Без погон

Без погон

Эти заметки не представляют никакой исторической ценности. Их автор уже больше половины жизни живёт в другой стране, у него целиком поменялась ментальность, но память осталась ещё очень крепкой и цепкой.
Воспоминания из прошлых жизней кажутся ему порой абсурдными, и он часто себя спрашивает: “Да было ли это так на самом деле? Да было ли такое вообще возможно? Можно ли было такое прожить? Можно ли было в 'этом' выжить?! Есть ли хоть какая-то логика в поведение человека, который когда-то принадлежал ‘новой общности’ ‘Советский человек'. Была ли логика в существовании страны Советов?
Если читатель не найдёт в этих заметках никакой логики, то автор будет считать цель сего повествования достигнутой.

Вместо эпиграфа

"Ваши друзья служат в Советской Армии по два года, а кто и по четыре. Не думайте, что вам повезло. За три месяца сборов мы попытаемся наверстать те два года, которые, как вам кажется, удалось избежать."
Подполковник Литвинов

Историческая справка

Когда я жил в шкуре Советского человека, в Советском Союзе была такая практика: некоторые советские ВУЗы (Высшие Учебные Заведения) имели свои военные кафедры. Начиная с третьего, по-моему, курса раз в неделю студенты на целый день передавались в руки военных 'спецов'. Помимо строевой подготовки и изучения всевозможных уставов, со студентами проводились занятия по их военным специальностям. Например, наша военная специальность звучала так: Командир Взвода Дальней Связи. Этим студентам неимоверно повезло – они не должны были служить два года в советской армии, задыхающейся от дедовщины. Особенно повезло тем, кто избежал советской армии во время афганской войны. Счастливчикам нужно было после защиты диплома 'отслужить' три месяца сборов и сдать Государственный Экзамен, без которого защищённый тобою диплом тебе не вручался, а сам ты мог спокойно попасть в действующие в Афганистане войска.
 
Без погон

- Товарищи курсанты, знайте, что у вас очень странная форма. Она, вроде, и военная... Да, зелёная, даже через чур чистая и зелёная. Но! Она без погон! Вы все эти три месяца по сути дела - никто! Не дай бог, вас встретит какой-нибудь военный патруль на гражданке! Всё! Вам каюк!

Гусский.

Дымящаяся от зноя и пыли автобусная остановка захудалого городка Абай в казахстанской степи.
Лоснящиеся от пота курсанты замерли, боясь даже лишним движением позволить своему молодому здоровому организму истратить хотя бы лишний квант энергии, которая, согласно закону сохранения, выльется наружу дополнительной каплей пота.
Навстречу им идёт весёлый развязный солдат, сразу видно - из 'дедов', очень худой и с абсолютно кислой физиономией. Подойдя к самому крайнему из нас – парню, которого зовут Феликс, он сразу же делает серьёзное лицо и строго спрашивает:
- А ты кто по национальности?
Феликс чувствует всем нутром, что он сейчас 'получит по жидовской морде'.
- Гусский!
Сильное картаванье могло выдать его с головой, но любопытный солдат, очевидно, был несведущ в таких тонкостях еврейской натуры и подошёл к следующему 'беспогоннику':
- А ты кто по национальности?
Все расслабились. У Ахмеда была самая невинная национальность. Нет, он не был ни русским, ни 'гусским' - он не был 'старшим братом' всех национальностей. Он был простым татарином, каких в Средней Азии было несть числа, и которые жили здесь со времён Тамерлана. Ахмед гордо и спокойно ответил:
- Татарин.
Лицо любопытного солдат расплылось в обезоруживающей улыбке:
- И я - татарин!
Но оно тут же стало даже ещё более серьёзным, как будто он собирался решить очень сложную математическую задачку:
- А ты... какой татарин?
Дело в том, что в Советском Союзе каких только татар не водилось. Помимо двух основных групп - казанских и крымских, были всякие уфимские и... ещё не знаю какие.
- Казанский, - ответил Ахмед.
Физиономия любопытного солдата-татарина теперь выглядела, как надраенный кремом офицерский сапог:
- И я - казанский!
Два казанских татарина крепко обнялись. Вот она, Дружба Народов в действии. К сожалению, она действует, если только народ - един, то есть если люди принадлежат к одной национальности.
Как они крепко обнимались! Приятно было наблюдать за ними.
Ещё больше я радовался тому, что до меня, слава богу, очередь 'по национальному вопросу' не дошла.

Древесный спирт

Едем в кузове грузовика - потные, пыльные, угрюмые. Какой-то солдат достаёт фляжку, хвастает:
- Вот, достал древесный спирт! 90 градусов!
Все оживились.
- А запить есть чем?
Как оказалось, в сорокаградусную жару у всех солдат фляжки были опустошены - чем нарушалось строгое предписание 'военного' времени.
Единственная наполненная фляга дымилась от градусов. Я в нерешительности замер, вдыхая дурно пахнущее пойло:
- Давай, не задерживай! Чего на него смотреть?
- 90 градусов там, минус 40 на улице - всего-то 50 градусов, как сибирская водка! Чего тут думать?
Все очень быстро опьянели. Я сознался, что сразу же после сборов у меня свадьба, а заодно пригласил на неё всех своих собутыльников, вернее 'со-фляжников'.
 
Пальчиковые помидорчики

Каждый уважающий себя советский гражданин считает своим долгом подзаработать 'на стороне' деньжат, на которые Советская Власть была очень скупа для своих собственных граждан.
Нет, она не скупилась помогать молодым независимым странам, недавно сбросившим с себя иго колониального гнёта - главное, чтобы те выбрали социалистический путь развития.
И, как доказательство преимущества строя – практически, бесконечный поток денежной помощи. У Советской Власти хватало наглости даже организовывать сбор средств со своего собственного оболваненного угнетённого и обнищавшего народа, чтобы помочь какому-нибудь другому угнетённому народу выбрать себе такую же судьбу.
При полном отсутствии частной собственности советский человек мог подзаработать только нечестным, преступным путём. Воровство государственной собственности каралось очень серьёзно - вплоть до расстрела.
Но ты мог подзаработать на эксплуатации себе подобных - таких же, как ты, советских со-граждан. В распоряжении подполковника Литвинова было более сотни солдат. Да даже и не солдат ещё, и не офицеров. Так... бывших студентов, которые не получат ни синеньких, ни красненьких дипломов, если он, подполковник Литвинов, не примет у них Государственный Экзамен. Он знал, что этот самый Государственный Экзамен превратится просто в 'Дарственный, то есть в экзамен с подарками, но до него было ещё ждать три месяца, а насущных дел накопилось ох как много: и ремонт сделать, и помочь жене закатать на зиму помидорчиков с огурчиками, да мало ли что ещё! В подчинении у него были маменькины и папенькины детки. А эти самые маменьки и папеньки могли ему пригодиться.
Как же происходил процесс закрутки овощей на зиму? У курсанта Джалиля, например, кто-то работал на стекольном заводе, где производились баллоны. Джалиль был отпущен в короткую командировку домой, договариваться насчёт литровых и трёх литровых баллонов. Наш отец работал зав.овощной базы, и, естественно, мы с братом были взяты подполковником Литвиновым 'на карандаш'. Сначала меня отпустили в командировку домой 'договориться'. Я 'договорился', отец сказал 'да ради бога'. Заодно мы со своей будущей женой подали в ЗАГС заявление. Во вторую командировку послали моего брата. Он, мягко говоря, был не в восторге. Литвинов настаивал именно на пальчиковых помидорах и хрустящих огурчиках. Брату пришлось ездить по овощным ларькам и вышибать у недовольных зав.овощными ларьками и пальчиковые помидоры, и хрустящие огурчики.
Недовольным остался и Литвинов - то ли огурцы оказались не настолько хрустящими и пупырчатыми, то ли помидоры не настолько пальчиковыми.

Водитель их величеств

Среди нас был наш сокурсник курсант Аркадий. Мы его видели очень редко. А всё потому, что он был единственным среди нас, кто имел не только права, но и машину. Естественно, офицеры эксплуатировали его нещадно. Наградой ему была ночёвка дома. У него даже своего места в палатке не было. Был он всегда чистеньким, но очень уставшим. Как-то раз он нам сознался, что ему надоело возить это офицерьё по бабам, и вообще, такого разврата он в жизни своей не видал!
На 'Дарственном Экзамене' он появился. Подполковник Литвинов, разомлевший от холодного шампанского, сделал вид, что Аркадий сейчас не получит никакого зачёта, мол 'пусть знает наших'! Но зачёт всё равно ему поставили.

Проспавшие потоп

В ту ночь мы 'дневалили' с другом Ровшаном. Когда все дела были сделаны, мы договорились по очереди поспать. Нужно было только не прозевать, когда цистерна с общевойсковой водой заполнится и во время выключить кран.
Это дело я, конечно, проспал. Ровшан разбудил меня и указал на произошедший в нашей части небольшой потоп. Вода, перелившись через край цистерны, затопила канализационный люк, где находился предательский кран. После этого она ринулась в наши палатки. Мы глянули туда и ужаснулись: большинство их было залито водой по самую щиколотку.
Для начала Ровшан разделся донага и нырнул в затопленную канализацию, чтобы закрыть воду. Затем надо было что-то придумать с палатками, где земляная поверхность превратилась в сплошную грязь.
Я с ужасом подумал, как бедные ребята в считанные секунды, погружая в грязь и ноги, и сапоги, и портянки, должны будут утром вовремя одеться и быть на плацу 'как штык'.
На 'мусорке' мы нашли деревянные плиты, которые и перетаскивали остаток ночи.
Утром полковник, заинтересовавшийся чересчур громким 'перематом' во время побудки,  заглянул в палатки и... только усмехнулся. А я-то думал, что меня, как минимум, расстреляют. Ведь там творилось что-то невообразимое. В засохшей грязи наши деревянные плотики были похожи на утлые судёнышки во время небольшого шторма. Между ними виднелись следы сапог и голых ступней, а также застрявшие там навсегда отдельные портянки, одевавшегося во всей этой кутерьме взвода. В опустевшей палатке царил смрад и горечь высказанных в адрес дневальных матерных проклятий.
Отделались мы легко. Подполковник Литвинов приказал позаботиться, чтобы мы целый день не спали, даже положенные нам мизерные часы, так как 'мы выспались ночью'. Хотя, мы практически всю ночь работали.
Наши утлые плотики постепенно вынесли из палаток, и застывшая волнами грязь постепенно выровнялась бесконечным топотом солдатских ног.

Исчезнувшая постель

На территории части были помещения, где находились пустовавшие учебные классы. Курсант Немировский добросовестно прошёлся по всем окнам этих помещений и нашёл одно не запертое. Проникнув в эту брешь, он нашёл довольно прохладные комнаты. После 40-градусной жары, казалось, что там работают кондиционеры. Он решил проводить в этом оазисе часы отдохновения, то есть всё то время, когда другие проходили учебную подготовку, а на самом деле - парились в палатках, играя в карты. Потом он позвал нас с Ровшаном, за компанию. Наверное, ему было скучно там одному, а, может, страшновато? Всё-таки он нарушал дисциплину, а это могло привести к провалу Государственных экзаменов по 'военке', лишению диплома и вполне реальной посылке в Афганистан на срочную службу. Эти 'комфортабельные' классы, как нам сказали, и предназначались для обучения афганцев советскому военному ремеслу.

Чтобы нам было комфортнее отдыхать, мы принесли туда свои постели и улеглись на полу в необычайном блаженстве. Поначалу, мы таскали постели из палатки в класс и обратно каждый день, но потом и это нам надоело, и мы оставляли их прямо так, в классе, на целый день до отбоя. За нашу наглость мы были наказаны. Однажды, когда мы сидели вместе со всеми в учебной палатке и резались в карты, Немировский сказал, что пойдёт немного всхрапнуть.

- Да, иди, мы сейчас...

Однако он вернулся через 5 минут, очень бледный и сказал, что окно заперто, а постели исчезли.
С нами было всё ясно. Насмарку пять лет учёбы в одном из самых престижных ВУЗов Узбекистана. Насмарку бессонные ночи перед экзаменами и зачётами, насмарку все эти 'интегральные и дифференциальные уравнения' с 'высшей алгеброй' впридачу, все эти 'уравнения комплексных чисел', 'функциональный анализ' и 'алгебра буля', 'физмат' и 'сопромат'. Ох, не зря я вспомнил весь этот 'мат'!
Мы высказали Немировскому всё, что мы о нём думаем и стали ждать, когда 'за нами придут'. Ждали с настроением 'прощай Ташкент, гудбай Абай, привет Афган, привет полкан'.

Достаточно было пройтись по спальным палаткам и определить у каких курсантов отсутствует постель, а потом взять их всех, то есть нас, в оборот. Время шло, но никто за нами не приходил.
Вернулся Немировский с очередной разведки и доложил, что постель найдена - она находится в кабинете подполковника, заведующего всей нашей частью. Мы были в ужасе. Сейчас объясню почему.
Как-то мы наблюдали 'беседу' этого зверюги с ефрейторами. Он на них орал:
- А ну, встать смиррррна! А не то получишь ногой по яйцам!
Мужчины меня поймут. Как можно стоять смирно, когда на твои 'сокровенности' нацелена бульдожья морда и кованый сапог подполковника?!
Мы также знали, что он очень ленив и, очевидно, решил ждать, когда мы сами к нему придём с повинной головой - не на голых же железных пружинах нам спать!
Но в палатку мог заглянуть любой офицер. Все одеяла на постелях были натянуты 'под лодочку', с идеальными тумбочками. И тут - три голые кровати!
Уже наш старшина Алаверды вопросительно посматривал на нас.
Вечерело. Немировский пришёл с очередной вылазки и сказал, что 'видел много матрацев'.

- А одеяла? Подушки?!
- Не знаю, тоже должны быть 'там'.

Это 'там' была своего рода подсобка при солдатской столовой, превращённой в склад и заваленный под завязку всякой постелью.
Решено было брать его ночью.
Но Немировский прискакал с очередной вылазки и сказал, что он всё узнал, и что он разговаривал с самим Фабричным!
Фабричный - это не солдатская кликуха, а настоящая русская фамилия. Паренёк, то ли сверхсрочник, то ли 'второгодник'. Все его знали по выдаче выгоревших от солнца панамок.

Если кто-то 'потеряет' солдатскую панамку - ему 'труба'. На строевой его 'выгребут'. Каптёрщик Фабричный был палочкой-выручалочкой, за совсем недорого, всего за одну бутылку водки, у него можно было купить списанные панамки. Пусть они были выгоревшие добела от беспощадного казахстанского солнца, помятые, будто выуженные с помойки и помечали 'белых ворон' в строю, то есть тех, кто прошёл через Фабричного, офицеры ничего не могли на это сказать.
Так вот, оказалось, что этот самый Фабричный ночует в этом самом складе-подсобке. Наверное, были случаи 'налётов' и до нас. Немировский договорился, что за водку мы получим от Фабричного три комплекта постели с того самого склада, но уже, так сказать, легальным путём. Если это так можно было назвать. Да, это тоже было воровством, но без взлома.

- Я не понял: нужно три бутылки водки, или одну?!
- Одну.
- За три комплекта?!

Это называется бизнес по-советски: и 'панамка из помойки', и три комплекта солдатской постели - три матраца, три одеяла, три подушки, шесть простыней и три наволочки - стоили одну и ту же бутылку водку. Вот такая вот универсальная жидкая валюта водилась на необъятных просторах моей родины. Но Фабричный ночевал на складе ради вот этой бутылки водки.
Уже было довольно поздно, магазин должны были скоро закрыть. Мы наскребли денег и решились в самоволку. Вот так одно преступление порождает другое.
Как-то так получилось, что чисто по-человечески мы не могли отпустить Немировского одного на такое гиблое дело, и пошли втроём. Вот таким вот образом, совсем уже ничего не соображавшие 'солдаты без погон', соображали на троих в близлежащей деревне. Это было похоже на выход из ядерного бомбоубежища на поражённую местность. Местные смотрели на нас как на инопланетян, а мы соответственным образом на них.

Они с удивлением услышали от нас русскую речь - три пошатывающихся от страха солдата, похожие на зомби, дрожащими голосами требовали бутылку водки. Они её быстренько получили, и что самое удивительное - расплатились советскими рублями! Возвращение помню смутно. Мы все вдруг очнулись в родной палатке с бутылкой водки у Немировского в руках. Как будто никуда и не выходили, а вожделенная бутылка оказалась у него по мановению руки.
Хотелось расслабиться, причём этой же водкой. Но её надо было сменять на вонючие матрацы. Ждали условленного с Фабричным часа для нашей бартерной сделки.
Немировский примчался с очередной вылазки и сообщил, что те бараки, которые рядом с футбольным полем – тоже под завязку забиты новенькими постелями! У нас сложилось впечатление, что вся наша военная часть под завязку набита матрацами и постелями!

Мы с Ровшаном с уважением посмотрели на Немировского, потом с не меньшим уважением - на бутылку водки. Решено было 'похерить' Фабричного и брать тот, другой склад, а 'сэкономленную' бутылку раздавить самим.
Когда все, посмеиваясь над нашими пустыми койками, улеглись спать после отбоя, мы вышли к складам и открутили решётку на одном из окон. Немировский забрался во внутрь и, стуча зубами - то ли от холода, то ли от страха, стал выдавать нам три новеньких комплекта постели. Очевидно, и эта постель предназначалась для будущих 'афганцев'. Прикрутив решётку на место, мы вернулись в палатку, заправили постели и пошли бухать.

Утром, узнав о нашем пиршестве, наши товарищи осудили нас за жадность. Им, конечно же, не дано было понять насколько дорого обошлась нам эта бутылка водки.
Нас очень легко можно было вычислить по новеньким постелям, но и здесь бог миловал. Ни одному офицеру и в голову не пришло заниматься такой ерундой, когда полыхала афганская война, капиталисты подбросили нам шпиона в виде южнокорейского самолёта, который наши доблестные ВВС сбили вместе с 23 членами экипажа и 246 пассажирами на борту. Время было неспокойное.

Еврейский арбуз

Еврейский арбуз - самый несчастный арбуз в мире. Не верите? Тогда послушайте вот такую историю:
В воскресенье, как всегда, приехали родители и родственники посмотреть - что осталось от их дитятей, а заодно их и подкормить. Нужно сказать, что кормили нас неплохо.
Варили что-то вроде жидкого жаркого. То что пожиже проходило как суп, а то, что погуще, со дна котла - как 'второе'. В супе плавали приличного размера куски свиного сала, его можно было откопать и в картошке во втором блюде.
'Советише* евреи' уплетали свинину с большим аппетитом. Даже при такой жирной и обильной (и что примечательно - разнообразной) кухне, все мы выходили из столовки голодными, жуя прихваченный хлеб. Жара и рекой текущий пот удивительным образом начисто смывали приобретённые в советской солдатской столовой калории.
Некоторые узбеки пытались возмущаться по поводу свининки, на что подполковник Литвинов торжественно на плацу, перед всем строем объявил:

- Я научу вас жрать свинину!

При этом он махал кулаком куда-то в сторону нац.взводов.
Но разговор не о свинине, а о несчастном еврейском арбузе. Родители привезли Феликсу огромный арбуз, который они не осилили в воскресенье. В понедельник утром был шмон, ставшим потом традиционным на наших армейских сборах. Солдатская тумбочка должна содержать минимальный набор, состоящий из зубной щётки, пасты, запасного белого воротничка и... - а вот дальше не помню. Наверное, общевойскового устава.

Шмон предназначался для изъятия излишков у зажиточных курсантов. Перед плацем складывались предметы преступления, улики, так сказать. Несчастный еврейский арбуз был обнаружен вездесущим подполковником Литвиновым. Он кряхтя вынес его из палатки и, как толкатель ядра, с изумительной улыбкой... швырнул его и сокрушил о надраенный плац, перед всем строем! Я до сих пор помню эту улыбку, эти замедленные кадры, когда арбуз отрывается от подполковничьей груди, летит и потом разбивается об асфальт на мелкие красно-зелёные кусочки.

* Советские (идиш)

Не все Литвиновы - евреи

Сомнения по поводу его национальности возникли после знаменитой фразы:
- Рыба гниёт с головы! А у нас, евреев... с хвоста!
И потом хитро прищурив глаза:
- Правильно я говорю, курсант Факторович?
Но ребята навели справки: нет, евреем там и не пахло, и у подполковника Литвинова "рыба тоже гнила с головы".
И вообще, чем-то он напоминал Василия Ивановича Чапаева (по той версии, какую нам преподнёс актёр Бабочкин) - тот же прищур, те же комиссарские усы, та же манера разговаривать - слащаво и растягивая слова.

- Лё-о-оша, а принеси-и-ка ещё холо-одненького...

Лёша - это наш старшина Алаверды, а под 'холодненький чай' в маленьком узбекском чайнике было закамуфлировано Советское шампанское.
Так мы задабривали советского подполковника Советским шампанским, потому что знали - в Советском Союзе всё гниёт с головы, даже Советская армия, невзирая на национальности.

И повод был подходящим: сдача Государственного экзамена! Я тоже отдал трояк (три рубля), хотя в прошлый раз, когда сдавали просто зачёт по 'военке', подполковник Морозов зачёт мне не поставил.
Причём не задав ни одного экзаменационного вопроса. А экзамена, как такового, и не было. Лёша (он же - Алаверды) пошёл, договорился с кем надо, все сбросились по трояку. Собрав зачётки, он потом через какое-то время всем вернул их с 'честно' заработанным зачётом. Я был единственным исключением - зачётку мне вернули без зачёта и... без трояка. И всё потому, что однажды, когда я 'дневалил', этот самый подполковник Литвинов, проходя мимо меня, громко объявил:

- А Узланер будет сдавать зачёт лично мне!

Какой там. Когда сессия закончилась, и я вымуштровал все схемы, все вопросы и ответы, тот же подполковник Морозов молча взял у меня зачётку и, не говоря ни слова, поставил зачёт.
Это был единственный раз за пять лет, когда я провалил сессию и остался без стипендии.

Но я на него не злился. У подполковника Морозова были семейные проблемы - жена то ли изменяла ему, то ли ушла от него. Он всегда ходил угрюмый, молчаливый с красным лицом. И если открывал рот - оттуда лился мат, причём мат тоже был грустным, с каким-то глубинным смыслом. Если говорить о многоэтажном мате, то мат подполковника Морозова взбегал по хитро закрученной лестнице на пятый этаж и потом мягко, почти нежно, спускался оттуда.

Parlez-vous francais? Или Противогаз по-французски

В школе я изучал английский язык, с пятого класса, занимал даже какие-то места на школьных олимпиадах по этому предмету. Но меня влекла страсть к познанию, я очень любил учиться. И когда поступил в Университет, проходя по его бесконечным коридорам, я услышал французскую речь, мне очень захотелось изучить и это.

Мало было мне Математического Анализа, Функционального анализа, Высшей Алгебры, Интегрального и Дифференциального исчисления, математики комплексных чисел, Физико-Математического курса, Алгебры Буля, Теоретической механики, Механики твёрдого тела, Теории упругости, Аэродинамики, Сопромата и бог весть чего ещё. Мне ещё и французский язык подавай. Французского в советских школах изучалось мало, и поэтому набрался всего один небольшой класс, причём с начального уровня.
Отец, конечно, был против, так как он собирался 'сбежать в Америку', но я его не послушал и окончил и этот курс, причём с отличием.

И вот, 'чтобы не забыть родной французский', мой друг Ровшан взял учебник с собой на сборы. Впереди нас ждала взрослая жизнь, и чем чёрт не шутит, а вдруг наш французский пригодится нашей Родине?!

Учения наши проходили обычно так: в палатку вваливался майор, он вешал электрические схемы по 'Дальней Связи'. После этого он уходил куда-то 'вдаль', и все резались в карты и никого не трогали, никто к нам в платку не заглядывал. Очевидно, нас с Ровшаном выдал иностранный язык, который так странно звучал в советской палатке посреди казахстанской степи. Мы очнулись от погружения во французский, так сказать всплыли на поверхность, когда увидели над собой довольное и любопытное лицо подполковника Литвинова, нашедшего в палатке брешь для своей офицерской головы. Немедленно нас с Ровшаном вытащили на жару и одели в ОЗК (если не ошибаюсь - Общевойсковой Защитный Комплект).

Это была сплошная резина - с ног до головы, в буквальном смысле: резиновые сапоги, резиновые перчатки, прорезиненный плащ, и противогаз с резиновым же гофрированным шлангом. И мы, как, извините, два гондона, стояли на самой жаре в полном комплекте с выправкой несколько минут. А все курсанты получили наглядный урок, что будет с теми, кто собрался учить французский язык в советской армии.
Больше никто не решился. Во-первых, других таких придурков-французов не нашлось, а, во-вторых, единственный в советской армии учебник Французского был конфискован бдительным подполковником.

Когда нас помиловали - мы начали быстро сбрасывать с себя всю эту резину. Из резиновых сапог я вылил литра два собственного пота.

Якши

Для утренних водных процедур, да и не только утренних - в огромную металлическую бочку периодически заливали холодной воды. К бочке были приспособлены несколько металлических труб, продыраявленных во многих местах – чем не умывальня для настоящих советских солдат? Вода шла и на чистку зубов, и для бритья, и для питья, и для 'подстирки' и прочих ежедневных солдатских нужд.
Однажды в эту бочку залез разомлевший от жары узбек. Наверное, он думал - что попал в рай. Воду только что залили и она была очень холодной.

- Якши! Якши!*, - слышалось из бочки.

Доложили полковнику. Узбека выловили. Но воду полковник решил в бочке не менять - не баре!

* Хорошо (узб.)
 
Одинокий казах из узбекской палатки

Однажды нас позвал отведать дыни один узбек из нац.потока. Дыня была очень сладкой и холодной - то, что надо! В процессе её поглощения мы узнали, что этот парень вовсе и не узбек, а казах, и родом он как раз из этих мест.
Мы так поняли, что угостил он нас не просто так, а 'на всякий случай', чтобы все видели, что у него есть друзья из 'европейского потока'. Наверное, были на то веские причины, а иначе с чего бы ему понадобилось делиться с нами такой вкусной дыней?

Неприкаянный майор

Нашего главного героя афганской войны, спортсмена, КМС (кандидата в мастера спорта) по боксу и по лёгкой атлетике, почти еврея - подполковника Литвинова очень любили женщины. Причём они были абсолютно разные и их было много. Говорят, что в Афганистане полковник Литвинов был очень боевым товарищем, брал дворцы, где 'телевизоры были чуть больше стен, на которых они висели'. Эти телевизоры, вместе со стенами, потом с удовольствием расстреливались советскими воинами-интернационалистами. Хоть какое-то развлечение. Полковник эти дворцы даже называл своим именем, был этаким местным князьком-завоевателем. Была в нём этакая слабинка.

Была у него и другая слабость - 'передок'. Жена узнала, что он в Афгане не бедствует, но ****ствует - доложила кому следует. Полковника разжаловали в подполковники и предписали воспитывать студентов. У нас ребята говорили, что полковник пострадал 'за ****ство'. Короче, подпортила жена ему карьеру. Но подполковник не унывал. Он готовил себя к поступлению в военную академию, метил в 'енералы', для чего нашёл нужных ему ребят-курсантов, они ему решали какие-то курсовые работы, контрольные.

Так вот, женщины до того любили нашего подполковника, что приезжали к нему в нашу Тьму-Таракань. Тогда он 'просил' майора Наливайко 'пойти погулять'.
Наливайко - в принципе, неплохой мужик, ходил очень расстроенным, заходил к нам в палатку, мы угощали его 'запрещённой водкой'. Он тогда быстро добрел, краснел и становился совсем 'своим в доску'.
Наш старшина Алаверды (я не шучу - так звали нашего старшину азербайджанца) даже просил нас, чтобы мы угостили майора 'травкой' - знал, что мы балуемся.

Нудисты Советской Армии

В час досуга, когда солнце переставало сильно палить, многие солдаты полностью сбрасывали себя все манатки и окунувшись под 'бочковой водой' шли загорать. Тогда расположение нашей части напоминало нудистский пляж. Наиболее 'физически развитые' курсанты даже выходили погулять к магазинам части. В некоторых из них работали женщины. Они-то, бедолаги, и пожаловались начальству на такой своеобразный разврат.
Майор Наливайко на построении всем делал внушение:
- Вы - маленькие дети с во-от такими х...ями! Что ж вы делаете, мать вашу?!..
Все понимающе улыбались и больше никто из 'зоны' не выходил.

Эпилог

Сколько много интересных событий уместилось в каких-нибудь три месяца! Наиболее неприглядные байки пришлось сократить по настоянию жены. А ещё говорят, что мы скучно жили! Нет, только в социалистической стране могло произойти столько сюрреалистических событий за столь короткий срок.

Июль, 2018.  Кингстон, Онтарио