Новогодние дары

НОВОГОДНИЕ ДАРЫ.
Моя подруга Таня была девушкой необыкновенной красоты.  Мы очень подружились с ней во время учебы, и нас распределили на государственную практику в поселок,  на берегу Белого моря, в котором жили Танины родители. Когда я увидела участковую больницу, в которой нам предстояло проработать два месяца, я впала в уныние. Основное  здание больницы было двухэтажным, деревянным, старым, словно разваливающийся огромный пень. Прежде оно, видимо, принадлежало какому-нибудь богатому купцу, или промышленнику, во всяком случае,  построено оно было далеко от поселка, километра два, как будто бы на хуторе. Но теперь к нему было прилеплено несколько одноэтажных построек, имевших свои функции, по крайней мере, за их счет увеличилась площадь больницы. Но как  же это выглядело внешне! А родильное отделение размещено было в отдельной избе, которая, видимо, была домом для  прислуги. В этой избе прихожая служила и комнатой акушерки, и кухней, и столовой для  пациенток, коих бывало немного. Женщины лежали в следующей, длинной комнате, притом и беременные, и родившие вместе. От кухни же была и другая дверь: в самую большую комнату, которую назвали, недолго думая, операционной. Но здесь не только проводили операции, но и принимали роды, и здесь же, огороженные какой-то фанерой лежали в своих маленьких, высоких кроватках малыши.  Так им не повезло, что они присутствовали при каждых родах, слышали все крики, шумы. А ведь научно доказано, что малыши слышат  все, что происходит рядом с матерью, еще внутриутробно, выражая  мимикой и испуг, и наслаждение. Один знаменитый музыкант, будучи взрослым,  неожиданно для себя,  взявшись за новые партитуры, обнаружил, что он их знает наизусть, то есть он сыграл музыку без нот. Оказывается, когда его  мать была беременна им, она готовила к своим концертам именно эти произведения. Теперь представьте,  что испытывали наши детки рядом с орущими роженицами!
Но, должна вам сказать, настроение мое ничуть не отражалось на работе. Мы, когда умело, а когда и с претензией на профессионализм выполняли все, что было предписано программой. Близилась новогодняя ночь, и мы мечтали о празднике где-то в доме культуры рудника. Поселок тот был построен рядом с многочисленными рудниками, и руду там добывали в больших количествах, но народ бедствовал, как и везде в Союзе, не заслужил даже полноценного питания и современного медицинского обслуживания, не говоря уже о веселых праздниках, но все же…    А люди жили за полярным кругом, в серой полутьме зимних дней, при недостатке кислорода в воздухе, имея, как правило, профессиональные легочные заболевания.
Нашим ожиданиям не суждено было сбыться, напротив, как оказалось, предстояла особенная новогодняя ночь, с приключением и с подарками. Врач акушер-гинеколог накануне праздника заявила нам безапелляционно: «Вы, девочки, вдвоем будете дежурить в новогоднюю ночь одни, без акушерки! Работать некому, а вам я  доверяю, вижу, что знания есть».  «Но у нас нет еще дипломов!» – пытались отговориться в испуге мы.  «Вопрос решен!  Звоните мне домой, если что…» – лишь только добавила доктор, взглянув на нас несколько высокомерно.
И вот прошло время, и мы остались один на один с женщинами и ребятишками в неуютном «родильном доме». Мною овладело предчувствие каких-то неприятных ощущений, какого-то необычного случая. Но я бодрилась, списывая свою интуицию (которая  сопутствовала всей моей медицинской карьере) на переживаемый страх. Но нам пришлось испытать и страх, и радость.
 Ближе к полуночи раздался стук в  дверь! В дом ворвался мужчина и стал вопить: «Акушерку срочно в машину!»  «В какую машину-то? Да и акушерки нет, и не будет сегодня».   «А вы-то кто? Ах, практикантки! А ну, быстро в машину! На роды!»   Лишь в машине скорой помощи мы сообразили, что нами командовал шофер.   «А чего это вы нас увозите, а если что случится с нашими пациентками или с детьми? Кто за это  будет отвечать? Они же там остались одни, беспомощные? Дяденька, а-а?»   «С ними, даст Бог, ничего не случится, а с нами уже случилось…  Там мой фершал с роженицей воюет…  А чего мужик один может, хучь и фершал!  Вы ему подмогните, да и домой».
Машина подъехала к старому бараку, где в одной из комнат нас ждали. «Господи, дай нам сил, умения, избавь от страха, помоги, Господи» – мысленно произносила я, не зная  тогда молитв по молодости, по глупости своей... Еще только мы вошли в длинный коридор, как сразу на нас свалилось все, что испытывали соседи, муж роженицы и фельдшер, который как только увидел подъезжавшую машину, сразу же сбежал от роженицы.   «Девчонки, девчонки, на вас надежда!» - заплясал он вокруг нас павлином. Он был рад освобождению, и не скрывал своего ликования. Мы вошли в небольшую, чистенькую комнату, которую фельдшер, надо отдать ему должное, подготовил для родов. Здесь были и стерильные простыни, и биксы, заполненные всем необходимым, вода и свет. Едва взглянув на кричащую истошным голосом женщину, мы поняли, что времени на осмотр у нас нет.  Фельдшер просунул свою взъерошенную голову: «Ну как? А? Ее Ольгой зовут».  Но, встретившись с моим взглядом, прикрыл дверь. А за дверью слышалась: «Ну что? Ну что?»   Я надела стерильный халат из бикса, перчатки, встала на роды, Таня приготовила все для обработки новорожденного. Ребенок под моими руками родился быстро, не обременяя меня. Его крик был знаком восторженного счастья и успокоения. Но уж слишком мала была головка девочки, да и сама она была малюсенькой с явными признаками недоношенности.   «Какой у вас срок, Ольга?» – спросила я озабоченно.   « Еще только семь месяцев».  И снова в дверном проеме появилась знакомая, но уже счастливая голова: «Ну, кто родился-то, кто?»  «Да иди ты» – закричали мы одновременно.   «Таня, надо колоть и ребенку, и ей,  набирай шприцы» – произнесла  я голосом приговоренного, и  вновь защемило у меня за грудиной…   Я решила проверить  рукой на животе признаки отделившегося последа и ужаснулась. При внешнем осмотре (осмотр тактильный, а не визуальный, то есть руками) я обнаружила две крупные части (головку и тазовый конец) и несколько мелких частей (конечности) предполагаемого плода.  Я моментально забыла имя молодой матери, руки  у меня затряслись, я почти что завыла: «Женщина, у вас двойня что ли?»  «Не знаю» -  испуганно посмотрела на свой живот роженица - «я давно не была в женской консультации». Мы с Таней обе знали о том, что преждевременные роды часто бывают при многоплодной беременности, но все же, почему именно сегодня…     Натянув новые перчатки, я вновь осмотрела ее.   «Таня, здесь еще ребеночек, ножками!»  Малыш спешил к нам не совсем обычно – ножками, а это уже не есть норма, вернее не часто случающееся действо, при котором надо быть аккуратной, умелой акушеркой.  «Таня, давай вместе, вслух вспоминать биомеханизм родов при ножном предлежании!»   «Давай» – прошептала Таня, на грани обморока. Я никогда не видела у нее таких  несчастных  глаз. Ее красивое, кругленькое лицо как-то неестественно вытянулось, побледнело.  «Интересно, как же я то выгляжу сейчас» -  почему-то подумалось мне и тут же забылось.  Но, напрягая память, уводя страх куда-то в небытии, мы вслух, перебивая друг друга, а иногда в  унисон излагали теорию, а ребеночек, словно бы повинуясь словам, каким-то магическим образом, а, скорее всего по воле Господа родился как пописанному, (то есть, как описано в учебниках), без осложнений. И это тоже была девочка…    И тут,  мы снова увидели фельдшера, испуганного, вспотевшего, словно он принимал роды. «Да входи же, поможешь укольчики сделать» -  пригласили мы его снисходительно. И  мне вдруг жалко стало этого мальчишку, он и старше-то нас был всего на год, и эти роды на дому были первыми в его практике, хотя по опыту сегодня знаю, что  до  самой пенсии медики, которые не часто встречаются с родами, пасуют обычно в таких случаях, но голова работает, а руки делают.  «А куда деваться» - говорят  они.
«Ну, девчонки, ну молодцы! Да вы же теперь бабки-повитухи, двоих родили, да еще и девочек!» – восторгался наш  коллега, изредка похохатывая нервным смешком. Мы произвели над своими новоиспеченными пациентами все необходимые мероприятия, укутали в теплые одеяла и вместе с озабоченным папашей, с соседями перенесли Олю в машину. Детишек мы с Таней держали на руках. В машине Оля сказала: «Спасибо, милые. Я ведь поначалу-то напугалась, а потом, слышу ваши переговоры, да все на латыни, по-медицински, смотрю, и руки у вас окрепли, и голос стал тверже, я и успокоилась. Думаю: к теории приложится практика. Когда-то надо начинать...» В «родильном доме» стояла тишина, все спали, не ведая, что нам  пришлось испытать. Мы осмотрели Олю уже в операционной, переодевшись во все стерильное, затем уложили в постель в женской палате. Ребятишек перепеленали в казенное, стерильное белье, уложили вместе в один- единственный чудом обретенный  когда-то кювез.    Это кроватка с колпаком для недоношенных  детей, где автоматически создаются необходимые условия для слабеньких малышей
Несколько раз мы набирали номер телефона нашего доктора, но телефон молчал. «Она забыла про нас!» – перешептывались мы. Беспокойство не отпускало нас. Мы поминутно бегали в Оле, к новорожденным. Наконец, уже где-то часа в три ночи доктор ответила на наш звонок. Когда Таня подробнейшим образом докладывала доктору о нашем испытании, она лишь твердила: так, так…   «Ну что я вам скажу, коллеги, работа выполнена, назначений больше не будет, наблюдайте, запишите, как положено в истории родов, а затем отдыхайте»   «Вы что же к нам не приедете?» -  спросила Таня, обалдев от изумления.  «Ждите утром».  Отдыха у нас не получилось никакого. Мы долго, педантично заполняли документы, до тех пор, пока к нам вновь не постучали. Пауза была довольно долгой…   Наконец, мы узнали голос нашего фельдшера: «Девчонки, откройте!»  На нашу кухню ворвалось нечто большое, яркое, морозное! Это были наши мужики: новоиспеченный папаша и фельдшер, но в руках у них было столько цветов, пакетов  с подарками, что они заслонили дарующих напрочь. «Девчонки, это вам, такое дело, детей мне подарили в Новый год, как благодарить – не знаю». «Эти дары вам от Господа, а мы лишь помогли, чем смогли, что сумели». «Ну, да, да, согласен, но не откажите, примите мои подарки, сладенького, шампанское – Новый год ведь, забыли наверное и встретить,  после трудов праведных, а; откажетесь -  обидите на всю жизнь!»  Мы благосклонно приняли подарки, мимоходом поглядывая на фельдшера. Он был совершенно счастлив, смеялся, мельтешил, и я удивлялась, как можно так искренне радоваться чужому счастью, а может быть, он проникся участием к этой семье, а может быть, они были знакомы…
В семь часов утра приехала доктор, проверила нашу работу, отпустила домой, оставшись одна дожидаться акушерку на смену.
Мы вывалились с Таней в морозную тьму с пакетами, которые шуршали, раздражая слух, потому что мы уже немного расслабились, сбросив ответственность на доктора, и усталость исподтишка давила на мозг. Таня прижалась ко мне в испуге. «Впереди кто-то идет или стоит»- прошипела она. И мною овладел страх, но я решила про себя, что этот страх – явный перебор на сегодняшний день, и я каким-то усилием воли избавилась от него с негодованием.  «Там, вероятно, стоит сосна, или ель темная, вот увидишь, когда подойдем» – успокаивала я Таню.  Она продолжала стонать и стонать, ускоряя шаг, до тех пор, пока не стало очевидным, что, то была огромная ель у самой дороги. Оставшийся путь мы почти пробежали, насколько это было возможным.
Дома у Тани не спали, дожидались нас за праздничным столом, и очень обрадовались нашему приходу. Мы  рассказали обо всем, уже с хохотом, подшучивая над собой, над фельдшером, над папашей с всклокоченными волосами, все было в прошлом, и наступила разрядка, мы освобождались от пережитого стресса. Хохотали и Танины родители. Но, несколько минут спустя, в глазах Таниной мамы я увидела новое выражение, они были серьезны и уважительны, то есть она увидела в нас акушерок, исполнивших свою миссию. Я смутилась, взглянула на Танино бледное от усталости  лицо, на нем тоже блуждала улыбка смущения. «Пойдем спать! Утро вечера мудренее!» - сказала я. «Так ведь утро уже и есть» - засмеялись все.
Мы окунулись в свежее постельное белье, и расслабленное тело блаженно растянулось под одеялом, но мысли вереницей поплыли в моей уставшей голове, я вспомнила о новорожденных детях, и почему-то пожалела их всей душой, оставленных в этом старом домишке под названием «родильный дом», где невозможно было выполнение ряда санитарных норм из-за объективных причин, мне было жаль матерей, которые ютились рядом. Да и что их ожидало  дома? Комната в длинном бараке, и ежедневные подвиги в процессе выживания, ибо ту жизнь, которой жили они, да и сейчас живут, в большинстве своем, иначе назвать было бы кощунством.
 И только много, много лет спустя один священник открыл мне простую истину, что жалость - это жертва. И я хотела бы сегодня, чтобы те дети, которые наверняка уже имеют своих детей, пожалели нашу обижаемую, гонимую страну, которая хоть и оказывалась   на поверку мачехой частенько для них, и действием помогли ей возродиться, а Государственная власть наша, наконец,  пожалела бы детей своих  и полюбила жертвенной любовью, как мать любит свое дитя. Я хотела бы, чтобы наши дети были счастливы в обновленной счастливой стране.
 С Новым годом! С новым счастьем!

Светлана Назарова 03.12.05.