Гл. 6. Максим Арефьев

               
 
 С самого детства, Максим мечтал быть лётчиком, как  его отец.
 Двадцати двух летний  Александр Михайлович Арефьев,  летом 1970 года после окончания  лётного училища гражданской авиации в городе Бугуруслане, попал на работу в Красноярский край в сельскохозяйственную  авиацию. Летал на  самолёте АН-2, опылял поля, потом переучился на ЯК-40, потом на ТУ-134. За все эти годы он облетал  почти все уголки нашей страны, но больше всего  любил север.
  Он часами мог рассказывать Максиму и его младшей сестре Вере, про красоты Диксона, полярные сияния Норильска, про Северный Ледовитый океан, и мужественных людей – полярников, живущих на станциях и делающих своё дело.
  По приезду в Красноярск, жить молодому пилоту было негде, и местные авиатехники, нашли ему квартиру у одинокой женщины, муж которой погиб в Великую Отечественную войну. Агриппина Степановна, так её звали, оказалось доброй отзывчивой  женщиной,  хорошо готовила, и Александр зажил у неё, «как у Бога за пазухой».
   А летом, к ней из Новосибирска приехала погостить её внучка – Надежда,  очень привлекательная особа, но  большая гордячка.
  И, честно сказать, её заносчивость, в первый год их знакомства Саше не понравилась. Он таких девчонок не любил, даже боялся, несмотря на то, что был парнем смелым, и даже имел разряд по боксу.
  Наде он тоже не понравился. Да, они и виделись то с учётом работы Александра всего три или четыре раза. Было лето, и у лётчиков сельхоз авиации  самый пик работы.
  «Разглядел» её Саша только на следующий год, и влюбился, как говорится «по уши».
  Наде он тоже понравился, они познакомились ближе, стали встречаться, и через год, она после окончания  факультета романо-германской филологии в Новосибирске, где жили её родители, приехала работать в Красноярск, к своему будущему мужу.
  Они поженились. К тому времени Александр был уже командиром экипажа, и в 1973 году у них родился сын – Максим, а через два года дочь - Вера.
  Потом отцу дали квартиру в городке авиаторов, недалеко от аэропорта, и он стал летать уже на самолёте ЯК-40.
  Так что детство Максима было овеяно романтикой странствий, перелётов, дальних дорог, и конечно же желанием летать.
  Но, как говориться – жизнь предполагает, а судьба располагает. В шестом классе, катаясь на лыжах при сильном ветре, вместе с родителями, Максим застудил левое ухо, врачи признали отит, и начали лечить. Ухо болеть перестало, но и почему-то стало хуже слышать. И с годами, это не прошло.
  Врач в авиагородке, где лётчики проходили углубленный медосмотр, осмотрев его в присутствии отца, вынес суровый вердикт: «жить будет, ничего страшного, но в лётное училище дорога заказана».
  Даже отец, услышав это от старого врача, и то расстроился, что уж говорить о Максиме, ему  тогда было уже пятнадцать лет, и он твёрдо решил связать свою жизнь с авиацией.
  Он полночи проплакал в подушку, а утром, идя по дороге в школу, решил: раз не получилось летать, значит, буду учить детей географии и истории.
   После школы, Максим легко поступил на историко-географический факультет Красноярского университета, и с удовольствием стал учиться истории и географии мира.
     На втором курсе, он познакомился с Глафирой,  студенткой из соседней группы, красивой девушкой из семьи потомственных Забайкальских казаков.
  Она была самой красивой девушкой на их факультете, и вокруг неё всегда вилась кучка местных мальчиков – мажоров, поступивших учиться в университет только пото-му, что это престижно и не нужно сдавать математику и физику.
  На первом курсе, Глаша даже не замечала его, она встречалась тогда с Вовкой Горшениным,  который учился с ним в одной группе, был чемпионом России по самбо и университетской знаменитостью.
  А на втором курсе, сразу после того, как они вернулись с каникул, сразу обратила внимание на Максима, в первый же день сев рядом с ним  на совместной лекции в лекционном зале.
  Так завязалась их дружба, которая вскоре переросла в любовь, и они стали близки.
  Это произошло у него в квартире, когда родители, вместе с сестрой, уезжали отдохнуть на море в Турцию, тогда эти поездки ещё были в новинку.
  После встречи проводив Глашу  до её дома, счастливый Максим, просто парил в небе от счастья,  уже строил планы их совместной жизни, и твёрдо решил, что они должны пожениться, и как можно скорее.
  Отец всегда учил его, что главное в жизни у мужчины – это честь. Если пообещал что-то, умри, но выполни. Если назначил время встречи, будь точен, и сам приди во - время, и главное, если встретил  порядочную девушку, полюбил её и переспал с ней, то должен обязательно жениться.
 Это будет честно. Если жениться не думаешь, то тогда держи себя в руках, и не позволяй одному из главных мужских органов руководить собой, чтобы потом не было никаких последствий.
    Однако когда он завёл этот разговор с Глашей, она внимательно выслушала его, при этом, улыбаясь и пожимая плечами, а потом сказала:
 - Да, ты что Макс, с ума сошёл! Какая женитьба? Ну, переспали мы с тобой разик, получили кайф от этого оба, это же прекрасно! Не знаю как ты, но я получила, точно. Ты был такой настырный, горячий, лез напролом, а представляешь, если бы я была девочкой наивной, то могла  бы и сразу твои горячие сперматозоиды поймать. Поймать,  и сразу залететь. Ты же об этом не думал, правда?
  Давай не заморачивайся! Мне хорошо с тобой, а то мне этот козёл Вовка уже надоел, от него постоянно потом пахнет. Мне Светка Фадеева, с филологического факультета, ключи от своей квартиры дала, завтра можем встретиться, если хочешь? – и она вопросительно посмотрела на меня.
  Он любил эту молодую женщину. Слегка циничную в свои  неполных девятнадцать лет, немного развязанную, курящую, любящую вино и коньяк, и для него в этом мире больше никого не существовало.
 Ему тогда казалось, что лучше Глафиры никого  нет на свете, и он даже начал писать ей стихи, сгорая от любви и счастья..
  Они несколько раз встречались  на квартире у Светки, потом у его друзей в студенческом общежитии, и весь факультет уже знал, что у них с Глашей, всё серьёзно и они - пара.
  Но однажды, уже зимой в конце января, неожиданно для Максима, Глаша не пришла на занятия. Староста их группы ничего не могла сказать  о причине её отсутствия. Не было её и на второй день. Он забеспокоился.
  Так получилось, что  Максим не знал ни номера её квартиры, ни номера телефона, она ему его просто не дала, а до квартиры  он её ни разу не провожал.
 Зная, что Светка Фадеева, невысокая, симпатичная  брюнетка с короткими ногами и  выдающимся задом, её по-дружка, и догадываясь, что    он нравится ей с первого курса,  Макс решил разузнать у неё про свою подругу.
  - Макс, какое мне дело до Глашки, а? Она сама по себе, я сама по себе. Да, я давала ей иногда ключи от своей квартиры, где она с парнями встречалась. Ты, ведь там тоже с ней побывал, так? – она вопросительно и зло смотрела ему прямо в глаза, когда он поймал Свету в перерыве между лекциями, в университетском коридоре и стал расспрашивать  про Глафиру.
  Максим молча, кивнул головой.
- Да, я и сегодня дала ей ключ утром. Она сказала, что немного приболела, а её предки страшно ругаются, когда она лежит дома и пропускает занятия. Я видела её отца, крутой мужик.
  - Так, она что, у тебя дома сейчас? Больная? Может ей, какая помощь нужна? Ну, лекарства там какие-нибудь?
   Света смотрела на него как на сумасшедшего, и тогда он не понял этого взгляда.
 - Ты, хочешь её навестить Макс? Очень хочешь? – злорадно проговорила она, залезая к себе в сумку и доставая связку ключей.
 –Вот тебе мои запасные ключи, может быть, она спит, откроешь сам и всё увидишь, - она улыбнулась, загадочно посмотрела на Максима и пошла в аудиторию.
А Максим, позабыв про учёбу, помчался спасать и лечить любимую девушку.
  Он не помнил, как добрался до  Светкиной   квартиры. Как взлетел бегом на пятый этаж, не дожидаясь, пока придёт лифт, как дрожащими руками открывал обитую  крас-ным дермантином дверь её квартиры.
  Сердце просто рвалось из груди, и как будто торопило его: « быстрей, быстрей, быстрей!»
  На секунду остановившись, и переведя дух, не обращая внимания на одежду, висевшую на вешалке в прихожей, он как был в кроссовках, прошёл прямо в комнату.
  Если бы его в тот момент ударили по голове кувалдой или битой, это бы, наверное, было не так больно. От того, что увидел у него, просто горячие шарики застучали в голове, и виски пронзила дикая боль: его любимая Глафира, абсолютно голая, с  зажжённой сигаретой в руках лежала на кровати, а рядом с ней лежал Вова Горшенин, весь потный, с закрытыми глазами.
 Причём голова Глаши, лежала на его плече.
  Увидев Максима, девушка спокойно свесила ноги с кровати, потушила сигарету и молча, как была голой, пошла ему навстречу. Вовка, так и лежал, не двигаясь с закрытыми глазами.
  - Ты, чё сюда припёрся Макс? Мы разве договаривались с тобой о встрече?- сверкая глазами, спросила она, почти касаясь своими торчащими сосками его куртки.
 – Что? Будешь теперь следить за мной, да? Я кто тебе? Жена? Нет! Поэтому сплю, с кем хочу, и когда хочу, понял?
   - Ну, ты же.. Ты же сама говорила, что с Вовкой у тебя всё, и ты меня любишь. И ещё говорила, что он тебе надоел, и от него постоянно потом воняет, - пустил я в ход свой последний, по-мальчишески наивный аргумент.
  Вовка, наконец, открыл глаза,  резко сел на кровати, надел плавки, схватил свою разбросанную около кровати одежду, носки и молча, подошёл к  стоящим в дверях  обнажённой   Глафире и Максиму.
  - А, ты оказывается сука, Глашка. И тварь! Пока! И больше не звони мне!
  Он быстро оделся прямо в прихожей, взял свою сумку и молча вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.
  Глаша, всё также, нисколько его не стесняясь, вздрогнула от стука закрываемой двери, и вдруг, развернулась, прошла покачивая бёдрами к кровати,  потом села на неё и  заплакала навзрыд.
  Вот этого, Максим уже не мог перенести. Он не любил женских слёз, проще сказать боялся их, потому что они действовали на него размягчающим образом. Короче он, от женских слёз становился мягким, как пластилин.
  И в результате, Максим  сам не заметил, как начал жалеть её.  А потом целовать губы, нос, плечи, живот..
  Ну, а дальше, был секс, - неистовый, горячий, как тогда в первый раз. И он напрочь забыл о том, что совсем недавно его любимая женщина стонала и крутилась как змея совсем с другим парнем, которого он ненавидел уже всеми «фибрами» души.
  С того дня, всё у них закрутилось с новой силой и продолжалось больше двух месяцев, до того дня, когда Глаша сообщила ему, что она беременна,  но это ребёнок не  от него, а  от Вовки - она точно всё просчитала.
  Сказать, что Максима, эта новость сильно огорошила? Нет. Она просто убила его. Оказалось, что до того дня, когда он застал их с Вовкой в Светкиной квартире, она постоянно с ним встречалась, и занималась сексом. Только, с Максимом, она всегда предохранялась, заставляя его пользоваться презервативами, а с Вовкой – нет. Он не любил секса с резинками. Вот она и «залетела» от него, ещё тогда два месяца тому назад.
  Всё это было сказано ему прямо в лицо с таким спокойствием и откровением, что он, после этих слов, чуть тут же на месте, в коридоре университета, не сошёл с ума.
   Максим смотрел  на губы своей любимой женщины, произносящие эти слова, и начинал понимать, что судьба свела его в этой жизни с подлой, никчемной и пошлой женщиной.
  Он, понял, что она никогда не остановится, и будет дальше продолжать такую жизнь, желая, чтобы её все любили и боготворили, а она сама будет выбирать, кого ей любить, и с кем спать.
  Ничего, не сказав ей в ответ, он полный противоречивых чувств, вместо того, чтобы идти на лекцию, спустился по лестнице вниз, и вышел на улицу.
  А там всё было по-прежнему. Весна пришла в город, почти весь снег уже растаял, и скоро должен пойти лёд на реке. Весело чирикали птички, девушки сбросили шубы, и теперь щеголяли в лёгких курточках и плащиках, с открытыми ногами. Всё, как раньше. Но, не для него.
  Максиму показалось, что за эти несколько минут разговора с Глашей, он повзрослел на несколько лет, и многое понял.
    Даже возможно, у него открылся тот самый пресловутый «третий глаз», который скрыт у человека где-то далеко внутри, и открывается неожиданно в минуты редкост-ного озарения, какой-нибудь беды или катастрофы.
  Он понял, что должен разорвать этот узел, сам разорвать, без чьей либо помощи, и начал думать, как это сделать..
    Девушка с того дня разговора о ребёнке больше не заводила, как будто его и нет, но по её поведению и внешнему виду он всё-таки догадывался, что внутри неё уже зародился маленький человечек. Они, всё также встречались на квартире у Светки, платя за её «гостеприимство» набитым в холодильник продуктами, отец денег для Максима не жалел, да и мать периодически подбрасывала «бедному студенту» на чай, на сахар.
  Пришло время летней сессии, они оба сдали её успешно, и перешли на третий курс. Только вот дальнейшие их пути разошлись в разные стороны.
  Глафира осталась в университете, уже, будучи в декретном отпуске, когда «пузо, уже налезало на нос»,  сдала зимнюю сессию, потом взяла академический отпуск и в конце октября 1993 года родила мальчика, которого назвала Корнеем.
  А, Максим, в это время уже служил в армии, причём в воздушно-десантных войсках, куда он попал, сразу после того, как ушёл из университета после второго курса и сам пришёл  в районный военкомат с просьбой отправить его в армию.
   Родители, конечно, были в шоке, особенно мать, а отец, кажется, понял его и благословил.
 - Ну, если уж служить, так в десантных войсках. Просись туда, это школа ещё та для мужика. Я, их много видел, когда приходилось садиться на аэродромах совместного базирования гражданской и военной авиации. И, главное береги себя. Ты парень грамотный, запомни одну самую простую истину, её сказал мне полковник Горелов - Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны. Она звучит так: «Все несчастья в армии, случаются либо из-за расхлябанности солдата или офицера, либо из-за нарушения Устава Гарнизонной и караульной службы. И только так».
  Сейчас ты этого не поймёшь, потому что не служил ещё, а послужишь – поймёшь, что это истина, не требующая доказательств.
  Он мне приводил тысячу примеров, начиная с гибели Василия Ивановича Чапаева, когда все часовые на постах или просто уснули, или болтали так, что их издалека было слышно. А, это как раз и запрещено делать часовому..
 - Ладно, что я тебе это всё рассказываю, ты же парень взрослый, всё поймёшь на месте..
  Потом, в боях с чеченскими боевиками под Урус-Мартаном, он  тысячу раз убеждался, как прав был тот фронтовик – полковник. Как, из-за плохого несения караульной службы, сбегали из-под ареста задержанные ими боевики, как исчезали с блок - постов российские солдаты, их просто выкрадывали сонных  и беспечных, чеченские разведчики.
  Как подрывались на своих же минах солдаты, потому что минёры, не обозначили минные поля специальными вешками и табличками. Как гибли от осколков сидящие на броне БМД десантники, пренебрегшие приказом командира «надеть бронники», потому что  это жарко и неудобно.
  Всё это было.
 За год, который провёл его полк в Чечне, Максиму везло: он получил всего два лёгких ранения, в ногу и в плечо, и обошлось всё без медсанбата. И, это всё, наверное, потому, что он свято выполнял наказ отца, и  твёрдо помнил то, что говорил тот полковник, правда, воевавший  тогда за освобождение своей страны, а не как они, против своего же чеченского народа.
  Он возмужал, получил звание сержанта, и умело командовал своим отделением, при выполнении различных задач командования.
 И так получилось, что уже в самом конце службы, его, сержанта Максима Арефьева, спасло именно то, что он с педантизмом выполнял все приказы командиров, и дей-ствовал, согласно требованию  воинских уставов – свода положений и законов по которому живёт армия.
  Они тогда, на трёх БМД сопровождали колонну грузовиков с продуктами  и боеприпасами. В колонне было пятнадцать крытых Зилов и пять Уралов. Он, в тот день шёл  на своей БМД замыкающим в колонне. И на одной из дорог, которые до них, были проверены, перепроверены минёрами-пехотинцами, под их десантной машиной взорвался фугас.
 Максим тогда сидел рядом с водителем, потому что наверху, «на броне», было достаточно ветрено и сыро,  четверо ребят его отделения находились внутри, рядом с ним, а трое наверху. Люки  машины были открыты, и это видимо и спасло их.
  А, может, спасло и то, что фугас, был не очень мощный, он, скорее всего, был заложен для того, чтобы взорваться под БМД идущим впереди и почему-то не сработал вначале, а подстерёг их.
  От этого взрыва троих ребят буквально «сдуло» с брони.
  БМД,  вдруг резко подпрыгнул, подлетел над землёй, и  завалился на левую сторону. Фугас взорвался как раз над тем местом, где в этот момент находился Максим. Поэтому десантная машина и завалилась  на  бок, подмяв под себя правую ногу Васи Пышкина, слетевшего на землю, на секунду раньше, раздробив её на мелкие куски..
 Тот, от боли сначала заорал диким голосом, а потом сразу потерял сознание. Четверо его подчинённых, те, кто сидел, внутри десантной машины, кроме его самого и водителя, Толи Серёгина, были естественно без шлемов. Они, ударившись о металлический потолок головами, тут же отключились,  получив различные ранения, а сам Максим, был оглушён и контужен.
  Двое  из десантников, оказавшись на земле, тут же схватили своё оружие, разбросанное взрывом, и начали искать по сторонам чеченцев, подложивших взрывчатку.
 Но, местность, со всех сторон была открытая, и никого не было видно. Тогда, Иван Сапожников,  залёг с автоматом для того, чтобы охранять машину, а рядовой Рашид Гараев, начал вытаскивать ребят из люков подбитой  десантной машины, вместе с  её водителем тоже слегка оглушенным взрывом.
  Он, вытащил уже почти всех, кроме Васи, когда к ним на помощь прибежали ребята из их взвода, младший сержант-фельдшер с медицинской сумкой в руках, а с ними их командир – старший лейтенант Стальных.
  Они тут же перевязали и уложили всех раненых и ничего не соображающего, контуженного, находящегося без со-знания Максима в кузов последнего наполовину загруженного грузового Урала.
  Потом, подкопав сапёрными лопатками каменистый грунт, с трудом вытащили из-под машины рядового Пышкина, который спустя час, так и не приходя в сознание, умер в  кузове машине от  потери крови.
Из всего отделения, абсолютно целыми оказались три человека: двое, слетевшие с брони десантников, водитель БМД, и Максим. Правда, его сильно контузило.
  Четверых  раненых, и тоже контуженных взрывом  ребят и Максима, сначала доставили в  полковой медсанбат, а потом отправили вместе с другими ранеными в Ростовский  военный госпиталь.
  Максим, ещё в медсанбате пришёл в себя, но плохо слышал, не мог говорить и, у него дёргалась голова.
 Когда он впервые увидел себя в зеркальце, которое дал ему сосед по койке, он просто ужаснулся.
  Ребят его отделения разместили в палатах рядом с ним, им сделали по нескольку операций, сшивая куски кожи на голове и теле, порванные железом, находящимся внутри БМД, и началось заживление. Все, кроме Васи остались живы, и  хоть это его радовало.
  А, ещё радовало то, что всё осталось позади.
  В сентябре 1996 года, после почти трёх месяцев лечения,  Максима выписали из госпиталя в часть, признав негодным к строевой службе, хотя речь вроде бы полностью восстановилась,  он стал слышать, и голова перестала, наконец, дёргаться.
  Все месяцы, пока он лежал в госпитале, он не отправил домой ни одного письма, чтобы не волновать родителей и сестру.
  Одно было плохо, это периодические головные боли, от которых можно было сойти с ума. Но, полковник Грязнов, начальник терапевтического отделения, успокоил его, сказав перед выпиской, что это всё временно и скоро пройдёт, потому что у него молодой, сильный организм, и ещё ему нужна домашняя обстановка.
  Максима тут же уволили со службы, и он поехал домой в Красноярск, ещё не зная, какой его там ждёт сюрприз.
   Приехав рано утром на вокзал, Максим взял такси и рванул домой, надеясь застать всех своих родных дома.  Из  ранних писем он знал, что они продали свою старую квартиру, и купили новую, из четырёх комнат, в районе новостроек. Отец сообщал также, что теперь летает на самолёте ТУ-134, и зарабатывает в два раза больше, чем раньше.
  Он назвал шофёру новый адрес, и попросил поехать как можно быстрее. Водитель, мужчина средних лет, хотел, сначала ответить, что-то типа того «что быстро только кошки рождаются, да и то слепые», но промолчал, глядя на парня в военной форме, довольного молодого, но уже с поседевшими висками, и.. поехал как можно быстрее.
  Расплатившись с водителем, Максим поднялся на лифте на шестой этаж, и позвонил в квартиру, под номером 33.
  Минуты через две, три дверь открылась, и он просто опешил от неожиданности: на пороге квартиры родителей, стояла заспанная, взлохмаченная, в лёгком шёлковом халатике – Глафира. Та, самая, от которой он убежал два года назад, но такая же, красивая и родная.
  - Господи! Максим! Живой! Мама, папа! Максим вернулся,  - закричала она прямо с порога, обнимая и целуя его прямо в губы.
  Эти слова: «мама, папа», немного покоробили его, он с недоумением смотрел на мать и отца,  мгновенно появившихся один за другим на пороге   спальни, и ничегошеньки не понимал. Ничего.
   Мать, тут же бросилась к нему со слезами,  а отец молча подошёл, обнял его и поцеловал, как в детстве в лоб.
  Всё это время Глафира, словно родная жена буквально «висела» на нём, и на глазах, как показалось тогда Максиму, у неё были настоящие слёзы радости.
  Сказать, что он её не вспоминал эти годы? Значит, соврать. Первые несколько месяцев в армии, начиная с курса молодого бойца, он буквально бредил Глашей и она снилась ему чуть ли не каждую ночь.
  Но, писем  ей он не писал, хотя прекрасно знал адрес, а потом их полк перебросили в Чечню, возникли другие заботы, другие дела и Максиму казалось, что он забыл о ней навсегда. Забыл и навсегда выбросил её из сердца.
  А  теперь вот, дома у родителей, увидев Глашино счастливое  лицо, и её слёзы, просто растерялся от неожиданности, всё ещё не понимая, как она оказалась этой квартире.
  Как был в парадной форме, в объятиях матери и Глаши, он прошёл в гостиную, где его усадили за стол, и тут же начали допрашивать, как и что случилось, что он так долго не писал письма, почти три месяца.
   Потом мама  побежала на кухню, готовить завтрак,  а отец начал собираться на работу, у него сегодня, после обеда вылет в Хабаровск.
  И только Глаша, держа его руку в своей, никуда не уходила. Она просто сидела рядом с ним и молчала. Молчала до тех пор, пока из одной комнаты, не раздался плач ребёнка.
  - Ой, прости меня, Максик. Кажется, Корней проснулся,- она, всё так же глядя на него, как кошка выскользнула со стула, халат слегка приоткрылся, и он на мгновенье увидел её красивые загорелые ноги.
 И, она тоже увидела, то, что он увидел. Замерла на миг, потом пошла к двери, комнаты выпрямив спину и  слегка, как раньше покачивая бёдрами.
 «Вот же сучка,- зло подумал Максим. – Какой была стервой, такой и осталась. Теперь, надо понять, что она с ребёнком делает в доме его родителей, да ещё так нежно зовёт их «папа, мама». Может они её удочерили за это время? Но, ведь она, кажется не сирота, у неё мать есть, и отец, насколько я помню».
  Мама проводила его в ванную комнату, где он умылся после долгой дороги, и пригласила за стол, где собралась вся семья, не было только сестры Веры, оказывается, она недавно вышла замуж и теперь живёт с мужем в его квартире.
  Уселись за столом. Мать суетилась вокруг него, и изредка поглядывала на Глафиру и на малыша, сидевшего в специальном стульчике. Когда она глядела на мальчика, то глаза её  просто искрились нежным светом.
  - Ну, что Максим, тяжко пришлось там, на войне? – не удержавшись, начал отец, наливая ему в бокал крепкого чая из пузатого чайника.
  - Да, какая это война, отец? Там же наши люди живут в Грозном, и в самой Чечне тоже. Наши люди, бывшие советские.  Они там просто порядок поддерживали, я знаю. Так ведь, сынок? – мать вопросительно посмотрела на Максима.
  За всё то время, которое он пробыл там, в Чечне, он ни разу в письме не написал, и даже не намекнул, что они здесь по-настоящему воюют. Наоборот, он писал, какая здесь у них хорошая погода, как их хорошо кормят, какие у него хорошие друзья.
  - Да, мама, ты права! Мы, там, в основном порядок наводили. У нас в десанте ведь такой девиз «Никто, кроме нас!»
  - И, что? Навели? – улыбнувшись, спросил отец, поняв его.
 - Не совсем. Там и для других дел осталось много.
  - Ну, ну! Ладно, ты свой долг Родине отдал, отслужил, теперь пусть другие послужат. А тебе учёбу продолжать нужно. Надо тебе Глашу догонять, она вон уже на четвертом курсе учится, восстановилась после декретного отпуска.
   Мать подошла к Максиму, обняла мою голову, прижала к своей груди, и тихо сказала:
 - Да, видимо вы там здорово, наводили порядок. Виски то,  гляди, седыми стали.
 - Я пока не знаю, отдохну, определюсь, а потом уже буду думать, кого и как догонять. А, с висками, это ничего! Это мам жизненный опыт.
  Отец, глядя на него, только улыбнулся.
 - Ладно, завтра вернусь с вылета, тогда и поговорим, можно и по сто граммов выпить за твоё возвращение.
 - Ну, ты скажешь сто граммов, Саша.  Можно и больше. Мы завтра вечером праздничный ужин с Глашей закатим! Приготовим, что-нибудь вкусненькое, что Максим захочет. Вера с мужем придёт. Она так скучала по тебе Максим, так волновалась за тебя, когда долго не было писем.
 - Вы меня простите, мне с Глашей нужно переговорить, - Максим поднялся со стула, и взял молодую женщину за руку.
 – Мама, ты тут присмотри за мальчишкой.
  - Да, конечно присмотрю, идите, поговорите.
 Они  прошли в комнату, где стояла широкая двуспальная кровать, не прикрытая покрывалом, а рядом, около окна детская, с игрушками над ней.
  Максим внимательно огляделся, потом сел на стул стоящий рядом с кроватью, и спросил, глядя молодой женщине прямо в лицо:
 - И, как это всё понимать? Какого хрена ты делаешь в нашей квартире? И причём здесь мои отец и мама? Ты, вообще каким образом с ними познакомилась?
  Глафира, спокойно прошла, села на кровать, красиво закинула ногу, на ногу, теперь уже полы халата совсем разошлись в разные стороны, и ноги стали видны почти  до трусиков, улыбнулась и начала свой рассказ.
  По её словам, всё было элементарно просто.
Когда она решила родить ребёнка, точно зная, что это Вовкин ребёнок, она пришла и рассказала всё своим родителям. Отец тогда надавал ей по морде, назвал шлюхой и проституткой, и приказал сделать аборт. А, мать, потом смогла его уговорить, и они решили с ней вместе, что она будет рожать.
   Она сдала зимнюю сессию, и  в конце октября родила сына. Вовке тогда, она ничего не сказала, и даже его не видела ни разу.
  Привезла ребёнка домой, и всё сначала было хорошо. Отец, хоть и сердился на неё, но когда увидел внука, вроде бы оттаял, и стал даже покупать ему игрушки.
  А потом, его должность сократили, и он долго не мог найти работу,  маминых денег стало катастрофически не хватать, и начались скандалы.
  Получилось так, что у неё исчезло молоко, а купить смеси было просто не на что. И, тогда она вспомнила о Вовке. Дождалась его после лекций и рассказала, что у него растёт сын, его зовут Корней, и ему уже полгода.
  - Вовка, конечно, опешил от такой новости. Сразу стал отнекиваться, говорит, что этого не может быть, что я ошиблась, и что это ни его сын. А, когда, я вдобавок сказала ему, что мне нечем его кормить, потому что нет денег, он вообще разозлился, обругал меня последними словами и, развернувшись, ушёл домой.
  Он ушёл, а я стою на остановке около университета, будто вся оплёванная снизу доверху, и реву. Настроение было, хоть вешайся.
  История на этом не закончилась. Придя, домой, Вовка рассказал обо мне и сыне своей мамаше, повторив ей, слово в слово, что я, такая, сякая, спала со многими, и потому он уверен, что это не его ребёнок.
  Мама у него женщина деловая, работник торговли: она тут же позвонила своей сестре, которая, оказывается, заведует лабораторией, где проводят тесты ДНК.
  Эти две женщины, подкараулили  меня возле  нашего дома, когда я гуляла с сыном в коляске   и, обматерив  как следует, всякими словами, маленькими ножничками срезали у Корнея несколько волосинок, несмотря на мои протесты и ничего мне не объясняя.
  Я тогда страшно испугалась за сына.
  А, через месяц, они снова пришли, остановили меня, и теперь уже спокойно всё объяснили и показали результаты теста.
  Там было  сказано, что с вероятностью 99 процентов, Вовка не может быть отцом моего ребёнка. Бумага и сейчас у меня, я могу показать.
  - И, что было дальше?
  - Дальше? А, дальше всё просто. Если Вовка не отец ребёнка, то отец  Корнея – ты, больше у меня никого не было. Я попросила Светку узнать в деканате твой адрес, она узнала, и я пошла с ребёнком на вашу старую квартиру.
 Пошла просто от безысходности, ни на что особенно не надеясь.
 «Да, уж. Просто так пошла. Так я тебе подруга и поверил. Просто у тебя иного выхода не было. Из дома гнали. Вовке, ты тоже на хрен была нужна со своим ребёнком. Ну, если только просто потрахаться, так иногда. Вот ты и припёрлась к моим родителям. А, мать у меня человек замечательный, добрый. Ты навешала ей первой лапшу на уши, и всё, ты уже наша, и твой ребёнок нам родной. Ох, не верю я тебе подруга, ох не верю. Это ты мне говоришь, что спала только со мной и с Вовкой. Говорить, можно всё что хочешь, но, судя по молве, которая шла про тебя ещё на первом курсе,  парней у тебя было, чуть ли не с десяток» - Максим смотрел на шевелящиеся губы молодой женщины, произносящие слова, а сам думал совсем о другом.
 А та, не замечая его взгляда, продолжала свой  «правдивый» рассказ.
  - Отец твой был на вылете, дома были  Надежда Сергеевна и Вера. Вот я им всё и выложила.   
  Мама твоя мне сразу не поверила, но когда я показала ей наши совместные фотографии, и стихи, которые ты мне писал, она мне стала помогать, и Вера тоже.
  Дома стало жить вообще невыносимо, и я основное время днём проводила у вас. Потом отец твой решил купить новую квартиру, сначала думали трёхкомнатную, но потом он заявил, что хочет, чтобы я с Корнеем жила у них. Он, считает, что Корней, точная твоя копия в детстве.
  Кстати, и Вера тоже так считает. У, тебя замечательная сестра Максим, да и родители тоже классные, ни то, что мои.
  Я уже больше года живу у вас, восстановилась в универе, сейчас учусь на четвёртом курсе.
  - А, как же ребёнок? Кто с ним сидит, пока ты на занятиях? – прервал Максим длинный диалог Глафиры.
  - Так, мама же! Ну, твоя мама – Надежда Сергеевна. Они с папой решили, что мне обязательно нужно учиться и закончить университет. Поэтому, Надежда Сергеевна, уволилась с машиностроительного завода, и теперь работает по договору. Она сказала, что стажа у неё для пенсии достаточно, и она может поработать и на дому. Её, эти кадры с завода, иностранными статьями из технических журналов завалили. Оказалось, что никто в нашем городе, кроме твоей мамы не переводит технические статьи. А, она может. Вот она и работает теперь по вечерам, когда я дома.
  Ой, Максик, ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть! А, Корней действительно, на тебя похож, вот увидишь сам.
   Именно в этот момент в дверь постучали. Максим сразу понял, что мать, зная всю пред историю их отношений, боялась, как бы он сходу не «нарубил дров», и не поругался с нежданно появившейся в его доме то ли подругой, то ли невестой, то ли просто его хорошей знакомой. Во всяком случае, ничего, кроме досады, увидев Глафиру в своей квартире, он не почувствовал.
  - Ребята, можно к Вам? Корнейка, по маме соскучился, возьми его Глаша, пока я посуду помою, и тебе уже нужно в университет собираться.
 -Да, да, я сейчас!- Глаша взяла сынишку на руки и нежно поцеловала в обе щёки. Потом дождалась, когда Надежда Сергеевна выйдет из комнаты, закроет за собой дверь, и тут же развернула малыша лицом к Максиму:
 - Ну, смотри! Он же точная твоя копия. Я твои фотки в этом возрасте видела,  вы как две капли воды похожи. Это точно твой сын Максим.
  - И, что дальше? Ладно, пусть он мой сын! Я согласен его признать, но ты то мне никто, и звать тебя никак! Я давно забыл про тебя там в армии! Совсем забыл! Поняла? – зло, но не очень громко проговорил Максим, так, чтобы не слышала мать, глядя прямо в глаза молодой  женщине с ребёнком на руках.
  Малыш, до этого спокойно сидевший на руках у матери и что-то говоривший на своём «малышовом языке», неожиданно затих, посмотрел в его сторону, губки у него задрожали, и он разразился таким рёвом, что казалось, его слышали все люди жившие в их квартале.
   Глафира попробовала его успокоить, начала его ласкать, обнимать, говорить, какие-то слова, но Корней не унимался. Максим тоже вскочил  со стула, пытаясь чем-то отвлечь малыша, но он всё равно не успокаивался, до тех пор, пока в их дверь не вошла  его мать, и не взяла его на руки.
  Взяла, и «маленький подлец», тут же успокоился. Мгновенно перестал плакать и заулыбался ей.
  Он улыбался,  а Максим молча, смотрел на него. Он вдруг заметил, что у Корнея с матерью одна улыбка. И, у него самого, была такая же улыбка как у мамы. Его в детстве, так и звали «мамин сын», так он был похож на Надежду Сергеевну. Ну, а Вера, та была вся в папу. Такая же сероглазая, курносая и светловолосая.
  Глафира, ничего  больше не говоря, молча, заправила свою постель, и стала собираться на лекции.
 Ушла, осторожно закрыв за собой дверь, и они остались втроём.
После того, как Глаша ушла, он переоделся в гражданскую одежду, полчаса, наслаждаясь жизнью, просидел в  тёплой ванне, а потом прошёл к матери на кухню, где она готовила кашу для внука, сидевшего на стульчике рядом со сто-лом.
  - Может, ты его покормишь, а? – Надежда Сергеевна помешивая ложкой кашу, повернула голову в сторону сына, заметив, что он стоит напротив мальчика и разглядывает его.
 - Да, ты что мам? Я не смогу, он же такой маленький, ещё разорётся! Нет, давай уж ты сама лучше, а я посмотрю.
- Ну, не совсем он у нас уже и маленький, скоро два года исполнится. Смотри, как он тебе улыбается, может, родственную душу признал, а сынок? – и мать ласково по-смотрела прямо в глаза Максиму.
  – Он же точная твоя копия в детстве. Я, как увидела его, так сразу поняла «он нашей породы» и твой сын, потому и приняла девочку у нас дома. Ну, куда ей было деваться с малышом, если там, в их семье – отец, не человек, а изверг.
  Мы с отцом уже встречались с ним, он сюда приходил, когда Глаша ушла из дома, и сказала, что будет жить у нас.
 Пришёл пьяный, начал разборку, требовал, чтобы дочь вернулась домой, Оказывается его жена, мать Глаши, пригрозила ему, если он не вернёт домой дочь с внуком, она подаст на развод. Отец был как раз дома, он просто выпроводил его из квартиры на лестничную площадку, и вышел вслед за ним. О чём уж они там говорили, не знаю, но больше он к нам не приходил.
 А, Валентина Семёновна, мать Глаши,  приходила, чтобы с внуком повидаться, она у неё замечательная женщина. И сказала, что уже подала на развод, вот такие дела,- мать тяжело вздохнула, сняла кастрюльку с кашей с плиты, и поставила  на столик, чтобы она немного остыла.
  - А, что, мы неправильно поступили с отцом, сынок? Может, нужно было её с ребёнком бросить без средств существования? Ну, написали бы мы тебе про Глашу? Судя по тому, как ты расстроился и убежал от неё в армию, это бы тебе радости не доставило. Вот, мы с Верочкой и решили на семейном совете, что тебе ничего писать не будем, приедешь, и сам разберёшься на месте.
  - Мам-ма, баба, деда, Вера,- выдал вдруг сидящий с игрушками Корней, и опять улыбнулся Максиму.
 - Видишь, он уже чётко слова некоторые произносит, скоро болтать начнёт. Да, так, что не остановишь, как ты? Ты, у нас начал ходить в год, а говорить в год и десять, ну почти, так как Корней, - засмеялась Надежда Сергеевна, ласково глядя на внука, и подвязывая ему фартучек на грудь.
  - Ну, так что? Покормишь? – настойчиво предложила она, держа чашку с кашей и ложкой в руках.
  - Ладно, давай, попробую. Я, ведь Верку несколько раз кормил в детстве, правда, тогда ей уже лет пять было, а мне семь.
  Максим взял у матери чашку с кашей, и специальную ложку:
 - Ну, что малыш, давай кушать будем, - и зачерпнул половину ложечки  каши из чашки.
  Мать зорко наблюдала за ним, готовая сразу придти на помощь, но она не понадобилась, Максим с задачей успешно справился.
   Потом он поиграл с Корнеем в его комнате и, дождавшись, когда мать уложит внука спать, оделся и вышел на улицу.
   Район, где родители  купили квартиру, был ему незнаком.  Когда-то раньше здесь были совхозные поля, и рос подсолнечник, а теперь, за два года, пока его не было, на этом месте вырос современный жилой квартал, со всей инфраструктурой: школой, детским садом, двумя магазинами, которые теперь стали называть - супермаркетами.
   Он дошёл до автобусной остановки, сел на автобус и по-ехал в центр, к университету.
  Да, и вообще, уехал из дома, чтобы всё хорошенько обдумать и быть подальше от глаз мальчишки, который действительно мог быть его сыном.
  Погуляв около родного университета, и посмотрев на счастливые, весёлые лица студентов и студенток, входящих и выходящих из этого здания, Максим принял реше-ние сюда не возвращаться, а продолжить учёбу в педагогическом институте, но уже заочно. А. самому пойти работать, потому что он теперь должен заботиться о «своей семье», нежданно появившейся в его жизни.
  И ещё он понял, что никогда не забывал о Глаше и очень рад, что она живёт рядом с ним. И, ещё - он уже папаша, и у него довольно большой сын, мужик.
   Когда Максим, нагулявшись по городу, вернулся домой, то прямо с порога, его с радостным криком и визгом встретила сестра Вера. Он сразу заметил, что она находится в «положении», а за ней стояла улыбающаяся, в красивом сиреневом платье его подруга, с сыном на руках.
 Сестра сразу завалила его вопросами. Начала  расспрашивать про службу, про то, что он собирается дальше делать, а мать и Глафира, тем временем накрывали на стол, расставляя тарелки вокруг большой семейной супницы. Оказалось, что мама приготовила его любимый украинский борщ и котлеты по-киевски.
  Корнея посадили на свой стульчик, дали печенье и он, радостно глядя на всех взрослых, начал что-то говорить на своём языке, вперемежку со словами: «мама, баба, деда, Вера».
  Надежда Сергеевна угостила всех необычайно вкусной вишнёвой наливкой, которую сама делала уже много лет, и всё ухаживала за сыночком, периодически переводя взгляд то на него, то на Глашу.
  - Я тебя завтра со своим мужем Костей познакомлю. Он в нашем аэропорту работает диспетчером на вышке, руководит самолётами. У него работа сменная, то день, то ночь, но платят вроде хорошо, хотя и работа у них очень ответственная,- похвасталась сестра своим мужем.
 - Завтра он дома будет, и папа вернётся  с вылета, вот тогда и устроим  праздничный вечер, в честь твоего приезда. А, сегодня, это так, тренировка. Правда, Корней? – и она, улыбаясь, посмотрела на своего названного внука.
  Малыш тоже лучезарно улыбнулся ей в ответ, и громко вымолвил:
 - Правда! Завтра!
 Все за столом рассмеялись, и обстановка сразу стала сердечной и домашней.
  Когда через два часа, Максим провожал сестру до такси, уже у самой машины, она остановилась, взяла его за рукав куртки и, глядя в глаза, сказала:
  - Я, знаю брат, тебе трудно сейчас, но ты прости её. Она тебя любит, просто это была молодость. А, сын, он же твоя копия…
  Потом поцеловала его в щёку и сказала:
 - Я очень рада, что ты вернулся. Наконец то я и мама будем спать спокойно. Пока. До завтра, - села на заднее сиденье такси и уехала.
  А, Максим, ещё минут пять стоял, и смотрел вслед давно скрывшейся за углом машины.
   Войдя в квартиру, он некоторое время наблюдал за тем, как мать с Глашей кормили, а потом, с большим удовольствием купали малыша. Тот весело кричал из ванной, забавляясь игрушками, плавающими в воде вокруг него, а Максим сидел на диване в гостиной и смотрел телевизор.
  Потом ребёнок уснул, Надежда Сергеевна пошла в свою комнату, чтобы  заняться переводами, и они остались вдвоём.
   Глаша уложив сына, застелила новое, специально приготовленное к его приезду постельное бельё, приняла душ, переоделась в пижаму и подошла к Максиму, всё так же сидевшему на диване и тупо смотрящему на экран.
   - Пойдём, Максим. Я ждала тебя, и очень рада, что ты вернулся. Пойдём! – она протянула ему руку, заглянула в его глаза, и снова повторила:
 - Пойдём спать, поздно уже.
  И он пошёл за ней, как телок за маткой.
Молодая женщина взяла инициативу в свои руки и, посадив Максима на кровать, начала  нарочито медленно раздевать его.
   Раздела, потом разделась сама, и начала нежно целовать его, всё больше и больше возбуждаясь.
  Максим тоже начал чувствовать какое-то возбуждение в теле, начал потихоньку отвечать на её  поцелуи и ласки, но как они не старались, его главный орган, не возбуждался.
   Так прошёл почти час, и Максим вдруг начал понимать, что его контузия не прошла для него даром, и он теперь просто импотент.
  Однако, сказать об этом лежащей перед ним,   молодой, уже горевшей как огонь женщине,  продолжающей попытки  возбудить его, он просто не мог. Тем, более Глафире, ему просто было стыдно.
  В конце концов, он просто взял её  руки, отстранил  их от своего тела и сказал:
 - Я, наверное, очень устал, перенервничал, прости меня.
На лице молодой женщины, которая уже довела себя «до кондиции», мелькнуло чувство  мимолётной досады, но она тут же взяла себя в руки:
 - Да ты что Макс, родной мой. Это я виновата, совсем не подумала о том, что у тебя давно не было женщины, и тебе нужно просто прийти в себя несколько дней. Прости меня, и давай спать. Я, честно говоря, очень устала.
   Она поцеловала его в щёку, надела пижаму и, отвернувшись от Максима к стенке, тут же заснула.