НаВаршавский экспресс

    Эта история – чистая правда.
    Она случилась в те времена, когда СССР уже не был Союзом, но ещё не стал крепкой Россией. Этакое межсезонье: кто во что горазд, тот того и убивал. Тогда тушу почти убитого русского медведя делили жадно, открыто и под звон бокалов дирижёра.
    Славное было время: добрый беспредел без обязательств.
    Поэтому, видимо, и смогло произойти то, о чём рассказывается ниже...

    Сочное летнее утро. Ничего не предвещало ничего. Чай на плите постанывал, пыхтя в закипательном экстазе. По радио истерично кричали о пользе каких-то кирпичных мазей для забитого кишечника. А голубь Борька – было дело, мы так назвали прилетающего к нам белого голубя – выстукивал клювом по железному отливу окна, поедая утреннее подношение овса с золотистым пшеном. Братишка умывался в ванной, шумела вода, а я сидел на кухне и смотрел в окно, созерцая тихо спящий дворик. Суббота. Никому вставать не охота.
    Времени часы отстукивали ещё только четверть восьмого, а на вокзал встречать маму, возвращавшуюся из Белоруссии, надо ехать к десяти часам. Спешить некуда.
    Мы и не спешили.
   
    Размеренный завтрак, пустая болтовня, кофе-чай и неспешные утренние моционы: начищенные зубы, выставленные башмаки в прихожей и вялое возлежание на диване с просмотром телевизора для убивания времени. Выходить нам минут через двадцать. Там полчаса до метро, полчаса на метро – и мы будем на месте.
    Ехать надо на Витебский вокзал. Маршрут избитый и проверенный. Всю свою сознательную жизнь поезда из Белоруссии мы встречали там, туда же на них самих и приезжали.

    Время тянулось...
    И притянулось к тому моменту, когда уже можно выходить. Вот, вроде, и пора. Собираемся.
    И тут раздаётся телефонный звонок. Не было ещё тогда сотовых телефонов у всех: они только входил в нашу жизнь. Поэтому повезло, что кто-то звонивший успел застать нас ещё дома.
    Каково же было моё удивление, когда в трубке прозвучал мамин голос:
    – Вы где? Я уже полчаса стою, – почти обиженно сказала она. – Вещей много... Мне не отойти. Это хорошо, что женщина дала позвонить с трубки, а то я и не знала бы, что делать!
    Я, мягко говоря, удивился...
    – Как стоишь? Где? У тебя же поезд прибывает к десяти часам! Ты же ехать ещё должна... –  растерянно затупил в своих вопросах. – Мы вот только собираемся выходить...
    – Да раньше поезд пришёл! На Варшавский вокзал...
    – На Витебский? – переспросил. – Ну так мы выезжаем. Через час будем.
    – Да не на Витебский вокзал, а на Варшавский! – мама раздражённо исправила меня. – Не знаю, почему, но мы приехали на Варшавский вокзал! – ещё раз акцентировала она.
    – Всё, я больше не могу говорить. Мне женщина трубку дала, чтоб я позвонила вам. Приезжайте. Я на платформе, на скамейке. Вещей много. Жду. И давайте быстрее... – отрезала она и бросила трубку.
    Что это было? В голове закипала и вертелась какая-то манная каша с комочками: поезд... раньше времени... на другой вокзал! Как? Это же не самодур на маршрутке: расстроился, и в парк раньше времени уехал, людей выгрузив. Это же поезд! У него график движения, связанный с другими поездами… Он по расписанию ходит – приезжих встречать должны... И что? Теперь им между вокзалами бегать, сотрясая эскалаторы метро?
    Короче, вот такое оно, весёлое, начало девяностых! Простое, наивное и удивительное...
    
    Зашквар от нахлынувших эмоций с кратким перечнем всем известных трёхбуквенных оборотов быстро прошёл, и вот что вышло для нас в сухом остатке.  Вялое начало дня исчезло с телефонным звонком – это раз. Мы уже опоздали везде, особенно «не туда» – это два. Ну, и осталось поймать тачку и быстрее быстрого долететь до Варшавского вокзала – это три.
    На четыре – нам пришлось вывернуть все карманы, дабы насобирать рубликов «на машину». Как говорится, коли надобность есть на такси, господа, то – на такси – только плати! Другого способа максимально быстро преодолеть половину города на тот момент не было.
    Как не было в начале девяностых и разнообразия всевозможных таксовых компаний, как сейчас. И просто набрав заветный номер по телефону, такси не материализовалось через пять минут у парадной.
    А по интернету – вообще голяк. Связка «такси-интернет» в те времена была куда более фантастической, нежели высадка Армстронга на Луну и его невразумительный танец в свете сияния Земли.
    Поэтому оставалось выходить на большую дорогу и, взметнув руку в призыве «надо ехать», ожидать слёта извозчиков разных мастей, включая жёстких бомбил, неадекватов, и профессуру, выживающую «подпольным» таксёрством.

    Промышляли частным извозом, как я уже сказал, как матёрые бомбилы, так и случайники –  обладатели машин, таскающиеся на работу и подвозящие «по пути и подешевле» за пару сотен, которые «лишними не бывают».
    Были ещё прикло;пы – слегка подрастерявшие работу интеллигенты и работяги, которые вынуждены были таксовать, чтобы выжить в те времена раздолбайства. Когда на работе задерживали зарплату по несколько месяцев – это способ просто выжить.
    Все они вместе представляли собой довольно обширный класс таксуюших и успешно отбирали хлеб у настоящих таксистов, кои тогда были редки, как вид, и тусовались в основном лишь у вокзалов и аэропортов. Да по дорогам проносились мимо голосующих, озабоченные какими-то важными клиентскими вызовами.
    
    В арсенале бомбил были разнообразные породы железных скакунов, большей частью инвалидного вида, подубитые и благородно ржавые. У кого точила была поновее, за проезд просили и поболее. Мол, комфортнее езда и музыка есть, окошко открывается...
    Само собой, в этом зоопарке ездящих скакунов не представляло никакой проблемы поймать извозчика. Можно было даже не поднимать руку. Достаточно было просто встать у края дороги, и они сами собирались: по одному или очередью.
   
    Проблему представляло поймать адекватного таксёра, а не гордого горячего кавказца, который за километр привозимого страха ещё и денег сдерёт, словно долги своей деревни собрался бы покрыть за стоимость одной поездки.
    Но у джигитов нюх на нас, нуждающихся в срочном и быстром перемещении по городу.
    Едва встанешь у дороги, и на пустом, казалось бы, проспекте вдруг, словно из воздуха, появлялись именно они, быстрые неуловимые и громко зазывающие в свои шихи и ласточки, творцы дорожного беспредела из мира «э-э, я нэ знаю, шьто такой пэдэдэ».
    Но это всё присказка. Реальность впереди.
   
    Не прошло и трёх минут от звонка, и вот мы с братишкой в мгновение переместились на просторы проспекта и встали, ожидая прилёта назойливых бомбил. 
    Наскребли чуть меньше пятисот, но дорогу оценили в четыреста рублей по максимуму, о чём и готовы были держать цену. От нас до Варшавского – это нормальная такса, даже с учётом скорости нашей доставки до места.
      
    Первыми, как и следовало из правил жанра, подлели два горячих джентльмена южной наружности. 
    «Пятъсотъ мало, дарагой…» – в обоих случаях одинаково вылетело из глубины салона, обдав таким же одинаковым смрадом приторной сладкой вонючки... Видимо, их где-то  клонировали, не иначе.
    И так же одинаково хлопнув дверью, что тот, что другой, сорвались в даль охотиться на иных других, так же ждущих в дорогу.

    За джигитами подъехал мужичок на Волге. Долго прикидывал по маршруту и цене, но желание срубить с утречка пятихатку пересилило. А у нас лишнего рубля не было, не то, что сотни. В итоге, и он уехал.
    – Может, на трамвае? – кинул брат. И тут же, со второго ряда резво подлетел зелёненький жигуль. Трёшка.
    – Ребята, за двести пятьдесят довезу! Поехали...
      
    Вот фортануло, так фортануло.
    Мы быстро воткнулись на заднее сиденье:
    – Нам на Варшавский вокзал надо. И желательно, как можно быстрее...
    – Сделаем, – отрешённо ответил шофёр и непривычно резво сорвался с места.
    А далее, как говорится, коробочка закрылась и тайное явилось. Некуда было бежать нам с этого кораблика...

    Едва мы набрали скорость, водитель затянул монолог. В принципе, то должен был быть диалог в обычном непринуждённом дорожном стиле. Но на деле из разговора вышел монолог…
    Монолог потому, что мы отвечать не решались.

    Здесь, не лишним будет напомнить, что мы во время этого эпичного выступления одного актёра, ехали. И ехали очень быстро, рассекая перекрёстки на жёлтый, резво перестраиваясь из ряда в ряд и обгоняя других участников движения.
    Поэтому сложившаяся атмосфера дорожного общения, которая случилась у нас, на этом фоне выглядела куда более позитивно и ярко…
    А было вот что…

    – Сейчас долетим, – спокойно заговорил водитель.
    – Мне денег много не надо. Вы простые ребята, и я простой. А бомбилы, небось, пятисотку просят... Голодные они, что-ли? 
    И водитель заёрзал на сиденье, пытаясь поправить под собой массажёрную накидку, что с деревянными бобышками.
    – Одно неудобно: сегодня ночью приступ был. Правую сторону опять парализовало...
    И тут я замечаю, что мужичок и вправду однобоко как-то сидит: и руль держит, и скорости переключает одной рукой, выворачиваясь всем телом в правую сторону, чтобы левой рукой доставать до рычага коробки передач.
    – Правая сторона не работает. Рука ещё ничего, а ногу совсем не чувствую.
    – Я сегодня из дома еле вышел. Лифт опять не работал. Запаску пришлось дома оставить. Не стал тащить…
    – И правым ухом не слышу. Поэтому, если что, говорите громче, – попросил он, резво маневрируя в потоке.
    Сделав пару перестроений, он лихо вывел жигуль на свободную полосу.
    – Вчера-то лучше было, а сегодня вообще кое-как с кровати встал: ни нога, ни рука не слушаются. – И он тут же поправил правую руку, подтолкнув её левой под локоть. – С руля сползает...
    А мы едем. И чтобы читателю было так же необычно и позитивно, как нам, закрытым судьбой в этой маленькой железной коробочке, обращаю внимание, что мы едем в этот момент быстрее всех, лавируя между автомобилями в потоке, активно и резко перестраиваясь из ряда в ряд... А он руку подбивает на место…
    – Правый глаз почти не видит ничего, – продолжил свой ободряющий монолог водитель:
    – И левый что-то слезится!  А я, как назло, платок не взял. Вообще ничего не вижу, – и он ладонью широким взмахом попытался стереть слёзы на глазах. Естественно, левой рукой…

    Видимо, на позитиве человек. Чем не Юлий Цезарь: одной рукой и руль держит, и скорости переключает, и слёзы с глаз вытирает, и раз за разом под локоть подбивает и возвращает на руль правую руку. Осталось ещё расчёску достать и красоту навести, причесавшись…
   
    – Ага, машины остановились, значит, красный... – неожиданно констатировал наш таксист и стал тормозить, останавливаясь.
    Секундная пауза, и он выдал новую порцию дорожного позитива:
    – Ведёт слегка. У меня заднее правое колесо лысое совсем. Восьмерит. Вот машину и водит. Вчера поменять хотел, но неожиданно дождь пошёл. Ливень помните?
     – А я один болт открутить успел. Так и оставил. Думал, сегодня утром доделаю. А ночью приступ случился… Не поменял, вот… – посетовал водитель, и тут же, словно сам с собою общаясь, выдал:
    – Та неее! Шпильки не срежет…
    – Эх, оно спускает немного. Надо бы подкачать, но я сегодня не смог. Рука-то не слушается…
    – Хотя, думаю, нам доехать хватит, – и он опять резво стартанул и, совершенно не смущаясь соседских авто, пошёл на скорости перестраиваться, вырываясь на свободные места...
    – А на левом колесе грыжа. Главное, чтобы не лопнула, а то я сегодня запаску не взял. Лифт-то не работал… – и он подбодрил нас, снова по шофёрски мило и позитивно:
    – Чувствуете, как немного водит задницу? Но это не страшно...

    А с виду посмотришь – обычный мужичок. Сухой, неприметный, в меру потёртый жизнью. В джинсовой светлой куртке и таких же штанах, слегка замусоленных. Разве что, русые волосы всклочены в творческом беспорядке. А так – дядька никак…
    Но что он творил на дороге!
   
    – Сейчас через центр рванём. Пробок не должно быть. По набережной... Там поворота нет, но гаишников тоже нет, срежем... – и он лихо вписал жигулёнок в общем потоке, не снижая скорости, с креном заходя в поворот, борт в борт, словно заправский гонщик из кузовного чемпионата.
    – Это хорошо, что я сандалии не надел, а в туфлях вышел. Педаль газа западает. В туфлях ее хоть носком назад отжать можно... – как ни в чём не бывало, продолжал он, – сандалики цепляются. Я один раз чуть в фуру не въехал, когда лямка за педаль зацепилась. Пока вытаскивал тапок, грузовик не заметил…
    – Сейчас, ребята… Немного осталось... Быстро доедем!
    И он снова заложил жигулёнок в крутой вираж, совершенно не обращая внимания, что здесь поворот запрещён.

    – Гайцов нет... От меня привет, – пошутил он и на скорости втиснулся в ряд плотно стоящих авто, ожидавших зелёный. Не останавливаясь и выворачиваясь туда-сюда, как пружина, всё под левую руку и клацая передачи, он вылетел на своём зелёном жигулёнке первым. И под жёлтый, едва не цепляя зеркала стоящих в потоке машин, не сомневаясь, рванул на простор.
    И так: всё ближе и ближе к вокзалу...

    Вы не представляете, как же я хотел оказаться на привокзальной спокойной земле, припасть к асфальту, обнять и поцеловать паребрик и полежать под столбом, смотря в чистое небо…

    – Масло подтекает, – равнодушно выдал водитель, предварительно постучав пальцем левой руки по стеклу приборки. Он на пару секунд уткнулся слезящимся левым глазом, высматривая стрелочку... И в правду, где она, эта стрелочка, когда мы несёмся около восьмидесяти в городе, почти в упор в багажник впереди летящей бэхе…
    – Пацаны, а вы ремни-то пристегнули? – вдруг выдал шофёр и торжественно завершил:
    – Да ладно, не надо. Я езжу аккуратно...
    На долю секунды мы купились на эту шутку. Но, вспомнив, что в жигулёнке третьей модели ремней безопасности сзади нет, нам полегчало… если так можно сказать.
    До вокзала оставалось ещё минуть пять подобного сюрреализма…

    Зато после шутки про ремни водитель наконец-то замолчал, погрузившись в управление жигулёнком.
    Со стороны это выглядело так: он резко выворачивал тело вправо, втыкал левой рукой, дотянувшись, передачу, и мгновенно выкручивался обратно, хватая руль, и газовал, делая отрыв на скорости. Сразу же опять выворачивал тело, втыкал очередную передачу и возвращался обратно... Тут же отпускал руль, вытирал слезящиеся глаза и между делом подбивал правую руку, возвращая её в нужное положение на руле... Резко поворачивал голову вправо, зависая на секунды, чтобы слезящимся левым глазом увидеть обстановку в правое заднее зеркало, и мгновенно кивал головой назад, посмотрев в левое зеркало... Он так контролировал обстановку вокруг.
    А дальше опять, с самого начала: тело в поворот, переключение передач, левая рука, тело обратно, руль… И так далее, снова и снова, лишь изредка бормоча, что «не видно нифига, глаза слезятся…»
    Сиденье под ним ходило ходуном, массажная сетка то и дело смещалась. Но наш водитель и тут умудрялся какими-то странными телодвижениями поправлять её под собой...
    Мы ехали молча...
 

   То, как встретили маму, уже не имело никакого значения. Тем более что после зелёных жигулей трёшечки и вспоминать-то особо было нечего…

   …вокзал, сумки, метро, трамвай и «вот мы дома»…

cyclofillydea 2018