Ванька Шорох ч. 2

После неудачного сватовства Ванька изменился, будто прошел новую школу выживания. Помылся, постригся и чисто высморкался, чтобы не хлюпать носом в жизненно важный момент, завёл даже носовой платок и стал искать подходящую невесту для спокойной и удобной жизни, каковой не пришлось испытать в молодые годы.
Но, как нарочно, одиноких баб много, но по душе не выберешь. Все с претензиями, и каждой нужен был работник: скотину холить, сено косить, пахать весной и осенью, строить и перестраивать — всего не перечислить, чего хочет баба.
 -Не для того я родился, чтобы бабьи прихоти всю жизнь выполнять! Работать как ломовая лошадь, — думал Ванька Шорох. - Есть на свете такая женщина, которая во мне мужчину увидит, а не работника.

Слонялся Ванька как-то по базару и встретил старую знакомую, которая в бывалые годы в деревне по соседству жила, и все годы с его матерью из-за межи скандалила. А поселившись после сноса деревни в посёлке, стала профессиональной свахой. Сватала всех подряд: и молодых и старых. Увидев Ваньку Шороха, она свои прищуренные глазки растопырила, всплеснула руками и говорит:
— Ох, Ивашка, какой ты видный мужчина, изменился-то как! А то всё как анчутка неухоженный ходил. Да-а-в-но не виделись. Дай я тебя поцелую.
— Что целоваться-то? — Ванька слегка попятился. — Здорово бабка Акулина. А ты не меняешься. Всё шустришь?

— А как же ? Кушать-то хочется! Я смотрю, ты никак жениться собрался? Уж больно ярко ботинки начистил, аж глазенки у меня повыкатывались.
— Женился бы, да только по моему желанию нет подходящей бабы. Все до того строги да разборчивы, вроде тебя, всё в мужике примечают и хотят, чтобы и работящий был, и богатый, и красивый к тому же.
— Ой, Ванька, у тебя этого ничего не отнять — всё при тебе! — начала льстить сваха, видя в этом свою выгоду.

От этих слов Иван приосанился, расправил плечи и ростом сразу выше стал, а сваха тем временем продолжала щебетать:
— Есть у меня для тебя невеста! Маленькая, складненькая, как куколка, и живёт, как сыр в масле катается. Мужик её намедни удавился, одна одинёшенька осталась. Жалко девку, — качает головой бабка Акулина. — Это как раз то, что ты ищешь.
Ванька опешил:
— Как удавился?
Бабка пожала плечами.
— Взял просто так и удавился? Не поня-я-тно... — нахмурил брови Ванька Шорох.
— Да не переживай ты! Он сначала пропал. Жена ждала его, может, откуда явится. Пропадать вроде и негде. Уехал утром на велосипеде, вроде, по делам и исчез. — Баба Акулина задумалась...
— Дальше-то, дальше что было? — любопытствовал Иван.
— День нет его, — медленно с расстановкой говорила сваха, — другой день прошёл, а на третий она заявила в милицию. Искали все. Облазили всю округу, как сквозь землю провалился. Не мог же он утонуть вместе с велосипедом? Наверняка бросил бы его на берегу. А на велосипеде, куда, по-твоему, можно уехать? Конечно, только на покос. Пошли мужики с милиционером по полям и лесам искать.
— Ну, чего тянешь, говори быстрее, чем кончилось-то?
— Не торопи, Ивашка, а то собьюсь и забуду, что говорила. И тут один пытливый пацан обратил внимание на одинокое дерево, которое раскидисто стояло среди поля. Пошёл он к этому дереву, решил отдохнуть в тенёчке, видит что-то длинное, увесистое мотается на суку. Заробел малый и стал кликать мужиков. Сбежались мужики и видят: он это — Степан, и велосипед рядом у дуба стоит.
— Степа-а-н??? — изумился Иван — он в заводе работал? такой высокий, серьёзный. Начальником был, разбогател, однако...
— Он самый. Закурили мужики и стали думку гадать, что заставило такого уважаемого человека удавиться? Были всякие версии, но остановились на одной — любовь.
— Так уж и любовь? Страшная история, но он же женатый человек. Может она, стерва, его замучила?
— Ты вот тоже женат, а до сих пор свою судьбу ищешь. А стерва она или нет — это одному Богу известно и её покойному мужу.
— А теперь сорок дней не прошло, она в невестах ходит? До чего же бабы наглые.
— Нет, Ваня, жена немного поплакала, да перестала, когда узнала, что предметом обожания у её супруга была совсем другая женщина — соседка, молодая вдова. Она догадывалась, но была уверена, что ей муж никогда не изменит.
— Откуда такая уверенность?
— Слово она, Ваня, знает чудодейственное. Ох, мудра, с такой не пропадёшь!
— Видно выхода у него не было... А что ж соседка?
— Продала дом и уехала, а куда — никто не знает. Наверное, тоже его любила.
— Не жизнь, а незаконченный роман.
— Вот давай мы его и закончим, — сказала весело сваха.
Ванька Шорох задумался.
— Что думать-то? Или на коне, или под конём! Решай, друг, последнее слово за тобой. Долго будешь думать, упустишь золотую рыбку!
— Ладно! Уговорила. Я согласен, а вдруг и правда это моё счастье.
— Твоё, твоё, Ивашка! Когда всё сладится, меня не забудь отблагодарить, а то пло-о-хо будет!— сказала она эти слова, махнула клюкой и заспешила по своим делам. На прощанье сказала:
— Я тебя сама найду! — и исчезла за поворотом, вроде её и не было, остались только впечатления.

А так как в округе одиноких баб — пруд пруди, то «Куколка» решила этот случай, познакомиться с приятным человеком, не упускать.
Ванька тщательно готовился к этому знакомству. Купил шляпу, новые ботинки, носки и предстал перед Куколкой во всей красе. Он показался ей умным, тоскующим Печориным, хотя Ваня в юные годы азбуку и таблицу умножения так и не смог до конца выучить, зато деньги в уме складывал и вычитал с абсолютной точностью.
Для верности дела сваха научила Ваньку говорить приятные комплименты и как подобает быть услужливым за столом, а дальше пойдёт как по маслу, толковала она ему.
Куколка была счастлива и жаждала любви новой, каковой, как ей казалось, она не испытала со своим покойным мужем, который был на редкость серьёзным и занятым человеком.
А Ваньке Шороху не верилось, что с ним такое может быть. Зажил он с Куколкой спокойной, сладкой жизнью. Любовь, мелкие хлопоты по хозяйству — это всё его очень даже устраивало, а мизерная пенсия оставалась на карманные расходы. Он побелел, потолстел и вдруг как-то под вечер заскучал, глядя на Куколку,
сидящую перед зеркалом. Она своими пухленькими пальчиками лепила крем на своё милое личико, потом на шею, руки и даже на
ноги...
«А зачем на ноги-то?» — думал Ванька, и так ему стало тоскливо, хоть вой. Вспомнил он свою Кукурузу, замученную работой, детьми и им непутёвым, рано постаревшую... — даже сердце до боли сжалось. Накинув на плечи плащевое пальто покойного Степана, он вышел на улицу покурить, на звёзды посмотреть и подумать наедине с собой.
Завыла соседская собака, нарушив тишину, где-то скрипнула калитка, и на дороге появилась шумная компания подростков, молодёжный сленг нарушил тишину улицы. Такой сленг (жаргон) Иван в последнее время не употреблял в разговоре. От всего этого мысли рассеялись, так и не успев собраться в кучу.

Утром, когда они с Куколкой по-купечески пили чай с всякими сладостями и со сдобными булочками, мимо окна прошёл человек. Ванька узнал знакомую фигуру и, не дожидаясь стука в дверь, выскочил на улицу. От неожиданности Ванька в себя не мог сразу прийти, увидев сына.
— Здорово, батя! — ринулся к нему парень, пытаясь обнять.
— Я думал вы меня забыли.
— Да что ты! Я всегда тебя вспоминаю, особенно, когда узнал, что ты хорошо устроился. Вообще рад за тебя. А это она? —вглядываясь в окно, спросил сын. Ванька кивнул головой.
— Ничего бабёнка, мне б такую!
— Тихо, дурак! Услышит. Рассказывай, как вы, зачем пришёл?
— Да ничего, бать. Ты бы помог нам... Деньжонок дал бы...
— Не время. Попозже. А сейчас — вот, что у меня от пенсии осталось. На, бери.
И иди — он отдал сыну скомканные деньги и толкнул его к выходу.
— Кто там пришёл?— послышался голос Куколки.
— Знакомый приходил, — входя в комнату, сказал Ванька Шорох.
— Что он хотел?
— Пригласил на день рождения, но я отказался. Ты же знаешь, что я не пью, и тебя любить мне постоянно хочется — он сплюнул сквозь зубы и посмотрел в окно. - Вот и в сладости, да нет радости, — подумал Иван. — Надо из этого положения как-то выходить... И ботинки что-то стали жать и модная шляпа на мои мозги сильно давит. К чему бы это?
А Куколка всё также внешне была доверчива и открыта с ним, и однажды он решил её попытать:
— Куколка моя милая, живём мы уже давно — это понятие, конечно, растяжимое, но всё-таки, не пора ли нам подумать, как дом оформить на меня. Тогда я стал бы настоящим хозяином, лелеял бы тебя и любил бы более страстно. А то живу как квартирант, порой не до любви даже.
— Ты подожди ещё чуточки, мой хороший, и всё будет твоё. Станешь ты у меня единовластным хозяином движимого и недвижимого. Озолочу тебя, мой дорогой!
— А что и движимое есть?
— Есть, милый, в дальнем гараже.
У Ваньки Шороха всё поплыло перед глазами от услышанных слов, и даже Куколка. Он стал зорким глазом следить за Куколкой, чтобы узнать, где она прячет свои неистощимые богатства. Золотые колечки и серьги с брильянтами меняет почти каждый день, а куда убирает — не понять. Ляжет спать рядом с Куколкой и глаз
не смыкает, а чуть задремлет, золотая шкатулка перед глазами плывёт. Очнётся, посмотрит на Куколку, а она пальчиками в колечках вертит, любуется, как они при луне сияют. А то вдруг начнёт среди ночи этими колечками его щекотать там, где страсть ночами спит, спасу нет. Так он за ночь умается, утром продерёт глаза, посмотрит на безмятежно спящую Куколку, на её белые ручки и ахнет:
— Где же колечки, которые в ночи шалили? И сон как рукой снимет. Пошарит под подушкой — пусто. И так изо дня в день, одно и то же. « Вот чертовщина! Дьявол, а не баба», — думает Ванька.

От такой жизни стал Ванька Шорох худеть. «Не-е-т! Не тот я человек.  Я не удавлюсь!» — тешит себя Шорох, и стал думать, как перехитрить чёртову бабу.
Перед самым Рождеством она вдруг приболела, а Ванька рад стараться угодить ей.
И в аптеку сбегает, и врача приведёт, и напоит, и накормит... Не нарадуется Куколка на него и всё твердит: «Озолочу тебя, милый».
От трезвой жизни и от её обещаний у Шороха уже горло сводит, спазмы порой душат от злости. По своим тайным источникам достал он глюкогенные таблеточки и стал ей подкладывать.
Не просыпается Куколка от этих таблеточек, а проснётся, ещё просит. Стал
Ванька замечать, что Куколка начала слепнуть. Перетрухнул он малость, и положил её в больницу от греха подальше. А сам шарит по дому, золотую шкатулку ищет. Одного колечка найти не может, рубля найти не может. В карманах монетка не звякнет. «Что за наваждение?», — шепчет себе под нос Иван.

Ночь наступит, глаза сомкнёт, кругом золото сверкает, а Куколка в дверях во всём белом стоит, руками водит и говорит: «Всё твоё, милый! Бери!» Подскочит Ванька с постели, как ужаленный и смотрит на дверь, нет никого. Понять не может: сон это или нет. Опять ляжет. Только дремать начнёт, сваха клюкой по полу стучит:
 «Разбогател, Ивашка? Забыл старуху?» А перед ней козлёнок скачет, сам
чёрный, а борода и копытца белые, а глаза так белками и зыркают. К Ивану на кровать вскочил и давай себе пританцовывать на его спине, а копытца так и врезаются в тело.
 Иван во сне стонет, пытается молитву вспомнить... «Чего не знаешь, того не вспомнишь...», — шепчет старая бабка. И тут до Ивана дошло, что нужно матом
чертей отгонять. Начал он матом ругаться, да язык не шевелится. Одно слово еле выговорил и проснулся весь в поту.

Начинало светать. Соседская собака уже который день выла под окнами. Далеко пропел петух, потом ближе другой, третий ... и уже рядом за домом, свои ближние петухи орали во всё горло. Собака притихла, не стала с петухами соперничать.
Крепкий, утренний сон свалил Ваньку с ног. Откинув голову и, разинув рот, он смачно храпел, развалившись на диване.
Куколка шла на поправку, а Ванька хирел. Получив пенсию, он купил пару бутылок водки. Одну, чтобы по-человечески поужинать, а вторую — в заначку.

Вечером он собрал хороший стол на одну персону. Колбасу и сыр он порезал толстыми кусками, большому куску сердце радуется. Достал из холодильника икру, разогрел котлеты, фрукты всякие поставил. Килечку положил на газетку.
— Видно соскучился по бывалым дням, Ивашка? —слышит он старческий голос из угла.
— Пошла ты..! — громко выругался Ванька и стал пировать.

Выпив полбутылки водки, его осенила мысль перетрясти все сундучки и шкафчики. За работой он допил оставшуюся часть водки и, войдя в азарт, перевернул всё вверх дном. Умаявшись, он свалился на кучу тряпья, стукнув кулаком по полу. По звуку он понял, что там пустота.
— Эврика! Подвал!— обрадовался Иван. Он стал ползать по полу, искать потайной вход в подземелье. Но, увы, входа нигде не было. Посмотрел на часы. Полночь. Продолжим завтра, решил он и открыл на радостях вторую бутылку. Отпив приличную дозу прямо из горлышка, он свалился со стула и захрапел.
Слышит сквозь сон стук дверей в сенях: — Опять кто-то лезет, покоя нет, — мелькает вялая мысль в голове. Видит Иван, входит длинный мужик с верёвкой на шее и говорит ему:
— Хочешь хозяином быть?
— Хочу! — отвечает ему Иван сквозь сон.
- За-ду-шу! — слышит Ванька.

Откуда-то появился тот же козлёнок и опять начал топтать Ваньку. На диване сидит дряхлая бабка Акулина, а Куколка стоит рядом и, оскалив золотые зубы, улыбается, а из глаз, будто, жгучие стрелы летят и больно впиваются в самое сердце.
— Чьи это костлявые руки тянуться к моему горлу? — видится Ваньке, — но не в силах шевельнуть даже одним пальцем руки, он продолжал лежать. — А, это всё тот же мужик с верёвкой на шее...Степан...
Ванька Шорох почувствовал тяжесть в ногах.
— Это он, гад, навалился, — потом появилась тяжесть в груди, перехватило дыхание, и проплыла перед глазами золотая шкатулка. В голове Ивана Шорохо угасала последняя живая мысль:
- Отмучился...