О русско-польской войне. 17-й век

Грамоны, - один из знатнейших родов,  давший немало выдающихся деятелей старой Франции.
К этой фамилии принадлежал заслуженный воин и дипломат, маршал, герцог де Грамон.
Его старший сын, носивший титул графа де Гиш, за какие-то прегрешения, был отставлен Людовиком XIV-м от двора и в 1663 году отправился в Польшу, воевавшую  тогда с Московским государством.
Вместе с графом де Гиш в Польшу поехал и его младший брат, Антуан де Грамон, которого французы считали превосходным воином и одним из самых обаятельных людей своего времени.

В ноябре 1663 года объединенное войско польского короля Яна II Казимира Ваза, правобережного гетмана Павла Тетери и крымских татар - вторглось на левый берег Днепра.
Не имея достаточных сил для отражения 130.000-й польской армии, московский воевода князь Григорий Григорьевич  Ромодановский и гетман «верных казаков» Иван Мартынович Брюховецкий временно отступили к Путивлю, а польское войско осадило Глухов (городок в нынешней Сумской области).

Оборона Глухова, следствием которой была общая неудача похода, - сломала планы поляков по возвращению Левобережья Днепра под свой контроль и стала причиной одного из самых крупных поражений т.н. «Речи Посполитой» в русско-польской войне 1654 -1667гг.
В 1667 году Польша была вынуждена заключить с Россией Андрусовское перемирие, а затем и «Вечный мир» (1686г.) в результате которого Киев и территории Украины, на которых ранее хозяйничали поляки, стали русскими.

Антуану де Грамону пришлось принимать участие в осаде Глухова о чем он и оставил свои очень интересные воспоминания.
Эти записки французского авантюриста существенно дополняют сведения о походе,  первоначальной целью которого, как отмечают комментаторы,  было «не только уничтожить все плоды политики и военных успехов царя Алексея Михайловича, со времени присоединения Малороссии к Московскому государству, но и решительно восторжествовать над Москвой»

В январе 1664 года, практически беспрепятственно продвинувшись по территории Гетманщины, польско-татарско-немецкие войска осадили Глухов, который защищал небольшой русский гарнизон.
Гарнизон  состоял из стрельцов и драгун московского воеводы Авраама Никитича Лопухина, а также казаков киевского полковника Василия Федоровича Дворецкого.

«После девятидневного похода, считая со дня переправы через Днепр, - пишет Антуан де Грамон, - мы прибыли в армию короля, осаждавшую в это время Глухов, город на краю Украины, у границ Московии.
Армия эта состояла:
- из 20.000 татар под командою двух сыновей (крымского) хана,
- из такого же количества польской кавалерии,
- из 20.000 казаков,
- из 4.000 драгун немецкого строя,
- из отряда гвардии польского короля, в котором было 12.000 рейтаров,
- 14.000 польской и немецкой пехоты, - лучшей инфантерии, которая когда-либо существовала,
- и из 2.000 гусар»
Т.е. польская армия, по словам Грамона, насчитывала 92.000 человек (хотя ниже, в том же тексте, он же приводит цифру в 130.000 человек):

В своей записке Антуан де Грамон довольно подробно описывает состав этого  европейского воинства, собравшегося воевать с Москвой.

Татары:

«Татары — люди приятные в обращении, свято соблюдающие верность своему слову, и нравы их совсем не таковы, какими их изображает большинство писавших что-либо о них.
Можно даже положительно утверждать, что честные люди среди них не уступят в своих качествах представителям наций с наивысшим понятием о чести.
Что же касается того, что они будто бы питаются только лошадиным мясом, которое приготовляется под их седлом в то время, когда они сидят на своих конях, то в этом нет ни слова правды.
Конечно, было бы ложью и восхвалять их чрезмерную утонченность. Во время войны всадники едят без церемонии все, что только могут найти.
Офицеры также не очень разборчивы в способах питания и не слишком расходуются на поваров; однако они совсем не лишены вкуса и бывают довольны, если их хорошо угостят.
Ал-коран запрещает им вино, но порядочных людей среди них это не очень стесняет, и они, так же как и мы, умеют приличным образом обходить этот закон»

Несколько ниже Антуан де Грамон отмечает, что татары, устав от затянувшейся осады Глухова, явились к королю с заявлением, что «они не могут терять времени (предназначенного) для забора пленных в Московии, прежде чем вернутся к себе, и в этот самый вечер, в составе 10.000 коней, имеют намерение выполнить предприятие, поистине в высокой степени смелое, однако в успехе которого они не сомневаются, и к исходу восьми дней их увидят возвращающимися обратно в лагерь в более многочисленной компании, чем они из него выйдут».

Этот витиеватый пассаж означает, что татары оставили королевский лагерь, а через какое-то время вернулись назад с «полоном», т.е.  людьми, забранными в окрестных местах.

«Они перерезали горло всем старикам свыше шестидесяти лет, по возрасту неспособным к работе. Сорокалетние сохранены для галер, молодые мальчики — для их наслаждений (! - прям боевые пидоры), девушки и женщины - для продолжения их рода и продажи затем.
Раздел пленных между ними был произведен поровну, и они бросали жребий при различиях возраста, чтобы никто не имел права жаловаться, что ему достались СУЩЕСТВА старые вместо молодых.

К ИХ ЧЕСТИ Я МОГУ СКАЗАТЬ, ЧТО ОНИ НЕ БЫЛИ СКУПЫ В СВОЕЙ ДОБЫЧЕ, И ИХ КРАЙНЯЯ ВЕЖЛИВОСТЬ ПРЕДЛАГАЛА ЕЕ В ПОЛЬЗОВАНИЕ ВСЕМ, КТО К НИМ ЗАХОДИЛ».

Отметим, что, по мнению благородного французского шевалье, - бандитствующие татары «не уступают в  своих качествах представителям наций с наивысшим понятием о чести». Очевидно, - понятия о чести шевалье Антуана де Грамона вполне допускают  перерезание «крайне вежливыми людьми» горла старикам и проч., приведенное в предыдущем абзаце.

Польская кавалерия (гусары):

«Гусары выступают во главе всех войск или вооруженных сил в Польше и являются старейшим установлением.
Они должны удовлетворять таким требованиям: чтобы быть конником в гусарском отряде, - что называется в просторечье «товарищ», - необходимо быть дворянином, хорошо сложенным, сильным и могущим носить кирасу в полном ее составе, нарукавники, набедренники, отделанные железом рукавицы, на голове каску, на обеих ногах шпоры по-немецки, т. е. могущие быть легко снятыми, тогда как шпоры по польскому образцу прибиваются к сапогам, и большую тигровую или леопардовую шкуру, подбитую бархатом или шелком темно-красного цвета, которою гусар прикрывает левое плечо.

Конь его должен быть рослым, красивым, сильным и хорошего хода; бархатное седло с нагрудным и подхвостным ремнями (как иностранного образца имеются и у нас), для того чтобы всадник имел твердую опору при ударе копьем в неприятеля на полном скаку.
Гусар должен иметь пистолет у левой седельной луки, длинную и остроконечную шпагу под правым бедром и, как обычно, саблю сбоку. Во время сражения он вытаскивает свою шпагу из-за бедра и навешивает ее себе на правую кисть, чтобы иметь руку свободной для действия копьем, которое является главным оружием, употребляемым гусарами во время боя, для прорыва эскадронов неприятеля»

Казаки:

«Легкая кавалерия на языке этой страны называется «казаки».
Эти последние также дворяне и служат так же, как и гусары, в отрядах.
Их снаряжение состоит из кольчатой куртки или кольчуги, которая закрывает их руки до половины. Кроме того у них имеются еще железные рукавицы, а голова покрыта шапкою из колец (таких же как и тело), и она называется по-польски «мисюркою».
Кони их должны быть выносливы, быстры и ловки. Их оружие - лук, стрелы и пистолеты.
Назначение казаков - поддерживать гусар, когда они идут в дело, доканчивать уничтожение разбитых гусарами эскадронов. Их жалованье составляют сорок ливров в квартал, на лошадь и человека.

Немецкая пехота и драгуны:

«Поначалу полки эти должны были состоять целиком из немецких офицеров и солдат, но, вследствие того, что местные жители весьма способны к военному делу и более выносливы и неутомимы, офицеры стали принимать их в свои отряды, и, так как они чрезвычайно храбры и ловки в обращении с мушкетами, то при случае пускают их в дело лучше, чем немцы.
Плата им — тридцать шесть ливров в квартал.
Но, так как не все офицеры получают свой оклад и плату от государства, а собирают ее со своих солдат, то солдаты получают из своих тридцати шести ливров за квартал лишь восемнадцать, капрал - тридцать шесть, сержант - пятьдесят, хоружий - сто пятьдесят, лейтенант - двести двадцать, капитан - шестьсот, а, также и свои зимние квартиры.
Полковники имеют всю судебную власть в своих полках и распоряжаются всеми своими подчиненными.
Драгуны уравнены во всем с пехотой, без всякого различия

Что касается рейтаров, то Антуан де Грамон отмечает только, что «немецкие рейтары получают по шестидесяти ливров в квартал».

ОСАДА ГЛУХОВА

По прибытии всего этого блестящего европейского татарско-польско-немецкого воинства под городишко Глухов -  было решено начать общий штурм.

После подведённой под стены мины, толку от которой, впрочем, особого не случилось, «назначенные полки, так же как и большое количество спешенной польской кавалерии, бросились в атаку вдоль дороги на не защищенные с боков городские ворота, разбитые пушечными выстрелами.
Коронный великий хоружий Собесский, нынешний король Польши, и ряд других высших сановников, видя, что мы, мой брат и я, со всеми нашими людьми, находимся в выделенном для приступа отряде, присоединились к нам, и мы все вместе пошли в атаку правого фланга, которым являлась сторона ворот вдоль насыпи.

Когда, выдержав весьма сильный огонь, притом огонь людей, которые не трусят, так как каждый из неприятелей, стреляя в нас, высовывался до половины туловища, мы встретились с прекрасною баррикадою позади ворот, с заряженною картечью пушкой, которая била вдоль насыпи, а мушкетный огонь был так ужасен и так верно направлен, что менее, чем через полчаса, тут были убиты на месте 500 человек, а остальные настолько потеряли боеспособность, что нужно было помышлять об отступлении.

Мы повернули для участия в атаке левого фланга, которая велась по замерзшему болоту, но вскоре увидели, что и здесь дела для нас обстояли не лучше, чем на правом.
Под многими из наших людей, поддерживавших тех, кто ворвался в брешь, проваливался лед, что причиняло большой беспорядок и вселяло ужас.
Брешь, как я уже сказал, была сделана дурно, очень неровная, обороняемая двумя тысячами царских драгунов, совершавших чудеса храбрости.

Большая часть всех наших офицеров была убита на вершине парапета вокруг водруженных там знамен; остатки пехоты совершенно отбиты, с крайними потерями.
Нам, наконец, необходимо было ПРИНЯТЬ САМОЕ РАЗУМНОЕ РЕШЕНИЕ, СОСТОЯВШЕЕ В НЕМЕДЛЕННОМ ОТСТУПЛЕНИИ, чтобы не потерять остатков армии, что без сомнения последовало бы, так как дело происходило в десять часов утра и московиты нас расстреливали как мишень».

Король Польши и г.Чарнецкий (один из вождей татарско-польско-немецкого воинства), которые во все время сражения постоянно находились во главе польской кавалерии на краю рва, не могли решиться на отказ от дела, так захватившего их сердце. Тем не менее, они вынуждены были уступить и отдать приказание отступить всем войскам, ПЕРЕНЕСЯ ГИКАНЬЕ ГОСПОД МОСКОВИТОВ, КОТОРОЕ БЫЛО ВЕЛИКО.

Я не думаю, - пишет далее Антуан де Грамон, -  чтобы когда-либо войска показали столько образцов доблести, как поляки в этот день в их способах атаки и московиты в своей прекрасной обороне»

Восемь дней поляки оправлялись от неудачного штурма, а на девятый - решились на следующий  приступ.
«Атака правого фланга вдоль плотины была оставлена, и сосредоточились единственно на левой стороне, где была снова подведена мина под крепостную стену, действие которой, как уверяли, будет настолько велико, что можно будет ворваться по пятидесяти человек в ряд.
Ко краю рва были выдвинуты две батареи, одна из двенадцати пушек, другая из шести.
На восьмой день, в шесть часов утра, по данному сигналу, были взорваны две мины, и все назначенные полки, поддерживаемые целою кавалерией, ворвались с величайшей отвагой в обе бреши.
Уже некоторое число поляков и немецких офицеров вошло в город, ОТРУБИВ ГОЛОВЫ ВСЕМ ЗАЩИТНИКАМ БРЕШЕЙ (ах уж эта культуртрегерская Европа) и наши знамена подняты на вершине, - и мы одно время с полным основанием были уверены, что дело кончено.

Но вскоре мы испытали обратное.
Губернатор (т.е. московский воевода Авраам Никитич Лопухин), бывший человеком, пользовавшимся выдающеюся репутацией среди московитов, явившись со всем своим гарнизоном, в один момент отбросил вошедших в город людей и опрокинул их с высоты пролома вниз, а затем, С ТРУДНО ПЕРЕДАВАЕМОЮ СТОЙКОСТЬЮ овладев брешью, открыл по нашим людям такой убийственный огонь и перебил их такое количество, что пришлось податься и уступить превосходству неприятельского огня, не прекращавшегося нисколько, несмотря на наши восемнадцать пушек, стрелявших беспрерывно по брешам.

Наши потери в людях по меньшей мере были такими же, как и в первом деле.
И, так как полки оказались сильно ослабленными и оставалось мало офицеров для командования, осада Глухова была снята к великому сожалению Его Польского Величества и всей нации.

Потом было решено продвинуться на границу Московии, по направлению к городу, называемому Севском, чтобы попытаться атаковать армию Ромодановского, расположенную по ту сторону реки Десны, прежде чем к ней присоединится племянник царя князь Черкасский с бывшими у него еще 50.000 человек, ибо противостоять всем этим соединившимся силам для нас было бы невозможно».

Впрочем, и это мероприятие – окончилось позорным бегством.

Что до Антуана де Грамона, то, в заключение своих записок от пишет:
«нам нечего было больше делать при польском короле, мы, мой брат и я, в виду ненадобности ему наших услуг, попросили его разрешить нам вернуться в Варшаву, откуда нашим намерением было проехать в Венгрию»

Ну и пусть канает.