Я - Мы

     Рассказанная далее история произошла не то в конце XX века, не то в середине XXI, где-то внутри самого того времени, которое его современники называли «настоящим». А может она и вовсе выдумана на досуге каким-то фантастом из фразы «а что, если бы…», и в действительности никогда не происходила, кто знает. Одно можно сказать с уверенностью: вероятность того, что эта история может быть реальностью – очень высока.
 
                ***

     Этот день уходит. И хотя на небе еще оставалась довольно широкая полоса пурпурно-розового цвета, окаймлённая лучистыми перистыми облаками, было ясно, что день неизбежно близится к своему завершению. На столе так и осталась в стороне не тронутой кипа писем и прочих документов: «завтра», подумал я, потянулся в кресле, продолжив наблюдать за панорамой из окна, и ощущая прилив до боли знакомой мне тоски. В такие моменты мне особенно хотелось в сотый раз развернуть содержание нескольких листов, протертых на изломах, но бережно хранившихся в ящике стола уже так долго, что и время для этой бумаги перестало существовать. Несмотря на то, что написанное было адресовано мне, читал я его украдкой, словно опасаясь, что слова могут мигом сорваться с положенных им строк и при моем посредничестве воплотиться в этом мире вербально. Итак, подражая облакам небесным, бегущим все дальше по земному шару, я закурил, пустив по кабинету облака сигаретного дыма, все больше погружаясь в чтение:
 
                «Из доклада патрульному инспектору R.B. нашей Солнечной республики»

     Никак не могу воскресить в памяти момент, когда впервые уловила некие изменения в привычности: когда первая легкая тень пробежала, будто мурашки от внезапного холода, по моей бесцветной коже. Безусловно, прежде со мной такого не случалось, точнее говоря, этого не могло, и не должно было произойти «под надзором» зеркал.
     Все наши города и места обитания окружены зеркалами и зеркальными панелями, напитанные светом солнц и неоновых софитов – мы вырастаем из них, в них живем, и в них не умираем – благодаря, а не вопреки. Если быть точнее, то этот свет, бесперебойно вырабатываемый в зеркалах, насыщает нашу плоть жизнетворным веществом, дающим вечную молодость наших отражений. Множество отражений в камерах, зеркалах, экранах, среди которых никогда не найти тот оригинал, с которого всё начиналось… Да и существует ли он – никто достоверно не знает.

                ***

     Из века в век мы жили в вечную, как нам всегда казалось, эпоху Зенита, не ведая и тени печали. Конечно, в мыслях некоторых из нас порой звучали сообщения о Приходе Ночи, но это претило основному закону Сада земных наслаждений: «мир всегда был и будет таким».
     Начал «быть» он, собственно, после Великого Переворота, о котором мы почти ничего не знали. Никому это и не приходило в мысли (да, по сути, и не могло) – изучить историю данного вопроса. Существует версия, что прежде, до Переворота и до создания Солнечной республики, люди жили в мире, который неизбежно таил в себе смерть: необратимый процесс приобретения собственной тени и погружение на половину суток во мрак ночной. С уходом света за горизонт люди постепенно утрачивали в зеркалах отражения, а сами превращались в силуэты, сотканные из темноты. Неузнанные собою они представали по утрам в зеркалах, со временем все больше отчуждаясь от самих себя.
     По этой же версии считается, что жизнь людей предыдущей эпохи в самом своем существе и устройстве мира представляла поле бесконечной борьбы противоположностей – в нем не было ясности нашего нынешнего мира. Ничто не было целым, а являло собой совокупность многого. Жизнь неизменно несла на себе печать смерти; смерть была оборотной стороной жизни, – двуликий Янус – которая поворачивалась быстрее, чем человек успевал обрести какое-никакое место в мире. Свет боролся с темнотой, жизнь со старостью и смертью, а Земля без устали крутилась, ускоряя свой ритм. И так изо дня в день: те люди жили в мире непримиримых полярностей, которые распространялись на все сферы их жизнедеятельности.
     Тогда они еще не открыли, что причиной смерти было наличие ночной части суток, что уходя в сон, человек каждое утро возвращается в мир бодрствования постаревшим ровно на одну ночь, и так продолжалось тысячи ночей. Темнота вносила и оставляла все новые линии и морщинки на лице и теле каждого. Она вселяла в душу человека тревоги, которые под покровом ясного суетливого дня были сокрыты от всякого взора. Тогда то и зародилась в мыслях ученых идея создать новый дивный – наш мир; так начиналась эпоха, частью которой была и я (но об этом дальше).
 
                ***

     Наша эпоха – это эпоха тех, кто не знает смерти, но не знает и рождения. Мы поколение тех, в ком уже нет крови и лимфы – мы самовосстанавливающаяся субстанция, самодостаточный (causa sui) ндивид, самогенерирующийся интеллект. Мы, не ведающие печалей, неизбежно во всем облачены в свою самость. Наша телесность стала воплощением нашей сущности и торжеством эпохи, которой мы принадлежим.
     Когда учеными было открыто, что причиной старения и приближения смерти является отсутствие света, под их руководством инженеры разработали грандиозный проект, целью которого было устранить всякую возможность тени и темноты, а затем – и мысли о тех временах, когда это было так.
     Прежде способом восстановления жизненных сил был сон, однако кроме отдыха и собственно восстановления еженощно человек взамен отдавал свое изображение сегодняшнего дня, получая на следующее утро все более чужое лицо, с новообретенными чертами, постепенно все более отдаляющими человека от его первичного образа.  В  результате, наука и прогресс одержали победу – были построены дома, кварталы, города и целые страны, покрытые и окруженные зеркалами. Казалось бы, это было торжеством самой Жизни!.. Ведь не познав теней – мы более не ведали о Смерти.

                ***

     Но так как ни у кого из нас не было тени – не было и ничего личного. Не было, соответственно, и личности. Ведь тень, а также акт понимания и смерть – вот то личное, неотъемлемое для каждого человеческого существа прошлой эпохи, отсутствовало у нас. Мы давно перестали общаться друг с другом, и не представляли друг для друга ценности, т.к. каждый из нас обладал теми же знаниями, что и любой другой. Global Mind просчитал и учёл все возможные точки зрения и их комбинации – любое принятое нами решение всегда было заранее предусмотрено. В мире нашего существования уже всё было взвешено, измерено, описано. Ничто не представляло ни для кого новизны – всё было открыто и доступно каждому. Мы больше не путешествовали – совершить trip можно было в любую точку мира, сидя в кресле, нажимая лишь определенные кнопки и двигая рычаги – и это ощущение погружения в выбранную реальность было осязаемей человеческих путешествий прежней эпохи, которые лишь отнимали время и порой даже были опасны для такой хрупкой человеческой жизни.
     Отныне наше существование не было ограничено ни пространством, ни временем. Для нас, не ведающих о смерти, времени больше не было – оно стало абстрактной философской категорией. Впоследствии я непрестанно задавалась вопросом, действительно ли нами была разоблачена проблема «фаустовского мгновения»? Нашим важнейшим искусством была фотография (стоит отметить, что фотография представляла собой скорее что-то вроде рентгеновского снимка), ведь она воплощение основополагающего принципа – мимесиса. Именно в фотографии нам особенно кажется, что вот – мы ухватили время за хвост, увековечили «прекрасное мгновение» в пикселях и мегабайтах на века… Но разве на деле мы не играем роль Фауста (героя мифов прошлой эпохи), отдающего возможность подлинного проживания краткого мига своей жизни в обмен на запечатленное время одного кадра? Кадра жизни, с которого словно забыли снять паузу, и он пребывает в неизменном «сейчас», в мертвой точке. И мы из раза в раз повторяем его судьбу, отбрасывая моменты настоящего в безвозвратно ушедшее прошлое…
     Так как у нас не было ночи, не было и снов: стратегически важно было сохранять личную стерильность от иррационального, да и вообще, от всего метафизического. Правда, было в этом законе исключение: мы смотрели записи снов людей – тех, что некогда жили до Великого Переворота. По этим снам мы изучали их жизнь; такого рода dream watching назывались Книгой смертных. Могло показаться странным, допускать такую оплошность как эти массовые просмотры, которые могли и в нас пробудить нечто темное, вытесненное из потока общей мысли. Ведь не все корни, связывающие нас с людьми прежней эпохи, были вырваны из глубины. Поэтому полагаю, что дозволены дримпросмотры были скорее в развлекательных целях. На основании бесчисленного количества таких записей мы понемногу узнавали о чувствах, страхах и желаниях людей с тенью. Это было так интересно: наблюдать за ними, как могли бы они в свое время наблюдать за «событиями» закрытых в банке муравьев, но при этом не быть соучастниками, а лишь зрителями по ту сторону стекла. Словно мы стали разумнее их, поднялись на воображаемую ступень в эволюции выше… Но мы, creatures without dreams and without shadows, были несчастны, – мне потребовались века, чтобы осознать это.
     Тогда я еще была сотрудником The department of dreams watching. И, наверное, именно там уловила ту первую, ставшую для меня роковой, тень – плоть от Ночи. После, для меня было все труднее продолжать работать в департаменте; я всё больше отделялась, отдалялась и становилась скорее ближе к муравьям, чем к тем, с кем проводила бесчисленное множество дримпросмотров, во время которых мои бесцветные, бесплотные руки сплетались с руками Других – тех, чьи отражения я помнила наизусть до мельчайших деталей. Но теперь по лицам, которые все больше стремились уйти каждый в свое зеркало, я понимала, что мой взгляд также становился для них слишком невыносимым, слишком человеческим, непривычным.
 
                ***

     Кто я? Кем, в сущности, я являюсь? – с таким вопросом (который наверняка задавал себе первый смертный, а ныне я), и растерянным видом обращалась теперь я к тому, кто стоит напротив меня по ту сторону зеркала. Я всегда помнила себя именно и только такой, каковой представала перед ним в этот момент. Что было прежде и что будет после – не имело значения, ведь все мы существовали как бы вне времени, проходили сквозь него без всяких повреждений для внешнего облика. Теперь же я слышу каждое тиканье стрелки моих внутренних часов, которое эхом отзывается во мне.
     Всё началось с той случайно скользнувшей, по всему моему существу, тени. Внешне всё было по-прежнему. Впрочем, первоначально ничего и не должно было измениться снаружи, должно было произойти что-то во мне. И именно тогда я осознала, что тот момент (kairos), когда время как бы раскололось надвое – и есть спонтанный прыжок в саму сущность времени – навсегда изменит меня.
     «Хью*, Вы же понимаете, что теперь Вы подвержены Падению и дни Ваши переходят во временной режим: плоть будет всё больше наливаться цветом и стареть; Вам будут сниться сны, которые будут вести Вас всё дальше от Света и, таким образом, Вы будете постепенно переходить в Смерть. Вы ведь отдаете себе отчет в том, что это необратимый процесс, обратного пути нет? Вокруг Вас не будет ни одного зеркала, в котором бы Вы могли сохранить свою молодость, и Вы… воочию познаете тайну человека», – понизив голос, почти шепотом, сказали это мне Вы, инспектор, помните ли эти слова?..
     А знаете, в тот момент я поняла, что совершенно не боюсь смерти. Скорее, наоборот, с приходом ночи во мне родилась какая-то невероятная и неизвестная прежде сила, стойкое мужество, не ведающее ни страха, ни сомнения. Быть вопреки всему: вопреки распаду нашего тела на атомы, вопреки угасанию разума, вопреки мимолетности и случайности бытийствования человека. Одно я знаю твердо: как бы там ни было, но я имею мужество быть смертной.

                ***

     И я познала грех, ибо познала время.
     Разрушение и гармония живут во мне: я суть первого и второго. Таков непреложный закон микро- и макрокосма – кусающего себя самого за хвост, змея. И лишь в слове я, человек, нахожу своё утешение. Язык – дом бытия, – сказал кто-то. Мой дом, дом смертного человека, – говорю я. А если сегодня я не оставлю словом след на бумаге – всё превратится в прах, хоть и след этот не более чем линия от самолета в небе. Будущее пойдет прахом, ведь мы своими книгами, написанными сегодня, в ответе за то, чем мы наполним будущность. В слове я возвращаю вспять саму себя, я обретаю место и время, я утоляю свою жажду быть. И я пишу, как будете когда-то, инспектор, писать и Вы:
     Этот день уходит… солнце в суете людской. Как чуждо мне все человеческое (слишком человеческое) – там, где нет Человека, а есть только Люди, и где «Я» – лишь безымянная часть «Мы». Я не хочу жить в мире, где черный цвет не приносит удачу, и чайные кусты погибают без пенья птиц. Я не могу более жить в мире копий и бесконечных отражений. Мне больно от всех этих прикосновений, от одинаковых фраз, от пустых взглядов. Я истосковалась по настоящности, по тихой искренности человеческого сердца… Но сердце, не ведающее времени, не знает любви.
     А теперь, инспектор R.B., я снова обращаюсь к Вам. Хоть я никогда и не узнаю ответ на свой заданный из небытия вопрос, мне хотелось бы навсегда оставить внутри Вас этот крючок с наживкой, эту занозу во всех Ваших cogitatio. Итак, кем, в сущности, Вы являетесь? Кто Вы – «Я» или «Мы»; к чему Вы стремитесь: обрести вечность мгновения или познать мгновение вечности? Ответ остается за Вами…

                ***
    
     Время истекло – текст обрывался, как и жизнь Хьюмы М. Не знаю, где наши мысли и судьбы стекались в один поток и где каждый из них брал своё начало. Сколько рассветов и закатов для меня минуло с той поры. Но я знал всё, чего даже не было среди множества слов, собранных воедино на этих нескольких листах. Для меня всё здесь написанное было реальностью, которую я знал до мельчайших подробностей. Мысленно восполнял все упущенные детали. И теперь, погружаясь во сны, я вижу всё то, о чём рассказала Хью; закрывая глаза – я начинаю видеть. В моих снах мы разбивали зеркала и зрели в них самих себя – разбитых на тысячи осколки личностей – так из прежних «Мы» рождалось всё больше новых «Я». Моя кожа, также некогда бывшая прозрачной, теперь становилась всё плотнее, всё больше наполнялась цветом. Такие метаморфозы касались каждого, кому хватило мужества отринуть от зеркал. Познав время – мы познали грех, изведав грех – становились смертны. Но только так и возможен путь познания человеком самого себя.
 
*- имя Хью – феминизированный вариант имени главной героини – Хьюма М. – русская транслитерация английского варианта Human Mortal – «человек смертный».


[иллюстрация - моя, Лозко В. "Быстротечность жизни", А4]