Бледная тень Миллера. Глава вторая

                Глава вторая.


     Никаких материалов Миллер  Фишеру, конечно же,  не передал, да и вряд ли они были у него с собой в этом плавании. Скорее всего, его знаменитые «портфели» вместе с «куриозными вещами» для академической кунсткамеры под надзором его помощников и приданных ему солдат охраны переправлялись в это время по сухопутью  через  Тобольск и Тюмень к Верхотурью.
     О содержании состоявшихся  в Сургуте разговоров между Миллером и Фишером и их результатах  ничего неизвестно. Однако нет никаких сомнений в том, что Миллер попытался  взять  Фишера под своё «научное руководство» подобно тому, как он это сделал в отношении Крашенинникова и Стеллера. Но, судя по всему, успеха в этом не добился, - строптивый сменщик  намерен был действовать самостоятельно.

     Был ли знаком Миллер  с помощником Фишера Якобом Линденау? Об этом историки тоже ничего не говорят. Возможно, что и были знакомы, но, как говорят на Руси – шапочно, поскольку их совместное пребывание в Петербурге в 1733  году было весьма непродолжительным. При этом Якоб, только что приехавший в Петербург, был занят организацией школы, которой он намерен был управлять, а Герард – подготовкой к выезду в Камчатскую экспедицию. При встрече  же  в Сургуте у них появилась возможность близко познакомиться.
Якоб, вероятно, был поражен успехами соотечественника. Еще бы, - всего лишь на три года старше Якоба, а уже академик, по запросам которого ему услужливо предоставляют разного рода сведения русские воеводы и канцелярские служащие сибирских городов. Было чем восхититься.  Сближению молодых немцев способствовала именитость их предков и то, что Якоб, оказывается, был  еще и знаком со Стеллером. Миллер не преминул воспользоваться этим в своих интересах. 5 июля, - пишут историки, - Миллер  с Линдинау направились вниз по Оби к Березову.

     Это обстоятельство не может не вызвать недоумения. Ведь Линдинау был назначен Академией помощником Фишера и должен был следовать с ним на Камчатку. Чем же вызвано оставление им своего начальника?  В исторической литературе об этом  ничего не сказано.
     Можно было бы предположить, что он сделал это по поручению  Фишера, чтобы провести в Березове какие-то исторические изыскания. Однако такое предположение неубедительно, - ведь  ничто не мешало им сделать это раньше, - не плыть к Сургуту, а спуститься вниз по Оби к Березову, где они могли бы и выполнить изыскания, и встретиться со следовавшим туда же Миллером.
Остается одно, - предположить, что Линденау поехал с Миллером по обоюдному их желанию  и  вопреки воле  Фишера. Такое предположение не лишено оснований. Чтобы убедиться в этом, посмотрим, -  кем же был этот Якоб Линденау, и каковы были его последующие действия и действия самого Миллера.



                Потомок прусских ветеринаров.


     В Прибалтике, в том числе и в Ливонии (Лифляндии), начиная в XV-XVII столетий, проживало немало  немцев – и потомков рыцарей Тевтонского ордена и выходцев из Пруссии, Баварии и Саксонии. С 1660  года  в  результате целого ряда военных столкновений европейских государств Лифляндия стала провинцией  Швеции.
     Проживавший в Ливонии отец Якоба Линденау,  - немец-саксонец по происхождению, стал шведским подданным. Известно, что в 1700 г. Петр I в союзе с Саксонией, Речью Посполитой и Данией начал войну против Швеции, и отец Я. Линденау после поражения Саксонии в 1702 г.  вынужден был покинуть шведскую Ливонию и перебрался в Москву, где Петр I приютил немало своих союзников. В 1709 году в Москве и родился Якоб  Линденау.

     В 1719 году под воздействием английской дипломатии была организована коалиция европейских государств против России. В её состав вошли Австрия, Саксония и Ганновер (Ганновер - герцогство на юге Саксонии. В 1714 году правитель  Ганновера курфюрст Священной Римской империи Георг-Людвиг  под именем Георга Первого был объявлен королём Великобритании). В 1719 г. семья Линденау вернулась в Лифляндию  и поселилась в г. Перново (Пярну).
     Трудно сказать, что побудило отца Якова к такому действию, - надежда ли на то, что  Лифляндия окажется под властью  Саксонии, или вера в победу русских  и присоединение Лифляндии к России. Ясно одно, что, будучи представителем древнего немецкого рода, он стремился вернуть себе то, чему он был наследником в тех краях.

     А наследие было немалое. Первое документальное упоминание о поселении Гросс Линденау в районе Велау округа Кёнигсберг в Пруссии относится к 1339 году. Оно располагалось на дороге  Кенигсберг—Инстербург  на месте находившихся там прежде строений орденских времен. Династия ветеринаров, оберланд - шталмейстеров Линденау с XV столетия возглавляла королевские службы по всем коневодческим делам в Пруссии и Саксонии.
     Однако случилось так, что  в 1719 году русский флот разбил шведов у острова Эзель, в 1720 году  - у острова Гренгам, в течение последующего года было проведено три успешные десантные операции на территории Швеции, в результате чего Англия  вынуждена  была отозвать свою эскадру из Балтики, а шведы -  подписать с Россией мирный договор, по которому Лифляндия вошла в состав Российской империи. Так семья Якоба Линденау  оказалась в российском подданстве.

     Впрочем, это не помешало юному Якову получить достойное образование. Ребенком он обучался в школе, изучал арифметику, латынь, нотную грамоту, черчение.  В Саксонии в это время проживали родственники Якоба - потомки   знатного дворянского рода коневодов Линденау, прославившие себя тем, что  граф Генрих фон Линденау  и граф Карл фон Линденау построили на собственные средства ветеринарные факультеты при университетах в Лейпциге и Берлине.
     Не без участия  родственников Якоб в Галле окончил училище по сче-товодству. Там он встретился и познакомился со своим сверстником, -  Георгом Стеллером. Будучи студентом университета в Галле, тот   работал учителем ботаники в школе-приюте А. Х. Франке. Трудно сказать, почему отец не дал Якобу университетского образования. Вероятно,  в интересах своего дела считал достаточным практическую подготовку сына в финансово-хозяйственной области.

     По завершению учебы Якоб вернулся в Лифляндию, где в 1729-1730 гг. работал бухгалтером в управе бургомистра Перново.  Судя по всему, работа бухгалтера его не удовлетворила, его тянуло к наукам.  В 1732 г. в возрасте 23 лет он переехал в Санкт-Петербург, где основал  школу для обучения детей наукам. Но и это не принесло ему удовлетворения.  В 1737 г. Линденау было предложено место  переводчика  в канцелярии Сената. Интересно  отметить,  что в это же время прибывший в Россию Георг Стеллер был принят адъюнктом в Академию наук  и вскоре написал  прошение  о зачислении его в Камчатскую экспедицию. Они, без сомнения не раз встречались и обсуждали эту тему. Вот тогда-то Якоб, видимо,   и загорелся мечтой стать участником этой экспедиции с тем, чтобы новыми открытиями проложить себе путь в науку.

     Работая в Сенате, Линденау в анкете  писал, что знает шесть европейских языков (владел русским, немецким, литовским, эстонским и финским языками), при этом  родными языками  считает немецкий и русский.  К недоумению окружающих  он часто называл себя ветеринаром.  Вильгельм Лагус, - финский историк, автор "Исследования об имениях и фамилиях шведского дворянства"   писал, что  сам Якоб Линденау  никогда ветеринаром не работал. Он был лишь потомственным ветеринаром, но при этом весьма гордился  таким  отличием своего рода.
     Когда Якоб узнал о направлении в экспедицию Фишера, он написал прошение о назначении его ему в помощники в качестве переводчика и переписчика.  Просьбу удовлетворили и в марте 1739 г. он был назначен  к направлявшемуся в Сибирь  И. Э. Фишеру переводчиком.

                *

     Таким образом, Якоб Линдинау по своей родовитости не уступал Герарду Миллеру и это не могло не способствовать их сближению, тем более, что они были еще и почти сверстниками.
     Прибыв в Березов,  Миллер развернул активную деятельность. Не без участия Линденау приступил к опросу местных жителей.   Потребовал от Березовской канцелярии высылки ему двух фунтов «красной земли», которой «обдорская самоядь на реке Соби отравляет волков и лисиц». Узнав о нахождении у обдорского князьца жалованных грамот, затребовал  доставки этих грамот в Березов, и с тех из них, что старее 201-го года,  снятия и высылки ему копий.  Настоял на поиске сведений,  в каком году, и по каким причинам была закрыта прежняя дорога через Камень, которая шла по Сосьве;  поискать в делах материалы про Кыртаскую заставу, и тоже их выслать.

     Одним словом, Якоб увидел перед собой образец энергичного и настойчивого ученого. Миллер не мог не заметить  желания Линденау тоже заняться исследованиями, без сомнения, нарисовал ему радужную перспективу научной карьеры, если он будет действовать в соответствии с его наставлениями. Не ошибусь, если скажу, что Миллер стал для Якоба кумиром, образцом для подражания.
     Наряду со всеми прочими делами Миллер готовил в это время письмо в Академию, содержание которого в какой-то мере раскрывает суть его разговоров с Фишером в Сургуте. Обескураженный  приказом о передаче ему собранных в Сибири материалов, профессор 30 июля писал: «на сие Вашему превосходительству покорно доношу, что данные нам от Академии книги, по большей части в Якуцке оставлены,  я только немногие из них при себе имею, да и те мне во всю мою в Сибири бытность необходимо нужны. А письма, которые у меня в походном архиве хранятся, состоят  из  входящих и исходящих указов, промеморий (памятных записей – В.Б.), щотов и в протчем. Потом копии из Архив, а напоследок мои собственные записки, примечания, из которых мне без убытку и лишения собственных моих трудов и обстоятельств ничего отдать невозможно.

     Ежели мне без сих писем быть, то мне по прибытии в Петербург оправдаться будет нечем. Потом в обратной моей поездке и по прибытии ничего о Сибири показать и сделать будет невозможно; и следственно все мое предпринятое путешествие и труды втуне будут. Не упоминая того, что чужая рука в недовольном знании российского языка сим нашим походным Архивом с такою прибылью пользоваться не сможет…».
     Но не только это обеспокоило Миллера. Беседа с Фишером в Сургуте  показала, что он намерен самостоятельно, без  наставлений Миллера проводить исторические изыскания, что грозило  ему появлением конкурента  в деле изучения и последующего изложения истории Сибири. Миллер никак не мог этого допустить, поскольку считал эту область  своей вотчиной.

     Чтобы исправить положение,  в том же письме он писал президенту: «Ежели по моему мнению г-ну Фишеру такое же наставление дать, какое от нас г-н Стеллер получил, а именно: когда мы ему обстоятельно опишем, что уже сделано и что еще сделать надлежит; ежели ему все способы покажем, которые  мы сами шестилетнею практикою получили; ежели дадим ему списки с такой корреспонденцией, на которую он впредь сослаться может, и только потом бы ему  обсервации делать и корреспондировать по тому примеру, как мы ему покажем, (то это было бы лучше) чем он для себя особливой и новой Архив собирать будет». 
     Просьбу утвердить его предложение Миллер завершает подобострастной фразой: «ежели сие намерение Ваше превосходительство удовольствовать сможет, то дальнейших от Вашего превосходительства впредь приказов с нижайшим почтением ожидать буду».

     Можно ли не увидеть, что  утверждение  его предложения руководством Академии  было необходимо Миллеру для того, чтобы он мог впоследствии использовать материалы Фишера, подобно тому, как он это сделал с материалами Крашенинникова, ссылаясь на то, что  работа выполнена в соответствии с его наставлениями.
     Однако чтобы получить ответ президента, нужно было ждать несколько месяцев.   Миллер с успехом использовал это время, чтобы обратить Якоба Линденау  в своего союзника,  сделать его  орудием своего воздействия на строптивого сменщика.  Яков не последовал за своим начальником, а остался с Миллером и  вместе с ним проследовал в Тобольск, куда они прибыли 9 сентября.

     Будучи уверенным в поддержке руководства Академии, Миллер  в это время пишет наставление Фишеру.  Якоб Лиденау, должно быть, смотрел на Миллера с благоговением, поражаясь его настойчивости, способности достигать поставленной цели любым путем. Да ведь и в самом деле, нельзя не удивляться потрясающей его работоспособности и настойчивости.
               
                *

     Просьба Миллера была Академией удовлетворена. Обрадованный положительным решением, он вновь почувствовал себя всесильным главой академического отряда экспедиции. Да и как было не появиться такой уверенности. Ему удалось избавиться от  подчинения Берингу и Людвигу де ла Кройеру, избежать опасного путешествия на Камчатку; по именному указу императрицы и Сената он выполнил работу, в которой дал советы по вопросам государственной политики, - сношению с Китаем, проблеме разграничения территорий и  возвращения Амура. Руководство Академии пошло ему навстречу по делу о руководстве действиями в Сибири Фишера;  он не сомневался, что доведет это дело до конца с помощью своего нового  почитателя – Якоба Линденау.  Наконец, он волен в решении вопроса о времени  пребывания в Сибири, был уверен, что добьется того же и для своего друга и единомышленника - профессора Гмелина.
     Складывается такое впечатление, что он уже забыл или сожалел  о том, что сам просил прислать ему замену и даже писал прошение об отставке.

     Миллер составил для Фишера  обширнейшую инструкцию, содержащую ни много, ни мало - 1287 статей.
     Она  состояла из  шести  разделов,  каждый из ряда статей, или пунктов:
-  «О ведении журнала» (20 статей);
-  «О географическом описании» (75 статей);
-  «О теперешнем состоянии городов и подведомственных им земель» (38 статей);
-  «О пересмотре архивов и описании сибирской истории» (22 статьи);
-  «Об описании древностей» (100 статей);
-  «Об описании нравов и обычаев народов» (923 статьи).
     Сверх того программа имела еще четыре приложения, или специальные части:
-  «О ландкартах» (63 статьи);
-  «О рисунках» (30 статей);
-  «О собирании различных предметов для кунсткамеры» (16 статей);
-  «Словарь, по которому надлежит собирать материалы для языков и диалектов народов».

     Нельзя не увидеть того, что этой инструкцией Миллер пытается отвести Фишера от вопросов  истории Сибири (22 статьи) к задачам этнографии (923 статьи)
     Как видим, нет в этой «инструкции» ни обещанных им в письме президенту описаний, «что уже сделано», ни  «способов, которые  мы сами шестилетнею практикою получили», ни «списков с такой корреспонденцией, на которую он впредь сослаться может», ни примеров «как ему  обсервации делать и корреспондировать по тому примеру». Есть лишь многостраничный перечень задач, которые нужно выполнить.

     Миллер поступает здесь подобно злой мачехе из популярной и в те времена сказки «Золушка», предлагая ей выполнить в ограниченные сроки непосильную работу по разборке смешанных зерен проса и мака.Впрочем, много лет спустя, когда он в 1753 г. будет составлять описание путешествия и вспоминать  о своей работе в Тобольске, это не помешает ему изложить историю с  инструкцией совершенно в ином виде: «принялся я опять за Фишерову инструкцию, которую писал сообразно тем надеждам, которые считал себя вправе возлагать на г. Фишера.  Я не хотел, чтобы ему, как мне, лишь собственным опытом пришлось добиваться того, что следовало делать в Сибири, и потому написал ему все до последних мелочей, точно так, как будто мне самому нужно было представить перечень совершенных мною до сих пор работ. В особенности же я указал на все, что ему следовало сделать по таким предметам, которые мне самому не представлялся случай выполнить».

     Именно этой «инструкцией» руководствуются почитатели академика Миллера, называя Фишера его «бледной тенью»  и заявляя, что  он возвратился в Санкт-Петербург, неудовлетворительно исполнив данные ему поручения. Академия кроме общей формулировки: «историю принадлежащих до российского скипетра народов  исследовать» никаких иных задач перед Фишером не ставила, полагая, что на месте виднее, и он конкретизирует эти задачи сам, - на то он и историк.
     Что же касается  присланной ему Миллером «инструкции», то, по мнению  современных исследователей, «в перечне вопросов, подлежащих разрешению, Миллер ставит  задачи для сибиреведения XVIII в., не разрешенные по многим позициям и до сих пор».
     13 декабря 1740 г. Миллер отправил инструкцию  И. Фишеру. Демонстрируя свое усердие и свою ученость, в начале 1741 г. копию этой инструкции он отправил еще и  в Сенат.