Путешествие на Красную Поляну 8-9 главы

                8. По снежнику

            Утро нас встретило абсолютно ясным небом. Но нам от этого легче не было, потому что грязь кругом стояла несусветная. А если учесть, что мы все время поднимались вверх по горе, то не приведи Господь кому-нибудь еще взбираться на гору по сырой глинистой почве, густо поросшей  мокрой травой и кустарником. Через каких-нибудь полчаса  движения почти на четвереньках мы выглядели так, будто нас только что выгребли из болота. И даже, когда мы, наконец, выбрались на более-менее вытоптанную туристскую тропу, идти  было совсем не легче, поскольку ноги все время скользили назад. Впрочем, еще у сторожки Гриша вырубил тесаком всем хорошие альпенштоки, которые  намного облегчили   в пути наши страдания.
           Я заметил, что лес заметно поредел. Постепенно высоченные сосны, ели и другие хвойные великаны сменились более низкорослыми их собратьями, а трава и кустарник, наоборот, увеличились в размерах. Наконец, лес  окончательно  остался внизу. А вместе с ним внизу остался и ночной дождь,  доставивший нам столько страданий. Горный склон, круто вознесшийся к небу, теперь представлял собой сплошной зеленый луг, поросший  густой невысокой травой. Земля под травой оказалась совсем сухой. Здесь, как я понял, дождя не было.
           Мы прошли по тропе вверх еще метров пятьдесят и почувствовали необходимость в основательной передышке.
           -Гриша, привал! – крикнул я вперед нашему проводнику и рухнул, как подкошенный, на зеленый альпийский ковер, расцвеченный изумительными черными тюльпанами, правда, очень маленькими и невысокими. Из-за шиворота выполз Мурза. Но не спрыгнул на землю, а удобно устроился на моем плече, вымурлыкивая  мне в ухо свою нескончаемую песню. Я удобно уперся спиной в рюкзак, расставив внизу ноги, и всмотрелся в  обозримое пространство, простирающееся на три стороны у меня под ногами.
           Казалось, что мы сидим верхом на облаке,  укрывающем собой, точно покрывало,  густую синеву леса, над которым с таким трудом, словно боги, вознеслись мы. Прямо перед нами с трех сторон простирались цепи снежных вершин, под которыми гнездились белые бороды  густых облаков. Неописуемое зрелище! Только ради того, чтобы  увидеть такой прекрасный вечный покой, ей-богу, следовало  претерпеть все эти наши двухдневные страдания. Я простил  нашему Грише его вероломную самодеятельность.
           Мой верный спутник и товарищ по восхождению благородный перс Мурза, я думаю, был со мной совершенно солидарен, потому что он тоже восхищался  и зрелищем горных просторов, и ароматом чудесного горного воздуха, и необыкновенным вкусом очередной порции кильки в томате.
           Вылизав хорошенько уже пустую  консервную банку, Мурза опять прыгнул мне на плечи и, устроившись там удобнее, принялся старательно причесывать языком мои основательно вспотевшие лохмы.
           -О, да у Ивана Александровича уже и личный стилист появился! – воскликнул Степа с нескрываемой завистью.
           -Везет же некоторым! – добавил Гриша.
           -А я думаю: этот  джигит  справедливо считает, что  свою лошадь следует  хорошо мыть и причесывать, - ответил на это я и  задремал, разморенный нехитрыми манипуляциями Мурзы.
           Спутники мои тоже дремали, прислонившись к рюкзакам. И кот Мурза дремал на моей шее.  И  солнце дремало на совершенно чистом небосводе. И  только огромные барашки облаков тихо бродили под нашими ногами.
           -Подъем! – скомандовал я, поднимаясь. – Надо идти вперед.
           К вечеру, как и предсказывал нам Кузьмич, мы добрались до коша,  летней резиденции овчаров, пасущих на горных лугах стада овец. Сейчас этот кош утопал в снегу, потому что находился на высоте около двух километров, где снег окончательно сходил, вероятно,  к концу мая, или началу июня. На снегу мы, разумеется, уже не находили никакой растительности. Кое-где только черными точками высовывались из снега маленькие кустики можжевельника, совсем низкорослого, как трава.
           По снегу до коша, а потом на следующее утро после коша мы брели, утопая по пояс в снегу. Но было совсем не холодно, а даже немного жарко. Солнце, не загороженное совершенно никакими облаками (они все остались внизу) и щедро отраженное на ослепительно белом снегу,  палило и слепило нещадно. Мой лохматый наездник из-за шиворота переместился за пазуху и зарылся там где-то так глубоко, что я время от времени останавливался, чтобы проверить: живой он еще, или уже нет?
           Еще как живой! Ему было там очень тепло и уютно. Мне же было просто невыносимо: сзади рюкзак оттягивает плечи, а спереди – кошак  в  живот упирается. Я чувствовал, что несу воз кирпичей. И все это надо было все время тащить в гору. 
           Конца пути не было видно и близко: кругом горы и снег, снег и ужасно крутой склон.
           -Сколько еще мы будем так подниматься? – спросил я у Гриши, идущего, как обычно, впереди.
           -Ну, вон, видите, наверху скалы! – указал Гриша наверх. – Это  вершина. Через нее пройдем, и тогда будем спускаться.
           Скалы  показались мне довольно крутыми и недоступными. Я так понял, что на них нужно было каким-то образом взбираться, а специального альпинистского снаряжения у нас не было. Я прикинул, что, если, взбираясь на скалы, мы сорвемся (а мы непременно сорвемся), то лететь будем по этому склону до самого подножья. К тому же, до скал следовало еще подниматься  по снегу метров двести.
           -Мы не пойдем туда! –  решительно заявил я Грише. – Ни я, ни Степа. Мы не самоубийцы.
           -А что же вы собираетесь делать? – невозмутимо спросил Гриша.
           -Отдохнем прямо здесь, и будем спускаться назад к кошу. Я думаю, что назад мы найдем дорогу. Это самое разумное, что мы можем сейчас предпринять.
           -Ну,  как знаете, - сказал Гриша и полез наверх.
           Мы со Степой сели прямо в снег, привалившись на рюкзаки, и устремили свои взоры вниз, в ослепительно белое пространство с маленькой черной точкой коша внизу.
           Вдруг мы заметили, что от этой точки стали отделяться еще две малюсенькие точки, которые очень быстро перемещались по направлению к нам.
           Постепенно точки стали  расти и приобретать определенные очертания.
           -Похоже, что люди идут, - сказал Степа. – Причем, прямо сюда.
           -Я тоже так думаю. Подождем, узнаем, что за люди.
           -Надо Гришку позвать, - сказал Степа и, обернувшись, стал кричать Грише, чтобы он спускался вниз.
           Но этот остолоп упрямо потащился  наверх, хотя и услышал Степины призывы.
           Где-то через час, или больше, двое молодых людей (юноша и девушка) поднялись прямо к нам.  Остановились, поздоровались. Парень, раздевшись до пояса, принялся энергично растираться какой-то мазью. Потом оделся и обратился к нам:
           -Куда идете?
           -Собирались до подъемника  добраться, - отвечаю.
           -А сколько вас?
           -Трое. Мы, вот, да, вон, проводник на скалы полез.
           -А чего он туда полез?
           -Да, говорит, что надо перевалить вершину, чтоб к подъемнику попасть, - объяснил я.
           -Он с какого дуба свалился? – усмехнулся парень. – Подъемник вон там, за той горой. – Он показал рукой направо вдоль склона. – Вон, посмотрите, на той горе – черное пятнышко.
           Я всмотрелся и, действительно, на вершине соседней горы, находящейся почти вровень с той, на которой стояли мы, увидел отчетливые черные пятна, разграничивающие белую вершину и голубое небо.
           -Это метеостанция, - пояснил парень.
           -Что вы говорите!? – воскликнул я. – Так ведь нам именно метеостанция и нужна!
           -А подъемник тогда зачем вам? – спросил юноша.
           -Нам сказали, что сначала нужно до подъемника добраться, - ответил я, - а потом от него по гребешку  – к метеостанции.
           -Все правильно, - согласился мой собеседник, - но это если с другой стороны  заходить. Со стороны Красной Поляны.
           -А мы разве не от Красной Поляны шли?
           -Это вы, уж, у своего проводника спросите: откуда и куда вы шли, - опять усмехнулся парень. – А сейчас идите  за нами  вдоль склона, перейдете по гребешку на ту гору. А там чуть-чуть поднимитесь и попадете прямо на станцию.
           -А вы куда?
           -Да мы тоже в ту сторону, к подъемнику. Только на станцию подниматься не будем. Нам сегодня надо вернуться на Красную Поляну.
           -А сами-то откуда?
           -Из Красной Поляны, – пояснил юноша. – Утром оттуда, а вечером опять туда.
           -Надо же? – воскликнул я. – А мы из Красной Поляны три дня сюда ползли.
           Парень только руками развел. Молодые люди пожелали нам  благополучного пути и поспешили  к соседней горе. Мы  со Степой поднялись и не спеша  последовали за ними. Через какое-то время к нам присоединился спустившийся со скал Гриша.

                9. Метеостанция

           Ближе к вечеру мы, наконец,  добрались до метеостанции.
           -Ну, наконец-то, нашлись пропащие бродяги! – искренне обрадовался Димитрий, бросившийся к нам навстречу. – Тут уже со всех сторон тревогу забили. Надо срочно позвонить, чтоб отбой спасателям дали.
           -Ого! Даже до спасателей дело дошло? – удивился я.
           -А вы как думали? Здесь горы. А сейчас, тем более, лавины  постоянно сходят.
           Пока  я   разговаривал с Димитрием, Мурза успел перебраться с моей шеи на шею своего хозяина. Надо сказать, что едва мы ступили  с гребешка на эту гору, кот выбрался из-под одежды и уселся верхом на рюкзак. Увидев хозяина, спрыгнул  на снег, и скорей к нему. А говорят еще, что кошки не привязываются к людям!
           Потом Димитрий пригласил нас в жилище и велел располагаться, как дома. Сам же он поторопился на связь  с  большой землей. Мои спутники поспешили вслед за ним в домик, а я  детально и с большим интересом  осмотрел  эту самую территорию, если можно,  конечно, назвать «территорией» площадку вершины двадцати-тридцати метров  по диаметру. Находиться на  снежной вершине довольно большой горы – удивительное зрелище!  Во все стороны снежный склон вниз опускается. Все внизу: скалы, луга, леса – весь мир, укрытый бело-голубым покровом облаков. И только плотная цепь снежных вершин далеко-далеко  выстроилась  по периметру горизонта.
          -Красиво? – спросил подошедший ко мне Димитрий.
          -Не то слово! – восхитился я. – У меня ощущение, словно я в раю.
          -Мне тоже первое время так казалось. Потом привык. Однако, завтра  в горах и на равнинах будет дождь. Вон, видите, какие плотные облака.
          -А у нас тут что будет? – спросил я.
          -А у нас хороший ветерок со снегом. Пурга, то есть. И придется  вам сидеть тут денька два, пока  погода наладится.
          -Вон, та гряда гор – это что? – спросил я, указывая на  цепь  вершин, показавшихся мне на порядок выше нашей.
          -Это Абхазия, друг мой, - ответил Димитрий. – Я там родился. Только я не помню. Родители уехали, когда я еще совсем  маленьким был.
          -А я думал, что твой отец всю жизнь в России  прожил. Мой шеф говорил, что они однокашники.
          -Ну да, семья  Степана Борисыча жила в Адлере, когда он был школьником. Учились в одном классе. Большие друзья были. После службы в армии отец  уехал в Абхазию. Мечтал  там и остаться. У нас там очень много друзей среди местных. Но  сейчас  грузины вытесняют  местное население из Абхазии. Чего им надо? Ну, и жили бы у себя в Грузии, как люди. Не-ет, своей земли им мало.
          -Грузины тут ни причем, - сказал я. – То есть, воюют-то на самом деле не простые работяги, а наемники, оболваненные нынешним грузинским руководством.
Димитрий вздохнул тяжело и позвал меня  ужинать.
          -Там  твои подельники уже сварганили, небось, что-нибудь, - уверенно заявил он. – Я велел им  вытаскивать из кладовки все, на что глаз упадет.
          Степан с Гришей сварганили поистине царскую трапезу: картошка, тушенка, колбаса, консервированные салаты, соленые огурцы. Даже  зеленый лук с зеленью.
          -Откуда у тебя свежая зелень? – удивился я.
          -Ты что думаешь, что меня забросили сюда и забыли о моем существовании? – засмеялся Димитрий. – Ко мне вертолеты регулярно прилетают. У меня тут и выпечка свежая частенько бывает. Вчера только доел пирожки маминого производства.
          -Вот бы мне такую жизнь! – завистливо вздохнул Гриша.
          -Так за чем дело? – спросил Димитрий. – Иди, поучись четыре годика, да и давай мне на смену. Сколько раз отец предлагал тебе идти учиться?
          -А зачем учиться-то? – уставился Гриша на Димитрия. – Что, я не знаю, как всякие там кнопки в твоих приборах нажимать?
           Димитрий  рукой махнул:
          -И вот как вы изволите с этим дураком разговаривать? – воскликнул он. – В земле ковыряться и кувалдой махать он считает ниже своего  достоинства. А чтоб интеллигентным делом заниматься, учиться не желает. Ему бы такую работу, чтоб сразу директором, чтоб ничего не делать, и получать большую зарплату. Но все это с неба не сваливается, вот он и бродит, как бомж, приключение себе ищет. Бедная Роза Григорьевна!
          -А чего это она бедная? –  недовольно спросил Гриша.
          -Да то, что не может тебя, паразита, ни к делу какому пристроить, ни в семью – вообще, ни к чему путевому.  До чего хорошая женщина! А сын у нее – бездельник и дурак без справки.
          Гриша обиделся и вылез из-за стола. Подобные суждения о себе он, вероятно, не раз уже слышал и относился к ним болезненно.
          -Да, ладно, Димитрий! – примирительно сказал я. – Не кори Гришу. Вероятно, он не нашел себе дела по душе. А ломать свою душу не желает. Вот и мается. Просто ему нужно помочь определиться.
          -Так ведь кругом все только и делают, что пытаются помочь, - сказал Димитрий. – А что толку?
          -Я так понял, что все пытались предлагать ему ту или иную работу, к которой у Гриши не лежала душа, - продолжил я. – И это неправильно. Следует сначала точно установить, на какое дело он больше всего способен. А это может сделать опытный психолог. Так что тут нужна работа психолога.
           Моя речь немало заинтересовала Гришу. Он опять подошел к столу и сел на свое место.
          -Скажи, Гриша, - обратился я к нему, - что ты вообще любишь делать? Не в качестве работы, а для своего удовольствия.
          -Гы! -  широко улыбнулся Гриша. – Ну, люблю по горам ходить и по лесам.
          -Что, просто так, без всякой цели? – спросил я.
          -Почему же? Я наблюдаю, как цветы распускаются,  как всякие там насекомые летают, что делают птицы и разные животные – вообще, как изменяется лес в разное время. Это же интересно!
          -Ну! А потом что? Что ты потом со своими наблюдениями делаешь?
          -Да ничего! Смотрю и все. Бывает, что поправлю какое дерево или кустик. У нас же люди не умеют нормально по лесу ходить. Топают, как слоны, и не замечают совсем, что давится и ломается все под ногами.
          Я улыбнулся и вспомнил, как о том же самом толковал лесничий Кузьмич.
          -Тебе следовало бы идти в лесничество егерем работать, - посоветовал я.
          -Да кто меня возьмет? – обреченно махнул Гриша рукой.
          -Взять-то, может, и возьмут, - сказал я, - да только, если ты станешь безответственно свои правила гнуть, то и выгонят. Во всяком деле должна быть своя дисциплина. А ты, как я посмотрю, парень совсем без тормозов.
          -Как это, без тормозов?
          -А так: что захотел, то и сделал. И никто тебе не указ. Разве не так?
          -Ну, есть маленько, - согласился Гриша.
           После  долгого вечернего застолья Гриша со Степаном отправились устраиваться на ночлег, а мы с Димитрием засели в аппаратной, каждый со своим делом.  Я включил свой ноутбук, а Димитрий сел составлять очередную сводку погоды.
           Метеохозяйство Димитрия состоит из двух небольших деревянных домиков и метеорологической площадки с  оборудованием. Один домик, насколько я понял, используется в хозяйственных целях. А другой, в котором мы находимся, является, так сказать, офисным помещением. В  домике   три  маленькие комнатушки. Первая из них, самая большая, служит передней, гостиной, кухней, столовой и кладовой одновременно. Вторая – это  аппаратная, то есть, главный офисный центр станции. Эта комната, словно кабина космического корабля, снизу доверху напичкана всевозможной аппаратурой и приборами, которые беспрестанно светятся, мигают,  сверкают, выдавая различную информацию. Рация  время от времени разговаривает сама с собою, компъютер работает, телефон звонит. Димитрий  то и дело набрасывает на себя полушубок и выбегает смотреть на показания приборов на улице. Затем он обязательно записывает эти показания в специальный журнал и только потом сообщает необходимые сведения по телефону.
          Димитрий великодушно выделил мне место за своим вместительным столом, и я с удовольствием, наконец, углубился в свой ноутбук.
          -Удивительный вы народ, журналисты, - заметил Димитрий. – Вы, наверное, и во сне умудряетесь работать.
          -Всякое случается, -  сказал на это я. – Впрочем, сейчас я пишу, скорее, не  для работы, а для себя.
          - Слушай, - сказал вдруг Димитрий, -  я все думаю насчет Григория. Может, его и вправду стоит в лесничество определить? Там егеря нужны, насколько я знаю. А если он любит горы и лес, и может без устали бродить по лесу неделями, то, может, это и есть его дело?
          -Вполне возможно, - сказал я. – Если ты можешь помочь Грише с этим делом, то, думаю, нужно помочь.
          -Какой разговор? Позвоню отцу, а уж ему-то в лесничестве никто не откажет. Только б сам Григорий не подвел  бы.
          -Ну, поговорить серьезно с ним  надо, - посоветовал я. – Человек же он, в конце концов, а не скотина какая.
           Закрывши свой ноутбук, я отправился спать. «Спальня» Димитрия располагалась следом за аппаратной. Это  крохотная комнатушка метров двух в длину. По обе стороны от прохода во всю длину комнатушки устроены  двухъярусные нары. Как раз на четыре персоны. На верхних ярусах к моему появлению в «спальне» уже храпели Степан с Гришей, а нижние предоставлены были нам с Димитрием. Я занял ту, которая не была аккуратно  заправлена постелью. Улегся, и мгновенно уснул.