Одесса, мама и Веснушка

 
 Моя мама категорически не видела во мне актера, не смотря на мою цирковую фамилию. Денег на поездку в Москву, для поступления в одно из театральных училищ она мне не дала. Мы с ней поссорились и даже перестали разговаривать. Мне скоро должно было исполниться 22 года, я чувствовал себя куда как самостоятельным, а кроме того у меня была бабушка, которая любила меня беззаветно. Она-то и достала из своего завязанного платочка сумму, которую я просил на поездку в Москву. 
Там я попробовал поступить в школу-студию МХАТа. После первого отборочного тура, когда я ожидал в коридоре результат, ко мне подошел маленький, но популярный Леонид Харитонов,- сыгравший солдата Ивана Бровкина в одноименном фильме, - и тихим, скромным голосом сказал: «Вы не отчаивайтесь, молодой человек, некоторые актерские способности у вас есть, но вам мешает дефект речи - прикус. Его надо устранить. Я знаю хорошего логопеда и могу дать его адрес».
Устранять я ничего не стал и до сих пор живу с прикусом.  А дальше в Москве было вот что. Во-первых, был июль. Во-вторых, домой из Москвы после позорного провала, подтвердившего правоту моей мамы, я возвращаться не хотел, решил стать матросом и плавать в дальние страны. А, в-третьих, у меня было еще тридцать рублей. Билет на самолет от Москвы до Одессы стоил 25 рублей.
    В Одессе жила Лида Клюева – бывшая любимая ученица моей мамы-учительницы. Она плавала на огромном теплоходе «Петр Великий», флагмане пассажирского Черноморского флота. Когда-то Лида хотела стать учительницей и учила меня, стриженного под «ноль» пацаненка, читать. Потом она уехала жить с Урала в Одессу, писала моей маме письма и приглашала в гости. На пассажирском лайнере она заведовала всей торговлей: сувенирные магазинчики, киоски Союзпечати и прочее. Но, главное, она была любовницей первого помощника капитана корабля - человека, решавшего, в отличие от капитана, не формально, а практически, все житейские вопросы на борту корабля. Посему у Лиды была отдельная большая каюта и возможность пристроить меня матросом.
   Была одна закавыка: после неудачи с поступлением в школу-студию МХАТа у меня в Москве оставалось слишком мало денег, а одесского адреса Лиды я не знал. Звонить домой маме и просить Лидин адрес или, хуже того –денег, было ниже моего достоинства. И я отдался на волю судьбе и приключениям.
    С авиабилетом до Одессы повезло – я купил последний. Из аэропорта до центра города добрался под вечер с двумя рублями и пятьюдесятью копейками в кармане. Киоск справочного бюро еще работал. За справку с меня взяли много, так как я не знал ни даты, ни места рождения Лиды Клюевой. Справочная женщина проявила упорство, но в конце концов развела руками: «Найти можно только через пароходство, а там, в конторе, уже все разошлись домой. Если хочешь, верну деньги. Но если место работы указал правильно, то завтра с утра узнаю адрес. Приходи в половине десятого утра».
   Итак, ночевать негде, есть хочется до невозможности, а в кармане всего шестьдесят пять копеек.  Я брел по одной из центральных улиц Одессы, под кронами огромных каштанов в сгущающихся сумерках. Навстречу мне шел вразвалочку огромный мужик в майке, с рубашкой через плечо, отрывал лапищей с наколкой куски батона и заталкивал в рот. Я почему-то сразу решил, что это грузчик из морского порта возвращается домой с работы. Во рту у меня образовалось много слюны. Я проглотил ее и спросил грузчика, где найти дешевую гостиницу. Он тоже проглотил кусок батона и показал мне дорожку через сквер:
   - Там будет рынок, а сразу за рынком Дом колхозника.
  Конечно, у меня были большие сомнения: хватит ли моих денег, чтобы переночевать. Как ни странно, но места в Доме колхозника, в комнатах на десять человек стоили 60 копеек. Но мест по 60 копеек не было. Толстая хохлушка-администратор с косой, уложенной венком на голове, предложила мне номер за два рубля пятьдесят копеек, но, поняв мое бедственное положение, сказала:
   - Подожди, если кто-нибудь не придет, в половине первого дам тебе место.
  Я устроился на диванчике в холле. Ноги гудели, глаза закрывались. Я из последних сил начал соображать: не пойти ли ночевать на лавочке в скверик за рынком. Но вспомнил, что я в Одессе, вспомнил огромного мужика с наколкой, и как он отрывал куски от батона… «Совсем не факт, что это портовый грузчик», - подумал я и начал закрывать глаза.
     Холл мыла пожилая женщина, неторопливо помахивая шваброй. Я, почти во сне, поднял ноги, давая ей возможность затереть подо мной. Она подала мне на колени мою спортивную сумку, стоявшую рядом с диванчиком… Потом опять потыкала меня сумкой, которая, видимо, валялась передо мной на полу. Я посмотрел на часы и понял, что проспал почти час.
   - Ты откуда, хлопчик? – спросила меня поломойка, которая уже была без швабры.
   - С Урала, там такой маленький городок…
   - В мореходку приехал поступать?
   - Еще не знаю… У меня здесь знакомые, но нет адреса, а справочное только завтра…
   -  Паспорт есть?
   Я вытащил паспорт. Она полистала его, сказала безоговорочно:          
   -  У меня переночуешь, я здесь рядом живу.
   Квартира у нее была рядом с Домом колхозника, в цокольном этаже, но отдельная, две большие комнаты. Меня удивила старинная, хорошая мебель, большая люстра, картины на стенах. Но совсем удивило то, что она попросила меня подвинуть большой стол в прихожей к массивной входной двери, уже закрытой не только на ключ, но еще на две или даже три задвижки.   Уловив мой настороженный взгляд, она сказала с усмешкой:
  - Не бойся, в психушке я не лежала, хотя было от чего…  Первый муж у меня свою торговлю имел, квартиру на Дерибасовской. Летом мы на Фонтаны выезжали. А возвращались в пустую квартиру… Два раза нас «под метелку» грабили! Знаешь, что это? Такой воровской шик тогда в Одессе был: вывозили из квартир абсолютно все, пол подметали, и веничек посреди комнаты оставляли.
   Она напоила меня чаем с вареньем и ватрушками. Утром, с некоторым сомнением, выделила пять рублей взаймы, а я оставил у нее свою сумку с грязными рубашками. В справочном мне дали адрес Лиды Клюевой, но это оказалось не место ее жительства, а место Одесской прописки. Впрочем, женщина, у которой Лида была прописана, оказалась ее родственницей. Она сказала, что Лида сейчас в рейсе на теплоходе, вернется через неделю, но подробно рассказала мне, как добраться до ее родителей в Крыжановке под Одессой.
   Автобус до Крыжановки шел минут тридцать. Последние километры мы ехали по грунтовой дороге в тучах пыли – стояла жара. Я вышел у небольшого деревенского кладбища над морем и вскоре нашел по указанному адресу приземистый большой дом, где жили Клюевы. Открыл калитку. Во дворе женщина развешивала на веревке белье. Что-то екнуло у меня внутри: женщина повернулась, ахнула, бросила на землю тазик и кинулась ко мне. Это была моя мама.
    Никто из нас никого ни о чем не расспрашивал, никто не извинялся, не прощал. Просто мы слились в единое целое, мама и сын, как это было двадцать два года назад, когда оставалось еще несколько дней до моего появления на свет. Суетились и ахали Клюевы, папа и мама Лиды, которые не видели меня лет десять.   
    До возвращения Лиды из рейса, мы с мамой загорали на городском пляже в Лузановке. Родители Лиды дали мне какой-то заграничный Лидин крем для загара. За несколько дней я, белокожий, рыжий парнишка, покрылся небывалым для меня загаром и чувствовал себя неотразимым красавцем. Потом появилась Лида, взяла меня в очередной рейс: Одесса - Батуми – Одесса. На двенадцать дней, во время которых я должен был отметить свое двадцати двухлетие.  Рейс был круизный, то есть длился дольше обычного. В больших портах: Севастополь, Ялта, Сочи, Сухуми, Батуми - «Петр Великий» стоял с утра до ночи, а иногда и по два дня, группы туристов на автобусах возили по разным достопримечательным местам, а ночью теплоход плыл до следующего порта.
     У Лиды была большая четырехместная каюта, в которой она обычно жила одна. На время летних круизных рейсов ее уплотняли кем-нибудь из дополнительной обслуги, но исключительно по ее желанию. Я плыл без билета, весьма дорогого, то есть на халяву. Лида спросила: переселить ли из ее каюты девушку-посудомойку, но я благосклонно разрешил оставить ее.
  Девушка была скромна, отменно хороша фигурой, загорелая до черноты, с выгоревшими белесыми ресницами и милыми темными лепешечками веснушек, проступавшими сквозь черноту загара на лице и плечах. Звали ее Галя. Она рассказала, что родом из Судака, учится в Симферопольском техникуме виноградарства и виноделия, а летом подрабатывает то на виноградниках под жгучим солнцем, то на пассажирских судах в духоте посудомоечного пара.               
  Галя была одновременно и стеснительной, и весьма раскованной. Работала она в ресторане то с шести утра до двух часов дня, то с шести вечера до двух часов ночи. Когда я пригласил ее в бар поесть мороженого с шампанским (мама на день рождения и по случаю нечаянной радостной встречи выделила мне в поездку вполне приличную сумму) Галя испытующе посмотрела мне в глаза, – вот-вот откажет, - потом неожиданно весело сказала:
 - Коньяку пить не буду! – и согласилась.
   Когда после бара мы остановились на вечерней палубе, у поручней, она позволила приобнять себя, убедившись, что никто не видит. Тело у нее было горячее и упругое. Но решительно не захотела целоваться: молча уперлась своими сильными руками в мою грудь и смотрела темными глазами мне в глаза почти угрожающе. 
    Но самым большим испытанием для моего молодого бездельного организма было ночное возвращение Гали с работы. Я томительно ждал этого момента в своей постели, особенно когда Лида не ночевала в каюте, уходя к своему старпому. Койки зашторивались шелковыми зелеными шторками. В каюте работал кондиционер, но работал плохо. И спать было довольно жарко. Поэтому шторки обычно не зашторивали. Галя сразу проходила в душ, там долго плескалась под прохладной водой. Потом выходила с полотенцем на голове совершенно голая, косилась на мою кровать, но я ловко маскировался спящим.
   И вот однажды, только она улеглась, я выскользнул из своей кровати, подошел и запустил руку между шторок, сразу наткнувшись на ее прохладное и одновременно теплое тело. Она, казалось, была готова к такому повороту событий, не вскрикнула, даже не пошевелилась. Голос ее прозвучал так жалобно, так искренне, что все напряжение моего организма сразу исчезло:
  - Не надо… пожалуйста… Я же, как выжатая тряпка, тебе самому будет неприятно…         
   Она чуть не плакала, когда жаловалась, что очень устает в посудомоечной, уже с тела спала, и хотела бы работать официанткой, некоторый опыт у нее есть, да разве ж туда пробьешься!
   В тот же день я поговорил с Лидой о проблемах нашей сожительницы по каюте. Лида, с улыбкой (она, конечно же, заметила  наши невинные отношения с Галей)  сказала, что никакой проблемы нет: официанткой, так официанткой.
   Уже через два дня, после соответствующих испытаний, Галя работала в зале ресторана в униформе официантки.  Я впервые видел, как ее выгоревшие брови и реснички почернели, глаза стали больше, каблуки босоножек сделали ее еще стройней. Она выглядела настоящей красивой женщиной, хотя и совсем молоденькой.  Я понаблюдал за ней, стоя у дверей ресторана, и вот что заметил: другие официантки, среди которых были фигуристые и красивые, посматривали на Галю как-то недружелюбно. Одна даже явно не посторонилась, когда они встретились в проходе между столами. Я успокоил себя тем, что это естественная реакция на появление новенькой и не очень опытной официантки, что они быстро притрутся, учитывая дружелюбный Галин характер. Но вскоре я был вовлечен в события, которые показали мое полное непонимание специфики работы официанток и прочей обслуги на круизном лайнере.
   День рождения у меня пришелся на вторые сутки стоянки «Петра Великого» в Батуми, когда судно уже готовилось в обратный путь, в Одессу. Вечером в музыкальном салоне и двух судовых ресторанах должен был состояться традиционный «капитанский ужин» для пассажиров. К нему активно готовилась вся команда.
    Лида устроила мне день рождения во время обеда в каюте старпома. Это была не каюта, а целые апартаменты: спальня и большой салон с огромным овальным столом.  Стол был накрыт роскошно. Посредине его в большой цветной фарфоровой вазе стояли цветы – целая клумба. Среди закусок были и черная икра, и ломти белой копченой рыбы, которую я очень уважал.
   За стол нас село пятеро: крупный, веселый и громкоголосый старпом Иван Никифорович, мягкая улыбающаяся Лида в полупрозрачном легком платье, сквозь которое хорошо было видно красивое белье, молодой красавчик - помощник старшего помощника, и совсем испуганная Галя в ярком ситцевом платье. Обслуживал бармен с белой бабочкой нас шее. Иван Никифорович произнес поздравительный тост, польстив Лиде, что у нее замечательный «племянник», талантливый актер, то есть я. Мне был подарен театральный бинокль. Из всего этого я сделал вывод, что Лида сделала меня не только своим «племянником», но и успешно «зачислила в школу-студию МХАТ».
   Потом старпом стремительно съел персональную супницу горячей солянки и откланялся – дел у него в этот день было слишком много. А мы сидели еще  часа  два, ели разные деликатесы, а бармен предлагал из распахнутого старинного шкафа- бара, стоявшего в салоне, спиртные напитки на любой вкус. Все было бы прекрасно, если бы помощник старпома не оказывал слишком явных знаков внимания Гале. Я видел, что она буквально каменела, когда помощник Ивана Никифоровича демонстративно отстранив услужливого бармена, наливал ей что-нибудь в фужер и непременно клал на ее загорелое плечо руку. Галя все время говорила, что ей скоро на работу и пить нельзя, на что помощник старпома развязно говорил:
  - Я даю тебе на сегодня отгул!
  Но Галя все равно начала лихорадочно извиняться и вышла из каюты. Я выскочил за ней. Она, чуть не бегом, улепетывала по палубе. Я догнал ее уже на спуске на нижнюю палубу, остановил, приобнял. Она дрожала.
  - Что с тобой?
  - Ты не знаешь, что это за развратник! Он такие безобразия устраивает ночью в бассейне! Человек по десять голышом! Не поймешь, кто с кем!.. Они же спят с ним вместе!
  Я слегка потряс Галю, потому что глаза у нее были почти безумные:
   - Кто с кем спит?
   - Этот помощник со своим начальником старпомом!.. Нам электрик в посудомойке рассказывал, он сам видел, как они целуются.
  Я почему-то сразу поверил Гале и был сражен наповал:
  - А как же Лида!?
  - Да не знаю я!.. Ничего у них не поймешь!
   Вечером я бродил по палубам теплохода, погруженный в противоречивые раздумья. То мне не давала покоя мысль о странной роли Лиды в странной семейной жизни Ивана Никифоровича, то я думал, почему Галя так боится  помощника старшего помощника, если он гей.
    На следующий день я зашел в ресторан вечером, заказал кофе и стакан сока - денег у меня оставалось немного. Правда Лида с самого начала нашего путешествия сделала широкий жест и предупредила, что будет кормить меня в каюте и свои деньги я могу тратить без оглядки. 
    Посетителей в ресторане было мало. Но рядом со мной, сдвинув два стола, сидела компания грузин. Их обслуживала Галя. Мы с ней время от времени переглядывались, улыбались друг другу или обменивались короткими репликами. Мне было приятно, что к Гале вернулось хорошее настроение. Меня обслуживала высокая красотка, капитально накрашенная, с длинными, висящими, как у папуасов, серьгами в ушах.  Скорее всего, и на пальцах у нее было бы по кольцу, но я знал от Гали, что официанткам работать с кольцами на руках, кроме обручального, не разрешали. Вдруг моя официантка, с ухмылкой поставила передо мной графинчик с красным вином:
   - «Мукузани», - сказала она манерно. - Говорят, вы его любите.
   - Кто сказал? – остановил я ее.
   - Да так, от соседнего стола. Вам за него платить не надо.
   Я оглянулся на веселых, раскованных грузин, которые не обращали на меня ни малейшего внимания, и в следующее мгновение понял, что это меня угощает Галя.
 Сухое красное «Мукузани», в самом деле, нравилось мне, и я говорил об этом Гале. Вино я не торопливо выпил. Галя в зале не показывалась. Я попросил счет, краем глаза посмотрел, что «Мукузани» в нем, действительно, нет, положил на счет деньги, и вышел на палубу.
   Там было хорошо. Дневная жара спала, лицо обдувал свежий морской бриз. Вдоль борта теплохода играючи бежала морская волна, серебрилась под луной, немного пенилась и завораживала взгляд. Я стоял у поручней и думал, что идет уже двадцать третий год моей жизни. Что делать дальше?  Лида пообещала, что устроит меня на «Петра Великого» матросом у трапа, - работа не пыльная, хотя мало оплачиваемая.  В декабре «Петр Великий» отправляется в круиз на Кубу и Ямайку. Чтобы получить допуск на заграничное плавание, надо проработать на судне не меньше года, но Лида заверила, что старпом все утрясет… Дело было в другом: умом я понимал, что морская романтика может увести мою жизнь совсем не туда, куда бы я хотел. Да и мама будет очень огорчаться.
   Тут за моей спиной раздались возбужденные голоса:
   - Вот он!
   Ко мне подошли, обслуживавшая меня официантка и мужик в белой рубашке с галстуком, который представился администратором ресторана.
   - Молодой человек, вы ужинали сейчас в ресторане? – вежливо спросил он. – А вам известно, что за ужин надо платить? Пройдемте, пожалуйста!
   Естественно, что я не сопротивлялся, недоумевал и был уверен: сейчас все быстро выяснится. Но уже минут через пять объяснений и препирательств понял, что ситуация весьма сложная и неприятная. Куда делись, оставленные мною деньги? Кто может подтвердить, что я их оставлял?  Я крутил вокруг головой: может быть кто-то взял мои деньги, пока не подошла официантка? Но посетителей в ресторане было совсем мало, рядом была только грузинская компания. Мне казалось невероятным, чтобы грузины могли взять мои деньги – смешную по своей малости сумму.  Мы сели за стол. Я тыкал пальцем, показывая, куда и сколько положил денег, официантка показывала счет, в котором стояла прежняя небольшая сумма, и что-то нашептывала администратору.
   - Вы пили вино? - пододвинул ко мне администратор пустой графинчик.
   Я смешался. Официантка нагло усмехалась. И тут к нам подошла Галя, стала взволнованно объяснять, что мы знакомы, и она угостила меня вином.
    Администратор долго обдумывал услышанное, не спуская с Гали угрюмого взгляда. Я видел, что Галя очень разволновалась:
  - Я оплатила, можете проверить в буфете…
     И тут произошло то, к чему я так и не мог привыкнуть на протяжении своей долгой жизни:
   - Это она взяла деньги! – вдруг убежденно сказала моя официантка с папуасскими серьгами, и ткнула пальцем в Галю. Та замерла, из глаз ее хлынули слезы, она резко повернулась и выбежала из ресторана.
  Администратор занервничал, забарабанил пальцами по столу и сказал торжествующей официантке:
   - Дай ему (то есть мне) бумагу и ручку. Оба пишите объяснения. Будем разбираться.
   Мне дали лист из ресторанного меню, чистый с одной стороны, и я начал писать. Официантка замерла с ручкой в руке, собираясь с мыслями. В этот момент к столу подошел немолодой грузин с соседнего стола, сказал с характерными для грузин колоритом и жестами:
  -  Я видел деньги на столе. Не знаю сколько, не считал. Куда делись – не видел. - Он вытащил бумажник, положил на стол сотню. - Человек мало кушал -  этого хватит?.. Зачем другим аппетит портить?
   Администратор засуетился:
  - Забери свои деньги, дорогой! Дело не в деньгах…
  В этот момент случилось нечто для меня не объяснимое. Официантка вскочила, глаза ее буквально полезли из орбит. Администратор осекся и замер с открытым ртом. Я проследил за его взглядом: к нашему столу, спортивной походкой, в белой рубашке с короткими рукавами, с обаятельной улыбкой шел красавчик помощник старшего помощника.
  Куда делись все участники скандала, я не успел заметить. Помощник усадил за свой стол грузина, что-то сказал грузинской кампании по-грузински, и та от души засмеялась. Потом помощник приобнял меня:
  - Извини, ну бывает! Бывает! Коллектив большой, люди разные! Садись, что тебе заказать?  Или в каюту принести? 
   
   На следующий день была неприятная сцена. Утром теплоход делал швартовый маневр в порту Сочи. Мы с Лидой и Галей стояли недалеко от повисшего у борта трапа, чтобы сходить ненадолго в город. К нам подошла уже бывшая официантка с папуасскими серьгами, с двумя большими сумками. Ее уволили по статье и списали на берег. На сей раз, на ее пальцах было несколько золотых колец. Она приблизила перекошенное от злости лицо к Гале, так, что та отшатнулась:
   - Ты, сука, меня запомнишь! Я тебя закопаю!
 
     Дальше, почти до самой Одессы, я плыл спокойно, потому что денег у меня  осталось совсем мало.  Я подолгу   играл в волейбол под большой, натянутой над спортивной палубой сеткой, познакомился там с ребятами, студентами автодорожного института из Москвы, такими же безденежными, как я. Впрочем, по бутылке пива вечером в баре на верхней палубе, где бывали танцы, мы могли себе позволить.
    Галю перевели работать в другой ресторан теплохода, а кроме того она еще подрабатывала в ночном баре и была очень довольна. Я редко видел ее. У нас с ней установились совершенно не амурные, но теплые дружеские отношения. Иногда, встретившись случайно на палубе, мы с ней не целовались, а чмокались в губки, вполне довольные друг другом. Один из моих новых знакомых студентов положил глаз на Галю и, заметив, что у нас с ней «какие-то родственные отношения», попросил меня познакомить его с нею. Я с легкостью обещал протеже, но неожиданно узнал от Гали, что у нее появились «серьезные намерения» к одному из пассажиров. Я был удивлен.
    Но еще больше удивился, когда она очень откровенно рассказала мне, почти, как родственнику, о своих жизненных планах, и попросила содействия в их осуществлении.  Оказывается, на теплоход работать посудомойкой она пошла совсем не ради приработка. Ее планы были более амбициозные, и в то же время гораздо более простые, естественные, женские. Пять лет назад ее двоюродная сестра так же пошла летом работать на «Петра Великого», когда он совершал круизные рейсы по Черному морю. Познакомилась на теплоходе с молодым вдовцом-архитектором из города Киева. Сейчас у нее прекрасная семья, большая квартира, скоро она родит второго ребенка, а пока у нее девочка от первого брака.   
   - И кого же ты присмотрела? – улыбался я ее простодушию.
    А у самого почему-то саднило в душе. «Да, ей надо устраивать свою жизнь, она со своим юным, но верным женским чутьем, понимает, что мы с ней случайные знакомые, и никаких перспектив у наших отношений нет. Приятно, конечно, что она так доверяет мне. Значит, не такой уж я плохой человек!» 
    Галя рассказала, что, как только она начала работать официанткой, с ней познакомился молодой мужчина. Он из туристической группы санатория нефтяников, который под Одессой, но как бы сам по себе. Живет один в каюте «люкс», на экскурсии не ездит, потому что хромает. Но не сильно. Он из Сургута, попал в аварию, ему делали операцию в Москве, а сейчас он уже больше месяца лечится в санатории. Он ей нравится, но не потому, что богатый, а потому, что держится просто, правильно смотрит на жизнь, выпивает мало. Очень хорошо рассказывает о своей семье, показывал ей фотографии. Его сыну семь лет.
   - Тебе-то какой интерес? – не выдержал я.- Хочешь увести его от семьи?
   - Да ты что!? – обиделась она. - Ты так обо мне думаешь?.. Он сказал, что подал на развод и просит помочь купить ему дом в Крыму, недалеко от моря…
   - Задачка! – удивился я. – Так ты его интересуешь, как помощница в покупке дома или как-то еще?
   Она призадумалась. Я видел, что ее обуревают противоречивые чувства. Наконец, она решилась и почти взмолилась:
   - Помоги мне! Я вижу, что нравлюсь ему, я же не маленькая! В каюту к себе приглашал. Я отказалась… и он, знаешь, руку мне целовал, сказал, что мог бы в такую, как я, влюбиться…
   - А почему он разводится?
   - Так, в этом-то и все дело!  О жене он ни одного плохого слова не сказал, даже наоборот!  И на фотографии они все трое такие счастливые! Ну, не могу же я сама его расспрашивать!.. А вдруг он все придумал, чтобы я к нему в каюту пошла!
  Ситуация начала меня забавлять: и хочется, и колется, и мамка не велит…
   - Галь,- стал я подначивать,- Я, конечно, не могу знать, врет тебе этот нефтяник, или нет. Может, правда, разводится… Если он тебе предложение сделает, ты за него замуж пойдешь?
    - Пойду, - не думая ни секунды, сказала она.
     Я рассмеялся:
    - Как у вас, женщин, головы устроены?.. А ты не забыла, как я после душа тебя гладил?
    - Не забыла. Поэтому я так хорошо к тебе и отношусь. Может быть, ты даже самый лучший человек на этом теплоходе…
    - Ну, спасибо! Ну, уважила! – не на шутку обиделся я. – Так чего тебе надо от меня?
    - Он сейчас каждый вечер сидит в ресторане. Ты подсядь к нему…  Ну, и поговорите. Тебе проще… Он разговорчивый.  Но только очень прошу: ты так поговори, чтобы он не подумал, что я навязываюсь… Он мне нравится, но, честное слово, я не навязываюсь! Хочу продолжить знакомство, а там уж, как получится. Я вам принесу французского коньяка за свой счет. Он пьет мало, но хороший коньяк любит, «Хеннесси».
   Я обиделся пуще прежнего:
   - Значит, в разведку меня посылаешь? Узнать: правда ли он с женой разводится? Или обмануть тебя хочет?  И коньяк за твой счет?
  Она уловила, что задела мое самолюбие:
  - Я же тебя прошу! Очень прошу! Ну что тут обидного, если у тебя нет денег?! А он в Одессе сойдет, и я больше его никогда не увижу! Его Сергей зовут…
   В глазах у нее закипали слезы. Я понял, что женскую логику мне никогда не понять, и согласился помочь ей, хотя совершенно не был уверен, что «операция» пройдет успешно.
   А прошла она удивительно легко, не потребовав от меня практически никаких усилий, но завершилась, как мне казалось, полным провалом для Гали. Правда, это были лишь мои предположения.
   Когда я вошел в полупустой ресторан и направился через весь зал к указанному мне столу, за которым сидел нефтяник Сергей, то сразу почувствовал фальшивость ситуации. Единственный возможный довод, почему я хочу сесть именно здесь, было уютное расположение стола в углу ресторана, под развесистым зеленым лимоном в бочке. Только я попросил разрешения у Сергея сесть за его стол, как он широким жестом отодвинул для меня стул и подал руку:
   - Сергей! – Я не успел открыть рот, как он с широкой улыбкой добавил: - Если я не ослышался, тебя зовут Анатолий?
   Я слегка напрягся, но подтвердил свое имя, соображая, что Галя рассказала ему обо мне, раскрыв мое инкогнито, но меня об этом почему-то не предупредила. И тут же решил, что это к лучшему: разыгрывать случайное знакомство, подводить разговор к нужной для Гали щекотливой теме мне было не по душе. Сергей был лет на десять старше меня, держался уверенно, говорил дружелюбно и сразу вызвал симпатию.  Я его видел впервые, но быстро почувствовал, что он привык командовать людьми, и делает это умело, без малейшего высокомерия, естественно и энергично, потому что хорошо знает свое дело, люди ему верят и, видимо, подчиняются с удовольствием.
   Быстро выяснилось, что Галя ему обо мне ничего не рассказывала, но он видел нас с ней и даже расслышал, как меня зовут.
  - Какие у вас с Галей отношения? – с улыбкой спросил он, открыто и внимательно разглядывая меня. - На брата и сестру вы не похожи…
  - Мы живем в одной каюте, потому и познакомились, - сказал я, не успев подумать, что это звучит весьма странно.
  - Вот как!? – Он налил мне из графинчика. – Коньяк со мной выпьешь?
  - Выпью…  Я пришел сюда по просьбе Гали…
  И я, не очень подробно и не очень складно, рассказал ему всю историю знакомства с Галей. Изложил, стараясь подбирать правильные слова, просьбу Гали выяснить истинное семейное положение Сергея, но не для того, чтобы он подумал, будто она хочет женить его на себе…
Я был эмоционален, говорил много, перестав замечать окружающее. Сергей слушал меня внимательно, ничего не говорил, незаметно подставил мне тарелку, что-то положил на нее, раза два подливал в пузатые фужеры по капельке коньяка. Был серьезен, смотрел мне прямо в глаза. И вдруг расхохотался от души, до слез. Я от неожиданности опешил, откинулся на спинку стула и не сразу пришел в себя.
  - Пойдем ко мне в каюту,- пригласил Сергей и окликнул официанта. Подошла пышногрудая, любезная хохлушка.
  -  Где Галя? – спросил Сергей.
  - Живот у нее схватило! – играя голосом и выражением лица, сказала официантка. - Не в том смысле, что живот,- со значением подчеркнула жестом хохлушка, - а просто понос… Что вы желаете?
  Сергей взял с собой бутылку «Хеннесси», пакет с фруктами, и мы пошли в его «люкс». 
     Каюта была похожа на апартаменты старпома, только салон поменьше, да мебель скромнее. По внутреннему телефону, через коммутатор я позвонил из каюты помощнику старпома, попросил его передать Лиде, что я там-то и там-то, чтобы она меня не теряла.
       Мы потихоньку попивали коньяк, я рассказал кое-что о своей жизни, в частности о том, как я с шестьюдесятью пятью копейками оказался в Одессе и встретил в Крыжановке маму. А Сергей, понимая, что я должен выполнить Галино «оперативное задание», весьма откровенно рассказал о своей, можно сказать, трагической ситуации.
  Перед новым годом, на одном из участков Сургутского нефтяного месторождения, где начальником был Сергей, по его инициативе стали бурить новую скважину по новой, зимней, технологии. Хотя в большие морозы бурение скважин обычно не ведут, тут решили опробовать новые соединительные муфты для буровых штанг. Он работал, как рядовой бурильщик, чтобы проверить новые соединительные муфты и новую технологию, авторов которой был сам. Кроме всего прочего, речь шла об оформлении его изобретения и крупном вознаграждении, возможно даже, о Государственной премии.  Морозы были необычно сильные для Сургутских мест, ниже пятидесяти градусов. Ключи для наворачивания соединительных муфт работали плохо. Специальная смазка, рассчитанная на низкие температуры, сильно загустевала. Сергею советовали дождаться потепления, но ему очень хотелось получить результат до Нового года – сделать всем, и себе в том числе, новогодний «подарок». И вот во время замены бура соединительная муфта не завернулась, как положено, штанга с буром стала падать в скважину, а это означало значительную задержку в работе, и Сергей, стоявший рядом, обхватил штангу руками и ногами, задержал ее падение. Бурильщики кинулись заново наворачивать соединительную муфту, и тут просела верхняя штанга, ударила по той, которую удерживал из последних сил Сергей. Тяжелая металлическая дура заскользила у него между рук и ног, уходя вниз. Он пытался удержать падение штанги до последнего мгновения, и соединительная муфта на конце штанги разорвала на нем робу, теплое белье,  вены на ногах и все, что было между ног.
Пять месяцев Сергей пролежал в клинике в Москве, ему сделали несколько операций, отправили долечиваться в санаторий под Одессой. Жена ухаживала за ним в московской клинике. И вот парадокс: пока оставалась угроза тяжелой инвалидности, отношения с женой у них были сердечные, они жили одной жизнью, одними целями, строили планы. А когда угроза прошла, Сергей встал на ноги и уже был уверен, что рано или поздно вернется к любимой работе,  начались семейные раздоры и ссоры.  У Сергея развилась тяжелая депрессия на почве того, что он не мог выполнять супружеские обязанности из-за повреждения полового органа. Его уверяли, что через несколько месяцев, после общего укрепления организма, ему сделают еще одну операцию на венах ног. После этого ему попробуют сделать такое мужское достоинство, что любовницы будут в очередь выстраиваться.
Жена успокаивала его, как могла, а в него будто бес вселился: ему все время казалось, что на него она смотрит как-то не так, целует не так, и обнимает не так. И он оскорбил и обидел ее.  Она уехала к родителям. Сергей одумался не скоро, стал звонить ее родителям. Телефонную трубку взял сын, радостно рассказал, как он готовится к школе, что ему купила мама, бабушка с дедушкой и дядя Вова. Что за дядя Вова? И Сергей узнал, что дядя Вова мамин друг, учился с ней в школе, и сейчас они живут все вместе.
   Так и появилось заявление о разводе, а потом мысль купить дом на берегу моря в Крыму.
   Всю эту исповедь, с рассказами об учебе в институте нефти имени Губкина в Москве, о верных друзьях, которые помогают ему сейчас «поставить мозги на место», Сергей рассказывал мне почти до утра. Большую бутылку «Хеннесси», мы почти допили.
   - А зачем ты ее в каюту хотел завлечь? – ревниво и пьяно спросил я. – У тебя же это… самое…
   - Это у тебя «это самое»! – рассмеялся Сергей. – Стоит, наверное, круглые сутки. А мне, понимаешь, элементарно женщину обнять, тело ее теплое почувствовать!  Понравилась она мне… Особенно ее веснушки на плечах. Я хотел ей сказать, что не могу претендовать на физическую близость, да не успел…  Как замечательно она меня отшила!  Хорошая жена кому-то будет… Может тебе?
  - Не-а, - убежденно сказал я. - Скорее тебе…
  Сергей потрепал меня за плечо:
- Такой я ей не нужен… Иди-ка ты спать, дорогой! – Он аппетитно зевнул.

      В каюте я старался тихо раздеться, хотя координация у меня была  нарушена. Подошел к кровати Гали. Сквозь раздвинутые шторки увидел ее руку, лежащую поверх белой простыни. Рассудок мой работал, и я был уверен, что она не спит. Значит, боится услышать от меня что-то неприятное для себя.  «Ну, и правильно! - решил я.- Мне тоже не хочется ничего ей рассказывать!»  И я поспешил в свою кровать.   
   Проснулся я только перед обедом. После обеда играл со студентами-дорожниками в волейбол, купался в бассейне. Вечером мы с ребятами сидели в открытом баре на палубе за бутылкой пива. Утром «Петр Великий» должен был ошвартоваться в Одесском порту.
     На палубе у бассейна была «прощальная гастроль».  Играл оркестр. Худая певичка с неплохим голосом, в облегающем платье из зеленой русалочьей чешуи пела чувствительные песни о любви. Было много танцующих пар. И вдруг я увидел то, чего никак не ожидал увидеть: Сергей и Галя танцевали медленное танго. Как мне показалось, очень чувственно, тесно прижавшись друг к другу. Она была в настоящем вечернем длинном платье с тонкими бретельками на плечах, которое я ни разу на ней не видел. Хромоты Сергея совершенно не было заметно.
   В каюте я спал один. Точнее не спал. Во-первых, потому, что проснулся накануне поздно. А во-вторых, и, наверное, это было главным, мне очень хотелось дождаться, когда придет Галя. Не дождался. Под утро заснул.
   Лида едва разбудила меня. Сказала, что уже подан трап, что уже сходят пассажиры, а на пирсе меня встречает мама.
 
    Ни Галю, ни Сергея я больше никогда не видел. И, конечно, к лучшему.  Вечером, в Крыжановке, когда мы закончили праздничный ужин, на котором меня снова поздравляли с днем рождения, Лида, словно освобождаясь от мучительного терпения, сказала:
    - А сейчас я вам расскажу, что произошло во время нашего с Толиком круиза.
    Я насторожился. А услышали мы совсем не то, что я ожидал.
    Оказывается, ночью, перед приходом «Петра Великого» в Одессу, Нефтяника и Веснушку (такие клички были в воровском мире у Сергея и Гали) взяли с поличным, когда они грабили каюту «люкс», рядом с каютой Нефтяника, где ехала молодая супружеская пара. Пассажиров в каюте не было - они сидели в ночном баре. Я несколько раз видел эту супружескую пару в музыкальном салоне круизного лайнера. Жену, блиставшую бриллиантами, мой мужской глаз невольно выделял среди других красивых женщин.
   Старпом Иван Никифорович рассказал Лиде подробности допроса Нефтяника и Веснушки. У следователя уже были неопровержимые доказательства, что парочка гастролеров-круизеров ограбила ювелирный магазин в Батуми, где «Петр Великий» стоял двое суток, а в Ялте, посреди дня, во время обеденного перерыва, дерзко почистила богатый ломбард, оглушив при этом оценщика. Возможно, Нефтяник и Веснушка совершили во время круиза еще какие-то преступления. Предполагаю, что и мое знакомство с нефтяником, его очень правдоподобный рассказ о своей семейной трагедии за бутылкой отличного коньяка «Хеннеси» были прикрытием какого-то хищения на теплоходе. 
    Лида до последнего дня ничего не знала о своей соседке по каюте, которую приютила, потому что та ей, как и мне, по-человечески нравилась.
    Когда мы приплыли в Одессу и поехали с мамой покупать продукты на праздничный ужин, Лиду вызывали на теплоход. В ее каюте, в матрасе Гали, нашли мешочек с большим количеством ювелирных изделий. При изъятии присутствовала и Галя. Лида рассказала, что Галя-Веснушка была в дорогом вечернем платье, с бриллиантовыми сережками в ушах, выглядела светской красавицей. Вела себя спокойно, ни от чего не отказывалась. А перед тем, как ее увели, попросила у Лиды прощения, а мне передала привет.

               
    Шли годы. Я иногда вспоминал прохладное тепло Галиного тела, ее темные веснушки на загорелых плечах, веселые чистые глаза, вспоминал искренний  рассказ нефтяника Сергея, которому я совершенно поверил, и впадал в глубокую задумчивость. Ведь тогда, на теплоходе «Петр Великий», я познакомился с обычными, приятными для меня Галей и Сергеем. И вдруг они оказались ворами Веснушкой и Нефтяником - людьми из какого-то параллельного, неведомого мне мира. И этот мир живет в головах людей, внешне таких же, как я, но совсем других… Или не других?..
    И я бесплодно размышлял о непостижимости того, как в человеке может уживаться, казалось бы, несовместимое: божественное и дьявольское. Будто смотришь на звездное небо и пугаешься: «Как это? Там, за Млечным путем, в безднах вселенной, все новые и новые галактики!?  И нет им конца?»       
   
               
                ***
 
          В жизни каждого человека, хотя бы изредка, происходят «приключения»,
которые в кино или книге выглядят совершенно неправдоподобно, надуманно. Но в жизни-то они происходят реально! Как говорится, ни убавить, ни прибавить. И это не чудеса. Это какая-то закономерная фантасмагория человеческих отношений.
       Самая изощренная человеческая фантазия не способна придумать, то, что регулярно и буднично, в разных концах Земли, например, в Индии или Мозамбике, происходит с людьми на самом деле!   Правда, не со всеми и не всегда заметно для других. А самые невероятные истории и приключения происходят внутри человека, в его сознании, и чаще всего остаются там навсегда, не замеченные никем.