Глава 112

   112.

   Когда ограждение восстановили и металлический пес скрылся с глаз всем стало легче.
   Бриоды, уже практически в полном составе, не было только Харзе, дежурившего со стражей на городских стенах, горячо обсуждали план дальнейших действий по очищению Гроанбурга от бесовского порождения. Присутствовал и Кушаф, он всегда любил поспать и потому вся утренняя заваруха прошла без него, но теперь он наверстывал упущенное, принимая самое активное участие в дискуссии. Начал он с того, что высмеял Ронберга и остальных за то что, неожиданно обретший дар речи, пёс привел их всех в такое замешательство, а также за то что они связались с "дурагоном" Жорой, "у которого мозгов как у курицы".
   Однако товарищи быстро осадили его.
 - Ты у нас зато Орёл Голубые яйца, - хмуро произнес Ронберг, - великий кумека на посылках.
 - Ага, - поддержал Вархо, - языком чешет как старая шлюха, а чуть до дела, вперед братцы, а я за вашими спинами грудью встану.
 - Да пока ты там слюни во сне пускал, Жора тут кровь мешками проливал, - грозно пробасил Банагодо. - Вот он в себя придет, мы ему обязательно скажем как ты, шалабол бубнявый, его дурагоном и курицей называл. Посмотрим хватит ли у него мозгов, чтоб твою голову тебе же в жопу засунуть.
   Кушаф несколько сник, обычно приятели бриоды не воспринимали так серьезно его, как он полагал, остроумные, ироничные выпады, но сейчас бриоды явно были не в духе. А уж угроза про Жору ему совсем не понравилась.
 - Да ладно вам, мужики, - примирительно проговорил он, - я ж к тому что тут надо всё обдумать хорошенько, с наскоку такого дьявола не возьмешь. Я это еще вчера понял. Когда этот пес окаянный со мной человеческим голосом заговорил, попросил отойти от двери и пропустить его, у меня, честно сказать, душа в пятки ушла. Но ничего, сдюжил, отошел.
   Банагодо ухмыльнулся:
 - Ну храбрости тебе не занимать, это-то мы знаем.
 - А еще ума, - дерзко ответил Кушаф. - Вот вы никак не догадались в сторонку отойти, чтобы эта проклятая псина вас хотя бы не слышала и не узнала раньше времени что вы замышляете?
   Бриоды смущенно переглянулись. Такое действительно не приходило им в голову, они все еще не воспринимали металлическую собаку как равное им по интеллекту и сознанию существо.
 - Пожалуй, Ведро, дело говорит, - проворчал Вархо, - отойдем от греха подальше.
   Кушафа, в память о вершине его блистательной актерской карьеры - триумфальном исполнении роли говорящего мусорного ведра в постановке одной из сказок, за глаза часто так и именовали - "Ведро". Сам он относился к этому крайне болезненно и готов был вызывать на поединок почти каждого кто осмеливался называть его подобным образом. В Гроанбурге у многих были прозвища и клички и все воспринимали это достаточно спокойно, но молодому бриоду категорически не нравилось быть "ведром". Зная это, разбойники старались лишний раз не нарываться и использовали полюбившуюся эпиклесу только в отсутствии самого Кушафа. Однако кое у кого оно иногда проскальзывало и в его присутствии, то ли по забывчивости, то ли как издевка и тогда в воздухе повисало напряжение. Но не сейчас. Во-первых, было не до того, во-вторых Вархо входил в узкий круг лиц, коим Кушаф снисходительно прощал эту вольность. К числу избранных также относились Хишен, Ронберг и Манкруд. Кроме того Кушаф отлично знал, что недалекий Вархо, использовал это отвратительное прозвище не с целью подразнить или унизить, а лишь по привычке, лишь потому что это было одним из обозначений того о чем он говорил и в своем врожденном равнодушии и бессердечии пожилой вэлуоннец действительно просто забывал, что молодому человеку это неприятно. Во всяком случае Кушаф убеждал себя что всё так и есть. Но сейчас и правда всем было не до этого и на ведро никто не обратил внимания.
   Бриоды ушли к стенам Цитадели и расположились на крыльце и рядом. Дискуссия возобновилась. Правда Кит, слегка переориентировав свои микрофоны, по-прежнему слышал каждое слово.
   Опять вернулись к идее о сожжении. На это сразу же поступило критическое замечание от Вархо: "Как же его можно сжечь, если он, поди, из адового пламени и явился?!" На это ему неуверенно возразили, что в аду в огне поджаривают только грешников, а сами черти в пламени не сидят и даже сторонятся его. "И вообще, рассказывают, в аду жутко холодно, прямо-таки ледяная стужа", сообщил Эрим. Кто именно рассказывает он не уточнил. После короткого диспута о порядках в преисподней и её мироустройстве, разбойники сошлись на том, что черта или дьявола, особенно если он в земном обличье, вполне можно сжечь. Однако они никак не могли решить как именно это сделать. "Обложим его поленьями, лучше всего кетрановыми, и нехай горит себе", предложил Кушаф, "нам, знай только дровишки подкидывай". Мелис возразил, что лучше обложить углем, и жара больше и горит дольше. "Тогда уж у него точно все потроха изжарятся", заключил он. Это замечание вызвало к жизни вопрос: а из чего собственно демонический пес сделан изнутри. "В самом деле", оживленно говорил Банагодо, "если этот металл на нём что-то вроде доспехов, как на лошадях Талезских рыцарей, а внутри он из плоти, то мы и правда запечем его как курицу. А если он и внутри весь металлический, то тут ни кетран, ни уголь не поможет. Тут надо вокруг него печь строить, как для обжига или как у Дедула в кузни. И меха подводить, чтоб жару нагнать. Потому что его тогда не жечь, а плавить надо." Бриоды принялись спорить что из себя представляет Кит под своей металлической скорлупой. Большинство придерживалось того, что наверно всё же из плоти, потому как очень уж естественно двигается, как живой, никакому механизму, наподобие тех что мастерят лоя, это не под силу. Однако Эрим горячо возражал, утверждая что пёс - демон, а значит может чем угодно стать. "Хошь из плоти, хошь из металла, а хошь вообще в камень обратится", убеждал он товарищей. "В начале то он как обычная псина был, все же это видели", напомнил он, "а в металл обернулся когда на него в Цитадели напали, понял что так надежнее. И никакой огонь его не возьмет." Но Эрима заклеймили неучем, темным дикарем, с гор спустившимся, и объяснили, что несомненно в странного пса и вселился какой-то демон, но обличье у него, само его тело все же состоит из какого-то материала, который так или иначе можно как-то повредить и даже уничтожить. Иначе как бы бейхоры ему задние лапы покалечили. А то что он шкуру менял, это просто наваждения, морок, для дьявола дело нехитрое. Эрим насупился, но задумался. Как всегда щегольски одетый Горик, с обязательным шелковым шарфом, скрывающем уродливые шрамы на шее от кирмианского аркана, заявил что с дровами и углем слишком много возни. Лучше использовать "каменное масло" или "горючую смолу". "Правильно", поддержал Баногодо, "обольем его смолой и подожжем. Хотя бы для проверки, а там уж и поглядим стоит его углем обкладывать или нет". Остальные бриоды выразили согласие. Кушаф также добавил что можно использовать "жгучий студень", который как известно даже металл может прожигать. Но Вархо покачал головой, сказав что "жгучий студень" не так-то просто достать и в Гроанбурге, если он у кого и есть, то немного и на такого хряка, как этот пёс,  определенно не хватит. Другие бриоды предложили использовать различные горючие смеси: "огневую ряску", "драконью желчь", "горчичный пал", "горячий сироп", "змеиное пламя" или даже "жидкий огонь". Но Вархо всякий раз отрицательно качал головой и ворчал, что в лавке у аптекаря Ильдира этого не купишь, что всё это нужно готовить, и не абы как, а с умом, соблюдая состав смеси и очередность добавления, тут нужен немалый опыт и твердая рука. Ворчал он главным образом потому что именно он, оправдывая свое рождение в стране колдунов и ведьм, обычно занимался всей этой огненной алхимией. И всякий раз бывал этим крайне недоволен, напирая на то что это очень опасный и тяжелый труд, но на самом деле ему просто не хотелось возиться со всеми этим порошками и жидкостями. Кроме него в городе только кузнец Дедул еще умел готовить "драконью желчь". И когда предложили её, тут уж Вархо ничуть не ворчал и не возражал, но заметил что Дедулу понадобится день или два, смотря сколько нужно "желчи". Тогда Альче, самый молодой из бриодов, добавил что еще можно использовать какой-нибудь спирт. Возмущению его товарищей не было предела, в самых доходчивых выражениях они быстро объяснили молодому человеку, что переводить драгоценную жидкость на это дьявольское отродье самое настоящее кощунство. В конце концов все уставились на Ронберга, признавая что последнее слово за ним и ожидая его решения. Тот махнул рукой и сказал, что бы отправили несколько бродяг за "горючей смолой", мол, начнем с неё, а там посмотрим стоит ли продолжать.
   Его приказ был тут же исполнен, но затем он потребовал еще каких-то предложений, так как весьма вероятно что огонь металлической собаке никак не повредит. Бриоды снова ударились в размышления. "Можно его камнями закидать", задумчиво проговорил Горик, "побольше да поувесистее и прямо на передние лапы. Поглядим, может раздавим их. И из пращи несколько штук запустить, узнаем насколько доспехи у него крепкие". "Надо всё-таки попробовать ему глаза выколоть", кровожадно воскликнул Мелис, "со слепым-то мы быстро управимся". "А можно ему еще в пасть копье воткнуть", предложил Банагодо, "в горле то наверно у него нет железа. Воткнуть и до самых кишок пробить. Насадить его как на вертел". Однако все понимали, что планы с глазами и глоткой труднореализуемы, подходить к собаке очень опасно. "Он и без задних ног, бейхоров на ошметки порвал", мрачно проговорил Эрим, выражая общую мысль, "поди, сыщи теперь охотников к нему с ножом или копьем подходить. К тому же он опять сверкнет глазами и ослепнешь как Жора. Что тогда делать?". Никто не знал что ему ответить. "Пусть лучники попробуют издалека ему в глаза попасть", неуверенно произнес Горик, "может что и выйдет из этого". "Боком нам это выйдет", пробурчал Вархо, "Кто знает какие у него еще колдовские фокусы в запасе есть. Вот помяните моё слово, разбередим это адское отродье себе на погибель, разворошим это гнездо силы нечистой и он нам тогда всем по сучковатому колу в одно место вставит. А потом заберет наши души, высосет глаза, лишит памяти, вырвет языки и станем мы галоками - мертвяками живыми, ему во всем послушными. Видал я таких в Вэлуонне, просто страх божий. Я скорей голодного бейхора обнять соглашусь, у него хоть какая-то, пусть звериная, душа, но есть." Все подавленно молчали. И хотя Вархо, как и все, прекрасно знал о категоричном приказе мивара уничтожить металлического злыдня, но собравшись с духом, он осторожно сказал: "Вот оно сейчас лежит никого не трогает, так может, братья, и пускай оно и дальше лежит? Как статуй каменный, хоть до конца света. А Хишену надо объяснить, что с дьяволом тягаться не в силах человечьих". Бриоды не отвечали, может они и были согласны с вэлуоннцем, но выражать свое согласие не спешили, ибо никому не хотелось в открытую идти против приказа мивара. "Объяснишь ты ему, как же", тихо произнес Горик и приложил ладонь к шее, что он делал всякий раз при сильном волнении или в глубокой задумчивости. Банагодо сказал: "А может и правда, выкопаем рядом с псом глубокую яму, столкнем его туда жердями, а сверху засыплем камнями и землей. И пусть он там лежит как в могиле". "Это я тогда это предложил", поспешил заметить Альче, боясь как бы слава за этот план, если вдруг он будет выбран, не ушла бы к Банагодо. Последний с усмешкой проговорил: "Ну вот ты предложил, тебе и копать". Все остальные кажется к идее о яме отнеслись положительно, так как считали что это по крайней мере действительно может быть исполнено. Все за исключением Эрима. Он твердо заявил, что ни в коем случае нельзя этого делать, ибо тогда дьявол навсегда поселится в Гроанбурге и город будет проклят. Зловещим голосом он пообещал, что в этом случае всё у них пойдет наперекосяк, не будет им ни в чем больше удачи, мечи испортит ржа, вино всё скиснет, мясо протухнет, зерно сгниет, у коров не станет молока, на земле ничего не будет расти, лошади заболеют, бабы станут страшными, мужики покроются язвами, а у кое кого, и при этом он почему-то пристально поглядел на Кушафа, и член вставать перестанет. Впечатлительный Альче забормотал какую-то молитву, а Кушаф возмутился: "А чего ты на меня то смотришь?! Я что ли его сюда привел? Вон иди на Шоллера дурака смотри. Ну а раз в этом псе такая порча, так давайте его погрузим на телегу, увезем подальше от города и со скалы какой-нибудь сбросим". "Ты что ли грузить его будешь?", спросил Баногодо.
 - Тебя, кудрявый, попрошу, - тут же огрызнулся Кушаф.
 - Попросишь? - Усмехнулся Банагодо. - В смысле распорядишься, боци в косыночке?
 - Надо будет и распоряжусь.
 - Распорядилка еще не выросла.
 - Для тебя хватит. Зашуршишь как ошпаренный.
 - А харя наискосок не треснет, чуча брехливая?!
 - Еще посмотрим у кого треснет!
 - У коня под хвостом посмотришь.
 - Тебя что ли там смотреть, очко кобылье?!
 - Да ты попутал что-то, хер козлячий. В глаза тебе не поссать чтоб прояснилось?!
 - Себе поссы, сейчас тебе кадык с копчиком сведу хоть зассысь.
 - Да успокойтесь вы, мужчинки, а то уже горячие как пирожки, - добродушно и покровительственно проговорил Мелис.
   Оба молодых бриода гневно уставились на него и одновременно выпалили:
 - Каргу свою успокаивай!
   Благодушие моментально покинуло Мелиса, он побагровел.
 - Каргу?!
 - Хватит, - негромко сказал Ронберг. - Иначе сейчас будете по очереди друг друга в жопу целовать для примирения.
   Кушаф, Баногодо и Мелис хмурились и сердились, но не смели больше произнести ни слова. Они прекрасно знали, что с Ронбергом, если его вывести из себя, шутки плохи. Остальные бриоды  улыбались.
 - У кого еще какие мысли насчет пса? - Мрачно поинтересовался Ронберг.
   Бриоды перестали улыбаться и опять начали обмусоливать уже сказанное. Про камни, как доставить и как бросать; про стрелы, как лучников расставить и как стрелять, чтоб не ослепнуть; про огонь, про смолу; Мелис даже снова заикнулся об отце Бобе и молебне. Однако никакого воодушевления в речах говорящих не было, казалось никто всерьез не верит в то что всё это как-то подействует на зловещее металлическое создание. Ронберг выглядел хмурым. Неожиданно для всех Альче сказал:
 - А что если просто поговорить с ним?
   Все умолкли, удивленно уставившись на него.
 - Как это поговорить? - Спросил Вархо.
   Альче пожал плечами:
 - Ну раз он говорящий, так почему бы не пойти и не поговорить с ним.
   Бриоды продолжали ошарашенно глядеть на него.
 - Да ты, молодой, спятил что ли?! - Изумленно и даже сердито воскликнул Вархо. - Да как с ним говорить? И о чем?
   Альче явно было не по себе и возможно он уже пожалел что предложил это, но тем не менее упрямо продолжил:
 - Собака по-человечески говорила с Головой, с Кушафом, с Жорой и значит она не животное.
 - Да уж это-то и так ясней ясного, что не животное, - горячо произнёс Мелис. - Сказано же тебе дураку, что она демон, а то и сам дьявол, который какое хочешь обличье примет.
   Альче насупился.
 - А о чем ты будешь с ним говорить? - С любопытством спросил Эрим. - Душу хочешь продать? А взамен что попросишь?
   Кушаф улыбнулся:
 - Член наверно побольше.
   Альче сердито поглядел на него.
 - Тогда и Кушафу возьми, а то его бабы совсем не любят, - сказал Баногодо.
   Бриоды развеселились. Но Ронберг прекратил веселье.
 - Ржать потом будете. - Посмотрев на Альче, он спросил: - Что ты имеешь в виду?
 - Ничего, - буркнул молодой человек.
 - Давай, говори. Ломаются только девки, да сухие палки.
   Альче нехотя сказал:
 - Ну почему бы не попробовать поговорить с ним как с человеком? Узнать что ему нужно, кто он такой и можно ли как-то миром от него избавиться.
 - Да ты..., - начал Кушаф, но Ронберг резким жестом прервал его и сделал Альче знак продолжать.
 - Что если он не какой не демон, что если он просто другой. Вот если бы никто из нас никогда не видел авра и даже не слышал о существовании таких созданий. За кого бы мы тогда его приняли, если бы он вдруг очутился здесь на Расплатной площади? Тоже бы наверно решили что он исчадие ада. А он между тем обычный человек, только выглядит как ящерица.
 - Но ни одна живая тварь не может быть сделана из металла, - возразил Мелис.
 - Но сами же говорили что это может быть доспех как у воинов Талезы, просто очень искусные латы. Может где-то есть страна где живут такие псы. На Шатгалле полно чудесных народов.
 - Но вначале он был не из металла, - напомнил Горик.
   Альче пожал плечами:
 - Авры могут моментально менять цвет, а эти псы возможно одевать и снимать свои доспехи.
 - Да чушь это всё! - Возмутился Вархо. - А пылающие глаза, а столпы света из них, что это, если не колдовство?
 - Если он весь такой колдовской, то как же бейхоры ему ноги выдернули? - воскликнул Альче. - Что ж он себе новые не наколдовал?
 - Тьфу на тебя, накличешь еще, - сердито сказал Вархо и правда чуть не плюнул. - Наколдует еще и ноги себе, и рога какие-нибудь чтоб бодаться. Может ему в один день больше трех раз колдовать нельзя, кто его знает.
   Альче махнул рукой:
 - Как хотите, я просто сказал.
 - Нет, ну давайте проверим, - усмехнулся Банагодо. - Отправим Альче к псу, пусть попробует поговорить с ним, вызнать у него кто он такой и как от него избавиться. Посмотрим что случится.
   Альче побледнел.
 - А если он ему голову откусит? - Возразил Эрим.
 - Ну и что. Будет у нас значит Альче без головы, что такого?
 - Да нельзя с ним говорить, - убежденно произнес Вархо. - Если он молодому просто бошку откусит, то это еще полбеды. Но я вам говорю пес дьявол, отец лжи. Он человека охмурит, с ног на голову всё перевернет и настроит его против кого хочешь. Вот Альче поговорит с ним пять минут, а пес и завладеет им, и душой и телом. Альче вернется и набросится на нас как бешеный.
 - Точно-точно, набросится, да еще и с большим хером. Никому мало не покажется, - со смехом сказал Баногодо.
   Бриоды опять повеселели.
 - Еще и металлическим.
 - И светящимся.
 - И говорящим.
 - Ага, голосом Старого.
   Бриоды засмеялись.
 - Да нет, зря мы так. Может это псу мало не покажется. Альче-то храбрец. Помните как он хотел на сайтонскую ведьму с одной стрелой броситься.
 - Так давайте дадим ему стрелу и пусть на пса идет.
 - Ну нет, пусть без стрелы идет. Пожалеем пса.
   Бриоды смеялись, а Альче, весь пунцовый, глядел в землю.
   Наконец Ронберг, который и сам пару раз улыбнулся, сурово произнес:
 - Ну ладно, кони ретивые, наржались над добрым молодцом и будет. А теперь за дело.

   Кит чувствовал досаду и даже некоторое раздражение. Ему была крайне неприятна вся эта агрессия, направленная против него, ему было грустно и обидно, ведь по его мнению ничего по-настоящему плохого он этим людям не сделал. Он конечно понял, что они всего лишь выполняют категоричный приказ своего лысого командира. Но выполняют его, как представлялось Киту, с вполне искренним воодушевлением, с откровенной неприязнью и ненавистью к нему.
   Когда они пускали в него стрелы, Кит просто положил голову между лап, удрученно наблюдая за происходящим. Лучники выскакивали одновременно с трех сторон квадратного ограждения и стреляли, целясь собаке в глаза. Никакой, даже самой ничтожной опасности, они для Кита не представляли. Ни стрелы, ни даже пули не могли не только пробить, но даже и оцарапать монокристаллический тугоплавкий стекловидный материал, закрывающий его глазницы или тем более бронесплав его корпуса. Кроме того Кит мог с легкостью вывести из строя любого, выскакивающего как чертенок из табакерки, лучника, ослепив его. Лучи света, испускаемые его глазами, предназначались в первую очередь для освещения. Родерик Атинховский предполагал, что есть вероятность возникновения ситуации, когда его внучка и робот окажутся в темноте и им понадобится как-то освещать себе, скажем, дорогу. Естественно это может потребоваться только для Элен, Кит мог свободно ориентироваться и в полной темноте, даже в такой где не было вообще никакого излучения, используя для этого эхолокацию. Впрочем, дочь Валентина Акари тоже хорошо видела в темноте, почти как кошка, унаследовав эту способность от отца, жителя довольно сумрачной и даже мрачной планеты. Испускаемый Китом свет хоть и был довольно ярок, но все же не мог причинить большого вреда нападающим. Правда чисто теоретически Кит располагал возможностью при помощи своих микро и наноботов модифицировать излучатели, превратив их примерно за несколько дней в настоящие, приближающиеся к боевым лазеры и тогда он мог бы просто сжечь человеческую сетчатку, ослепив агрессоров навсегда. Но Кит не видел в этом совершенно никакой необходимости. Однако даже с этими излучателями, как он недавно продемонстрировал на Жоре, он мог вполне прекратить эти атаки. В инфракрасном диапазоне он прекрасно видел все что происходило за досками щитов, его камеры считывали все движения со скоростью немыслимой для человека и с такой же скоростью он производил любые расчеты дальнейших траекторий. По сути скорость реакции робота была выше человеческой на несколько порядков, то есть люди для него двигались словно в замедленном темпе. Поэтому он без труда вычислял где в следующую секунду будут глаза любого из трех лучников и мог с легкостью направить туда сконцентрированные лучи своего света. Но ничего подобного он не делал. Вместо этого Кит испытывал печаль и обиду, какое-то время он хотел выключить блок эмоций, но затем передумал. Он решил что ему будет полезно зафиксировать, изучить и проанализировать эмоциональные отклики, рожденные в нем таким агрессорским поведением со стороны землян, то есть того же биологического вида к которому принадлежала и его хозяйка. Ведь ничего подобного раньше ему испытывать не приходилось, до этого никто из людей никогда еще не нападал на него, если не считать только самой Элен, которая иногда в приступе ребяческого неугомонного веселья или преисполненная какой-нибудь детской обиды, словно безумная пыталась с ним бороться. И ему было любопытно что он будет переживать в такой необычной для него роли, это позволит ему как он решил лучше узнать что чувствуют люди в сходных ситуациях.
   Но к этому моменту разбойники просто надоели ему и он даже позволил себе подумать о их не слишком больших умственных способностях. Сколько раз им надо увидеть как стрелы отскакивают от него, чтобы прекратить это бессмысленное занятие? Он даже позволил им пару раз попасть прямо себе в глаз, чтобы они увидели что это тоже никак ему не повредит. В конце концов он просто закрыл глаза. Лучники продолжили упражняться в стрельбе еще несколько минут, но затем один из них, Лупень, расстроено крикнул: "Но может харе уже?! Или какому-нибудь кретину еще не ясно, что стрелами его не взять?!" Ронберг выглянул из-за забора, тоскливо поглядел на равнодушно лежавшего пса, который словно дремал, и досадливо махнул рукой. Стрельбы прекратились.
   Пришел черёд камней.
   Кит открыл глаза и поднял голову. "Побивание" камнями он посчитал еще более неприятным и унизительным, чем расстрел из луков. И ему показалось, что его обида и раздражение как будто бы даже перерастают в глухую ненависть. Некоторое время он с любопытством изучал свой эмоциональный фон, но затем снова перевел всё своё внимание на нападающих. Никогда раньше он не испытывал подобного, но теперь окружающие его люди представлялись ему отталкивающими, отвратительными в своей неуёмной дикости и жестокости. Вместо трех лучников в "побивании" приняли участие почти три десятка человек. Из разговоров Кит узнал, что откуда-то привезли две телеги камней и после слов Ронберга о том что "всякий у кого есть желание и достанет мужества может вступить в бой с проклятым исчадием ада", разбойники с азартом и удовольствием принялись осыпать Кита камнями с четырех сторон. Поскольку изначально ограждение было сделано достаточно высоким, почти под два метра, гроанбуржцы принесли различные скамеечки, подставки, чурки чтобы вставать на них и нависать над забором. Об иглах и лучах света, которые могло испустить "исчадие ада" уже никто не думал, каждый лишь старался поточнее и посильнее приложить лежащее на площади зло. Разбойники целились в основном в голову металлического пса и с такого небольшого расстояния практически не промахивались. Камни то и дело били Кита в нос, щеки, по глазам, по ушам и его голова постоянно слегка дергалась. Никакого вреда эти удары ему не причиняли, помимо бронесплава внешнего корпуса в его черепе мозговую структуру укрывала защитная оболочка, которая выдержала бы и ядерный взрыв в метре от себя. И тем не менее всё это было крайне неприятно, все равно что если бы человеку плевали в лицо. А в какой-то момент Кит представил как бы он действовал в ситуации, если бы злые люди осыпали камнями его маленькую хозяйку. И с тревогой понял, что он бы не смог гарантировать безопасность Элен и это его крайне расстроило. Да, он бы конечно расстрелял бы все свои иглы, насколько бы сумел ослепил и оглушил нападающих, но и все равно какой-нибудь камень мог ударить девочку по голове. Одна только ничтожная вероятность такого исхода заставила Кита напрячься и по-настоящему рассердиться на разбойников. И снова он подумал о модификации глазных излучателей до лазерных генераторов. Он медленно вертел головой, бездушно и холодно взирая на разгоряченные перекошенные хищные лица, высовывающихся из-за ограждения мужчин и представляя как он сжигает их потоком когерентного узконаправленного излучения. Но потом он, словно устыдившись своей кровожадности, опять прикрыл глаза и опустил голову, чуть вздрагивая от очередных ударов камней. Среди разбойников были несколько силачей, статью напоминая почти Жору-Мясника. Подбадриваемые и подзадориваемые товарищами, они кидались в "исчадие ада" огромными валунами, замахиваясь ими двумя руками из-за головы. Валуны с глухим стуком падали на тело робота и застывали рядом с ним. Никаких повреждений они ему не наносили, эти тяжеленые камни не оставляли даже малейшей вмятины на корпусе Кита. Кроме того он мог еще использовать  чудесную элвату, концентрируя наноструктуры в месте соударения со снарядом и увеличивая и без того запредельную прочность бронесплава. Но и этого он не делал, лишь несколько раз, скорее ради забавы, он, просчитав траектории летящих камней, активировал нужный участок элваты, дабы увеличить упругость в месте удара. Тогда камни отскакивали от него как резиновые мячики. Обычно в сторону откуда их бросили, но пару раз вышло так что камни сильно отрикошетили в разбойников стоящих с противоположной стороны от кинувшего. Разбойники в грубой форме попросили своих товарищей быть осторожнее, товарищи в не менее грубой форме послали их куда подальше со своими претензиями. Мгновенно завязалась перепалка и через минуту камни уже полетели не в "исчадие ада", а в самих разбойников. Это было до того нелепо и настолько по-детски, что Кит усмехнулся. Лишь зычный возглас Ронберга привел рассорившихся разбойников в чувство и вернул их к главной цели всего этого собрания. Сам Ронберг ни разу не кинул ни одного камня. Он стоял на чурочке и, на всякий случай прикрывая глаза ладонями, внимательно наблюдал за реакцией металлического зверя. Кит это заметил и несколько раз встречался с бриодом взглядом. Тогда тот тут же, почти испуганно, опускал глаза и даже скрывался за забором. Наконец один из мужчин хрипло и зло крикнул: "Может хватит дурью-то мериться?! Или не все еще себе дурнями чувствуют?" Разбойники замерли словно это была команда прекратить. Они переглядывались друг с другом и потом переводили взгляды в сторону Ронберга, что он скажет. Тот снова возвысился над ограждением, сумрачно осмотрел заваленного камнями пса, расстроено плюнул за забор, в сторону робота и сердито сказал: "Довольно".
   Тогда Кит приподнялся и насколько позволяли недействующие задние лапы отряхнулся, подобно тому как живые собаки отряхиваются от воды. Навалившиеся на него по бокам камни разлетелись в стороны. Разбойники, притихнув, с некоторой опаской наблюдали за ним. Кит решил усилить эффект и принялся передними лапами ударять по лежавшим перед ним в огромном числе камням. Те, как настоящие пушечные ядра, полетели влево и вправо, с треском и грохотом врезаясь, ломая и пробивая насквозь деревянные щиты. Разбойники, моментально позабыв о недавнем азарте, о своем "желании и мужестве вступить в бой с исчадием ада", побросали камни у кого они еще были в руках и стремглав ринулись прочь от ограждения. Раздалась отчаянная брать, кто-то упал на землю, закрывая голову руками, посчитав что так он будет в больше безопасности. Ронберг и стоявшие рядом с ним бриоды также шарахнулись назад, хотя в их сторону камни не летели. Уже кто-то крикнул что камни летают сами собой, что это колдовство, некоторые крестились. Но Кит, довольный произведенным впечатлением, уже прекратил камнеметание и как ни в чем не бывало улегся на живот. Бриоды во главе с Ронбергом первыми осторожно приблизились к ограждению чтобы взглянуть чем занят демонический пёс. И они увидели, что тот спокойно лежит на земле, совершенно по собачьи дышит, вывалив язык, и равнодушно смотрит куда-то в сторону. Бриоды переглянулись и Вархо многозначительно покачал головой. Потом он недовольно поглядел на уткнувшихся в землю разбойников и хмуро прикрикнул на них:
 - Эй, храбрецы-вояки, хватит тут кверху жопой лежать, позорища бздливые. Перед демоном за вас стыдно.
   Разбойники, стараясь ни на кого не смотреть, с виноватыми выражениями на лицах принялись подниматься и отряхиваться. Остальные, тоже несколько устыдившиеся своего бегства, но все-таки про себя радуясь что хоть не бухнулись на землю, возвращались к ограждению.
   Бриоды сошлись в круг для обсуждения следующего шага. Горик сообщил, что принесли 20 склянок с "горючей смолой". Однако никто этим не воодушевился и все молчали, стараясь не смотреть на Ронберга.
 - Нет, ну если по уму думать..., - неуверенно начал Банагодо.
 - Какому еще уму?! - Презрительно сказал Кушаф. - У тебя весь ум в твоем конце и сколько по нему не думай все равно в одно место только и попадешь.
   Банагодо злобно уставился на него, готовясь дать достойный ответ.
 - Хватит, - устало приказал Ронберг. - Что ты хотел сказать, Банагодо?
   Бриод некоторое время справлялся со своими эмоциями и справившись, проговорил:
 - Думаю, Альче верно сказал. Раз бейхоры выдрали этому псу задние лапы, то никакой он не демон. Что это за демон, который не может себе ноги новые сделать! А раз так, то можно сжечь его.
 - Много ты в демонах понимаешь, - буркнул Вархо.
 - А может у него и с ногами-то все в порядке, - вставил Эрим. - Может это он специально притворяется, чтобы посмотреть кто его больше всего мучить будет. А потом как встанет, да как пойдет люли раздавать всем кто особо отличился.
   Бриодам, которые хоть и не очень-то в это поверили, всё равно стало не по себе.
 - Чует моё сердце, - мрачно провозгласил Вархо, - накличем мы на себя беду бедовую. Вы видали как он камни расшвыривал, это же он, гад, издевался над нами, насмехался, мол, вот как я могу, захочу и вашими же камнями вам же ваши глупые лбы и поразбиваю. Ох, чую и с огнем плохо дело обернется. Мы словно дети малые, сидим и спящего бейхора по носу щелкаем. Сами себе погибель готовим. Разбередим лихо окаянное, а потом сами же от него и примем смерть, смерть лютую, смерть страшную.
   Мелис, почитавший Вархо большим знатоком нечисти и колдовского искусства, испуганно глядел на него, раскрыв рот.
 - Нет, братцы, давайте все же отца Боба позовем, - сказал он. - Пусть он тут с крестом и Святым писанием встанет и молитвы читает. Все ж таки божий человек, глядишь и остережется его псина дьявольская.
 - Да в нем божеского только сияющая лысина на темени, - с презрением сказал Кушаф и сплюнул на землю. - Жрёт, да бухает вот и вся его вера.
 - Да и по женскому полу святой отец слабину дает, - с усмешкой добавил Баногодо. - Алёнка Медведица к нему каждый вечер на исповедь ходит, так отец Боб её так исповедует, что вся часовня трясется.
 - Может тогда жертву ему принесём? - Предложил Мелис.
 - Отцу Бобу?
 - Да тьфу на тебя, какому отцу Бобу! Демону этому железному.
 - Человеческую? - Уточнил Эрим.
 - Ясное дело человеческую, - весело проговорил Банагодо и кивнул на Кушафа: - Вон, главную шестёрку хишеновскую отдадим ему. Боци из него все равно не получилось.
 - Сам-то что ли не шестерка, - нисколько не обидевшись ответил Кушаф.
 - Шестерка, но не главная. Ты-то поважней будешь, пошестёрестей.
   Вархо задумчиво почесал живот.
 - Это можно, - поддержал он. - Разрежем Кушафу грудь, вырвем сердце и пока оно еще горячее поднесем псу. Посмотрим как примет.
   Никто не понимал шутит вэлуоннец или говорит всерьез.
 - Да что мы дикари какие-нибудь, - возмутился горец Эрим, которого все как раз-таки считали человеком невежественным и чуть ли не первобытным. - Давайте Кушафа просто разденем, свяжем и возле пса положим. Пусть демон сам решает что с ним делать.
 - А ничего что я здесь стою?! - Сердито воскликнул Кушаф.
 - Да, что ты здесь стоишь? - Улыбнулся Баногодо. - Иди, раздевайся пока. Косынку можешь оставить.
   Ронберг, осознав что ничего путного от своих товарищей он явно так и не услышит, хмуро распорядился раздать разбойникам склянки со смолой и приготовить Лупеня, который должен будет пустить горящую стрелу.

   К попытке сожжения Кит отнесся также равнодушно как и к "побиванию" камнями. Огонь, по крайней мере тот который в состоянии были для него устроить гроанбуржцы, не мог причинить ему вреда. Температура плавления бронесплава внешнего корпуса робота превышала 6000 градусов Цельсия. При этом защитная подкладка корпуса из графеновых микропластин полностью изолировала внутренние детали Кита от любого жара снаружи. И в потоке раскаленной лавы он мог бы спокойно лежать сколько угодно долго без каких-либо негативных последствий для себя. И потому он не сделал ничего и даже как будто не обратил внимания на то, как об него ударяются стеклянные емкости, разлетаются на осколки, а по его поверхности течет прозрачная с крохотными пузырьками смола, по плотности напоминающая очень жидкий сироп. Лишь в какой-то момент он слизнул немного смолы и проанализировал её химический состав. Это была смесь насыщенных алифатических углеводородов, пальмитиновой кислоты, небольшого включения серы, а также примеси азотистых соединений. "Любопытно", подумал Кит, "почему они называют это смолой. Неужели эту субстанцию производит какое-то растение? Прямо-таки готовое топливо." И также он пришел к заключению, что эта "смола" и правда должна хорошо гореть. В чем он тут же и убедился, когда стрела с пылающим наконечником ударила его в лоб и он молниеносно вспыхнул. "Температура горения около 700 градусов", отметил Кит, весь от зада до кончика носа пылая оранжевым поверхностным пламенем.
   Разбойники чуть ли не с детским восторгом наблюдали за происходящим из-за ограждения. И Кит, немного поразмыслив, пришел к решению, что настало время для чуточки театральности. И в следующий момент он приподнялся на передних лапах и гулко грозно захохотал, поднимая пасть к небу. Глядевшие на него мужчины непроизвольно сжались и затаили дыхание. Гремящим, грохочущим, низким, утробным голосом, который буквально ударял по ушам людей, пылающий зверь пророкотал:

   Я явившийся из огня,
   Из огня сотворенный весь,
   И огонь не убьет меня,
   Ибо я тот огонь и есть.

   Разбойники, не зная что и думать, ошарашенно переглядывались, а некоторые уже крепко сжимали свои нательные крестики. Кит тем временем продолжал, причем его грохочущая речь звучала одновременно с сатанинским хохотом, словно у него было два набора голосовых связок:

   Вам, которым гореть в аду,
   Не спастись никакой мольбой.
   Я за вами уже иду,
   Чтобы вас поглотить собой.

   Особо впечатлительные начали пятится прочь от ограждения. Другие же наоборот застыли как вкопанные, с ужасом наблюдая за метаморфозами происходящие с демоническим созданием. Его глаза словно стали больше и запылали малиновым цветом, а при этом вся его горящая шкура начала темнеть постепенно становясь абсолютно черной. Кто-то уже и молитву зашептал. Пёс продолжал:

   И вам корчиться и вопить,
   Жженной плоти вдыхая вонь.
   Вам золою и пеплом быть,
   Потому что я есть ог-оООнь.

   Последнее слово Кит взвыл и разбойники вздрогнули. Горючая смола быстро прогорала, пламя становилось все слабее, но только не вокруг морды чудовищного зверя. Там, словно подпитываясь от раскаленных пылающих глаз, огонь напротив набирал силу и поднимался вверх оранжево-синим столпом. Раскрыв рты, завороженные, не смея уже ни пятится, ни шептать, ни переглядываться, люди неотрывно следили за самым настоящим колдовским пламенем, прекрасно понимая что оно уже не  имеет никакого отношения к смоле и порождается самим демоном.
   Кит оттолкнулся передними лапами от земли, на несколько секунд встал почти вертикально, задрав пасть вверх, при этом превратив огненную голограмму практически в бушующий пылающий смерч и в следующий миг начал падать вперед. Когда его лапы ударили о землю, он издал такой ужасающий и оглушающий рык, что присутствующим показалось будто их по голове огрели молотом. Звуковые волны были в основном направлены на тех, кто стоял непосредственно перед пастью робота, то есть главную силу акустического удара приняли на себя бриоды и те из разбойников кто находились рядом. Их как будто расшвыряло в стороны. В Цитадели зазвенели разбитые стекла. Ничего не соображая, оглушенные и испуганные, люди шарахнулись прочь от ограждения и того ужаса что оно скрывало. Никто ничего не понимал и просто старался оказаться подальше от деревянных щитов. Из бриодов на ногах остались только Эрим и Банагодо, остальные ползали по земле, дезориентированные и оглохшие. Ронберг просто сидел на своей пятой точке и, хлопая глазами, оторопело глядел куда-то в пустоту. Баногодо помог ему подняться.
   На площадь прибывали горожане, ошеломленные донесшимся до них невероятным звуком и, застывая по краю площади, с удивлением наблюдали за своими шатающимися как пьяные товарищами. На крыше Цитадели появилась могучая фигура лысого мивара. Он мрачно взирал на весь этот переполох.
   Но впрочем все присутствующие довольно быстро пришли в себя. Физически никто не пострадал и после того как в ушах и голове прекращался звон и гул, люди начинали оживленно обсуждать увиденное и услышанное. Те кто только что прибыли с жадностью внимали очевидцам, страстно желая знать что произошло. Через несколько минут все были на ногах, восторженно и с упоением, перебивая друг друга делились эмоциями, но никто, ни единый человек больше не смел приблизиться к ограждению и взглянуть на собаку. Со всех сторон слышалось: "Вот такие глазища и пылают как угли", "Огонь до неба",  "Сам черный как ночь", "Да меня от этого рыка чуть наизнанку не вывернуло", "Я думал меня кузнечным молотом по голове шарахнуло", "А голос просто жуть, у меня волосы на жопе зашевелились", "Клянусь, он пылал как сам сатана".
   Хишен, потеряв интерес к происходящему, ушел с крыши в свои покои.
   Бриоды снова собрались на крыльце Цитадели, кто сидел на ступенях, кто стоял привалившись к стене. Офицеры разбойничьего воинства постепенно приходили в себя, но говорить никто не спешил.
   Наконец Вархо, подергав себя за бороду, сказал:
 - Клянусь Вэлуонном, думал душа из брюха от этого рыка выскочит. Говорил вам бестолочам, нечего эту нечисть дразнить. - И он сокрушенно покачал головой.
   Никто ничего ему не возразил.
 - Надо пойти глянуть как он там, - неуверенно произнес Эрим. - Может он наконец в ад к себе провалился и вся беда с плеч долой.
   Все молчали, ждали что скажет Ронберг. Но тот, словно постарев еще лет на десять, сидел на нижней ступени крыльца весь какой-то расплывшийся, уставший, оглушенный, смотрел в никуда и в своей вязанной толстой шапке с торчащими в разные стороны ушами выглядел совершенно нелепым и потерянным.
 - Я пойду, - вызвался Альче. Остальные с облегчением и благодарностью поглядели на него.
 - Давай, молодой, - сказал Вархо. - Только осторожней там.
   Альче, с гордостью и волнением чувствуя на себе пристальные взгляды товарищей, развернулся и изо всех сил стараясь шагать спокойно, отправился к ограждению. Там он немного помедлил, а потом резко, на одну секунду, высунулся из-за щита и снова спрятался. Видимо то что он увидел не напугало его и второй раз он, привстав на чурку, смотрел через ограждение уже долго и с интересом. По возвращению все уставились на него. И даже Ронберг.
   Альче пожал плечами:
 - Лежит себе и всё. Только он теперь снова обычный.
 - То есть?
 - Ну серый с подпалинами.
 - Он же только что черный был, как обугленный!
 - Как же, обуглится эта нечисть. Это он свой истинный вид на минуту принял. А глаза, глаза у него какие?
   Альче снова пожал плечами:
 - Обычные собачьи, карие. Говорю же выглядит как обычный пес. Сам серый, клыки белые, язык розовый.
 - То есть он больше не металлический? - Удивился Банагодо.
 - Откуда я знаю, я его не щупал. Может там под шерстью как и раньше металл.
 - Под шерстью? Так у него опять шкура проросла?
 - Может он того... нормальным стал? - Неуверенно проговорил Мелис. - Может он теперь просто собака, а демон из его улетел?!
   Бриоды, не смея поверить в такую удачу, вопросительно глядели друг на друга.
 - В начале он тоже как обычный пес выглядел, - напомнил Эрим. - Псина и псина, только что здоровенная.
 - Да, верно, - подтвердил Кушаф. - А металлическим он стал в Цитадели, когда бродяги арканы накинули на него, кирмианку и лоя.
 - Может в него демон вселяется, когда пёс какую-то угрозу себе или своим друзьям чует? - Предположил Мелис.
 - Скорей не вселяется, а просыпается, - сказал Вархо. - Не верю я что демон вышел из пса. В нём он, только уснул на время. Пока очередные умники не начнут в него камни кидать, арканы набрасывать и смолой поливать.
 - Что же нам теперь делать? - Задал сакраментальный вопрос Альче.
   Никто не знал что ему ответить и все осторожно косились на Ронберга. Банагодо как бы нехотя произнес:
 - Может и правда проверку ему устроить? Пошлем к нему отца Боба, пусть он пса святой водой покропит. Если демон там, то он как-нибудь проявит себя, а если нет, то псу от святой воды хуже не станет.
 - Как бы отцу Бобу хуже не стало, - усмехнулся Кушаф. - Видали какое пламя из глаз пса вырывалось. Спалит он святого отца и сапог не останется. Или камень в голову бросит.
 - Ну и ладно, - равнодушно сказал Банагодо. - Что мы без попа не проживем что ли?
 - Без попа нельзя, - твердо произнес Вархо. - Это ж не жениться, не помереть нельзя будет по-человечески.
 - А ты помирать что ли собрался? - Весело поинтересовался Банагодо. - Или жениться?
   Бриоды заулыбались и даже Ронберг как будто бы отошел от своей задумчивости.
 - Типун тебе на язык, - беззлобно ответил Вархо.
 - Да и вообще ты же вэлуоннец, - не унимался Банагодо, - вы же там все язычники. Вы ведь, - он кивнул в сторону ограждения, - вон, всякому зверью, да страшенным идолам поклоняетесь. Зачем тебе христианский поп?
 - Точно, - смеясь, поддержал Эрим.
 - А ты-то что смеешься?! - Тут же набросился на него Банагодо. - Вы там у себя в горах вообще на глиняный член молитесь.
   Эрим насупился, а остальные развеселились. Но Ронберг по обыкновению прервал веселье и сказал, обращаясь к Банагодо:
 - Давай, шутник, ступай за Бобом. Приволоки его сюда со всем его цацками и пусть он над псом обряд какой-нибудь сотворит. Поглядим чем закончится. Только не пугай его раньше времени своими россказнями.
   Банагодо ушел. Ронберг поднялся на ноги, огляделся, отметил про себя что уже давно за полдень и скоро начнет вечереть. Затем приказал убрать с площади лишний народ и выставить оцепление вокруг ограждения, так чтобы к нему ближе чем на 10 метров никто не приближался. Бриоды, вполне довольные что появилось какое-то осмысленное занятие, принялись исполнять его распоряжения.
   Баногодо скоро вернулся. Один. На вопрос про священника беззаботно ответил что того везут следом в телеге, мертвецки пьяного. Бриоды погрустнели, всё же они надеялись, что святой отец как-то поможет им и прояснит ситуацию. Но Банагодо принес им и другую весть. Со смехом он поведал товарищам, что в городе уже бродят самые дикие и нелепые слухи о металлической собаке. В частности уже поговаривают о том что пес этот вовсе никакой не демон, а как раз наоборот, ангел Господень, явившийся в Гроанбург дабы покарать его нечестивых жителей. И мол, все доказательства налицо. Явился в образе собаки - животного достойного и положительного. Страдания и боли, за исключением двух проклятых злобных тварей, никому пока не причинил. Мало того, "ангел" пролил божественное сияние на Жору-Мясника и на того снизошла благодать божья. Уже рассказывали о том что Жора в лавке своего брата прикоснулся к мертвой курице и та ожила. А бездетные бабы сейчас прорываются в мясную лавку и требуют Жориного благословения. Некоторые же собираются идти прямо на Расплатную площадь и обратиться за чудом непосредственно к "ангелу".
   Такой поворот поверг бриодов в изумление. А затем и в горячий спор о том может ли это быть правдой. Вархо твердо стоял на том что пёс - зло и всех, кто думал иначе, клеймил спятившими дурнями.
 - Вы же сами слышали, - горячился он, - как зверь сказал, что мы, грешники, будем вопить и корчиться, когда он будет нас в аду огнём жечь! И что ж по-вашему нас в аду над угольями коптить ангелы будут?!
 - Ну ты тупой, Вархо, - сказал Кушаф. - Пёс же просто стих прочитал, который к ситуации подходил. Если не ошибаюсь, это из трагедии "Лампа Эратосфена", сцена третья, акт первый: "Явление огненного зверя".
   Такая ученость на минуту смутила необразованного вэлуоннца.
 - Но я конечно не говорю что это означает будто он ангел, - примирительно добавил Кушаф.
   Однако Мелис, которого эта новая идея крайне захватила, повергнув даже в некий благоговейный восторг, и который уже обдумывал как бы свою бездетную сварливую жену свести с волшебной собакой, в тайне надеясь что это поможет супруге не только понести, но и улучшит её характер, возразил:
 - Но стихами-то небось только ангелы разговаривают! Демоны и черти они же дикие и тёмные, вон как Эрим, которого попроси рифму к слову "стол" придумать, так он сто лет думать будет и ничего не придумает.
   Горец недобро поглядел на Мелиса и сказал:
 - Пожалуйста. Стол - деревянный.
 - Сам ты деревянный. Рифма это когда слова в конце звучат одинаково, - благодушно объяснил Мелис, - огонь - ладонь, вода - звезда, стол - ушёл. Понял, балда?
 - А по зубам не хочешь? - Спросил Эрим, поднимаясь со ступени.
   Однако Баногодо схватил его за плечо и, дружески похлопав по могучей груди, насмешливо сказал:
 - Да ладно, Эрим, оставь ему хоть зубы. Он ведь со своей страшной женой и руками до колен всё равно что калека.
   Всякое благодушие тут же покинуло Мелиса.
 - У кого это до колен?! - Угрожающе спросил он.
 - То есть насчет жены возражений нет? - Усмехнулся Кушаф.
   Мелис метнул на него сердитый взгляд, но Горик неожиданно сообщил: "Святого отца везут". И все тут же потеряли интерес к Мелису, его жене и его длинным рукам. Даже он сам. Все глядели на телегу, подъезжающую к площади.
 - А точно его? - Спросил Альче.
 - Не видишь что ли как святое пузо из повозки торчит, - сказал Баногодо.
   Телега доехала до бриодов и они обступили её.
 - Вот это книга его, псалтырь или что там, - сказал Баногодо, кладя увесистый том в черной кожаной обложке из недр телеги на выпирающий вверх живот спящего священника. - Вот это вода, - рядом с книгой он положил длинную закупоренную деревянной пробкой бутыль из зеленного стекла. - Не знаю святая она там или нет, набрал из чаши рядом с алтарем. А крест у него под рубахой.
   Отец Боб, весьма дородный мужчина среднего роста с длинной черной неряшливой бородой, испачканной чем-то зеленым, темными жидкими сальными волосьями, обрамляющими большую лысину, облаченный в жутко заношенный черный сюртук, в черные затертые до блеска штаны, в ужасно мятые и расползающиеся на носках сапоги, в заляпанный перекосившийся белый воротничок, яростно храпел и сопел и не имел ни малейшего представления о тех невероятных событиях что происходили в Гроанбурге. Бриоды долго разглядывали священника, с тоской понимая что толку от него скорей всего будет немного. От отца Боба несло таким ядреным перегаром, что даже бывалые разбойники удрученно качали головами и удивлялись как же можно так напиваться. Но делать было нечего и Ронберг повелел извлечь божьего человека из телеги и по возможности привести в чувство. Самые физически сильные из бриодов, Банагодо и Эрим, споро взялись за дело, но и им пришлось хорошенько потрудиться, чтобы осуществить задуманное.
 - Ну и хряк, - пробормотал Вархо, наблюдая как два его молодых товарища, красные от натуги, вытаскивают тяжеленое тело священника.
 - Еще бы, - неодобрительно сказал Мелис. - Ты видел хоть раз его трапезу? Он ведь жрет за пятерых, как в него только влазит не пойму.
 - Да ты погляди какая бочка. Туда весь Агрон влезет, еще и Кирмом закусить будет можно.
   Наконец отца Боба поставили перед Ронбергом. Однако стоять сам по себе священник был не в состоянии и Банагодо и Эрим поддерживали его по бокам. Принялись приводить его в чувство. Сначала по пухлой заросшей физиономии отца Боба хлестал Кушаф. Затем его сменил Мелис, который своими могучими руками хлестал его с такой силой, что голова священника отчаянно моталась из стороны в стороны. Отец Боб начал что-то мычать и пытаться открывать глаза. Горик сходил в Цитадель, вернулся с большим кувшином воды и щедро полил ею голову служителя церкви. Затем отца Боба щипали, пинали под зад, яростно трясли, скручивали кожу и даже прижигали горящей головней пальцы. Результатом всех этих усилий явилось то что священник более твердо встал на  ноги, расправил плечи, открыл глаза и осоловелым взглядом обвел стоявших вокруг него мужчин.
 - Эй, падре, - наклонившись к нему, позвал его Ронберг, - соображаешь что-нибудь?
   Отец Боб тупо посмотрел на него и начал кривить губы, словно силился что-то сказать.
 - Братия... мои, - наконец выдал он, затем его мутный взор уперся в Кашуфа и он добавил: - и сестры...
 - Тьфу ты, ну и пьянь! - С досадой воскликнул Вархо. - Как же он в своей семинарии то учился?!
 - Не знаю как в семинарии, - мстительно сказал Кушаф, - а вот из церкви его, говорят, выперли за то что он воровал у прихожан кошельки, пока они закрывали глаза и молились.
 - Ну-ка подержи! - Решительно сказал Банагодо Эриму и тот обнял святого отца, взяв его за обе подмышки. Сам Банагодо отодвинул Ронберга в сторону, встал перед Бобом и принялся бить его пальцами снизу вверх по подбородку.
 - Ну ты, винный поп, чучело огородное, давай в себя приходи! - Со злостью приговаривал Банагодо, всё сильнее и сильнее ударяя священника по подбородку. Зубы отца Боба то и дело глухо клацали, а взгляд тем временем прояснялся. В конце концов он пришел в себя настолько, что смог стоять без помощи Эрима и даже пробормотать с некоторым удивлением, обращаясь к Банагодо:
 - Сын мой...
   Но Ронберг его тут же перебил:
 - Слушай, падре, ты сейчас пойдешь вон туда, там лежит собака. Ты возложи на неё крест, водой святой окропи и молитву какую-нибудь прочитай. Понял?
   По взгляду отца Боба было совершенно ясно, что он ничего не понял. Он, опасно раскачиваясь, оглянулся на ограждение, на которое указывал Ронберг и, громко икнув, переспросил:
 - Собака?! К-какая собака?
 - Обычная собака, - снова влез Банагодо, которому не терпелось посмотреть чем всё это кончится. - С ушами и хвостом. Ты не бойся, отец, она не кусается. И вообще смирная.
   Бриоды улыбались и прятали улыбки от священника.
 - Давай-давай, пошли, - Банагодо развернул и подтолкнул священника в нужном направлении и сделал знак Эриму помочь Бобу придерживаться верного пути. Сам же бросился к телеге и, взяв бутыль и книгу, вернулся.
 - Вот, - сказал он, - твои причиндалы. Держи.
   Отец Боб, ничего не соображая, взял в одну руку бутыль, в другую книгу.
 - Тут святая вода, ею надо собаку покропить, - наставлял Банагодо, для которого происходящее всё больше превращалось в какой-то фарс и он, развлекаясь, вполне с удовольствием в нем участвовал: - Это Святое писание, прочти из него какую-нибудь молитву против злого духа.
   Отец Боб, запинаясь и то и дело норовя осесть на землю, но поддерживаемый могучей дланью горца Эрима, растерянно поглядел на Банагодо и неуверенно начал:
 - Избави мя, Великий Боже, от всякие прелести диавольские...
 - Да не сейчас, там, - Банагодо весело махнул рукой на ограждение, - там всё это прочтешь.
   Молодой бриод, поднатужась, отодвинул тяжелую секцию забора, освобождая дорогу к демону. Вдвоем с Эримом они кое как протолкнули священника внутрь, вернули деревянный щит на место и тут же прильнули к ограждению, с интересом ожидая что будет дальше. Через минуту к ним присоединились все остальные бриоды.
   Отец Боб по инерции сделал несколько шагов к центру огороженной площадки и остановился. Раскачиваясь, он клонился то вперед, то назад, сильно зажмуривался и затем изо всех сил распахивал глаза, словно пытался восстановить зрение. Создавалось ощущение, что отец Боб отчаянно борется со сном, который вот-вот свалит его с ног. При этом казалось, что большого серого пса с треугольными торчащими ушами он в упор не видит.
 - Возрадуемся же ныне, братия и сестры, - вдруг певуче провозгласил он, - ибо чудо дивное лицезрел я в пустоши опаленной. Град Великий из каменьев белых сложенный выступил из земель бесплодных и встал предо мною. И был тот Град Великий полон... полон..., - отец Боб запнулся, уставившись на бутыль в своей руке.
   Вытащив зубами пробку и выплюнув её, он задрал голову и щедро приложился к бутылке.
 - Во дает, святой отец, - восхитился Вархо, - должно быть воду в вино обратил.
 - Да сушняк у него, - сказал Мелис, - сейчас всё выхлещет, пропойца плешивый, и на демона ничего не останется.
   Так и вышло. Боб выпил всё содержимое бутылки и отшвырнул её. Затем уставился на книгу в своей руке, словно силясь понять что это.
 - Закусить хочет, - насмешливо прокомментировал Кушаф.
   Отец Боб, по-прежнему полностью игнорируя огромную собаку метрах в трех от себя, направился к ограждению и встал перед ним, уперевшись рукой в доски, при этом сильно раскачиваясь.
 - Чего это он? - Спросил Мелис.
 - Поссать кажется, гад, пристраивается, - хмуро сказал Вархо. - Клянусь Сирой Кровопускателем, опозорит нас святой отче на весь ад. Как после смерти чертям в глаза смотреть будем?
   Отец Боб тем временем качнулся еще пару раз и, уткнувшись лбом в ограждение, застыл, словно уснув.
   Бриоды некоторое время выжидали, но священник не шевелился и кажется и правда слегка похрапывал.
   Ронберг мотнул головой Банагодо, молча приказывая тому разобраться с ситуацией. Молодой бриод обошел ограждение и приблизился к священнику. Нависнув через забор над его головой, Банагодо насмешливо позвал:
 - Э-эй, ваше преосвященство,  - и постучал в темя святого отца, словно это была дверь, - очнитесь. Вас ждут.
   Отец Боб, с трудом открыв глаза, поднял голову и поглядел на бриода.
 - Из книжки прочтите что-нибудь, ваше высокопреосвященство, - подсказал Банагодо.
   Отец Боб осоловело поглядел на книгу и, отпустив забор, взялся за неё обеими руками. Покачиваясь, он раскрыл книгу, немного полистал и заплетающимся языком начал:
 - Она закрыла глаза...
 - Туда, туда читайте, ваше святейшество, - потребовал Банагодо, указывая в сторону собаки.
   Отец Боб послушно развернулся и, сделав пару шагов, замер и продолжил чтение:
 - ... закрыла глаза и откинула голову назад. С сильно бьющимся сердцем, Назира взволнованно чувствовала как её  тело буквально тает и млеет от прикосновения сильных мужских ладоней. Балу нежно целовал её шею и шептал ласковые словно одурманивающие слова. Он осторожно раздвинул её ноги и прижал свой живот к животу девушки. Назира тихонько застонала, ощущая как сладкий влажный огонь затопляет её чресла. Она почувствовала животом напряженный стержень Балу и затрепетала, понимая что вот-вот он войдет в неё.
   Бриоды слушали, раскрыв рты.
 - Это что ж за псалом такой?! - Недоумевая, поинтересовался Вархо. - Страсти какой-то блудницы?
 - Что ты за книгу ему дал? - Спросил Кушаф.
   Баногодо пожал плечами:
 - Взял со стола в его комнате. Она там одна лежала, думал Талмуд какой или Авеста.
   Отец Боб между тем продолжал, переходя к таким откровенным подробностям любовного соития неизвестной Назиры с неизвестным Балу, что разбойники, словно даже смущенные, поглядывали друг на друга и криво улыбались.
 - Ну и книжки у попов, - восхищенно произнес Мелис. - Это вот это они что ли у себя в семинариях изучают?
 - Да уж, - неопределенно проговорил Кушаф. - Тебе бы такую с женой почитать. Глядишь вы бы и узнали наконец для чего мужчины и женщины живут вместе.
 - А вы смотрите как пёс-то заслушался, - сказал Эрим.
   Кит действительно следил за священником очень внимательно, буквально ни на миг не отводя от него глаз. Боб же, видимо совсем не улавливая смысла своих же слов, тем не менее с пьяным усердием старался читать выразительно и проникновенно.
 - Очень любопытно, - громко и четко сказал Кит, когда речь уже зашла об оральном сексе.
   Отец Боб тут же умолк и потрясенно уставился на серую собаку. На лице священнослужителя застыло немое, просто-таки оглушающее изумление. Сильно раскачиваясь, он оглянулся  на бриодов и, тыча пальцем в пса, попытался что-то сказать.
 - Но по-моему такая литература как-то не соотносится с вашим саном, - все также звучно произнес Кит.
   Глядя на волшебную собаку с благоговейным страхом, отец Боб принялся медленно пятится назад. Тут же ему под ногу подвернулся коварный булыжник и дородный священнослужитель полетел спиной назад и с треском врезался в доски ограждения, по которым медленно осел на землю.
 - Кабздец нашему попу, - прокомментировал Кушаф. - Слушайте, может он сам эту книжку написал?
   Однако никто ему не ответил, ибо случилось чудо. Рядом с псом возник другой отец Боб, трезвый, благообразный и словно даже чуть светящийся. Эрим и Мелис испуганно забормотали какие-то оберегающие заклинания.
   Новый отец Боб был статен, величав, с чистой опрятной бородой, густыми, аккуратнейшим образом расчесанными волосами на голове, со светлым ликом и добрыми мудрыми глазами. Его темные одеяния выглядели изысканными и даже роскошными и весьма выгодно очерчивали его могучую широкую фигуру, а высокие новенькие сапожки с чуть загнутыми носками ненавязчиво сияли полировкой. И не было ни на них, ни на одежде ни единого пятнышка, ни единой пылинки. Новый Боб был нечеловечески совершенен и безупречен.
   На своего жалкого двойника роскошный отец Боб глядел доброжелательно, но с укоризной. Но затем его одухотворенное лицо погрустнело и, покачав головой, он сказал необычно красивым и глубоким голосом:
 - Как же ты мог, Роберт? Как же ты позволил себе дойти до такого? Горечь и печаль переполняют моё сердце, когда я вижу каким ты стал. Сластолюбие и ложь обуяли тебя, чревоугодие и пьянство отравили твоё тело, сладострастие и безнравственность источили твою душу. Как же ты мог, Роберт, предать Господа своего, которому клялся служить до конца дней своих?! Как мог ты бросить и забыть людей, за спасение душ коих ты обязался сражаться под знаменем Бога? Неужели ты не чувствуешь как святой крест, который ты носишь на груди, жжет твою плоть, как мучительно и надрывно бьется в тебе сердце, отягощенное ярмом предательства? Для чего ты укрылся в этом проклятом городе, среди этих алчных нечестивых людей и низменно потакаешь их алчности и нечестивости? Как смеешь ты исполнять священные ритуалы, утратив на то и божеское право и человеческое? И неужели хоть какая-то толика радости посещает тебя в той зловонной выгребной яме, где ты ныне обретаешься? Сорок четыре года я следовал за тобой, стоял за твоим правым плечом, слушал твои мысли, наблюдал твои поступки, нашептывал тебе святые истины и добрые размышления, призывал к бдительности и благонравию. И не уберег я тебя! Я, твой ангел-хранитель, не охранил тебя от этой ямы пороков и беспросветной тьмы обмана и злодеяний. И горе ложится мне на плечи и отчаянье стискивает мне грудь, когда вижу как уверенно ты шагаешь по пути гибели, не слушая ни своего Небесного Отца, ни своего верного спутника. Посмотри на себя, Роберт, вспомни каждое из своих преступлений, всё что ты сотворил, охваченный алчностью и низменностью, слабостью и безволием. Как неистовствовал ты и злорадствовал, срезая кошельки доверчивых прихожан под сенью божьего храма. Как ослепленный своей гордыней, поносил и хулил, насмехался и кривлялся над божьим духом, над его святыми и пророками. Как ханжествовал и притворялся ты перед теми, кто до сих пор почитал тебя за истинного священнослужителя. Как лицемерно и подло ты развращал девицу Алёну, искавшую у тебя исповеди и пути к спасению. Как побуждал её к блуду и распутству, прикрываясь верой святой. Как не соблюдая постов, набивал чрево своё кушаньями и яствами сверх всякой меры. Как вкушал хмельные напитки в непотребных количествах, доводя себя до скотского состояния, унижая свой сан и дух человеческий, низводя себя до состояния бессмысленного животного. Неужели память о всем этом не обжигает тебе сердце также как мне? Неужели эти низменные удовольствия похоти и непотребства окончательно стерли в тебе память о той возвышенной радости служения своему Господу и всем людям, которая некогда делала тебя крылатым и отважным. Скажи мне, Роберт, что нашел ты такого ценного в той грязи, в том смраде и гниении, где ты пребываешь сейчас, что заставило тебя отвернуться от сокровищ души и сердца, дарованных тебе Господом и добрыми людьми? Ради чего ты уподобился бессмысленной скотине, превратился в низменного раба грязных страстей? Неужели проснувшись один среди тишины ночи, трезвый и в холодном поту, ты не съеживаешься от стыда и ужаса за всю свою нынешнюю жизнь? Неужели ты рад, потеряв достоинство и уважение, служить на побегушках у этих разбойников и душегубов, которые смеются над тобой и плюют тебе в лицо? И разве ты не слышишь как плачет словно маленький ребенок твоя чистая душа, ссохнувшаяся и изможденная, уставшая от твоих непотребств и пороков, как плачу я твой покинутый и забытый тобой ангел? Разве не видишь ты как текут алмазные слезы по лику Господа твоего, горько скорбящего о своем заблудшем сыне?
 - Вижу, вижу, - прошептал Боб с блестящими от слез глазами. - Вижу, Господи, и слышу. Прости, ты, меня грешного, - Боб яростно ударил себя кулаком в грудь.
 - Тогда восстань, брат мой Роберт, - торжественно сказала голограмма, - подымись из тлена погибели, из зловонной клоаки порочности и греха навстречу новой жизни своей. Встань и иди, Роберт, ибо всепрощающ Господь и всегда протянет руку Свою павшему, но раскаявшемуся грешнику.
   Отец Боб, заливаясь слезами и продолжая шептать мольбу о прощении, встал сначала на колени, перекрестился, а затем поднялся на ноги. От недавнего опьянения словно не осталось и следа. Священник стоял на ногах твердо и незыблемо.
 - Иди! - Громогласно провозгласил "ангел" и указал перстом своим куда-то на север, к выходу с Расплатной площади. - Иди, Роберт, с Господом в сердце и отвагою в душе, на помощь тем кто пал и растерян, кого одолели сомнения и слабость, кто заплутал в дебрях греха и порока, как некогда плутал и ты.
   Отец Боб, отбросив за ненадобностью похабную книжонку, решительно зашагал прочь. Дойдя до ограждения он с недюжинной силой буквально отшвырнул со своей дороги деревянный щит и с горящим взором и гордо поднятой головой зашагал в указанном ему "ангелом" направлении.
   Бриоды стояли растерянные и подавленные, неподвижные, не смея хоть на секунду отвести взор от сверхчеткой неестественно яркой фигуры ангела-хранителя, который глядел вслед своему удалявшемуся подопечному.
   Через минуту ангел исчез. Но даже после этого никто не смел проронить ни слова. Разбойники совершенно не представляли что делать дальше. Все за исключением Ронберга. Пожилой бриод теперь отлично знал что ему делать. И его сердце билось сильнее, когда он с волнением и страхом думал о том что ему предстоит совершить. Он решил, что он теперь знает кто такой Кит. И мало того, он знает и тех кто способен с ним справиться. И еще то, что он возможно по-настоящему разбогатеет.
 - Так всё-таки ангел этот пёс или демон? - Негромко спросил Эрим.
 - Этот ангел-хранитель мог быть просто дьявольским наваждением, - сказал Кушаф.
   Все поглядели на него словно бы с неудовольствием.
 - Ты же сам, Вархо, говорил, что пес отец лжи и кого хочешь в чем хочешь убедит, - как будто оправдываясь, ответил Кушаф на взгляды товарищей.
 - Это верно, - пробормотал Вархо.
 - Попа-то нашего мы точно потеряли, - сказал Банагодо, но почему-то без улыбки.
 - Верно, - снова произнес Вархо и после паузы добавил: - И клянусь Мертвым городом, я уж готов был и сам всё бросить и идти отсюда прочь вместе с отцом Бобом. Уж больно душевно этот хитрозадый ангел, леший его задери, говорил.
 - Успеешь еще, умом тронуться никогда не поздно, - сказал Мелис. - Ты лучше ответь что нам теперь делать, ведь так и не добились чего хотели. Как узнать дьявол пёс или и правда из ангельской рати прибыл.
 - Есть один верный способ, - медленно произнес Вархо. - Душу надо невинную к нему подпустить. Черти и демоны страсть как ненавидят невинных и шарахаются от них как бабы от Эрима.
   Эрим не обиделся. В Гроанбурге его считали диким, бешенным и кровожадным не только на поле боя, но и в любовных утехах и потому большинство женщин сторонились его. Но сам Эрим подобное мнение о себе считал лестным.
 - Где же мы тебе в Гроанбурге невинную душу найдем? - Удивился Мелис. - Это все равно что в публичном доме девственницу спрашивать.
   Вархо пожал плечами.
 - Дите малое взять у кого-нибудь да к псу бросить, - буднично предложил он.
   Бриоды переглянулись. Несмотря на всю их душевную черствость и привычку быть хищниками, предложение вэлуоннца не слишком их вдохновило.
 - А ну как пес сожрет дите? - Выразил общее сомнение Мелис.
   Вархо поглядел на него словно с презрением, по крайней мере сам Мелис расценил это так. И поняв это по своему, немного стушевался и пробормотал:
 - Так-то оно конечно и наплевать. Просто душа не лежит ребятенка твари этой на съедение отдавать.
 - Ну ты и дурень, - сказал Вархо. - Ничего дитю не будет. Рассуди. Если пес проклятый черт, то он шарахнется прочь от души невинной, даже смотреть на неё не сможет. Ну а если он не черт, а наоборот из небесного сословия, то он и подавно малышу ничего плохого не сделает.
   Мелис вроде бы убежденный этим веским доводом, спросил, оглядывая товарищей:
 - У кого ж дитя брать будем?
 - Может лучше Безумную Ханну к нему приведем? - Предложил Горик. - Она же вроде как юродивая, значит тоже поди невинная.
 - С Ханной хлопот не оберешься, - сказал Баногодо. - Может она и невинная, но если что не по ней, то рычать, визжать, беситься и царапаться будет как самое что ни на есть исчадие ада. Вот разве что Альче за ней послать. Ханна ему нравится и она к нему ластится.
 - Ничего она мне не нравится, - возмутился молодой человек. - Просто жалко её. Иногда.
 - Ну вот и пожалеешь её сегодня, при всех, - улыбнулся Баногодо.
   Альче покраснел, но не от смущения, а от ярости на грязные намеки. Банагодо понял это и примирительно проговорил:
 - Ладно-ладно, молодой, я пошутил. Глупо пошутил, согласен. - И тут же поменял тему. - У шлюхи Гайчоры есть дочурка, года четыре ей наверно. Только она косоглазая, такая подойдет?
 - Не нужно всего этого, - веско сказал Ронберг. -  Я пойду к псу и буду говорить с ним.
   Все моментально притихли и удивленно уставились на него.
 - Ты, Старый, из ума что ли выжил?! - Воскликнул Кушаф. - Ты-то в каком месте невинный интересно?
 - Точно рехнулся, - поддержал Вархо. - Мы же все в крови по самое темечко. Нас ни ангел, ни черт жалеть не станет. Боба-то он не тронул, но так тот просто пьянчуга и кобель. А тебя как пить дать в пепел обратит, так что не дури, Старый.
   Ронберг усмехнулся. Ему действительно было не по себе. Но после того как он увидел ангела-хранителя, он уверился что отчасти понимает что здесь происходит.
 - Да не по годам мне уже бояться, мужики, - сказал он. - А пёс, дьявол он там или нет, так или иначе кажется разумной тварью. Так что может и договоримся до чего.  Но сначала я домой, подкрепиться хочу перед беседой. К ограждению никого не подпускать. Банагодо и Эрим остаются дежурить здесь, остальные, если хотите, проваливайте. И это, с площади уберите всех, вообще всех. Поставьте сколько надо бродяг по краю и пусть никого кроме бриодов не пускают. Хватит уже с нас ротозеев и диких слухов. И пусть кто-нибудь, вот ты Горик и ты Вархо, сходите к Жоре и успокойте там народ, баб в особенности. - Ронберг улыбнулся. - Ну только если конечно Жора при вас еще одну курицу не воскресит.