Прачки. Глава 19

В приподнятом настроении после концерта женщины возвращались в свой прачечный отряд. Ведь такие радостные события случаются не часто. Возбужденно переговариваясь, кто-то вдруг обратил внимание на задумчивую Свету Колмогорову.
– Светка, а ты с кем там разговаривала?
– Это Гришин товарищ. Он в госпитале сейчас, у него ранение в ногу. Вот подлечится и снова в свою часть.
– А чего ты такая задумчивая, случилось чего?
– Все хорошо девочки, ничего не случилось.
– А чего приуныла?
Светлана промолчала, а Фируза тут же вскинулась и прикрикнула на назойливых прачек.
– Да отстаньте вы от нее. Уж и задуматься нельзя.
Девушка с благодарностью посмотрела на подругу, сегодня ей не хотелось ни с кем разговаривать.
На следующий день, когда Фируза, Полина и Рита стояли после обеда рядом со своей землянкой, греясь на солнце, к ним подошла Светлана.
– Ритуля, иди милая погуляй немного, – ласково попросила она девчушку. – Мне с девочками поговорить надо.
Рита, обиженно сопя, ушла в сторону полевой кухни, там, на земле, подставив свой тощий облезлый бок солнцу, растянулся Пират, большой черный пес, всеобщий любимец и помощник в дозорах. Рита стала гладить и почесывать ему за ухом, поглядывая в сторону прогнавших ее девушек, которые отошли немного от своей землянки.
Света приглушенным голосом, начала рассказывать подругам:
– Я вчера совсем говорить не могла, так расстроилась за Гришу. Переживаю, его легко ранило в руку, но в госпиталь не пошел, говорит пустяки. Вчера друг его рассказывал, что у Гриши и зубы сильно болят, – перешла она на шепот. – Тяжело на передовой с питанием, горячую пищу редко видят, им же на позицию к ночи только несут еду в термосах. Пока шесть километров пройдут, еда уже остывшая и невкусная делается. А откуда ей быть вкусной-то, если интенданты воруют, повара воруют, а солдат молчи и терпи, – с горечью в голосе произнесла Света и выругалась в сердцах. – Гриша в прошлый раз говорил, что лучше, когда сухой паек дают, тогда хоть все им достается. Вот цинга всех и замучила, зубы болят и шатаются, а потом выпадают. Брикеты хвойные дают, противоцинготные, да от них толку мало. Они к тому же на вкус противные – до тошноты.
– Да, – протянула Фируза. – Мы все-таки горячую пищу едим. Суп хоть и жидкий, но пока хлебаешь, согреться можно и кашу едим. Особо сытым не будешь, конечно, при такой тяжелой работе, но они-то воюют, и жизни свои отдают, – шепотом, грустно поддержала ее Фируза.
– Давайте, в конце мая пойдем в ту сожженную деревню, мимо которой ехали в январе при наступлении. Может, где лук вылезет многолетник или щавель. Всё же какие ни какие, а витамины в организм поступать будут, – задумчиво произнесла Светлана, словно, обмозговывая и решая что-то в голове.
– А ведь и правда, – встрепенулась Фируза. – День прибавится как раз, можно будет после работы и добежать туда. В декабре, когда погнали немцев от Москвы, мы двинулись следом за штабом дивизии и санчастью, – начала она рассказывать Полине. – Мы ведь, как привязанные за ними: отступали вместе, и наступаем тоже, от них не отстаем. Грузимся со всем своим хозяйством: корыта, бачки, чаны, котлы, стиральные доски с утюгами и прочим добром, и в путь, – с грустью улыбнулась она, перечисляя богатства прачек. – И вот едем, Полина, а кругом страшная картина после сражений: там трупы лежат бедные, закоченевшие в снегу, там техника всякая искореженная. Едем дальше, а там сожженные дотла деревни, а вдоль дороги стоят уцелевшие женщины с детьми, смотрят на нас такими провалившимися глазами. Столько всего увидели, что до сих пор перед глазами всё стоит, – еле договорила она, сглотнула подступивший к горлу ком, и замолчала.
Обеденное время закончилось, и девушки с неохотой вошли внутрь землянок.
– А ты знаешь, Полина, эти землянки, в которых мы сейчас стираем, их ведь немцы для себя устраивали, – сказала Фируза после небольшого молчания, налила горячей воды в бачок, засучила рукава и, намылив гимнастерку, продолжила свой рассказ.
– Мы разгрузили, помню, у входа своё барахло. Надо же в эти землянки заходить, а нам как-то жутко после фрицев. Но деваться-то некуда, – усмехнулась она. – Прибрались, как смогли, проветрили хорошенько, чтобы их нечистым духом не пахло. Зеркало, думаете, откуда у нас? От немцев осталось, – лукаво ухмыльнулась она. – Ну, а дальше нам про них думать стало некогда, своей работы и мыслей было достаточно.
– Фируза, а ты по-русски как хорошо говоришь, – заметила ей Полина. – Только акцент не большой есть. У нас в доме была дворничиха тетя Соня, так она говорила очень плохо.
– Я ведь в Казани жила, а не в деревне, и в школе хорошо училась. По русскому языку и литературе была самой лучшей ученицей в классе, – засмеялась она. – Вон Сидорова волнуется, что теперь меня ни один татарин замуж не возьмет. А я и не переживаю. Мне после войны море по колено будет, с фронта себе мужа привезу самого красивого, а, может, и с ним куда уеду, если позовет.
– Вот уж была мне нужда за тебя волноваться, – неожиданно добродушно отозвалась Сидорова. – Да хоть за черта лысого выходи – не моя печаль.
Девчонки все дружно расхохотались.
– Эх, бабоньки, скоро тепло совсем станет. На улице стирать будем, – весело произнесла Валя Космыгина.
– Ватные штаны и фуфайки закончатся, – мечтательно подхватила Стрижак.
– Листья распустятся, цветы зацветут. Господи, неужели перезимовали? – радостно защебетали девушки. – Теперь погоним врага еще быстрее.

Но гнать врага с родной земли еще долгое время не представлялось возможным. Немецкие войска, исчерпав свои силы и резервы, отступили за пределы московской области. Зима 1941 – 1942 года оказалась суровой, и не подготовленному в этом плане врагу было тяжело воевать. Одежда солдат вермахта не была рассчитана  на столь крепкие морозы, которые в январе достигали двадцати градусов, а в некоторые дни и ниже тридцати. План молниеносной войны был провален. Немцы вынуждены были перейти к обороне. Но к этому времени и советские войска, не имея численного превосходства над врагом, после кровопролитных и ожесточенных боев во время контрнаступления также были измотаны и истощены до предела.
Для обеих сторон стало очевидным, что война принимает затяжной характер.

Весна по законам природы и вопреки войне шла своим ходом. В мае, когда световой день увеличился и дни стали теплыми, прачки, как и мечтали, выбрались из душных, тесных землянок и работали уже на воздухе. Им стало намного легче и оставалось какое-то время после выполнения плана на отдых.
В один из таких дней подруги решили дойти до сожженной деревни. В надежде, что, может быть, на огородах вырос многолетний лук или щавель, девушки отправились на разведку. За ними увязалась Рита со своим неразлучным другом Пиратом.
Деревня была выжжена полностью. Чуть в стороне от нее шли многокилометровые окопы и противотанковые рвы. Повсюду зияли воронки от снарядов и бомб, земля была изрыта и вздыблена. 
О том, что здесь было когда-то село, напоминали только сохранившиеся кое-где печные трубы. Полину, пройдя немного по останкам этой деревни, охватила паника.  Ей хотелось, зажав ладонями уши, бежать, бежать отсюда, как можно быстрее. В памяти всплыли картины того ужасного дня в начале войны, когда она с ребенком убегала под бомбежкой в сторону леса.
– Девочки, идемте скорее назад, – позвала она девушек дрожащим голосом.
Но жутко было не только ей, чувство страха охватило и подруг, ходить по пепелищу было невыносимо больно.
Когда они повернули в обратную дорогу, Пират начал проявлять какие-то признаки волнения. Он останавливался и принюхивался, водил носом и вдруг медленно пошел к противотанковому рву, потом остановился и сел.
Рита стала звать его, но собака сидела не шелохнувшись. Тогда девочка пошла к псу сама. Пират вдруг стал грозно рычать на нее.
– Ты что, Пират, с ума сошел? Что ты на меня рычишь? – с удивлением закричала на него Рита и сделала еще один шаг. Собака стала рычать еще сильнее.
– Рита, не подходи к нему, назад! – закричала срывающимся голосом Света. – Это неспроста, девочки! Здесь же шли бои, могут быть неразорвавшиеся снаряды или мины. Надо бежать в часть и сообщить замполиту.
Как оказалось потом, Света была права. Прибывшие утром саперы обнаружили две советские противотанковые мины в деревянном корпусе, обложенные дополнительными шашками взрывчатки. Они пролежали всю зиму под снегом, деревянные корпуса были разбухшие от влаги, что создавало опасность для разминирования, поэтому их взорвали на месте.
– Откуда у вас эта собака? – спросили саперы у Бортинской.
– Да он у нас давно уже. Женщины, когда отступали, на дороге подобрали. У него была покалечена задняя лапа. Вылечили его быстро, теперь прыгает на трех очень даже проворно. По всей видимости, у него и со зрением плохо, иногда натыкается на разные предметы. Зато, как оказалось, нюх отменный. Вот так с тех пор живет у нас и по ночам охраняет, ходит с дозорными. Хорошая собака, и лапу подает и садится, и ложится по команде.
Пират внимательно слушал и смотрел своими умными глазами на саперов. Он понимал, что речь идет о нем и время от времени наклонял голову то в одну сторону, то в другую.
Прощаясь, саперы предупредили, что эти поля были заминированы осенью советскими войсками еще при отступлении.
В этот же день перед выстроившимися на поляне прачками замполит Бортинская провела жесткую беседу, в конце которой она сказала:
–  Довожу до вашего сведения, что хоть вы почти все вольнонаемные, но соблюдение дисциплины должно быть неукоснительным. За пределы расположения никто не имеет права выходить без разрешения. Эти поля еще не до конца разминированы, как вы уже имели возможность узнать сами. Только по счастливой случайности и благодаря умной собаке никто не пострадал.
Бортинская круто развернулась и пошла в свою землянку.

Продолжение: http://www.proza.ru/2018/12/29/1708