Крым молитвы

16.09.18
Благослови, Христе на поездку в Крым!  Прости меня, что сегодня на сон только 2 часа, а не благословлённые 6.
Послушание и молитва для меня – самое главное, ими живу. Одни только послушанье и молитва – самые главные два желания моей души.
Выехали из монастыря рано утром. В машине – пошла молитва: не очень внимательная, но постоянная, усиленная. Она шла и шла – в тишине, в темноте, при свете мелькающих за окном фонарей.
Аэропорт. Рассветает. Огромный дельфин-самолёт стоит за окном. Сели. Пожилая мать Е. обнимает меня, и читает молитву: «Архангеле Михаиле, поддержи невещественными своими крылами воздушное судно, на котором мы летим».
Думаю, как молитву Иисусову удержать… молитву Иисусову надо читать с покаянием, смирением, самоукорением. Хочется молиться.
Молитва ослабела. Надо покаяться, что-то об исихазме почитать.
Летим над Ростовом-на-Дону. Температура за бортом -50. На самолёте лететь приятно. И в аэропорту – поняла – не заблужусь. Перед моим сиденьем – монитор. Разобрались с сёстрами, как им пользоваться. Слежу за полётом.
Приземлились. Крым. Из аэропорта поехали в храм. Приложились к мощам святителя Луки, к чудотворной иконе Матушки Божией «Скорбящей-Крымской». Образ этот спускают на тросах сверху, с иконостаса, и, как я поняла, редко. А когда мы входили в храм – её как раз спускали. Мать Л. повела нас, и вот, мы уже возле иконы. Тут же набилась толпа людей позади. Приложились. Светло на душе!
После храма долго ехали в санаторий. Мне по дороге было плохо.
Нижняя Ореанда. Санаторий-курорт. Здесь царственно. Хрустальные люстры, зеркальные колонны, красные бархатные ковры по цветному паркету, бархатистые шторы, мягкие кресла, будто созданные для царей… Ну вот, мать Л. испортила мою санаторную карту – вписала в неё, нечаянно, свою фамилию.
Нас повели по лестнице вниз в столовую. Шикарный шведский стол. Поела морского салата с овощами, выпила 2 стакана компота, к сожалению, сладкого, теперь сижу и жду, пока поедят сёстры, и молюсь. Столы покрыты белыми скатертями, и на каждом – по букету живых роз. Удивительно красиво и тихо.
После обеда нас повели по прекрасному многоярусному саду, в котором легко заблудиться, потом мы спустились на лифте к берегу. Вода в море чистая, как хрусталь. Море нежное, мирное, вдумчивое. Такое море – мне по душе.
Мать Л. всем купила мороженое, и у меня было большое искушение съесть его. С трудом себя удержала.
Нас привели в убогую бедную гостиницу с интерьером поликлиники, с номерами, похожими на больничные палаты. Я сначала выпучила глаза от такого контраста, но быстро смирилась, и даже обрадовалась: для исихИи так лучше.
Потом нас познакомили со столовой, где мы буем есть. Благодарю Тебя, Господи, за то, что ты избавил меня от шикарных условий ради молитвы!
В этот же день поплавала в море – совершенно равнодушно.
Море, природа, беспопечительность, ничто не отвлекает от молитвы. Не заслуживаю я таких даров, Господи!
Мы попили чай после купания, и я улеглась в постель. Но тут же вспомнила, что не выполнила послушание – час гулять с молитвой.
  - Я пошла гулять, - сказала я Л.
  - Пошли вместе, заодно магазин разыщем, и я себе подводные очки куплю, - сказала она.
Я вышла первая к морю, стала гулять вдоль берега, и привлекла чужое внимание. Было искушение, и я глубже ушла в молитву Иисусову.
Вышла Л.
  - Ты уверена, что мы найдём этот магазин? – спросила я.
  - Да, конечно, - ответила молодая инокиня.
Мы шли и шутили, я каялась после каждой шутки, но всё равно срывалась, и снова шутила. В результате мы заблудились. Тогда настоящее покаяние началось…
Вечер. Огромный старый платан. Отсюда начнётся экскурсия по саду. Дерево толстое, шириной почти с автобус, наверно, ему 1000 лет. Ветки покрывают сенью землю метров на 15.
Слишком я отдыхаю, слишком мне хорошо.
Началась экскурсия. Посажен этот платан в имении «Императорский сад» прежде, чем был построен царский дворец (первое имение династии Романовых в Крыму). Посажен при Императоре Николае 1 в 1837 году.
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы (здесь) создана на развалинах царского дворца. (Он был разрушен пожаром). Сталин восстановил этот санаторий для партийной элиты.
«Семя платана меньше, чем маковое зёрнышко» - собираю я отрывочные фразы.
Кедровые орешки на самом деле не имеют отношения к кедру. Это – семя сосны сибирской. Семя кедра – совсем другое.
Земляничник мелкоплодный – мы подошли к дереву с растущей на нём земляникой - на дереве земляника, аромат, как у настоящей, но она не вкусная...
Мы подошли к дереву без коры.  Это - Коралловое Крымское дерево. Ежегодно сбрасывает кору, за что в народе его зовут «Бесстыдница». Дерево древнего вида. В июне, когда становится жарко, сбрасывает и старую кору, и половину листвы. Новая кора не испаряет, но синтезирует влагу. Поверхностная часть дерева проживает 300 лет, потом из корня вырастает новая. Корневая система живёт 1000 лет.
А ещё, оказывается, лавровые листья собирают только осенью и зимой. Летние – вредны для сердца, их нельзя употреблять.
Вот, что узнала я на экскурсии.
Моя бедная мать Е. в изнеможении, в полном истощении сил. А я загибаюсь от этой ужасной музыки времён моей ранней молодости. Музыки, летящей с танцевальной площадки. Да, серьёзное испытание.
После экскурсии пришли с Л. в келью. Очень хочу молиться, а Л. хочет спать. Ничего не поделаешь… Ну, может, лёжа помолюсь. В 4-х метрах от меня за открытым окном плещется море. Я буду «спать в море», а сейчас я «в море молюсь».
               
17.09.18.
Шёлковая дорога моря. Рассветает.
Солнышко, море, овсяная каша, тёплое молоко. А вон там – явно священник в шортах сидит. Вчера с Лаврентией видели 2-х монахов, или батюшек, старого и молодого, совершающих правило на берегу.
Светлый исихазм, тёплый, как море, согретое солнцем. Молчание… Покаяние… Молитва…
Наконец то я одна, наедине с Богом, с красотой природы, с молитвой. Бабочки чёрно-коричневые летают, фонтаны и потоки меж камней журчат, каменные скалы, дорожки, неудержимо растущие травы, и тишина… тишина души!
Войти во внимательную молитву – всё равно, что войти в речку: нужно немножко себя понудить. Молитва для меня – великий труд, несмотря на желание молиться.
Море возле прибрежных валунов – фиолетового цвета, а подальше – насыщенно синее.
Вечернее солнце всё тёплыми тонами раскрасило, а море – почернило.
Слава Богу, осталась в келье одна, мать Л. пошла на рыбалку. Сейчас помолюсь.
Моя любимая строка из Вечерних молитв: «Господи, даждь ми мысль благу», сейчас произнесла её и сразу вспомнила о покаянии, забытом из-за болтовни.
               

18.09.18
Хочется сейчас потеряться в этом саду. Потеряться, и творить молитву Иисусову.
Люди такие интересные, такие разные…и такие чужие. А в Царствии Небесном будут все свои.
Ну, наконец то одна! Сестричка сокелейница пошла купаться. Надо ещё после обеда умудриться погулять одной. Ей без меня скучно, а мне с ней, к сожалению, весело.
Гуляю. Какой покой! Какое сладкое, оказывается, одиночество! Душа – с Господом наедине.
Сижу возле беседки Айвазовского, здесь он гениальные картины писал. А вот современных маринистов я не перевариваю. Вообще, мне очень нравятся портреты Петрова-Водкина. У него они глубокие получались.
Хорошо здесь, слишком хорошо. Незаслуженно. Пойду дальше каяться.
Настал вечер. Месяц на голубом вечернем небе. Небо жемчужно-синее. Вода так сияет, будто в ней утонула Луна, и светится теперь из-под воды.               
               
19.09.18.
Стою двумя ногами на земле. Читать молитву, стоя вниманием в сердце и сторожа помыслы – это реальность. Это – не отвлечённая философия, не романтика молитвы.
Назначили ещё несколько процедур. Медсестра, прежде чем делать мне кварц, ни с того ни с сего наорала на меня, дала мне металлические трубочки, и, почти ничего не объяснив, ушла. Я сначала была в шоке, растерялась, но не обиделась. Стала молиться за неё – она вернулась, и стала очень доброй и ласковой.
От горизонта – лунная дорожка по морю к моему окну. Море лоснится, как зонт под дождём. Красив Божий мир! Радостное покаяние. Какой чудесный тёплый ветерок! Все сёстры пошли на литературный вечер, остались только мы с мать А. У них литературный вечер, а у нас – молитвенная ночь. Ведь я приехала отдыхать, а душа отдыхает только во Христе. Господь сейчас во мне, как после Причастия. Бесконечно Господа моего благодарю!               

20.09.18.
Да, Иисусова молитва – это Райская песня!
Под нашим с мать Л. окном стоит большой белый с серыми крыльями баклан. Я прошла мимо него, и поднялась по узкой каменной лестнице в коридор. Постучалась в свою келью, дёрнула за дверь – заперто. Ну, что ж, поживу в коридоре.
Закончилась служба в Покровском храме. Чувствую в душе сильную любовь к Господу, Богородице, присутствие их. Благодатное, Небесное что-то в своём сердце чувствую. Все люди кажутся хорошими, и хочется их обнять. Начался сегодня праздник Рождества Пресвятой Богородицы.
Желание послушания опаляет моё сердце, как огонь.

21.09.18 Рождество Пресвятой Богородицы.
На утреннем правиле, которое у меня началось в 2 часа ночи, продержалась всего час. Потом не смогла терпеть плохое самочувствие и ушла с берега моря. Пришла в келью и уснула. В 7 утра вскочила по будильнику, и встала на молитву. Мать Л тоже встала, и пошла купаться. Я осталась одна. Вдруг напали помыслы. Я их почти приняла. Меня грызли сомнения и тревога. Так минут 20 я мучалась.
После исповеди в храме – чувствую по-прежнему покаяние спокойное, чистоту, благодать и умиротворение.
Периодически теряю покаяние, и на долго. Как я отвечу пред Господом? Буду непрестанно каяться. Я не имею права на расслабленность, Молитва Иисусова – это непрестанное покаяние.
Чувствую, что что-то должно произойти! Жду. А что это «что-то?» Это – встреча с Господом. Боже, не хочу длинной жизни! Хочу жизни спасительной!
Сёстры пили чай в соседней келье, потом читали вместе Вечернии, а я бродила по берегу с Иисусовой молитвой. Пришла. Только земной поклон хотела сделать – входит сокелейница, и говорит:
  - Опять они себе все чашки захватили, еле отобрала. А то снова нам недостачу поставят. Это всё мать А. – поскольку она в монастыре завскладом – всё в свой номер тянет: наши полотенца, чашки.
Завтра придётся за послушание ехать на экскурсию по святым местам. А мне нужен покой. Хочу лишь молитву Иисусову читать на берегу моря, или бродя по крутым тропам этого прекрасного сада. Райского сада.

22.09.18.
Утром успела выполнить правило перед поездкой.
Едем в гору. Ничего не страшно, хоть близко обрыв. На всё воля Божия, а Господь очень Милостив!
Форос. Воскресенская церковь на скале. Очень красиво. Вид на скалы вокруг. Они поросли лесом и травой, а где-то – иссечённые каменные глыбы. Внизу – море. Я зашла в храм, увидела икону Бога-Отца и сразу вышла. Бога-Отца изображать нельзя. Он – неизобразим.
Мы приехали в Балаклаву. Пыльные улочки, узенькая бухта, облепленная катерками и полуголыми купальщиками. Старинная крепость, построенная ещё до рождества Христа. Забирались к ней по узкой каменной лестнице. Старенькая мать Е. тащила меня под руку. Мне было очень, очень плохо, но на душе – спокойно.
Потом – храм двенадцати Апостолов, 18 века. Я зашла в него не глядя, села на лавочку и погрузилась в свои болезненные ощущения. Немножко оглядевшись, увидела, что храм бедный, иконы выцветшие, не очень опрятно. Скуксилась. А там шло крещение.
  - Сочетаваешься ли Христу? – говорил батюшка.
  - Сочетаваюся, - робко отвечал мужской голос.
И вдруг я поняла, какая прекрасная у нас вера, и Какой же Прекрасный, Чудесный, Всемогущий наш Господь! Душа воспряла, воспела, стала радостно каяться. Я заплакала.
Потом снова поднимались, поднимались вверх… Роптала. Подумала: «На кого я ропщу? На Бога?» Потом подумала: «Хватит думать о себе, себя жалеть». И тут мне стало лучше. Я пошла в гору быстро, и даже обогнала двух шедших передо мной сестёр.
Владимирский храм. Прошли в усыпальницу адмиралов. Там они захоронены. Их четыре могилы в виде креста, и несколько рядом. Нахимов, Лазарев, и другие.
Адмирал Нахимов родился 28 июня старого стиля, а умер от тяжёлого ранения головы 30 Июня, в свои именины – на Петра и Павла (он был Павел). Господь его душеньку в Рай забрал. Он верующий был. Остался всего один его портрет, в профиль, потому что он не позволял себя писать. Его написали тайком, когда он молился в храме.
Когда наши сёстры пели по адмиралам литию в усыпальнице – душа радовалась и смирялась, слёзы подступали к глазам.
Сейчас едем по маленькой зелёной улочке. Божие присутствие так реально – во всём: в каждом листике, в каждом миллиметре воздуха.
Прости меня, Боже, прости! Как же я много съела в дороге! Правда, так и не наелась.

23.09.18
 Встала и помолилась с трудом.
Поплелась на завтрак, еле ноги волоча. Обратно шла уже немного побыстрее.
Мать Л – как ребёночек, в сотни раз превосходящий меня по разуму. Мы с ней начинали в монастыре в 2003-2004 годах, когда там ещё было ничего не устроено. В храме на полу – оргалит, печное отопление (зимой замерзали в храме в куртках), фанерный иконостас с бумажными иконами, плесень на сводах. Готовили еду, держали на себе коровник, рабочих кормили. Искушения были с рабочими, ведь мы были совсем молоденькими: около 20 лет.
  - Я не пойду выносить еду рабочим, я ещё молодая, - говорит трудница Н, будущая мать Л.
  - Я тоже молодая, я тоже не пойду, - говорю я.
  - Зоя, иди, вынеси рабочим еду в прихожую.
  - Я занята, сами выносите!
Бескрайнее море так светло и спокойно сейчас. И на душе так же.
Опять едем в белой газели. Чувствую себя хорошо. Нет такой смертельной слабости, как вчера.
Монастырь Климента Римского. Здесь было крещение Руси. Где-то здесь. Сюда святого Климента сослали. Он нашёл здесь 70 христианских церквей (общин). За распространение и поддержку христианства император-язычник казнил святого.
Взобрались на пригорок, внизу – каменоломни, в которых заставляли трудиться ссыльных христиан. Сейчас там озеро.
В храме мать А. прилипла к иконам, а я увлеклась фотографированием.
Претерпела сильную борьбу с желанием поесть – борьбу за послушание.
Сейчас едем в машине. Чувствую трепетную, детскую любовь ко Христу.
Свято-Успенский мужской монастырь в Бахчисарае. Поднимаемся в гору к монастырю по тесной узкой дороге. Какая-то женщина спрашивает у нас:
  - А монастырь – женский?
  - Нет, мужской, - отвечаю я.
  - А что же вы тогда в него идёте? – спрашивает как-то хитренько она.
  - Святыням поклониться, - невозмутимо отвечает мать В.
«За колокольней фотографировать запрещено» - гласит надпись, но я нарушила запрет, и стала фоткать икону Архангела под аркой. Фотоаппарат отказался работать. Я долго мучалась с ним, но всё же сняла Архангела (чем искусила паломниц). На обратном пути второй кадр сделать так и е удалось: было то же самое. Приложились к Чудотворной Бахчисарайской иконе Богородицы, монах помазал нас из Её лампады. Я ощутила такую благодать Божию, что стояла как вкопанная, сама не своя. Будто святым маслом душа наполнилась. Только молилась за духовную семью мою и молчала. И сейчас сердце так радуется! Ликует!
Наш автобус остановился. Ну, вот, мне вручили мороженое. И я его съела с удовольствием, и без покаянья. Господи, прости! Можно было бы сказать, что по послушанью, если бы не было по чревоугодью. Каюсь до боли в сердце, что я такая немощная и грешная. И несмело благодарю Господа за это вкусное мороженое. Вот, поплакала о грехе немножко, и чувствую благословляющую руку Господа, положенную на моё сердце.
Скит святой Анастасии Узорешительницы. Долго-долго взбирались на скалу по тропе, выложенной автомобильными шинами. Тропа была крутая и бесконечная. Но я себя чувствовала хорошо, и когда уставала, старалась забыть, что ноги – мои, и снова появлялись силы. Сёстры помогали взойти мать Е., а она всех ободряла жизнерадостно. Поднялись и увидели чудесную картину: бисерный храм. Но это не картина, а настоящий храм, сделанный из бисера. Все иконы – из бисера, с потолка свисает множество бисерных лампад. Аналои, стасидии, иконостас – всё бисерное. И всё это сделал настоятель скита Игумен Дорофей своими руками. При упоминании этого имени, вспомнила ученика аввы Дорофея – преподобного Досифея, и сначала – обрадовалась, а потом приуныла, ведь у меня нет никакого послушания, только постоянная борьба за него, причём поражений больше, чем побед. И то, каждая победа – победа Бога надо мной, непослушной.
Когда спускалась с горы – на очень крутом участке, покрытом крошкой известняка – вдруг поехала вниз, под ногами - пропасть. Я заорала. Сёстры обернулись. Да, страшно было!

24.09.18
Проснулась в два часа ночи, пошла на берег. Волны огромные, чёрные, разевают пасти с белой, как зубы, пеной, и кусают буны. Брызги долетают до перил, на два метра в высоту. Шторм.
С самого начала хотелось спать, думала - не выдержу. Молилась Господу, чтобы выдержать. Вдруг, вижу: идёт наша монахиня Е. Подходит ко мне, обнимает и говорит:
  - Помолимся вместе?
  - Да, я молитву Иисусову читаю, а Вы? – спросила я.
  - И я тоже.
Стали мы с ней ходить вдоль берега, и молитву Иисусову по очереди, по три раза, читать. И сон весь ушёл, враг отступил, а молитва стала очень внимательной.
Вдруг осознала, поняла то, что всегда знала, но никогда не понимала глубоко: как Господь, Сам Бог, Всевышний, Всемогущий, облёкся в такую немощную, смертную человеческую плоть! Он так же, как мы, и уставал, и мылся, и, наверно, болел. И страдал…страдал на Кресте! Терпел телесные мучения, и, наверно, духовные, ведь Он возопил: «Боже Мой, Боже Мой, почто Ты меня оставил?!» Он чувствовал Богооставленность. А это – тяжелейшее мучение. И всё это – чтобы спасти нас – немощных, падших. И какое мы теперь имеем право намеренно грешить?! Какое имеем право так плохо бороться?! Нас ждёт Рай или ад! Рай или ад!..
В дальний храм сегодня пошли трое – мать Л., мать В. и я. Это – храм Архистратига Михаила. Он на вершине горы. Мы долго шли в гору по дороге, километра два. Потом рядом с нами притормозила машина с молоденькой девушкой за рулём, и она нас подвезла. Спаси её Боже!
В храме просила прощения у Господа за всё.
На обратном пути шли по кривой узкой трассе. Я всё время выходила нечаянно на её середину, фотографируя, а сёстры за руку оттаскивали меня на обочину.
  - Мать София, тебя сейчас задавят! – говорили они мне.
  - Да что вы, не задавят. Я такая непослушная стала, меня рано Господу забирать. Бог же не хочет, чтобы я пошла в ад!
Мать В. На это сказала:
  - Такой анекдот батюшки придумали: едет священник за рулём, а рядом – другой батюшка. Тот, что за рулём – едет с бешеной скоростью. «Что ты так гонишь, потише едь! Разобьёмся!» - говорит батюшка-пассажир. «Ничего не будет, со мной Ангел-Хранитель» - говорит отец, что за рулём. «Высади-ка меня», - сказал пассажир. Дальше священник едет один: летит, уже не знает, на земле он, или на небе. Вдруг – чувствует – кто-то по плечу его постукивает, и сзади голос: «Я твой Ангел-Хранитель. Останови, я, пожалуй, тоже сойду!»
Я посмеялась и перестала выходить на трассу.
Мы искали Царскую тропу, по которой ходила в Ливадию Царская семья, но вместо этого попали на Крестовую гору. Тоненькая тропиночка, а справа скалистый обрыв. Мне страшно было смотреть вниз. Хотя нет, не страшно, но как-то волнительно. Поскользнёшься, и всё – частный суд. И куда меня Господь определит с моим непослушанием? А тут ещё Л. фотографироваться задумала на обрыве. Ну, ладно, её матушка старшей поставила. Ничего, никто не упал.
Потом всё-таки вышли на Царскую тропу. Она пошире, и ровная. На душе было хорошо, так и ходила бы целыми днями по горным тропам с молитвой Иисусовой!
Когда мы вернулись – сёстры потащили меня есть фрукты. Я пошла из чревоугодия. Господи, прости меня пожалуйста! Прости. Я всё-таки пойду на ужин, потому что от этих фруктов – зверский аппетит.
Лучше бы не ужинала: более, чем сыта. Такая чудесная лунная ночь, луна жёлтая, большая. Тепло. Я вышла из трапезной и достала чётки, но было так красиво, что я отвлеклась от И.м. и стала фотографировать. Ни одна фотография не удалась… И я поняла, что променяла в эти секунды Бога на красоту мира. Сунула фотоаппарат в карман, и снова взялась за чётки. Стала покаянно молиться. Очень покаянно. И даже сейчас пишу и каюсь.
Ушла с берега – там танцуют, а море после шторма противно пахнет тухлыми креветками. Пила чай с сёстрами. Они молились про себя, это чувствовалось. Тихо, мирно было на душе.
Л. заставляет меня есть виноград. Но, поскольку я его есть совершенно не хочу – съем со спокойной совестью.

25.09.18.
Около 4:30 утра вышла на берег моря. Молитва Иисусова была не покаянная, и не внимательная, но она шла. Читала довольно быстро. Защищалась ей от помыслов. Временами чувствовала своё ничтожество в соединении с чистой духовной радостью.
К рассвету разбушевалось море. Брызги летели на три метра вверх. Но на душе было тихо.
Благодарю Тебя, Боже, за всё! Ты Такой Милостивый! Сердце моё тает от благодарности Тебе!
В Нижней Ореанде наступила осень. Дождь льёт серебряные струи в светло-серые бурные волны, бьющиеся о камни. Ветер порывами гоняет откуда-то взявшиеся жёлтые листья. Вчера ещё всё вокруг было зелёным. Прохладно. Погода хорошая для слёз. Их не видно под дождём. Но у меня на душе – радость: молитва пошла, хоть и слабенько.
Прощаюсь с чудесными тенистыми дорожками, по которым ходила, молясь. Ходила обретая, теряя, и вновь обретая через молитву Иисусову Господа!
Я никогда, возможно, больше не увижу это приятное, иногда покладистое, а иногда – бурное море. Не буду взбираться на скалы и сидеть на краю обрыва. Не буду ходить ночью среди волн по бунам, выступающим в морскую глубину.
Теперь меня ждут кисти, иконописные краски, ручка, бумага и компьютер. Ждёт меня холодный, залитый дождём, балкон – дальняя пустынька моя для молитв.
Но Господь, и два крыла моих: послушание и молитва Иисусова - всегда будут со мной! Мне уже не грустно!
Море так разбушевалось, что слышны даже на верхней террасе его накаты и всплески волн. Кипарисы и сосны качаются от ветра. Сильно полил дождь.
Вдруг, в одну секунду всё стихло, и нежно, не ярко стало светить солнце.
Сейчас я думаю, что целомудрие, послушание и нестяжание (монашеские обеты) потому нужны, что Христос был совершенно целомудрен, совершенно нестяжателен, беден. Он ничего не имел во время Своей земной жизни. Рос в бедной семье. Когда проповедовал – у Него ничего не было. Он был совершенно послушен Отцу, до смерти послушен. А молитва Иисусова, которая как четвёртый обет монашества – она соединяет нас со Христом. А значит, и с его добродетелями соединяет нас.
Без молитвы мы – мертвецы. Поэтому я карабкаюсь по отвесной стене молитвы. Падаю оставлением молитвы, и карабкаюсь вновь… Без конца…
           Ого, шторм три или четыре балла! До трёх метров волна достаёт! Но море не сердитое, а просто, будто взволновано чем-то. Оно похоже на мать, которая с беспокойством молится за не пришедшего вовремя домой сына подростка. Серый пароход проплывает, качаясь на волнах, а над ним медленно плывут облака.
Смотрю на море, и слышу стук своего сердца. Море молится вместе со мной.
Сёстры шли из нашего санатория в Ливадию паровозиком: я толкала в спину старенькую мать Е., а меня, вместе с мать Е., толкала мать Л.
Верю, что царская семья присутствует сейчас со мной и с сёстрами. Сердце стремится к Царственным Страстотерпцам.
Мать А. тянется к иконам, как младенец к молоку.
Заплакала я перед Распятием: Господь распялся за нас. За нас- грешников. За меня грешницу. Боженька, прости меня! Прости! За все грехи.
Вошли в Ливадийский дворец. Сразу встретила восковая фигура Сталина. Мне стало страшно и противно. Экскурсовод рассказывала о Сталине, Рузвельте, Черчилле… Мне не было интересно. Дышу молитвой, а от политики задыхаюсь. Экскурсия меня совершенно не заинтересовала. Но мне понравилось, что закончилась она на высокой ноте мученичества и прославления во святых царской семьи. Я начала молиться страстотерпцам. Горячо молилась им в классной комнате цесаревича Алексия, когда осталась там одна.
Мы поспешили назад до темна, поспешили ещё  и чтобы попасть на ужин, добежали в сумерках, уговорили нас опоздавших покормить. А потом мы с мать Л. пошли в темноте на верхнюю террасу, смотреть фильм про святителя Луку, в тот самый корпус санатория, в блистательный. В фильме было столько страданий… Светлых страданий, и мрачных, горьких. Я вспомнила свои душевные страдания, бывшую недавно тоску. Да, когда человек смертельно скорбит – Бог приходит к нему. Всю дорогу обратно я молчала, и на все слова мать Л. – отвечала улыбкой. И только перед дверью в келью – ответила на её прямой вопрос.

26.09.18.
Вот, и вещи собраны. Прощай, безмятежное, мудрое крымское море… Искрится вода, как золото. Близко стоит корабль.
Сели в машину. Боже, благослови!
  Как хорошо просто каяться и молчать. И читать молитву Иисусову с сокрушённым сердцем.
Сижу сейчас в аэропорту. Рядом продаётся мороженое, и я с нетерпением жду, когда же мать Л. купит и заставит меня его съесть. Очень хочу мороженого. Господи, прости! Хорошо, что у мать Л. кончились деньги, и она его не купила.
Мы ещё не взлетели. Сижу в самолёте рядом с мать Л., молюсь за неё. Во время полёта поспорила с ней. Какое-то недоразумение, и из-за этого – ссора. Потом – покаянное мучение души, сердце разрывалось от скорби, слёзы покаянные потоками лились. И после этого – очищение, свет.
Самолёт давно уже садится. Сейчас – сама посадка. Москва.
Господи, даруй мне непрестанное покаяние, покаянную молитву Иисусову до последнего часа! Пожалуйста, Господи!

                07.12.2018г.