Это кому такие красивые цветы?

«Это кому такие красивые цветы?»
Каждый раз с восторгом спрашивает Серёжка.

Они почти каждый день встречались во дворе, но не дружили, хотя были ровесницы и жили в соседних подъездах. Светка, с вечно растрёпанными короткими светлыми волосами, бегала с мальчишками по гаражам, сражалась на пластмассовых мечах и радостно кричала на всю округу, если противник сдавался. Ну что ей была тихонькая Катя с тугой тёмной косичкой на спине, которая скромно сидела на лавочке, примеряя кукле платьица и посматривая на свои окна на третьем этаже: видна ли мама на случай опасности. Но так уж случилось, что в первом классе учительница посадила их за один стол. Света не изменила своим привычкам и здесь: резкая, порывистая, могла и учебником задиристого Юрку Белова по макушке шарахнуть, и нагрубить, если её несправедливо задели или посмеялись над неверным ответом. А Катя от конфликтных ситуаций попросту убегала в дальний и тёмный угол и там глотала слёзы.

Света вдруг поняла, что её, эту мышку, надо защищать. И защищала. На уроки и домой девочки всегда ходили рядом. Они за все школьные годы не примыкали ни к каким группировкам в классе, держались особняком, их ни разу не видели на шумных вечеринках, которые были в моде перед выпуском. Девчонки коротали время у кого-нибудь из них, смотрели киношки по телевизору, Катя успевала ещё и вязать. Она вообще так и осталась более домашней, чем подруга: любила готовить, записывала оригинальные рецепты в блокнот, училась шить, развела в своей комнате целую оранжерею. В ней тогда уже отчётливо читалась настоящая - классическая - женщина, будущая жена и мать.

Ничего удивительного не было в том, что после школы они поступили в один и тот же колледж. И опять на пару, гуляя после занятий по солнечному городу, познакомились с Артёмом Жарковым. У продавца мороженого в киоске не оказалось сдачи - и стоящий за ними парень любезно предложил разменять деньги. Дальше пошли вместе. Артём, крепкий, черноволосый, с яркими и чуть насмешливыми серыми глазами, был чуть ниже Светы и чуть выше Кати, но такое обстоятельство его нисколько не смущало. Он оживлённо рассказывал какие-то забавные истории и радовался, что девушки смеются. Потом вдруг улыбка погасла на его лице:

- Мне скоро в армию. Жалко вас потерять.

- В армию? - натурально испугалась Катя. - Тебя же там мучить будут. Ну, упал - отжался... и всё такое. Или похуже.

- Кто? «Деды», что ли? - Артём усмехнулся. - Это просто страшные сказки для любящих мамочек.

- Ты, главное, сразу поставь их на место, - серьёзно сказала Света. - Если что - мигом прямым ударом в морду.

- Ну, ты боевая... - Артём с интересом поглядел на неё.

А Катя заволновалась:

- Не надо в морду! Лучше поговорить.

- Да ладно вам, - примиряюще поставил точку Жарков. - В казарме видно будет, что и как.

Он проводил их до дома, попросил номера телефонов. И ещё не раз, пока Артём не получил приказ явиться на призывной пункт, они встречались втроём. Как ни странно, откровенные во всём друг с другом Света и Катя о новом приятеле почти не упоминали. Однако каждая из них чувствовала неприятный укол в сердце, если слышала от подруги: «Мне вчера Тёмка звонил». Они стали невольно приглядываться одна к другой, не лучше ли она, может быть, бессознательно искать в себе выигрышные черты. Света умела красиво одеться, да и личико подкрашивала мастерски. Только вот Артём на её плохо скрытые намёки погулять наконец вдвоём неизменно отвечал по телефону: «И Катюшу позови, ладно?».

Обе провожали его на военную службу на вокзале, обе были всерьёз грустны. Жарков попрощался с ними чисто по-дружески, ни одной не глянув по-особому в глаза, не обняв, не чмокнув в щёку. Когда пришла минута подняться в вагон, прижал к себе маму, потом со смехом схватил и стиснул девчонок так, что они чуть не стукнулись лбами. Весь армейский срок он получал от них письма по принципу «два в одном». Ни одна не осмелилась нарушить соглашение по умолчанию - не действовать за спиной. Да и неизвестно, как воспринял бы это их «общий солдат».

Артём вернулся домой возмужавшим и похорошевшим: с лица исчезла подростковая припухлость, черты стали чётче, пробились симпатичные усики. Через два месяца, уже найдя работу в службе безопасности крупной компании, он сделал предложение Кате. Жарков уже всё продумал и всё устроил: бабушка на радостях охотно согласилась переехать в его комнату в родительском доме, а внуку отдать однокомнатную квартиру.

Чтобы достойно выдержать этот удар, Свете пришлось сжаться в один большой кулак. С каким-то прямо нечеловеческим энтузиазмом она принялась хлопотать о свадьбе, пусть никто и не просил. Волей-неволей чувствуя себя виноватой перед подругой, хотя между ними ни слова не было сказано, Катя покорно ездила с ней по магазинам в поисках «самых классных» платья и туфелек. Света браковала наряды беспощадно. Так, что даже к назначенному дню платья у невесты не было. Встревоженная мама Кати взялась за дело сама. В общем, купили то, что попалось под руку. Света, видимо, сама не понимая, пыталась оттянуть событие, громоздя совершенно глупые преграды, но всё напрасно. Уже за столом в кафе, она, пригубив шампанского, вдруг издала странный и страшный звук подавленного рыдания. Хорошо, что музыка и крики «горько!» заглушили его.

Мир стал для Светы плоским и серым. Первое время она, с упорством мазохиста, просто упивалась своей вдребезги разбитой жизнью, но горе, достигнув критической массы, внезапно вывернулось другой стороной. «А кто сказал, что так будет всегда?» - эта мысль обернулась волшебным канатом, который вытащил её из бездны отчаяния. И Света стала вести себя иначе - зачастила к Жарковым, где её встречали с распахнутыми объятиями. Света присматривалась к ним, прислушивалась к разговорам, стараясь отыскать хоть крохотную трещинку, но безуспешно.

Катя скончалась при родах. Схватки начались поздно вечером. Артём вызвал скорую помощь, волнуясь и суетясь. Домой он не вернулся, остался сидеть в приёмном покое, уперев лоб в до боли сжатые кисти поставленных на колени рук. Врач вышел к нему под утро и сказал фразу, которую Жарков понял не сразу:

- Мы делаем всё, чтобы спасти жизнь ребёнка.

- То есть? А... Катя?

Но доктор уже торопливо скрылся за ослепительно, как показалось Артёму, белой дверью. Он не поверил в ужасную - невероятную! - догадку, мелькнувшую в голове, и сосредоточенно уставился в стену напротив. Но поверить пришлось. И очень скоро...

Если бы не кроха-сынок, Жарков, наверное, погиб бы от обрушившейся на него и непостижимой ни умом, ни сердцем катастрофы. Он тяжело заплакал, но оборвал себя усилием воли, уткнувшись носом в нежный свёрток, который с сочувственным лицом вынесла медсестра. Это было уже после похорон, после нелёгкого разговора с матерью, не решавшейся брать на себя заботу о младенчике из-за хронической гипертонии. Она посоветовала отдать сынишку временно, пока не подрастёт, в казённый дом. Но он наотрез отказался, взяв отпуск, чтобы обдумать, как жить дальше. Да и бабушка, сухонькая, маленькая ростиком, кажется, совсем без сил, строго сказала:

- Ещё чего! Сами справимся. Если надо, я туда, к Тёме, переберусь. Или он сюда с Серёжей.

Артём остался в бабулиной квартире. Она приезжала каждое утро, но он согласился только на наблюдение и поначалу со страхом, а потом всё увереннее кормил мальчика, купал, укладывал спать, размышляя, где подыскать надёжную няню.

Конечно, всё это время рядом с ним была и Света. После потрясения она пришла в себя куда быстрее Артёма и в роддом ездила тоже. Уже в такси молча отобрала свёрток со спящим малышом у неуклюжего Жаркова, прижала к себе и поняла, что если отдаст его, то исключительно вместе с собой.

Смирился Артём далеко не сразу, как ни убеждала его Света, что он один не потянет, а бабушке самой отдых и покой нужны. Ей же бросить колледж ничего не стоит, позже можно восстановиться: люди ж там работают - неужели не поймут? Ну, что делать? Артём позволил Свете просто жить в его квартире, потому что действительно дико выматывался с ребёнком и отпуск подходил к концу. Она спала на раскладном кресле рядом с детской кроваткой, а Жарков ставил себе раскладушку на кухне. По ночам, укачивая ревущего Серёжку, Света приговаривала:

- Тихо, маленький, не плачь, папе рано вставать.

Уже двенадцать лет они живут семьёй. Серёжа, прибегая с улицы, виновато кричит:

- Мам, я все кроссовки промочил. Ты не ругайся, ладно?

Света, выглянув в прихожую, добродушно ворчит:

- Опять через лужи прыгали, хулиганы? Мой руки - и ужинать. Отец сегодня опять припозднится: заменяет кого-то.

Она не знает, любит её Артём или нет (на слово «люблю» словно наложено табу), но чувствует, что очень уважает и ценит. И есть за что, если без ложной скромности. Света сумела стать хорошей матерью и женой, быстро изучив кухонные премудрости и прочие женские домашние дела. О своей родной маме мальчик не знает, её фотографий нет ни в одном альбоме. О ней не говорят ни при нём, ни без него. Но это вовсе не значит, что забыли, добела стёрли из памяти. В день рождения Кати на столе в комнате обязательно появляется букет белых роз. А Света печёт сладкий пирог. Серёжка всякий раз с восторгом спрашивает:

- Это кому такие красивые цветы?

- Твоей маме, - отвечает Артём.

Лукавый ответ, конечно, но возможен ли иной?

Мальчик не вдумывается, почему букет возникает каждый год в один и тот же день. Наверняка и не замечает этого. И не надо. Пока не надо...