» как-то очень быстро исчез из ее жизни.

Было много других «кандидатов» в друзья. Некоторые из них крутили пальцем у виска, слыша о Луковкиной мечте. «Глупости все эти клятвы! - говорили они. – Разве мы без клятвы будем не друзья? Можно ведь клятву произнести, а потом ее нарушить и предать. Клятва – это не гарантия».

И Луковка не находила, что возразить. Хотя и размышляла недоуменно: «Раз так, то отчего же всем вам сложно эту клятву произнести? Ведь клятва – знак высочайшего доверия. Выходит, отказ от клятвы значит, что во мне, как в возможном друге, еще не уверены…»

И раз за разом ошибаясь в окружающих, она решила ни к кому раньше времени не тянуться и открыть свое сердце лишь тому, кто не побоится по-настоящему – верно и преданно – с ней дружить.

В какой-то момент она втайне, с замиранием сердца подумала, что таким другом, наконец, сможет стать Чесночок. Но, кажется, надежда вновь была напрасной.  Украдкой, думая, что она спит, Чесночок ушел. Наверное, навсегда. Ушел, как и те, другие. Вероятнее всего, он испугался ее слез. Конечно: кому нужны нытики…

Горечь разочарования нахлынула на Луковку. Все-таки как ни крути, а сердечко ее успело потянуться к Чесночку. А теперь она вновь осталась одна-одинешенька…

Луковка лежала на своей травяной подстилке в самом дальнем, самом темном углу погреба, и едва сдерживалась, чтобы не заплакать.
Но раньше, чем первая слеза скатилась по ее щеке, Луковка заметила во тьме огонек. Она приподнялась на локте, всматриваясь во мрак. Огонек приближался, и вскоре она различила знакомый силуэт. Чесночок! Сердце радостно рванулось в ее груди, потом пропустило несколько ударов и рванулось вновь.

- Луковка, ты не спишь? - удивился Чесночок, приблизившись к ее постельке.
Луковка поспешно замотала головой.

- Я это, - он немного замялся. – Я хотел тебе сказать кое-что.

Луковка смотрела не него очень внимательно, ожидая продолжения.

Чесночок совсем смутился от ее взгляда. Возвращаясь от дедушки Аджо, он успел подготовить целую речь. А теперь все эти фразы куда-то испарились. И тогда Чесночок, набрав полную грудь воздуха, выпалил:

- Луковка, я клянусь быть тебе верным и преданным другом. На веки вечные!
И, с надеждой посмотрев на нее, прибавил: «Если, конечно, ты согласишься, со мной дружить…»

- Я тоже клянусь быть тебе верным и преданным другом, - торжественно произнесла Луковка. Лицо ее светилось от счастья. Она не могла поверить, что услышала эту клятву первой. Услышала от того, кому ни разу не обмолвилась о своей мечте. Услышала тогда, когда больше всего на свете нуждалась в этих словах.

- Мы справимся, - твердо произнес Чесночок, имея в виду неприязнь и нападки со стороны других овощей. – Мы справимся со всем этим вместе.

И Луковка почему-то была уверена, что так оно и будет.