Волки одной стаи

   «Неправда, друг не умирает, лишь рядом быть перестаёт.
     Он кров с тобой не разделяет, из фляги из твоей не пьёт…»
                (Константин Симонов – из сборника «Военные стихи»)

    На днях мне пришло письмо с песней, которое так разбередило душу, что вновь заныли раны в груди, которые, я считал, давно зарубцевались. Вспомнились сразу смерть сына в 24 года, гибель Тимура Апакидзе на моих глазах и ещё кое-какие эпизоды из моей, так быстро пролетевшей, эктремальной жизни. Возникло состояние, которое у меня уже было. Бог знает сколько лет тому назад, пролётом через Москву в горы, в аэропорту мне попалась на глаза газета «Советский Спорт», в которой была статья «Жизнь и смерть дублёра» - как жил и погиб лётчик-испытатель Александр Щукин. Помню, она была так написана, что пронзила до глубины души,  и я понял, что об парне  надо написать песню.

      С нашего курса к тому времени разбилось десять человек. Последним был Олег Припусков. Их АН-124 «Руслан» потерпел катастрофу при заходе на посадку в Италии. Олег имел звание «Заслуженный лётчик-испытатель СССР». Бывая в семьях погибших, приходилось видеть,  как порой быстро уходит память. Жёны уже по второму разу замуж вышли, дети уже другого дядю называют папой… И это нормально. Жизнь не стоит на месте.

      Поэт Константин Симонов написал так о жене погибшего друга: «Её спасёт не мы, а тот, кто руки на плечи положит. Не зная мёртвого,  придёт и позабыть его поможет».   

      Всё правильно, но всё-таки хотелось бы,  что бы память о достойных людях сохранялась подольше и не только среди самых близких друзей. Поэтому взял я эту статью, приехал в гости к своему другу барду Константину Фролову и попросил: «Костя, напиши об этом лётчике песню». Прошёл год. Снова подошёл к Косте: «Ты же обещал». Он ответил: «Что-то стоящее не пишется, а « халтуру» писать не могу»… Тем не менее, Константин сдержал своё обещание. Как это было, можно прочитать здесь:
                http://www.proza.ru/2011/04/21/1789

   Т.е для этого нам пришлось попасть на авианосец «Тбилиси», проходивший тогда ходовые государственные испытания в Чёрном море. Потом судьба лётчика-испытателя Александра Щукина, которого я до этого никогда не знал, стала мне так близка, что я нашёл возможность познакомиться с его вдовой Галиной Щукиной. Встреча произошла в одной из кафешек возле Киевского вокзала в Москве.

     Мы долго говорили о её муже, о сыне Егоре, который, идя по стопам отца, тоже стал лётчиком, и летает в частной компании. Коснулись также в разговоре положения, в котором находилась Российская  авиация вообще. А в конце разговора Галя подарила мне книгу Николая Мельникова  «Бураном сожжённые», которую я считаю одной из самых замечательных и правдивых книг о космосе и авиации, написанных в то время. Вот что написано о ней в интернете:

     «Бураном сожженные
Автор: Мельников Н.С. | Раздел: Вселенная и космос
 
         Книга рассказывает о малоизвестных сторонах поистине драматической истории создания космолёта «Буран», о лётчиках-испытателях, старой «буранной» гвардии: И.П. Волке, О.Г. Кононенко, А.В. Щукине, А.С. Левченко, Р.-А.А. Станкявичюсе, которые самоотверженно готовились к космическим полётам на «Буране», но не востребованные, все, кроме командира, погибли на «отхожих» промыслах.
       Автор книги — Николай Степанович Мельников — один из творческих руководителей программы, научный руководитель специальной лётной подготовки лётчиков-испытателей-космонавтов «Бурана», делает далеко не очевидный и официально не принимаемый вывод: глубинные причины гибели «Бурана», его отважных рыцарей и Великой Страны одни и те же...

     Галина была благодарна мне  за память о её муже и пригласила нас с женой приехать к ней в гости в город Жуковский, пообещав, если повезёт, устроить нам встречу с Николаем Степановичем - автором этой книги, который к тому же является отцом известного лётчика-испытателя Сергея Мельникова. Сами понимаете, мы с радостью приняли её предложение, но увы, из-за московских «пробок» встреча не состоялась.

    В общем, после прочтения письма, которое я получил несколько дней назад, и которое может написать только лётчик лётчику, мне, как и тогда, захотелось написать рассказ о совершенно незнакомом мне человеке – Анатолии Данильченко, которого я знаю лишь глазами его друзей. Вот это письмо:

    Напишу, но между нами. Спонтанно.
      
    Здравствуйте!  В 2013 году к нам пришёл человек, бывший военный лётчик-истребитель, выпускник Чернигова, просто сказал Минигулову - хочу летать, но денег нет. Стал ведущим в нашей команде, классный человек, инструктор и методист. Душа нашей компании, лётчик-профессионал. Многому у него научился и старался быть как Толик. Вместе работали с нашими кадетами и учили наших курсантов.

      2 августа 2014 Толя забрал меня рано утром из дома на аэродром, вместе отработали Воздушный бой на празднике десантуры и в 12 вылетели в Нижнее Городище(Пермь) на Воздушный праздник. Должны были вернуться  на следующий день. Провели вместе более 4 часов в кабине, и в Уфе и на перелете и в Перми на показухе. В последний вылет, Толя попросил меня отдохнуть и вылетел сам.

      Я даже не выгружая шмотки, осталось то всего пол часа до окончания, взял чай, сел в кресло и наблюдал за полетами. И вот в этот момент, была бы рация, я бы кричал: Толя! СКОРОСТЬ !!! Прошло более 4-х лет но больно до сих пор.

            https://youtu.be/QIebaAHE9ZU

   Обратите внимание, лётчик написал лётчику спонтанно. Так иногда бывает, когда под настроение найдёт вдруг тоска по погибшим друзьям или учителям, и хочется с кем-то разделить это горе.

               
                https://youtu.be/fCGYLwZIp_E

      Я тогда в ответ написал: «Эдуард, спасибо за рассказ и за песню. Историю гибели Анатолия я нигде дублировать не буду, а вот песню Саши Лынника друзьям отправлю. Очень уж правильные слова он нашёл, чтобы поведать об этом лётчике. Ты знаешь, за 37 лет лётной работы не раз приходилось видеть, как бьются друзья. На моих глазах упал на СУ-33 Тимура Апакидзе, с которым мне посчастливилось дружить 19 лет. На моих глазах взорвался ТУ-22м2 полковника Багаева, у которого правое крыло отвалилось на взлёте. В обоих случаях я уже был на месте катастрофы, когда пожар был ещё не полностью потушен, и самолёт горел.  Л-39 зацепил за капонир у нас на аэродроме на генеральной  репетиции перед авиаШОУ на глазах жён и детей. Погибли замечательные ребята, подполковник Дмитрий Русин и полковник Александр Шапиро. С Александром Шапиро мы всего неделю назад до этого вместе ехали в общем вагоне из Крыма, (других билетов не было), и много говорили, как сохранить лётную натренированность в условиях жесточайшего лимита топлива.

      Мне довелось принимать самое непосредственное участие в расследовании катастрофы МИГ-29 майора Юзвишина в 100 киап, возглавляемого тогда подполковником Тимуром Апакидзе. Помню, когда мы ночь не спали, ковыряясь в бумагах, Тимур сказал фразу, которая и по сей день не идёт у меня из головы: «Вася, я думаю, что примерно одна треть лётчиков, летающая на истребителях, кратковременно теряла сознание в воздухе от запредельных перегрузок при пилотаже. Но они об этом признаются разве что самому лучшему другу, потому что, если об этом узнают врачи, его сразу спишут».
 
      Были ещё случаи, но самое горестное чувство у меня осталось после падения ЯК-52 Саши Гончаренко - лётчика аэроклуба "Икар" при пилотаже над городом в честь дня незалежности Украины. Всего 5 дней до этого у нас погиб прапорщик ВДВ Толя Сичкарь. Мы прыгали на стадион в Лесках в честь дня Воздушного флота СССР и двое попали в воду. Я выплыл, меня подобрала яхта, а Толю нашли лишь на 4-ые сутки. Всего через месяц у него родился сын, который никогда не увидит своего отца.
 
      Я должен был прыгать на следующем празднике через 5 дней, но начальник Центра после гибели Сичкаря запретил военным прыгать. Тогда меня назначили РП прыжков на стадионе "Заря", где собралась, образно выражаясь, одна треть города Николаева.  А РП полётов в тот день был назначен сын начальника аэроклуба Дима Филоненко. Саша уже открутил пилотаж над стадионом и должен был  уйти, но АН-2 с парашютистами немного опоздал со взлётом, и нач. "Икара" полковник Филоненко Григорий Емельянович, который пилотировал АН-2, дал Саше команду: "Подержи зрителей две минуты".
 
      А что такое молодому лётчику предоставить свободу, к которой он не готов. К тому же по слухам (я не знаю, но говорят) на стадионе  среди зрителей сидели в разных местах жена Саши и его друзья. Вот у него внимание и отвлеклось. Свою последнюю фигуру переворот на горке он крутанул на высоте менее 400 метров. Дима уже готовился передавать мне микрофон, т.к. АН-2 с парашютистами был  на подходе, как Саша перевернул самолёт. Я сразу понял, что это "пипец". Мы с Димой побежали и за нами весь стадион.
 
      Когда я подскочил к самолёту, упавшему на улицу Васляева, среди толпы народа -  картина была страшная. Самолёт горел. Сашу ударом выбросило из кабины, его чёрное обугленное тело лежало на земле и по не естественно вывернутой шее, я понял, что ему уже ничего не поможет. Но впереди самолёта в 1.5 метрах стояла детская коляска с куклой и авоськой  с помидорами, висящими на ручке. Я подскочил к ней с воплем: "Где ребёнок, жив?" Мне кто-то из толпы заорал: "Жив, уже увезла «скорая», как и мужика, которого облило горящим бензином.
 
В общем, это чудо, что Саша зацепил пять человек, из них трёх детей, но все живы, только один пацан сломал ногу, убегая от падающего самолёта... Я потом еле выпросил одеяло у врачей «скорой помощи», чтобы накрыть тело Саши. Его самолёт прошёл всего в трёх метрах от 9-этажного дома, на крыше которого сидела толпа детей...
 
Потом нас троих часов пять  мурыжило КГБ и милиция... В общем, такое не забудешь, вот только песню о Саше никто не сочинил. Причину катастрофы определили как недисциплинированность лётчика, и мне сейчас стыдно, что я подписал этот Акт, который тогда считал правильным. Но лет через десять понял, что это не так. Несмотря на то, что перед Шоу Гончаренко выполнил контрольный полёт с начальником аэроклуба, условия выполнения этого последнего Сашиного полёта в корне отличались от предыдущего. Там открутили комплекс обязательных фигур, и «аллес» - пошли на посадку. А здесь пацану разрешили крутить фигуры  по своему усмотрению, а он к этому оказался просто морально не готов. Да плюс ажиотаж от Шоу и зрителей. Сколько лётчиков самой высокой квалификации уже на этом покупалось… Вот Саша и крутанул свой последний – переворот на горке – как Бог на душу положит.

      Отправил я это письмо, и потом какое-то чувство меня не оставляло – что-то не так. Я вновь и вновь слушал песню Александра Лынника об Анатолии Данильченко, и потом понял -МЫ ВОЛКИ ОДНОЙ СТАИ, и я всё равно напишу об этом лётчике рассказ. Пусть своими словами, но напишу, но лучше, точнее, правильнее, если первоначальный посыл будет исходить не от меня. Я написал ещё одно письмо:

    «Эдуард, я бы хотел всё же из твоего письма о Данильченко сделать рассказ, не упоминая твоего имени, как память о прекрасном лётчике и человеке  ??? И добавив моё письмо - ответ тебе как память о Саше Гончаренко.  (Михаил Михайлович Рожин:    «УШЁЛ ИЗ ЖИЗНИ НЕ ТОТ, КТО УМЕР, А ТОТ, КТО ЗАБЫТ».)..

        Пришёл ответ: «Здравствуйте, Василий Васильевич!
         Да, конечно рассказ о Толе необходим, особенно от вашего пера! Я попросил Лынник связаться с вами для дополнения моего спонтанного письма правильными словами.
       Спасибо вам огромное!
Все по прежнему, в воскресенье работал дежурным летчиком на аэродроме, в основном покатушки и потаскал пару раз Аэробаннер ( Выходи за меня замуж))). В другом самолете летела пара и кто-то делал предложение руки и сердца.

     С уважением Эдуард

         И письмо от автора песни Александра Лынника:

   «Здравствуйте, Василий Васильевич!
Сегодня получил от Эдуарда вашу с ним переписку. Постараюсь быть лаконичным.
Во-первых, рад был встречи с Вами. Спасибо Вам за ваши книги,  они нужны нам и это главное. 

      Во-вторых, я уже извлек из ваших историй много полезного для себя: и в жизненных ситуациях и в лётной практике. Обязательно перечитаю все ваши истории. У вас очень искренняя проза, и это подкупает.

      Дай Бог Вам здоровья и новых рассказов, которые и учат и, я уверен, кому-то спасают жизни.

     Теперь немного о Толе Данильченко. Хороший был человек и лётчик. В песне я уже немного коснулся его качеств.

     Но разве можно описать всю человеческую жизнь. Время жизни измеряется не годами. Оно измеряется памятью и благодаря ей он продолжает жить.

    Каждый из нас может совершить ошибку, и мы их совершаем. Однако, не всем  везёт. Толе не повезло. Потеря бдительности, усталость, может где-то самоуверенность - привело к катастрофе. Никто не знает, в чем причина беды. Жизнь продолжается и надо нам,  учителям, учить так, что бы не терять в будущем своих учеников.

      Если хоть один из моих совершит фатальную ошибку, то это  моя вина. У каждого врача есть свое кладбище. Есть оно и  у нас. Храни Бог наших учеников и дай нам мудрости научить их правильно летать.
     С уважением, Александр Лынник.

     Скажу так: «Саша абсолютно прав!!! Когда я преподавал «Выживание в экстремальных условиях дикой природы и города» для студентов Военной кафедры университета им. В.О.Сухомлинского, меня никогда не оставляла мысль – не дай Бог, описывая действия в той или иной ситуации, я что-то забуду и им не скажу. И последней мыслью этих ребят, умирая, будет: «Эх, полкан, а ты же об этом нам ничего не говорил…»

    В общем, други мои, надвигаются праздники, будем веселиться, но не забудем поднять третий тост за тех, кто уже не с нами…

                Анатолию Данильченко
Лётчику, учителю и другу…          
                (Александр Лынник)
 
Вроде всё – как обычно: зарницы вдали,
И плывут облака надо мной,
Вроде всё – как обычно: но тянут они,
Погрустить, покружив над землёй.
 
 
Не на землю наш друг самолёт посадил,
В синеву он ушёл навсегда,
Так уж вышло: он в небе остался один
на один, перед Богом тогда…
 
 
Он улыбку хранил для тебя и меня,
От рожденья хранил и до тризны,
Он был просто пилот и смотрел свысока,
На просящих подачку от жизни.
 
 
Сколь души он отдал «желторотым птенцам»,
Скольким крылья помог он расправить,
Своё сердце отдал по частям пацанам,
Что бы их называли «орлами»!
 
 
Мы привычки старались его перенять,
Мы ему подражали отчасти:
Как по совести жить, как шутить и летать
И плевать на мирские напасти.
 
 
И пожатие руки его было родным,
И хотелось с ним выпить покрепче,
Он был в доску своим, он остался таким,
И поднялся, став воздуха легче.
 
 
Он полётом дышал, он полётами жил
По земле не ходил, он летел.
Словно ангел-хранитель, от бед нас хранил
Лишь себя уберечь не сумел.
 
 
Так случилось – домой мы вернулись не все,
Стрелка Толи застыла в часах.
К нашей пяди земли прикоснулись шасси,
Он же сел высоко в облаках.
 
 
С верой в то, что ты смотришь на нас с высоты,
Мы летать будем в небе твоём,
И споют твоё имя не раз нам винты,
И качнется земля под крылом…