Пари со скуки. Глава 66

Тяжёлая смена. Часть II


Отсутствие померкшего в глазах огонька, свидетельствующего о стремлении жить, обратило некогда чистый и живой взгляд в нечто отрешенное и серое. Утративший свои яркие краски мир, больше не влечет за собой. Опостылевшая жизнь давит тяжелым камнем на сознание, заставляя его интенсивно работать, придумывая, как снова ворваться в те двери долгожданного покоя, которые громко захлопнули перед ним, едва он коснулся рукой дверного косяка.

Спасли, откачали, вытащили из небытия. А зачем? Он все равно вернется туда, какие усилия не прилагай. Невозможно жить с этим грузом потери и вины, так не лучше ли избавиться от всего раз и навсегда, чем влачить такое убогое, никому не нужное существование, обременяя мир своим присутствием.

Шикама лежит в постели. Его только перевели из реанимации, о пребывании в которой ему страшно было вспоминать. Это были самые ужасные ощущения за всю его жизнь. Первые десять дней он помнил очень смутно и отрывисто, потому что практически постоянно находился в беспамятстве, сменяющемся бредом и кошмарами. Его легкие отреагировали на попадание газа, жесточайшим воспалением, сопровождающимся максимально высокой температурой, которую не удавалось сбить. Периодически приходя в сознание, Шикама ощущал в горле дыхательную трубку, снабжающую его организм воздухом через аппарат искусственного дыхания и зонд в носу, обеспечивающий его питанием. Не самое приятное ощущение, особенно если добавить к этому убивающе сильную головную боль, боль во всех мышцах, тошноту и изнуряющую слабость. Постепенно дышать стало не так больно, дыхательную трубку и зонд убрали, температура спала и головная боль стала более терпимой. Последние пару дней он чувствовал себя вполне сносно, если не считать слабости и легкого головокружения. Но поскольку Шикама с детства не любил жаловаться, то на все вопросы врачей о его самочувствии, он утверждал, что чувствует себя нормально. Из пережитого в реанимации остались одни, преследующие его по ночам, кошмары, в которых он летел в бездонную пропасть и на ее краю видел лица, бросивших его возлюбленных, которых несказанно радовало его падение.

Сейчас рядом с ним находится немолодой врач, который что-то рассказывает. Объясняет ситуацию, говорит, что насилу удалось его вытащить, что он был на волосок от смерти, звучат слова уверения, обещания, что его состояние временно и возможно скоро, при должном уходе, всё восстановится, еще какие-то глупые и совершенно бестолковые фразы… все они так далеки от слабого сознания, в котором проносятся лишь воспоминания.

Отчужденный взор устремлен в глухую стену напротив. И вместо выкрашенных в удручающий белый цвет, стен, глазам предстает совершенно иное виденье. Он видит лицо человека, побывавшего в его квартире поздно вечером того злополучного дня, когда он пытался поговорить с Юичиро. Когда последний раз Джиллес посещал вот так запросто его квартиру? Он даже не помнит, как давно это было и сейчас старые воспоминания захватывают целиком. Совершенно довольное жизнью лицо, высокомерный блеск в глазах и кривая улыбка – таким он и привык видеть Урда. Он всегда являлся к нему именно с таким выражением полного благополучия и уверенности в своем успехе. Насмешливо взирая на того, кто не был столь уверен в завтрашнем дне и питал слабость к его самодостаточной гордости.

Несколько обидных и уничижительных слов, несколько саркастичных глумливых пожеланий, брошенных наугад, но достигнувших цели и с честью выполнив свое задание, тот, кто еще недавно доказывал всеми поступками важность присутствия Ши рядом с ним, откровенно издеваясь и посмеиваясь, удалился.

Насмешки, сарказм, лишнее доказательство того, что их короткая совместная жизнь была ошибкой, не только тревожат рану, которой не дают зажить, постоянно снабжая щемящей сердце информацией, они просто заново разрывают ее и без того собранную из осколков.

Осознание своей ничтожности становится просто невыносимым. Тебя не только жестоко и цинично предали, над тобой еще вдоволь поиздевались, а сам ты настолько никчемен, что тебе даже некому излить свою боль. Ты разрушил всё, что у тебя было. Все отказались от тебя. На тебя смотрят с презрением в институте, с тобой не разговаривают и тебя сторонятся друзья, которых ты заставил страдать без причины. А ведь они были добры к тебе, до того момента, пока ты не предал их доверие. Ты погнался за тенью, вообразив, что найдешь отклик в чужой душе и исцелишь свои моральные раны, но эта тень принадлежит другому хозяину и как бы ты не желал, твоей она не станет, как ни старайся. Ты решил, что выстроишь свое счастье несмотря ни на что, а в итоге добился только падения и ненависти в глазах других.

Принятие истины толкает на отчаянные меры… Радости нет и никогда больше не будет, ведь забыть эту боль не удастся, как ни старайся, а какой смысл жить без надежды? Уж лучше смерть…

Но тебе не дали умереть, помешали осуществить столь благородную цель. Вытащили, как они считают, из пропасти, а теперь… что теперь? Теперь ты прикован к постели. Все заверения о выздоровлении - гнилые отмазки, чтобы подбодрить, не дать упасть духом. А ты при этом лежишь и понимаешь, что тебе уже не подняться и не взглянуть на мир тем безмятежным взглядом полноценного человека, как некогда. Ведь ты понимаешь, что таким немощным инвалидом, с исковерканной душой и парализованным телом, ты и подавно никому не нужен, а принимать жалкие подачки из сострадания, ты не намерен, ибо в тебе еще есть проблески былой гордости. Такая жизнь становится в тягость вдвойне.

Идет второй день твоего пребывания на новом месте. В твою палату заходят и выходят врачи, медсестры, что-то говорят, предпринимают какие-то действия, а ты смотришь на все это помутневшим от тоски взором, и грезишь вновь вернуться туда, где сможешь обрести мир и покой. Только и ждешь своего часа, когда сбросишь оковы и воспаришь ввысь вольной птицей и может быть там, высоко в небесах, заполучишь долгожданное счастье вечного забвения…

Но внезапно, в очередной раз дверь открывается и, бросая мельком уставший от жизни взгляд на вошедшего, ты видишь его, человека, к которому сейчас наиболее всего тянется твоя душа. Зеленые, слегка наивные глаза, смуглая кожа, темные, взъерошенные волосы, средний рост.

«Не может быть», пронизывает разрядом надежды, но потом желтая прядка челки, не такой насыщенный цвет глаз, имеющих иной разрез, нос, рот, губы… более щуплое телосложение возвращают к жестокой реальности. Нет, это не он, тот, кто мог бы сейчас пролить целительный бальзам на твое израненное сердце, это совершенно чужой человек, которому нет до тебя никакого дела. Темная полупрозрачная ткань вновь занавешивает окружающий мир, отделяя Шикаму от него, вновь делая его безразличным ко всему, кроме греющей сердце мысли о скором уходе из жизни.

И все бы ничего, но назойливость этого парня, которого приставили к нему, непомерно выводит из себя. Он проявляет к нему повышенное внимание и все время чего-то хочет. Нескончаемый треп просто бесит. Неужели нельзя оставить его в покое и молча выполнять возложенные обязанности, как это делали другие? Нет же, нужно лезть к нему в душу, выспрашивать, допытываться ответа. Неужто не видно, что он не желает говорить и все чего хочет - это чтобы его оставили в покое?

Когда приставленный к нему фельдшер исчезает за дверью, Шикама довольствуясь минутами своего уединения и возможностью не отвечать на тупые вопросы, которые он старательно игнорирует, может снова погрузиться в размышления о Вечности и ее преимуществах, однако надолго это не затягивается. И буквально через десять минут в его хрупкое царство душевного покоя и тоски, грубо и бесцеремонно врываются обыденные и опостылевшие вопросы о самочувствии, настроении и прочих жизненных мелочах и разносят к чертям собачьим иллюзии о вечном покое. В такой обстановке невозможно сосредоточиться на размышлениях о смерти и ее преимуществах перед его унылой и безнадежной жизнью, а это безумно бесит, но его опекун как будто не замечает, что мешает Шикаме своей назойливостью и продолжает раздражать его своим жизнеутверждающим оптимистическим настроем, свойственным всем идиотам, безумно любящим жизнь.

- Держи свой обед, - около Шикамы возникает поднос со стандартной для больничного заведения непривлекательной едой. – Ешь, и повезем тебя в физкабинет на процедуры, - звонко, жизнерадостно и раздражающе звучит голос его новой медсестры в брюках.

Парень нехотя поворачивает голову и без энтузиазма глядит на приготовленные для него нормированные диетологами явства, а потом переводит усталый взгляд на Рена, выражая тем самым удрученное нежелание приниматься за еду. Однако парня, по всей видимости, его взгляд совершенно не волнует, он настойчиво протягивает ему поднос и со вздохом, Ши принимает вертикальное положение слегка подтягиваясь на руках. На руки ему тут же опускается злосчастный поднос.

- Ешь. Приятного аппетита, - Рен усаживается рядом на стул и, скрещивая руки и ноги, весело глядит на своего подопечного.

Шикама смотрит на принесенный поднос и желание съесть хоть что-то из этого, не возникает совсем. Зачем этот дурак вообще это принес? Ему совсем не до еды, неужели не понятно? Зачем сидеть и сверлить его этим счастливым взглядом, действуя на нервы? Уйди отсюда, оставь меня одного и забери с собой то, что принес. Мне оно ни к чему.

- В чем дело? Почему не притронулся? – созерцать подопечного, который сидит со скорбным видом, уставившись на еду, не самое приятное занятие для парня.

«Что, не по вкусу больничная кухня? Ну, извини, тут тебе не дом»

- Я не голоден, - глухо и безразлично ответил ему Ши.

- То есть как? С завтрака уже прошло черт знает сколько времени, - Рен бросил взгляд на часы. – Не, друг, так не пойдет. Я принес тебе, как полагается, в назначенное время, значит, ты должен это съесть. Таковы правила.

На эти внушительные слова Шикама отреагировал по своему. Он просто откинулся на подушку и устремил пустые глаза к потолку. Стоящий на коленях поднос его ничуть не беспокоил, ибо он даже не ощущал его тяжести.

Такая ответная реакция всколыхнула в парне волну негодования. Он как дурак бегал за этой чертовой едой, а этот отказывается, хотя он старается для его же блага. Рен уже было открыл рот, чтобы вспыхнуть словесно, когда посетившая череп мысль, заставила его смутиться и ощутить себя бесчувственной сволочью, упустившей одну очень важную деталь в общении с пациентом – он его сиделка и не просто так.

– Может, тебе нужна помощь, типа, покормить? – осторожно спросил он.

«Вдруг у него нарушилась мелкая моторика, и он элементарно не может удержать в руках ложку?»

- Мне не нужна ничья помощь. Просто, будь добр, унеси это. Я не буду есть.

- Слушай сюда, - терпение быстро покинуло парня, тщательно пытающегося удержать его при себе, но всему в этом мире приходит конец, особенно когда появляются вот такие вот раздражающие типы. - Я с тобой церемониться не собираюсь, я не твоя мамочка! В твоем распорядке значатся завтрак, обед и ужин, а, следовательно, ты должен получить их. Хочешь ты того или не хочешь, но съесть обязан. Если понадобится, я применю силу, но ты все это выешь до грамма!

Безучастный, утративший интерес ко всему вокруг, в том числе и к самой жизни, взор алых глаз встретился с горячим, возмущенным и сердитым - зеленых. Лед и огонь в самом ярком проявлении этих двух стихий. Контрастная борьба противоположностей.

- Вот, так уже лучше, - одобрительно произнес Рен, расслабляясь на стуле и глядя как Ши подносит ко рту ложку супа и без всякой радости глотает жидкость.

Толком ничего не съев, Ши в скором времени решительно отставляет от себя поднос на прикроватную тумбочку.

- Для первого раза не плохо, - Кита понимает, что настаивать дальше будет уже слишком, а посему довольствуется хоть этими несколькими ложками. Отчего-то он убежден, что его успех и так больше чем у предыдущего работника. У его предшественника он вероятнее всего совсем ничего не ел. Заключение сделано на основе истощенного вида его подопечного и решительного нежелания принимать пищу.

- Извини за грубость, но в мои обязанности входит слежка за тем, чтобы ты делал всё, что тебе назначат, и в том числе соблюдал режим питания, - Рен приблизился к постели Шикамы, чье отсутствующее выражение лица старался не замечать.

- Мне всё равно, - безразлично заключил Ши.

- Раз все равно, - недовольно скривился Рентаро, снова его добрые помыслы были расстреляны в упор, - давай, набрасывай. - Он передал ему спортивную кофту, что висела на спинке стула, так как в коридорах было холодновато для того, чтобы быть там в больничной пижаме. - Я отвезу тебя в физкабинет. Процедура начнется через десять минут. И так затянул со своим обедом, мы уже опаздываем.

Он взялся за спинку инвалидного кресла и перекатил поближе к постели, чтобы было удобнее пересаживать Шикаму.

Увидев кресло, которое поставили перед ним так же легко, как ставят подпись на смертном приговоре, лицо Доджи еще больше омрачила пробежавшая серая тень, и скорбная складка у рта углубилась.

- Давай, помогу тебе, - заметив это, чуть более снисходительно сказал ему Рентаро.

Шагая по больничному коридору, толкая впереди себя коляску с больным, с достоинством сохраняющим скорбное молчание, он все еще злился на судьбу, а больше всего на Яно. Оба вдоволь покуражились над ним, подсунув такого сложного больного, с совершенно отсутствующим стремлением к жизни. Который не видит ничего вокруг себя и полностью сосредоточен на своем внутреннем состоянии, нет, чтобы отправить его прямиком в психиатрию, где ему самое место и там бы уже с ним возились специалисты по профилю ненормальных самодуров.

- Чего нос повесил? Не нашел Яно и тебе влетело? Но ты не расстраивайся. Я когда только пришла сюда мне самой часто и густо влетало, но, знаешь, я никогда особо не расстраивалась, просто старалась быть внимательнее, - начала разглагольствовать девушка, заставшая своего друга с понурой головой около кабинета физпроцедур. Получив ненадолго свободу, Рен ожидал окончания в коридоре, пока его подопечным занимаются компетентные люди.

- Да нет, дело не в этом. Я встретился с Яно, - Рентаро оперся о стену спиной и вяло взглянул на подругу.

- Да? А что тогда? – Юки присела рядом на топчан.

- Он поручил мне уход за больным.

- О, очень ответственное задание. Я тебя поздравляю, мне первый год, поручали только…. – девушка запнулась, не желая воспроизводить, свои недостойные на ее взгляд задания молодости.

- Сам знаю, что ответственно.

- Ясно, - протянула та. – Боишься, что не управишься?

- Дело в другом. Пациент какой-то попался, - не зная как поведать о своих трудностях, протянул Кита.

- Сложный? Лежачий, и за ним приходится полностью ухаживать? Ох, дааа, не завидую. Только это поначалу кажется сложным, потом втягиваешься, привыкаешь к распорядку, назначениями. Оглянуться не успеешь и все уже не видится таким мрачным и трудоемким, - Юки приветливо улыбнулась, обнажив ряд мелких, красивых зубов.

- Это не совсем то, что я имею в виду, - поглядел на девушку Рен. – С распорядком проблем нет, я его уже почти выучил. Там ничего сложного, там другое…

- Да? И что это? - с неподдельным интересом впилась в него взглядом медсестра.

- Ладно, забудь, - махнул рукой Кита. – Сам разберусь. Я отойду на пять минут, а то мне скоро нужно забирать его и вести дальше, - он поднялся с топчана. – Увидимся.

- Удачи тебе с новым больным, - бросила ему вслед девушка и тоже поднявшись с топчанчика, пошла по своим делам.

«А может все же стоило рассказать ей, что происходит на самом деле?» подпирая одним плечом стену и глядя в открытое окно, думал Рен, перекуривая. С этим вопросом возникало сотни сомнений. Главным образом потому, что Юки вряд ли смогла бы понять, к чему именно он клонит, что его проблемы связанные не совсем с делами рабочего характера, а непосредственно с общением с пациентом, который молчит и отказывается от еды, будто нарочно, загоняя себя в могилу во второй раз. Дурацкое поведение Шикамы мешало нормальному рабочему процессу и Рен откровенно не знал, что с этим делать. Одними угрозами сыт не будешь. Насилие не лучший метод заставить человека делать что-либо. А заставить его надо, потому как чем быстрей он поправится, тем скорее он исчезнет из его жизни.

По возвращении, он забрал Шикаму и последовал далее по списку, а в нем еще оставалось два кабинета, которые было необходимо посетить. Ши не возмущался, не отказывался, а как-то слишком смиренно принимал свою участь и казалось, не замечал всех тех манипуляций, что с ним происходили. Покорно выполнял всё необходимое, без грамма недовольства или усталости на худом лице.

- На сегодня всё, можно смело отдыхать, - торжественно провозгласил Рентаро, когда забрал Ши из последнего кабинета.

Тот ответил, как и прежде, красноречивым молчанием. Можно было только предполагать, как сильно вымотали его процедуры, потому как внешне он не проявлял никаких признаков усталости, лишь когда они вернулись в палату и фельдшер приготовился перетаскивать пациента на постель, Ши попытался сам приподняться на руках в кресле, но руки задрожали и он обессиленный рухнул обратно.

Не акцентируя внимание на неудаче, Рен стараясь не смотреть в глаза Ши, который и без того тщательно отводил их в сторону, подхватил Шикаму и перетащил на постель, после чего тот отвернулся к стене и затих.

- Если что-нибудь понадобится, сразу говори, я буду тут и всё сделаю, свожу куда надо, принесу, что требуется, - проговорил Рентаро стоя над Шикамой. Тот ничего не ответил, продолжив гипнотизировать стену.

- Можешь поспать до ужина, день сегодня выдался сложным, - улыбнулся Кита. Его слова вновь оказались проигнорированы и он наперевес с глубоким вздохом, направился к небольшому диванчику, распложенному у стены, прилегающей к той, которую рассматривал Ши.

Устроившись поудобней, Рен устремил взгляд в потолок. Нужно было придумать, чем себя развлекать, пока его подопечный отдыхает. В век развитых технологий и обилия игр это было не проблемой и, достав из кармана халата телефон, парень полностью погрузился в мир виртуальной реальности.

По истечении получаса и ориентировочно по тишине, наполнявшей палату, сделав вывод, что Ши заснул, парень ненадолго покинул палату. Пошатавшись по этажу, выпив кофе, он вернулся обратно. В палате царил мир и покой, никто в его услугах не нуждался, а значит, можно было продолжить занимательное развлечение. Поставив рядом с собой стаканчик с ароматным кофе, Рентаро принялся за игру.

Спустя еще какое-то время, парень отложил телефон в сторону и, поглядев на Шикаму, чье лицо трудно было разглядеть, находясь на расстоянии, поднялся с места.

По той глухой тишине, наполнявшей комнату, Рен был убежден, что Ши спит, однако тот по-прежнему лежал в той же позе и не сводил пустого взгляда со стены.

- Что же ты молчишь? Почему не сказал, что не хочешь спать, я бы тогда не сидел без дела? – Рен приблизился к изножью кровати. – Развлек бы тебя как-то. Чего лежать и в стенку пялиться. Это не дело. Сказал бы, я б тебе книгу приволок или игру какую. Слушай, - он присел на край постели Шикамы, даже не обернувшегося на него, когда тот заговорил. – Так нельзя.

- Как? – неожиданный глухой ответ, заставил парня вздрогнуть от неожиданности.

- Так как ты, - чуть сдвинул брови Кита. – Твой негативный настрой никуда не годится. Ты же себя убиваешь.

- Твоё какое дело? – безразлично ответил Шикама.

- А такое! – взвился Рен. – Я за тебя отвечаю в какой-то степени. Я должен следить за тем, чтобы ты был в хорошем расположении духа, и в лучшем случае - поставить тебя на ноги!

- А ты у нас светило медицины или господь Бог? – все также нехотя произнес Шикама.

- Ты смеешься надо мной?! – сжал кулаки Рен, но флегматично-отрешенный взор алых глаз, устремленных в никуда, сводил на нет все его страстные порывы, мгновенно осаждая их, как вода, выплеснутая на костер.

«Только пациент, только прямые обязанности, никаких личных копаний», повторял про себя как мантру Рен, а потом, недовольно и раздраженно поглядев на беспристрастного Ши, произнес:

- Схожу за ужином.

Вернувшись через несколько минут с подносом, он поставил его перед Шикамой и гневно произнес:

- И только попробуй ничего не съесть! – и с этими словами вылетел из палаты.

«Черт, да кем он себя возомнил?! Думает, если у него психологическая травма, он теперь какой-то особенный и может позволять себе язвить?! Да тут таких «несчастных» полное отделение на первом этаже!», негодовал за дверью Рентаро, бегая из стороны в сторону. Желание возвращаться обратно не было, уж лучше к хищнику в клетку, чем туда, зато необходимость поговорить с господином Яно о прикреплении его к кому угодно другому, становилась ребром.

Внезапно он услышал ужасный кашель, раздавшийся из его палаты, испугавшись, он как вихрь влетел обратно. Шикама сидел на постели и буквально заходился кашлем. Мгновенно сообразив в чем причина, Рен подбежал к нему и начал хлопать по спине, видя что тот буквально синеет от удушья. Манипуляция помогла и, дрожа, как лист на ветру, Ши сидел на постели прикрывая влажный рот ладонью и пытался отдышаться.

- Что же ты делаешь? – с беспокойством спросил Рентаро, бросив взгляд сначала на дрожащего Шикаму, а потом на перевернутый поднос с едой на его ногах и тут же бросился убирать еду, которая была довольно горячей.

- Надеюсь, не обжегся, - убрав поднос и тарелку на стол, Рен свернул одеяло вместе с остатками выблеванной и нетронутой пищи. – Сейчас принесу чистое белье, подожди минуту, - прихватив с собой грязное одеяло, сказал он и выбежал из палаты, а через минуту возвратился с чистым одеялом и пижамой.

- Осторожнее надо, а то так и помереть недолго. Тебя, что родители не учили, как нужно есть? – снимая с Ши грязное белье, протирая испачканные места влажной губкой, которую он прихватил по дороге вместе с тазиком воды, и, переодевая его в чистые пижамные штаны, недовольно косился на парня Рентаро.

Доджи с тем же безразличием и покорностью, сидел на постели и по прежнему ничего не говорил. Окончив с обмыванием и переодеванием, Рентаро поглядел в это каменное лицо. Странный оттенок сожаление присутствовал на лице этого истукана.

- Скажи честно, - серьезно заговорил Кита, - ты намерено это сделал?

Шикама до этого делавший вид, что рядом никого нет, вдруг обратил на него тяжелый, пронзительный, почти ненавидящий взгляд, а потом улегся обратно и развернулся к стене.

- Значит так, - сдержанно заговорил Рен. – Когда выпишешься, делай, как знаешь, а тут я за тебя в ответе и такого больше не допущу.

«Я больше ни на минуту не оставлю тебя без присмотра, если у тебя все еще присутствует суицидальная склонность…». Он жалел, что покинул палату и оставил этого психа одного. Неизвестно было ли это случайностью или он просто решил подавиться, сведя таким образом счеты с жизнью. Это оставалось для него загадкой еще долгое время.

Прежде чем уйти домой и оставить Шикаму на попечение медсестры, работающей в ночную, Рен вошел в палату к парню, держа в руках молочную шоколадку.

- Ешь, - бросив плитку на ноги Доджи, Рен принял позу ожидания, решительно скрестив на груди руки, показывая всем своим видом, что он простоит тут хоть всю ночь, но результата дождется. Однако решимость последнего ни произвела совершенно никакого впечатления на больного.

- Ешь, сказал, - настойчиво повторил Рентаро.

- Я не хочу, - спокойно отозвался Ши, смерив достающего парня безразличным взглядом.

- А мне до лампочки, но за весь день ты обязан съесть хоть что-то путное, - выпалил Рентаро.

- Я не буду есть.

- Ешь немедленно, а иначе я тебя ударю!! – взвился парень, потеряв остатки самоконтроля.

- Ударь, - то беспристрастие и отчужденность, с которыми взглянул на него Шикама, потрясло молодого парня. – Только, будь добр, как можно сильнее, чтобы сразу.

- Что ты такое несешь?! – смутился Рентаро, понимая, что превысил рамки допустимого в общении с больным человеком, пусть даже таким раздражающим. – Извини, я должен был держать себя в руках и… и не говорить подобных вещей, - потирая затылок, промямлил он. – Просто, черт, - он усмехнулся, - ты меня вывел из себя. Ты вообще меня жутко бесишь.

- Ты меня тоже, - помолчав, холодно сказал ему Шикама.

- Правда? – на удивленном лице парня, появилась откровенная радостная улыбка. – Это же здорово, хоть какие-то отношения. Может это начало крепкой мужской дружбы.

Ши тихонько прошипел нелестный комплимент этому жизнерадостному идиоту и одарил презрительным взглядом смеющегося парня, который вскоре склонился над ним, и попросил:

- Пожалуйста, съешь. Я тебя очень прошу. Это необходимо.

- Если ты заткнешься и помолчишь пять минут, так и быть, я это сделаю, - фыркнул Ши и отвернулся. Это жизнерадостное лицо его невыносимо раздражало.

- Не вопрос, хоть пять, хоть десять, если захочешь, вообще могу отвернуться, - на радостях пообещал Рентаро и сделал даже больше, чем пообещал – прошел и стал к окну, заложив руки за спину. Слышать совсем рядом, звук снимаемой фольги, было буквально бальзамом на истерзанную нервотрепкой душу.

- Сейчас принесу тебе попить, - когда звуки прекратились, свидетельствуя, что трапеза окончена, сказал Рен, обернувшись.

- Не надо, - отрезал Шикама и улегся обратно на постель, отвернувшись к стене.

- Как знаешь, - усмехнулся Рен, полностью довольный своей победой, доказательства которой смятые лежали на прикроватной тумбочке и, пожелав Ши доброй ночи, вышел из палаты. Там отыскав дежурную медсестру, он дал ей указание принести его подопечному воды и проследить, чтобы он ее выпил, а потом обязательно забрать стакан от греха подальше.

Рен вернулся домой в их небольшой домик на два этажа. Родителей дома не было, вместо них его встретила младшая сестра - Хи;кари, которая высунув острый носик из своей комнаты, серьезно осведомилась:

- Ты чего так поздно? Ужин уже остыл.

- Тяжелая смена выдалась, - устало ответил ей Рен. – Сегодня меня сделали персональной сиделкой для одного своеобразного пациента.

- Что значит своеобразного? - девушка привалилась плечом к косяку и скрестила на груди руки.

- Да странный он какой-то. Говорить не хочет, есть отказывается, смотрит в одну точку и всё. Совсем никакой жизни, - постарался пояснить Рен. В отличие от его наставницы, сестра была менее поверхностна.

- Так может он… того? - девушка с длинными, завивающимися волосами, повертела пальцем у виска.

- Нет, не думаю, в принципе, он вполне адекватен, - задумался Рентаро, вспоминая в деталях поведения Шикамы, - просто он какой-то зажатый. Хотя может ты и права, человек с нормальной психикой собой кончать не станет.

- Он кончал собой? – впилась заинтересованным взглядом в брата Хикари.

- Ну да, потому и оказался у нас.

- А из-за чего? – тут же спросила она.

- Я откуда знаю, он со мной не откровенничал, - фыркнул парень.

- Как ты мог не спросить, это же важно, - укоризненно взглянула на него сестра.

- Чем? – изогнул бровь Рентаро.

- Всем, - коротко ответила та.

Чем именно «всем» Хикари разъяснять не стала, но была убеждена в важности этого пункта. Рен же считал, что поступил правильно не начав расспрашивать. Это его не касается, во-первых, и он там присутствует не как психоаналитик, это второе. Он выполняет совсем другие обязанности, с которыми он справляется пока, мягко говоря, плохо.

Сидя за столом и поедая остывший ужин, который разогревать было в лом, Рен поднял взгляд на сестру, которая вальяжно рассевшись на стуле, подогнув одну ногу, изучала свой маникюр.

- А почему ты дома?

- Что, уже мешаю? – недовольно покосилась на него девушка.

- Просто я привык, что обычно по вечерам тебя не бывает дома, - пожал плечами парень.

- Теперь будет так, - недовольно заключила Хикари и отвела нахмуренный взгляд своих больших глаз в сторону. – Теперь наверно всегда будет так.

Рен не очень близко общался с сестрой и ее личная жизнь оставалась для него загадкой, которую он не торопился разгадать, но все же кое-что о жизни Хикари он ведал.

- Брось этот пессимистический настрой, еще помиритесь, - усмехнулся он уголком рта. – Все ссорятся, расстаются, потом мирятся.

- Но не все потом женятся, - угрюмо заключила Хикари, взяв со стола банку пива и сделав глоток. – Козёл, - прошипела она. – Ну конечно, зачем ему такая как я? Кто он, а кто я. Сразу нужно было догадаться.

- Хикари, мне кажется тебе уже достаточно, - глядя, как сестра делает очередной глоток, неизвестно какой по счету банки за этот вечер, обеспокоено проговорил Рен.

- Это единственное, что меня подбадривает, - фыркнула девушка.

- Хикари, ты не должна из-за него…

- А я не из-за него! – резко отозвалась та. – Впрочем, ладно, забей, все уже в прошлом. Если что, я у себя, - она поднялась из-за стола и, чувствуя абсурдность всей ситуации, хихикнула: - Хотя какое там? Кому теперь вообще все это надо? - махнула рукой девушка, и пошатываясь пошла наверх.

Озадачившись несчастной личной жизнью сестры, которая училась в последнем классе старшей школы,Рен убрав за собой посуду, поднялся к себе. День был действительно тяжелым и он очень хотел заснуть. Однако сон пришел не так скоро, как бы того хотелось. Стоило зайти в свой комнату и оказаться наедине со своими мыслями, как их сразу стали занимать размышления о его новоиспеченном подопечном, с которым он, честно говоря, не знал что делать. Он кардинально отличался от всех тех больных, с которым ему приходилось сталкиваться. Все бы ничего если бы не его дурацкое поведение. Очень проблемный случай и с ним еще придется повозиться.

Нахальный, эгоистичный, язвительный и смурной – не самая лучшая характеристика для человека, за которым нужно тщательно следить и быть всегда рядом. От такого скорее хочется удрать. Тогда почему его мысли снова и снова возвращаются к этому нелюдимому, угрюмому, замкнутому и немного таинственному парню, с удивительно привлекательной внешностью и отталкивающим внутренним миром? Почему так хочется ему помочь?

- Сумасшедший день, - Кита рухнул в кресло. В одном он был убежден наверняка, нельзя идти у этого парня на поводу. Он выбрал правильную тактику в обращении с ним и будет придерживаться ее и далее, если хочет чтобы тот выздоровел и выписался.

Напряженка с самого раннего утра, потом этот неадекватный парень, которому бы он предпочел напряженку. Столько всего произошло, столько различных впечатлений, и это только первый день. Что же будет дальше?

Парень тяжело вздохнул, с выдохом расслабляя мышцы тела сильнее. Много мыслей вертятся в голове, чем дальше, тем они более бессвязны и что удивительно, большую их часть занимает раздражающий беловолосый парень, которого что-то гложет, которого никто не навестил за целый день и который отчаянно продолжает свои попытки уйти из этой жизни.

Когда он чувствует, что окончательно засыпает, едва находит силы, чтобы подняться и пойти в душ. Уже больше не думая ни о чем, он выходит из ванной, проходит мимо комнаты Хикари, из которой доносится тяжелая готическая музыка, возвращается к себе и без сил падает на постель, засыпая в тот же миг.