Мужчины любят болтать гадости...

«Мужчины любят болтать гадости...»
Он и не знал, что это был экзамен на порядочность.

На улицах и в автобусах на Аркадия Иванова заглядывались даже молоденькие девчонки, включая и тех, с кем рядом были вполне себе приличные парни. Сказать, что это его раздражало, - ничего не сказать. Ему было за сорок, и он абсолютно не интересовался женским полом. А взгляды, в которых иной раз читались откровенная тоска и надежда, жалили, но ответ был коротким и ледяным. Чёрт возьми, Аркадий просто поражался, поскольку эта холодная «молния» с его стороны ничуть не отпугивала несчастных, видимо, девчушек и дамочек. Скорее, срабатывала своеобразным магнитом.

На попытки познакомиться - случалось и такое - он бормотал что-нибудь, хмурился и отворачивался. Да, Аркадий был красив именно так, как, наверное, должен быть красив настоящий идеальный мужчина по представлению другой половины человечества. И эта половина знать не знала и не хотела знать, как устал он от её внимания. С самого детства.

Хотя в паспорте у него - в те времена, когда эту графу ещё не отменили, - значилось «русский», чёрные волосы Аркадия вились, лицо отдавало приятной смуглотой, тёмно-карие глаза блестели, как и не тронутые никаким там кариесом зубы. В прошлом у него была, так сказать, личная драма, которая, с годами потеряв остроту, не закончилась до сих пор. И он, честно говоря, не понимал, как относиться к ней и что это вообще такое - абсурдный анекдот или нелепая история. А вот друзья, которые возникли уже после, страшно удивлялись:

- Ты чё не женишься-то? Да за тебя пойдёт любая богатая баба - только пальцем помани. Дурак, что ли, Аркаха?

Он усмехался и молчал. А то он не видел этих «богатых баб»! Да сколько угодно! Аркадий был классным мастером по отделке квартир любой сложности. Даже объявлений в газетах давно не давал. «Сарафанное радио» работало гораздо эффективнее. Приглашали Иванова и в особняки-коттеджи. Если заказ превышал его силы справиться в срок, созванивался с двумя-тремя приятелями, с которыми когда-то закончил строительное училище. Был у них вроде бригадира и требовал двух вещей: прекратить всяческую пьянку на все дни работы и делать на совесть. Мужики соглашались. За такие деньги можно потерпеть и постараться. У всех семьи-дети.

Они тоже задавали вопрос, на что копит Аркадий, если сам не пьёт, не курит, одевается скромненько. Давно бы мог машину купить, а ездит в автобусе. На счёте в банке, поди, уже миллион, а? Аркадий скупо улыбался: чужое любопытство с ноткой зависти его не трогало. Как не трогали и надменные хозяйки особняков (незамужние и замужние), приезжавшие «проконтролировать процесс». Некоторые даже пытались вступить в игривый разговор, выставляя прехорошенькую ножку в обалденной туфельке и слегка выпячивая грудь, но Иванов отвечал односложно и не отрывался от дела. Дамы сердито или уязвлённо хмыкали, но выгнать «хама» вон не могли: лучше Аркадия был только сам Аркадий.

Иногда Аркадий думал, что его жизнь могла бы сложиться совсем по-другому. Ещё в школе учитель рисования грустно сказал: «Тебе бы в художку надо, Аркаша». Грустно, потому, что понимал: ни в какую художку этот мальчик не попадёт. Частный сектор, угрюмый отец-работяга, тихая мать, техничка в магазине. Аркадию и точно нравилось рисовать, и однажды он осмелился сказать об этом дома. И худшие опасения учителя немедленно сбылись. Отец рубанул непреклонно: «Сдурел, что ли?! На что потом жрать будешь? Пойдёшь в строители».

Дома тогда впрямь вырастали как-то легко и быстро. Обычные пяти- и девятиэтажки. Аркадий не стал ни монтажником, ни крановщиком. Он выбрал отделку квартир, чтобы махать кистью и хоть чуточку чувствовать себя художником. Правда, работать ему приходилось в основном с женщинами и девчонками, бойкими и языкастыми, без проблем выпаливающими любое солёное словцо. Они прямо липли к нему, красавчику, на шею вешались. Аркадий от столь лёгких побед восторга не испытывал, морщился, мучительно краснел и вызывал новый шквал ехидных шуточек типа: «Давай к нему в штаны заглянем! Может, он и не парень?..».

Громче всех хохотала Нелька Воронина, уязвить старалась побольнее, зато за обедом - еду бригада приносила с собой - усаживалась обычно рядом и всё с теми же шутками-прибаутками подсовывала пирожки. Потом Аркадий заметил, что Нелькины подначки стали его обижать, он расстраивался от её беззлобных, в общем-то, нападок и однажды решился после смены пойти вместе до остановки трамвая и вот так вот взять и спросить, чем же он её без удержу смешит. И увидел, как впервые мило и трогательно смутилась Нелька, когда он помог ей подняться по ступенькам в вагон.

А потом была, наверное, последняя в истории молодёжная свадьба, которую праздновали всей бригадой, и начальник, по тогдашней традиции, вручил Аркадию и Неле ключи от квартиры в новой пятиэтажке. Между прочим, сразу двухкомнатной, поскольку древний дом Ивановых грозил упасть набок, несмотря на все подпорки. Без родителей Аркадий не хотел и думать о новоселье. Рожать ребёнка Неля отказалась, потому что надо было обустроиться, добыть мебель и очень многое прочее. Ну и вообще ещё повеселиться без обузы. Обустройство подзатянулось. Неля в свободное время металась по городу за шкафами-диванами, потом оживлённо рассказывала мужу о своей «охоте», а он хмурился: в этом, что ли, счастье? Но он любил её без памяти - и помалкивал.

Тут-то и грянули перемены в стране. Ивановых, как и всех, завертело в бешеном смерче. Строительный трест, где они малярили, держался из последних сил, но наконец заскрипел и рухнул. Аркадий с Нелей оказались за бортом. Он хватался за любую шабашку, докатился до грузчика в магазине. А Неля поосмотрелась и нанялась к толстой тётке челночницей, размечтавшись со временем открыть собственную торговлю. С азартом моталась за границу, не боясь ни хлопот, ни тяжести тюков. Отец, старый коммунист, не выдержав передряг, умер «от сердца», следом ушла и мать. Аркадий, по совету друзей, начал подрабатывать ремонтом квартир. Стало получаться. Поджидал из вояжей жену, но... Неля вдруг не вернулась в условленный срок. Он подумал: «Мало ли что... Задержалась». Потом встревожился, поехал к её хозяйке на вещевой рынок. Та лишь злобно на него глянула: «И не жди. Она в Турции осталась, подцепила старого придурка. Пропали мои денежки. Чё глаза вылупил? Вали отсюда!». Он пошёл, как робот, но тётка догнала, сунула бумажку: «Это телефон её подружки. Может, та чего знает». Аркадий положил бумажку в карман, а дома порвал на мелкие кусочки: зачем звонить?

Долго приходил в себя, но пить не начал. Просто работал с каким-то остервенением, осваивая зарубежные диковинные материалы для отделки жилья, чтобы быть на высоте положения. Научился готовить, раз в неделю устраивал генеральную уборку. Чтобы хоть как-то обмануть одиночество, подобрал во дворе шелудивого котёнка, вылечил и выкормил. Да, иногда приводил женщин. Одна даже на полгода рядом притулилась, но... хотела замуж. А он ведь не разведён, у него законная жена в Турции. Конечно, всё можно было решить, только вот ещё раз жениться желание как отшибло. А если и эта подружка через какое-то время сделает прыжок в сторону: пожили - и прощай? В конце концов она собралась и ушла.

Он и не ожидал, что позвонит Мария Петровна, подруга матери, и попросит отремонтировать квартиру Вареньке, дочери её соседки по дому: «Подешевле, Аркаша, ладно?». Ну как откажешь, если Мария Петровна на руках его качала? Дочь Варенька оказалась помоложе лет на семь-восемь. Жила одна. Розетки шатались на стенах, двери скрипели. Но ему-то что? Он осмотрел «фронт работ», прикинул цену, назвал ниже. Варя сердито вскинулась. И вообще смотрела так, будто он ворвался и хочет набезобразничать. Кое-как договорились. Аркадий бы плюнул и ушёл, но Мария Петровна... Обещал ведь...

Приезжал ровно к девяти, в ванной переодевался в робу, молча рвал старые обои, замазывал дыры и трещины, ну и всё прочее. Доставал из сумки термос и судок с обедом. Варя уходила по делам или сидела в кухне с толстенной книгой. В начале седьмого Аркадий заглядывал к ней и сухо прощался.

Через неделю Варя предложила ему горячий суп. Он хотел было гордо помотать головой, но не решился: вдруг обидится. За столом она с лёгким интересом сказала:

- Мне сказали, что вы одинокий. Это правда? Почему?

Аркадий удивлённо поднял взгляд от тарелки и вдруг увидел, что Варя красива. Особенно если глаза её светятся не досадой на ремонтную разруху, а простым человеческим любопытством.

- Неправда, - ответил. - Я женат. Но временно с женой не живу.

- Сколько? - не отставала Варя, откинув со лба пушистую чёлку. - Сколько дней, месяцев, лет?

- Я вам что, понравился? - резко сменил тему Аркадий. Не рассказывать же ей о своей жизни.

- Ой, и не надо, не говорите, - Варя посмотрела на него с видом профессиональной гадалки. - Я и так всё знаю. Хотела проверить, какой вы человек. Все мужчины обычно любят болтать гадости о своих бывших жёнах.

- Проверили? - Аркадий отодвинул тарелку и встал.

- Вы куда это? Не спешите. На второе котлеты с гарниром.

- С каким ещё гарниром? - глупо спросил Аркадий.

- Печёный картофель устроит? - Варя поднялась и открыла духовку. - Кстати, не забудьте вечером прихватить для вашего котейки мясную обрезь.

Позже, задумчиво глядя на покорно жующего мастера, сказала:

- Имя у вас очень хорошее. И злым вы себя зря изображаете - плохо получается, ей-богу.

Он поперхнулся. Варя бросилась со смехом колотить его по спине. Это было так приятно, что Аркадий, уже откашлявшись, готов был это повторить, только бы она снова прикоснулась к нему...