Первый дом

          Вначале  мы жили недалеко от Ташкента на плодово-ягодной станции им. Шредера, где работали мои родители. Когда они перешли на работу во вновь организованный Узбекский сельскохозяйственный  институт, мы переехали в Ташкент и поселились на Шпильковской улице, недалеко от Туркменского базара, теперь Центрального рынка. 

            Здесь родители снимали комнату в 16 кв. метров в доме некоего Станислава Феликсовича. Это был  невысокий старичок, поляк, с аккуратной седой бородкой и усами, хозяйственная личность, но довольно неприятная.

          Соседские мальчишки, упростив  имя, звали его Слафей Слафеич. Поскольку пацанов привлекала крупная "шпанка", свисавшая по весне через забор нашего дома, Слафей Слафеич мог подолгу стоять у калитки с дрыном в руке, подкарауливая  любителей вишни.

                Как только над забором появлялся сделанный из камышинки "фонарик", которым срывались вишенки, негодующий Слафеич выскакивал на улицу и запускал дрыном в убегавших пацанов.

                С нашей семьей у Слафей Слафеевича тоже отношения были далеко не добросердечные. Во время войны домовладельцам запрещалось менять условия договора о найме жилой площади, и наш хозяин мог бы получать большую плату только с новых жильцов, поэтому он всячески старался нас выжить. Он угрожал матери доносом, что её брат – враг народа. Одно время  бросал через открытое  окно в нашу комнату всякий мусор.

             Жена хозяина дома,  Мария Никифоровна, была женщина дородная и добродушная. Ее первым мужем был Гордеев, один из 14 ташкентских комиссаров, погибших во время  "осиповского" восстания 1920 года. Кстати, улица Шпильковская была названа так в честь другого комиссара - Шпилькова. Их фигуры входили в композицию  памятника на привокзальной площади Ташкента, демонтированного в  90-ые годы, после развала Советского Союза.

            Мария Никифоровна показывала мне фотографии и мужа, и Шпилькова, но запомнился мне последний, с веселым лицом и пышным чубом из-под фуражки.
         
            Осиповское восстание началось с расстрела руководителей ЦИК Туркестанской республики и Ташкентского совета В.Вотинцева, Н.Шумилова, В,Финкельштейна и Д.Фоменко  приглашенных на совещание к руководителю заговора военкому Туркреспублики К.Осипову. Семен Павлович Гордеев был членом городского  исполкома и горкома ВКП(б), Дмитрий Григорьевич Шпильков – командиром городской боевой дружины.    При каких обстоятельствах погибли они, мне установить не удалось.
      
            Отец рассказывал, что в период «осиповщины» его тоже арестовали, уж не знаю за что, но выручил дед, преподававший в военном училище, человек в Ташкенте авторитетный.
       
          Наша небольшая комната была плотно заставлена разной мебелью. Здесь стояли две железные кровати с никелированными шарами на спинках, кушетка, шкаф, этажерка с книгами и моими игрушками, а также массивный письменный стол с зеленым сукном и резными ножками и не менее массивный буфет, пущенный во время войны на дрова. О буфете я не жалел, но вместе с буфетом в печку ушло в качестве растопки много книг, в том числе, значительная часть полного собрания сочинений Жюля Верна.
          
              Окна были забраны железными решетками. Бабушка рассказывала, что раньше решеток не было, многие лавки торговцев не запирались – хозяин, уходя, завязывал на двери веревочку. Все изменилось в период голода в России, когда в Ташкент хлынули голодающие, главным образом, из районов Поволжья. С тех пор в узбекском языке появилось страшное ругательство – «У, самарский!»    
            
              Во дворе было еще несколько построек, в том числе, небольшая комнатка с одним окошком и русской печкой. В ней мы жили только летом и русскую печь топили очень редко, по праздникам. Весной в первомайские праздники мама и бабушка пекли в ней вкуснейшие пироги и рулеты. Особенно любили мы рулеты с маком.
               
.           Двор был огорожен как от улицы, так и от соседей высоким забором. От калитки к крыльцу дома и дальше к дворовым постройкам вела кирпичная дорожка.

          .Справа от неё, за посаженными вдоль нее лилиями, был хозяйский огород. В конце двора "наша зона" - огородик и клетки, где жили то морские свинки, то заяц, то варан. Слева от дорожки цветник, а дальше за арыком заросли травы и любимое место моих игр.

           На улице, по обе стороны дороги, располагались арыки с мутной поливной водой, полной жизни. Кроме водорослей и лягушек здесь можно было видеть массу интереснейших насекомых. Поднимались и опускались на дно жуки-плавунцы, по поверхности кружились жучки, которых мы называли «писари», пробегали водомерки. Наблюдать за ними было особенно интересно после прочтения замечательной книги Яна Ларри «Приключения Карика и Вали.»

          Раза два – три в месяц хозяин пускал воду во дворовый арык, поливал огород, цветники и наполнял водой яму метровой глубины, в которой мы с братом купались в жаркие летние дни.