Французская мелодрама матушки Екатерины II, гл. 6

Глава 6,
в которой Иоганна  поверяет молодому французу некоторые семейные  тайны своих родственников Романовых

       Итак, Иоганна, выполняя своё обещание, стала излагать будущему историку де-Пуйли фрагменты из русской истории. И, как мы могли понять из предыдущей главы, свой рассказ она начинает с периода, предшествующего правлению действующей императрицы  Елизаветы Петровны – воцарению Анны Иоанновны.
       Причем Иоганна, при всей своей занятости светскими приемами и посещением парижских театров, отправляет  де-Пуйли свои послания почти ежедневно. Первое письмо было написано 6 августа, на следующий день пишется второе, в третьем письме от 9-го числа Иоганна напоминает молодому человеку о себе вопросом: «Помните, я писала вам вчера. Сегодняшнее письмо я адресую вам за завтра и послезавтра. Таким образом, почти незаметно для себя, я начну писать вам каждый день. Откуда взялось это? По-видимому, это происходит, потому что я вспоминаю о вас…».
       Но разве это не привязанность?! Видимо, за время совместного бегства-путешествия из Гамбурга в Париж женщине забальзаковского возраста так приглянулся любезный француз, что она уже не могла прожить и дня без общения с ним, пусть и эпистолярного. Но Иоганна не может отказать себе в удовольствии сперва поделиться светскими новостями:  «Вы пока не получили описания, которые я вам обещала. Перед этим я хотела бы рассказать вам о том, как прошел мой вчерашний и сегодняшний дни. Вчера состоялась премьера новой оперы «Les Fetes d'Enterpe». Я сидела в большой ложе, королевской, с мадам Левендаль (скорее всего речь идет о супруге маршала Франции). Сколько же было взглядов! Какой невероятный интерес! Они были снисходительны, меня не освистали. Вскоре появилась герцогиня Орлеанская (а это, по-видимому, жена принца крови Филиппа Орлеанского). Выглядела она весма плохо, т.к. была очень больна...», ну и так далее.
       Но не все окружающие Иоганну светские персонажи так приятно проводят время. Об одном таком, тоже французе, она обмолвилась далее: «Помимо всего этого, Мадам Летанг переслала мне письмо от своего бедного двоюродного брата; он умирает в цитадели Магдебург. По правде говоря, его письмо, состоявшее из четырех страниц, и по почерку, и по стилю, было очень похоже на письмо человека ослабленного и удрученного. Меня это тронуло. Следует посоветовать ему принимать бальзам из Мекки. Ему доставят это посыльным. Какая ужасная участь выпала на долю этого молодого человека! Однако же, вернемся к моим новостям…». Это Иоганна пишет, конечно же, о благородном неудачнике де-Френе, который томился в прусской тюрьме. Увы, всего нескольких строк сочувствия и обещание какого-то восточного снадобья удостоился человек, пожертвовавший своей свободой ради спасения цербстского замка от разрушения бравыми пруссаками.
        Наконец, Иоганна приступает к следующей части исторического повествования. И прямо таки с первых фраз поражает своей осведомленностью о политических интригах,  происходивших в недавнем прошлом вокруг династии Романовых. Судите сами: «Хочу вернуться к нашим обсуждениям. Вы уже поняли, что Франция, которая вошла в проекты партии “шляп” в Швеции, … приказала маркизу де-ла-Шетарди, бывшему тогда в Петербурге, сблизиться с принцессой Елизаветой (это о действующей на момент написания письма императрице Елизавете Петровне). Речь вовсе не шла о том, чтобы посадить её на трон. Было задумано использовать её в качестве инструмента для воцарения её племянника герцога Голштинского. Три года ушли на то, чтобы создать все необходимые условия. Вы понимаете, что все эти намерения оставались под величайшим секретом…».
        Вот какие тайны о временах правления императрицы Анны Иоанновны, оказывается, знала Иоганна! Причем о намерениях французской дипломатии, которые являлись «величайшим секретом», княгиня Цербстская была, скорее всего, наслышана от самих действующих лиц тех событий. Вспомним её близкое знакомство с маркизом де-ла-Шетарди во время визита с дочерью-невестой в Россию. Не стоит также забывать, что её родной брат стал королем Швеции, а Готторпский герцогский род, к которому она принадлежала по рождению, был в близком родстве с Голштинской герцогской династией.    
Кроме того, Иоганна не всегда была в натянутых отношениях с императрицей Елизаветой. А поначалу, т.е. сразу по приезде в Россию в феврале 1744 года,  сумела сблизиться с ней. И ведь Елизавета Петровна могла в интимной семейной обстановке по-женски посекретничать и поведать новой родственнице тонкие моменты своего тернистого пути к трону, разве нет?
        Но не будем гадать, а обратимся к дальнейшему историческому повествованию, встроенному в частную переписку цербстской княгини с симпатичным ей молодым французом. Далее в письме от 9 августа следует краткая, но присущая весьма информированному человеку, характеристика обстановки, сложившейся в царствование Анны Иоанновны.
        Причем в письме дается характеристика одного персонажа, которого Иоганна имела «удовольствие» узнать лично (См. «Русская комедия великой княгини Екатерины»): «Лесток обладал характером горячим и амбициозным; он был умен. Находясь более сорока лет в России, он привык к всевозможным интригам Двора этой страны. Он досконально знал все характеры, в особенности Принцессы (так называли Елизавету Петровну в бытность её не императрицей) и все остальных людей Двора… Он тщательно изучил маркиза  де-ла-Шетарди, который сблизился с ним. Лесток мечтал возвыситься. Он был пьяницей и сластолюбцем; он желал удовлетворять эти две страсти, но у него не было необходимых возможностей. … Добавьте к этому его привязанность к Принцессе, радикальный ум, легкость в общении; впрочем, он был характера твердого и деятельного, содействующего благополучию Принцессы. Лесток поразмыслил над первыми поступившими предложениями, пока несколько размытыми и нечеткими, исходившими от маркиза Шетарди. Он оценил всю глубину последствий и денежную выгоду от всего этого и решил воспользоваться моментом». И так далее, и тому подобное …
        Не имея намерения перегружать наш очерк подробностями исторического исследования, написанного княгиней для её французского корреспондента, все же мы не можем отказать себе в удовольствии процитировать характеристику, которую она дала правительнице Анне Леопольдовне. Причем, не встречаясь с этой предтечей императрицы Елизаветы на троне лично, Иоганна транслирует мнение людей, служивших при её дворе, с такими нюансами, как будто сама была свидетелем описываемых событий.
        «Принцесса Анна, в свою очередь, не слыла красавицей, но была приятна собой. Она была среднего роста, брюнетка, с красивыми, но грустными глазами, правильными чертами лица, тонкой шеей, изящными руками и легкой походкой. Все вместе не делало её привлекательнее. Впрочем, находились те, кто считал иначе. Она распространяла вокруг себя шлейф особой печали и меланхолии, что очень привлекало некоторых людей. По рождению она была слишком хрупка; её пристрастили к чтению романов - пока её гувернантка развлекалась и крутила романы с её кузеном, - и это повлияло на её разум. Никто никогда так и не узнает, была ли у неё добрая душа, ибо за всю жизнь она не совершила как ни хороших, так ни абсолютно плохих поступков. Она отдавала предпочтение только своим фаворитам и не была за это вознаграждена. Она показала за время замужества и во время своего регентства, что не осознает своих обязанностей. Она пренебрегла всеми ими. Она родилась ленивой и предпочитала частную жизнь».
          Иоганна не была бы собой, если бы не подвергла «историческому исследованию» личную жизнь героев своего повествования. Вот как она рассказывает о пристрастиях принцессы Анны Леопольдовны: «… с тринадцати лет она была страстно влюблена в молодого де Линара, саксонца по происхождению, которого направили посланником при Русском дворе. Его считали первым красавцем того времени. Здравомыслящие люди обвиняли его в самовлюбленности. Столько интриг предпринимали принцесса и её гувернантка, чтобы возбудить эту страсть (в самом Линаре) и поддерживать ее. Линар же, будучи тщеславным человеком, принимал эту игру и отвечал взаимностью, ну или притворялся. Все это продолжалось до того момента, пока дело не дошло до Бирона и императрицы (это об Анне Иоанновне). Гувернантка получила отставку и была выслана в Германию со своей дочерью, …. которая является той самой служанкой моей матери, которую в Швеции мой брат страстно полюбил, и о которой я вам часто рассказывала».
          Вот, оказывается, как по-родственному были повязаны между собой не только европейские королевские и герцогские семейства Европы, но даже гувернантки передавались от одного двора другому. И здесь Иоганна невольно раскрывает источник своих познаний о частной жизни российского императорского дома. Её брат – король Швеции - был влюблен в гувернантку своей матери, которая приходилась дочерью гувернантки принцессы Анны Леопольдовны, а как слуги умеют «хранить» тайны своих господ – так это всем известно…   
        Но почитаем еще немного про принцессу Анну Леопольдовну: «С момента этого несчастливого события (т.е. после отставки любимой гувернантки и разлучения с Линаром), нрав Принцессы ожесточился. Она сделалась еще более мрачной, чем когда-либо до этого. Она стала питать смертельную ненависть к Бирону и предубеждение против русского народа в целом. Двор Вены воспользовался этим инцидентом, приобретя надежного друга, предложив (в качестве жениха принцессы) своего родственника, сына любимой сестры императрицы (Австрии), жены Карла VI. Им стал принц Брауншвейгский, отец маленького Ивана».
      Вот таким образом в игру вокруг династии Романовых вступила теперь уже Австрия. Иоганна с легкостью жонглирует именами австрийского императора, его жены и племянника-брауншвейгца, который в итоге и стал отцом будущего императора – малютки Ивана Шестого, рожденного принцессой Анной. Читая вслед за де-Пуйли исторические записки Иоганны Цербстской, невольно замечаешь, что в тексте, посвященной тогдашним интригам вокруг династии Романовых, т.е. династии по природе своего происхождения совершенно русской, уже, через немногим более ста лет её царствования, практически не встречается русских имен. Кроме разве Принцессы Елизаветы. Делами заправляют такие персонажи как Лесток, де-Шетарди, широко известный в узких кругах европейской аристократии красавец Линар. Даже отставленная немецкая  гувернантка повлияла на отношение будущей правительницы к её русским подданным, хотя выслана была усилиями курляндца Бирона. Но, увы, такова была реальность того времени, закулисные детали которой в подробностях излагала Иоганна. 
  Причем подробности таковы, что о них не сказано ни в одних учебниках истории. Судите сами: «Императрица (Анна Иоанновна) любила свою племянницу (Анну Леопольдовну), она знала, что она не хочет замужества с принцем (Антоном Брауншвейгским), но она думала, что время излечит ее страдания. Она позволила ей закрыться от глаз посторонних в комнатах дворца и упиваться печалью столько времени, сколько ей было необходимо. Но все же она заставляла ее спать с принцем (уже мужем - Антоном Брауншвейгским), который подчас выходил из ее комнат полумертвым от усталости, и с которым так или иначе у них появилось на свет двое детей, кроме еще одной девочки, появившейся от Линара (!) и мальчика от офицера стражи (!!)».
Как видим, Иоганна была сильна по части описания глубоко интимных сторон жизни царственных особ. Ей также удавались описания внешних характеристик, которые, как нам представляется, были в последующем использованы историками разного калибра в их фундаментальных трудах. Вот как Иоганна изображает саму императрицу: «Императрица Анна (Иоанновна) была чрезмерно тучной, с желтоватым оттенком кожи, и жировыми складками, которые увеличивали непривлекательность брюнетки. Все эти черты очень сильно бросались в глаза. Лицо с узким лбом, маленькими глазами, с вечно угрожающим и злым выражением, тонкими и некрасивыми губами. Маркиз Шетарди говорил, что выглядела она хорошо только сзади».
А вот характеристика императрицы как правительницы: «Она любила и слушала только Бирона не потому, что у него были заслуги и способности, а потому, что она боялась его и признавала только его. Она была грубой, жестокой, хотела, чтобы ее боялись, не знала ни искусства любить, ни сладости бытия. Она обращалась с родными и домочадцами, как с рабами, будучи самой по рукам и ногам привязанной к Бирону, и смотрела на все своих подданных, как на игрушки, созданные только для нее».
         Заметим, что Иоганна, конечно же, не была знакома с Анной Иоанновной лично. О том, кто был для неё одним из источников сведений об этой Романовой-императрице можно понять из выше приведенной цитаты - скорее всего сам остроумный маркиз де-Шетарди.
         Но кроме него был и другой источник исторических сведений: «Мы никогда точно не узнаем, когда и как, она привязала к себе Бирона; все, что мы можем думать и говорить об этом, является простой гипотезой. Я взяла на себя смелость просить разъяснений у императрицы (здесь Иоганна намекает на свои частные беседы с Елизаветой Петровной – уже императрицей); она поведала мне, что поначалу его абсолютно игнорировали; … она говорила о нем только с императрицей (т.е. это Елизавета говорила с Анной Иоанновной), сначала после её вступления на престол, когда предпринимались попытки принудить её (т.е. Анну Иоанновну) отказаться от самодержавного правления. … Бирон посоветовался с нынешней императрицей (т.е. с Елизаветой Петровной), и именно с ними Императрица Анна разорвала акт (так называемые «Кондиции», которые ограничивали бы её самодержавную власть), как я рассказывала вам».
Да уж, действительно, частные письма Иоганны Цербстской являются редким пособием по альтернативной истории. Вот так просто в одном абзаце она обрушивает сложившиеся в официальной историографии представления о роли отдельных личностей в российской истории. В частности, из последней фразы можно узнать, что, как рассказывала лично Иоганне и лично же сама императрица Елизавета Петровна, это именно она – Елизавета – посоветовала своей двоюродной сестре Анне, правда, почему-то при посредстве Бирона, разорвать «Кондиции» и править самовластно. Причем вполне разумно предположить, что ничто не могло побудить Иоганну по-иному излагать те события, о которых она узнала от самой императрицы Елизаветы.   
Несмотря не некоторую эклектичность, повествования Иоганны на редкость информативны. Так, рядом с политическими оценками правления императрицы Анны Иоанновны - причем транслируемыми явно под впечатлением от бесед с императрицей Елизаветой, например такими: «…она ненавидела память о Петре Великом и императрице Екатерине (жене Петра I, Марте Скавронской), вплоть до уничижения их добрых дел и предпринимала попытки уничтожить некоторые из их самых прекрасных учреждений», - в том же письме можно прочитать о  причинах довольно ранней смерти Анны Иоанновны.
«Несчастный случай, которого никто не ожидал, ускорил её смерть. Врачи как-то посоветовали ей занятия верховой ездой. Было решено выбрать возрастную лошадь, на которую церемониально водрузили Её Величество. В один из летних дней 1740 года, она пожелала забраться в стремя самостоятельно. Стремя не выдержало. Императрица упала и, как считается, получила серьезные ранения, также вывихнув бедро. После ее смерти было обнаружено, что у неё был  камень в почках, который начал перемещаться после падения. Я не знаю всех врачебных терминов; объясняю вам случившееся, располагая той информацией, которую имею. В итоге, она продержалась до ноября месяца, мучаясь от всех видов болезней одновременно».   
Продолжая читать рассказ Иоганны о царствовании Анны Иоанновны, можно понять, откуда в отечественной историографии появились сведения о людских потерях Российской империи в тот период. Историки могли воспользоваться следующим местом, посвященным характеристике фактического соправителя императрицы - Бирона: «Он был великодушен к иноземцам, но презирал и недолюбливал всю русскую нацию. Его ненавидели, и он сам был в этом повинен. Он был слишком ловким политиком для того, чтобы быть человеком религиозным и иметь доброе сердце. Он совершил ужасные вещи. Все это стоило государству, которым он управлял с 1729 до 1740 года, пока продолжалось царствование императрицы Анны, семидесяти тысяч погибших, которые он погубил по разным причинам, и которые, просто-напросто, были лишь его личными врагами, не говоря уже о войнах против турок, персов, шведов и в Польше, где, по оценкам, потеряли двести пятьдесят тысяч человек».
Заканчивает повествование об императрице Анне Иоанновне Иоганна сообщением о семье Бирона, обозначая при этом еще одну тайну династии: «Его (Бирона) жена была родом из Курляндского дворянства. У них родилось трое детей; по крайней мере утверждали, что это их дети. Другие поговаривали, что они от другой матери. Я думаю, что вы понимаете, о чем я …».
       Но, оказывается, главной героиней бесед Иоганны с де-Пуйли была императрица Елизавета Петровна. Об  этом можно узнать из концовки третьего письма: «Это был рассказ об основных людях России до смерти императрицы Анны. Вернемся же к нашей героине; оставлю для вас этот рассказ на завтра».
  Мы поступим таким же образом.
  Продолжение следует.