Генрих I

-Давненько что-то  вас не было! Чего не заходите? - смущённо обратилась ко мне продавщица продуктового магазина, интимно подмигнув левым накрашенным глазом.
- Хотите, могу к вам сегодня домой после работы заскочить. Куплю маленький тортик, чайку попьём, в шахматы сыграем, - в лоб ответил я приятной брюнетке. Ну а вдруг, чем чёрт не шутит. Чёрт не шутил.
- У меня не получится. Давайте лучше я к вам зайду, я работаю до 18 часов, тортик с меня, - одобрительно подмигнув вторым глазом сказал работник торговли.
Сказано-сделано.
На свете нет ничего крепче мужской дружбы. Я, как и договаривались, ворвался без четверти шесть к своему старому приятелю домой и тихо обмер - у Гриши на коленях сидел его несовершеннолетний сын, на кровати сладко спала любимая тёща, пёсик аппетитно грыз под столом кость и смотрел в сторону кухни, где его дорогая супруга жарила куриные котлеты.
- Как?! - тихо простонал я ему на ухо. - Ты сказал, все уедут на дачу, я полностью рассчитывал на твою жилплощадь!
Ребёнок показал мне язык, а Григорий – нежно-розовую лысину, как страус, виновато опустив голову в пол.
- Я тебе не доктор! - приветливо сказал я и любя открутил ухо милому мальчугану, чей подлый отец пытался сорвать мне романтический вечер и умело прикидывался шлангом.
Приятно пахло котлетами. Ненавижу курицу! На улице был чудный май; секундная стрелка настенных часов носилась, как угорелая. Я крепко привязал неугомонное животное к бабушкиной руке свисающей с кровати и ей веселее спать и меня никто за штанину не дергает.
- Да, это действительно смешно! - громко сказал я, чтобы меня было хорошо слышно на кухне. – Генрих Первый ещё в одиннадцатом веке запретил поединки, вложив меч правосудия в руки государства, а нам с тобой из-за Танюхи спустя десять веков драться придётся; это чёрт знает что такое, но ничего не поделаешь - дело чести!
На кухне стало подозрительно тихо, было слышно, как бежит тоненькой струйкой вода из крана.
- Вот скажи, Георгий, зачем ты меня вызвал на дуэль? Я бы и так тебе эту «селёдку» уступил, мы ведь с тобой как-никак друзья, не хватало ещё из-за бабы поубивать друг друга.
Григорий оценил шутку и непроизвольно мне подыграл:
- Не смей оскорблять мою любимую, а не то мы будем биться прямо здесь и сейчас!
Он небрежно скинул любимое чадо с колен и принял стойку королевского мушкетера конца восемнадцатого века, не хватало только шляпы с высокой тульей и пышным страусиным пером. Обиженный мальчик притворно захныкал и пулей вылетел на улицу, он давно уже хотел улизнуть к друзьям во двор, но всё никак не мог найти  подходящего повода - вот и нашёл.  В комнату тихо вошла жена:
- Гриша, как ты мог?! Я всё слышала...
Её горло душили слёзы, она принялась спешно собирать чемоданы, беря только необходимые на первое время вещи.
- Ну перестань, слышишь, Пусик! Не видишь, он шутит! Брось эти глупости! Ты как ребёнок, ей Богу... - бормотал он, ползая на коленях вокруг раскрытой пасти большого дорожного чемодана.
«Пусик», нервно пакуя вещи, не переставала и не слышала - этот человек был ей крайне противен и ненавистен.
- Ну сделай что-нибудь! Скажи ей, что ты пошутил! - не вставая с паркета, жалобно выл поверженный «мушкетёр».
Я тактично молчал.
- Ребенок будет жить со мной, ни звони и ни пиши нам, только прошу тебя, присмотри первое время за моей мамой, - вежливо сказала свободная женщина, громко хлопнув дверью.
На часах было без пяти шесть. Гриша совершенно опешил и от пережитого ужаса никак не мог прийти в себя; перед его вытаращенными глазами живо пробежали их совместные годы жизни. Впрочем, ровно через две минуты он сорвался с места и побежал вниз по лестнице вдогонку, звонко шлепая босыми волосатыми ногами по бетонным ступенькам. На часах было без трех минут шесть. Я поднял с пола белоснежную сахарную кость, дал её хорошенько понюхать милому пёсику и демонстративно швырнул в открытое мною окно девятого этажа, собака протяжно взвизгнув, тут же вылетела следом, бабушка проснулась от сильного удара затылком о подоконник, но было уже слишком поздно; всем кому интересна её судьба, пусть внимательно прочтёт раздел «Некрологи» во вчерашних газетах.
         Старинные настенные часы, фамильная гордость распавшейся семьи, звонко пробили шесть раз, давненько я не брал я в руки шахмат...