Бледная тень Миллера. Глава четвёртая

                Глава четвёртая

     Отношения между Фишером и Линденау не улучшились со времени их встречи в Иркутске. Линденау тяготило подчинение Фишеру, его, видимо, не удовлетворяла роль переводчика и копииста. Он был недоволен медленным ходом путешествия,  отношением к нему адъюнкта, которое ставило, якобы, в трудное положение и других спутников Фишера (надо полагать, - членов конвоя).
     В Якутск отряд Фишера  прибыл 14 июля 1741 года. Не желая связывать свою работу с Фишером, не проявлявшим желания спешить с отъездом на Камчатку, Линденау стал просить  отпустить его в Охотск  для подготовки предстоящего отъезда на Камчатку. Фишер не возражал, и Линденау 27 июля отправился сухим путем в Охотск, куда прибыл  14 сентября.

     В рапорте в канцелярию Академии наук И. Фишер писал: «Линденау из Якутска был отправлен мною в том же 1741 г. наперед в Охоцк для требования от канцелярии Охоцкого порта морского судна, на котором я бы  мог через море на Камчатку переехать». Писал ли он  о сложности отношений с Линденау, его претензиях, и стремлении выйти из его подчинения, - неизвестно. Впрочем, Шумахер, управлявший в это время делами Академии, - человек умный и проницательный (недаром же он сумел пережить все дворцовые перевороты, оставаясь в руководстве Академией до преклонных лет, и ушедший в отставку действительным статским советником), должно быть, уже и сам разобрался в этом деле.
     Он знал и о письме Миллера президенту Академии о  необходимости поставить действия Фишера в Сибири в рамки его наставлений;  знал, что Миллер с Гмелиным забрали у Фишера помощников-копиистов. Знал он и о челобитной Линденау с  просьбой о чине и повышении жалованья и реакции на эту просьбу Сената.  Этого было вполне достаточно, чтобы понять намерения Миллера и роль в этом деле переводчика Линдинау. Придет время, и, вернувшись в Петербург, каждый из них получит по заслугам.

                *

     Вырвавшись из-под опеки Фишера, Якоб Линденау и сам  не очень то спешил. Описанию его полуторамесячного путешествия из Якутска в Охотск посвящена особая работа, в которой нашли отражение не только географические сведения, но и наблюдения, касающиеся общих условий жизни в этой части Якутского уезда. В Охотск Линденау прибыл только 14 сентября.  Он, видимо, надеялся попасть в отряд Стеллера, но опоздал, -  адъюнкт Стеллер со своими людьми накануне его приезда отбыл на судне «Надежда»  на Камчатку и 20 сентября уже был в Большерецке.
     По  словам Линденау, он в это время «трудился во всем по своей возможности и не пропустил никакой случай». 24 сентября он писал Фишеру, советуя ехать из Якутска до Юдомского креста водой, чтобы скорее приехать в Охотск. Но у Фишера были свои планы научной работы. Год, проведенный им в Якутске, был для него наиболее продуктивным, как в части работы в якутском архиве, так и в сборе сведений у местного населения.

     В это время в походном архиве Фишера появляется немалое число собранных документов и рукописных работ:
   «Описание пути от города Якуцка вниз по Лене реке до ее устья»,  со-чиненное якуцким служивым Бурнатовым;
   «Описание морской экспедиции из устья Лены реки по Северному морю порутчиков Ласениуса и Прончищева»,  сочиненное «от морской команды»;
   «Описание рек Анадырь, Колыма, Алазея и Индигирка, впадающих в Ледовитое море»;
   Разные известия о якутах, даурах и тунгусах, живущих на восток от реки  Уди;
   «Об экспедиции из Ледовитого моря перед сим за 120 (??) лет на Камчатку»;
   «О походе на олеторцов. О походе на чукоч;

     Собрание всяких разных ведомостей:
   -  о великом трясении земли в городе Иркуцке и Иркуцкой провинции, в острогах и слободах, - из Иркуцкой провинциальной канцелярии;
   - о Иркуцкой провинции и о Якуцком ведомстве, какие к оным имеются приписные остроги, крепости и зимовья;
   - о Верхоленском дистрикте, -  из Верхоленской канцелярии;
   - вокабуларии  (список слов и их значений) трехсот слов тритцати пяти народов;
   - лексикон о всяких достопамятных вещах, народах, городах, реках, персонах, их чинах и прочее по алфавиту;
   - обсервации  (определение по внешним ориентирам) мест, лежащих между городом Якуцким и рекою Алданом.

     Перечень этих работ приведен в статье «Иоганн Эбергард Фишер. Историк и путешественник», опубликованной в  2008 году старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского филиала Архива РАН Ольгой Владимировной Иодко.
     Особый интерес в этом перечне представляет работа «Об экспедиции из Ледовитого моря перед сим за 120 лет на Камчатку». Правда, цифра 120 названа здесь явно ошибочно, поскольку за 120 лет до того времени, когда Фишер вел поиски в Якутском архиве, т. е. в 1621 году не было еще ни Якутского архива, ни Якутска. По всей вероятности за цифру 12 здесь ошибочно принята неудачно прописанная в оригинале, еще и затёртая восьмёрка.  И тогда речь идет о походе служилых людей и промышленников во главе с десятником Иваном Рубцом из Среднеколымска вокруг Чукотки к Камчатке.

     Но сейчас речь не об этом. Речь идёт о  работе «бледной тени Миллера» в сибирских архивах и собранных им материалах. Так вот вышеприведённый перечень выполненных Фишером работ свидетельствует о том, что он с большим вниманием ознакомился с архивными документами по освоению русскими людьми арктического побережья и  северо-востока Азиатского континента.
     О материалах, собранных здесь Миллером, он не знал. Тот, как уже говорилось, не счёл возможным ознакомить с ними своего сменщика,  поскольку испугался, что  «ему  по прибытии в Петербург оправдаться будет нечем». Это послужило Фишеру стимулом для продуктивной работы в Якутском архиве.

     Написанные им на основе этих материалов работы:
   «Описание морской экспедиции из устья Лены реки по Северному морю  порутчиков Ласениуса и Прончищева»;
   «Описание рек Анадырь, Колыма, Алазея и Индигирка, впадающих в Ледовитое море»;
   «Об экспедиции из Ледовитого моря перед сим за 120 (??) лет на Камчатку»;
   «О походе на олеторцов» и  «О походе на чукоч» свидетельствуют  о том, что у Фишера сложилось собственное представление о географических достижениях русских людей не северо-востоке страны. Причём представление более объективное и полное, чем у Миллера, поскольку он нашёл в Якутском архиве и сведения о походе вокруг Чукотки на Камчатку промышленников под водительством Ивана Рубца, которых по непонятной причине не обнаружил Миллер; и сведения об Анадырском остроге, в частности о противодействии его служилых людей  воинственным чукчам. И, что не менее важно, - дал описание реки Анадырь, впадающей в Ледовитое море, введшей в заблуждение Миллера с его интерпретацией похода Семёна Дежнёва.

     О самом Семёне Дежнёве и его походе в записках Фишера никаких сведений нет. Во всяком случае Ольга Владимировна Иодко, занимавшаяся исследованием работы Фишера в Якутском архиве об этом не пишет. По всей вероятности, он, ознакомившись с отписками Дежнёва, не нашел в них ничего особо примечательного, подобно тому, как на это отреагировала Адмиралтейств-коллегия, получив посланную Берингом записку Миллера.
     Что же касается похода Ивана Рубца, то отголоски сведений об этом плавании содержатся и в работе Линденау  «Описание о Чукоцкой земле, где оная имеетца», составленной на основе расспросов людей, бывавших на Чукотке. В этой работе он писал: «У Чукоцкого носа есть под севером один остров да к восточной стороне четыре острова, и на тех островах живут чукчи.
     А в недальнем от последнего острова расстоянии имеется в виду по их званию Большая Земля, которая так называется потому, что та земля более их Чукоцкой земли, и они, чукчи, от своих жилищ на ту землю ходят байдарами и с той земли привозят посуду деревянную, подобно русской посуде.
И по разглагольствованию тех чукч имеется чрез русских людей известие заподлинно так, что якобы купецким людям двенадцатою кочами минувших лет за семьдесят или более Колымскому среднему зимовью, где прежде ярмонга бывала, для торгу пошедших и от сильных морских погод друг от друга разошедшихся. Иные в Камчатку проплыли, а иные к тому острову, которой Большой Землей называется, пристали и тамо с жительствующими народами совокупившися, у них поженились и расплодились».

     Вскользь упоминал об этом  в своих работах и  адъюнкт Стеллер. «Среди американцев, - писал он, якобы живет народ, совершенно тождественный с русскими по фигуре, нравам и обычаям; анадырские казаки того мнения, что это потомки лиц, в кочах выехавших с Лены и пропавших затем без вести. Весьма правдоподобно, что их плохие суда были выброшены штормом на сушу, и местное население принудило их здесь остаться…».
     В  перечне работ Фишера,  опубликованном  О.В.Иодко, нет  упоминания о копиях  архивных документов, сделанных им во время  работы  в Якутском архиве, на основе которых он  в своей «Истории Сибири …», изданной в 1768 году,  дал  критическую оценку походу Хабарова на Амур и его разбойному войску.
 
     Однако, где-то он всё же нашёл документы, послужившие основой для такой публикации. Вполне может быть, что такие материалы он почерпнул в архиве Илимска, или, как уже говорилось, в Чечуйском острожке на пути в Якутск.
     В Якутске же, ознакомившись с отписками Хабарова якутскому воеводе и сообщением воеводы Францбекова в Москву, составленным на этой  основе, не посчитал их объективными, поскольку они содержали в себе   мнение об  Амурских  походах лишь самого Ерофея.

                *

     Фишер продолжал медлить с отъездом.  17 ноября 1741 года Линденау  написал ему письмо, испрашивая позволения ехать на Камчатку одному, не дожидаясь его приезда. По всей вероятности именно в это время он получил разочаровавшее его известие из Петербурга по поводу чина и повышения жалования.  Это поставило Якоба  в необходимость активизироваться в своих исследованиях с тем, чтобы оправдать надежды Академии.
     В декабре 1741 года он просил канцелярию Охотского порта разослать по местам ордера «о составлении географического описания», а прибывающих в Охотск ясачных сборщиков присылать к нему для расспросов. Канцелярия порта, начальником которой в то время был  А.М. Девиер, отбывавший там ссылку, оказывала Линденау полное содействие, в свою очередь, обращаясь к нему в трудных для неё случаях.
     Так, получив запрос Иркутской провинциальной канцелярии по поводу сведений об Анадыре, канцелярия Охотского порта 23 февраля 1742 года просила Линденау составить ответ на основе имеющихся у него данных. Линденау сочинил «Географическое описание реки Анадыря», присоединив к нему «Описание Чукоцкой земли, где оная находится».

     Испытывая недостаток не только в бумаге и канцелярских принадлежностях, но и в провианте, накануне 1742 года Линденау отправил за всем этим в Якутск  нанятого им частного извозчика, который  добрался туда только к 9 мая. Назад он  отправился 1 июля и прибыл в Охотск  20 августа с провиантом на 12 лошадях и письмом Фишера от 30 июня, в котором он  сообщал о своем выезде  дня через 2-3.               
     Считаясь с этим, канцелярия  порта задержала готовое к отправке на Камчатку судно  до 4 октября.  Из-за неприбытия Фишера к намеченному сроку было решено больше судно не задерживать, и 4 октября шхербот «Елизавета» вышел из порта, и направился к Большереченску.  Это было небольшое парусно-гребное судно, имевшее мачту и 6-8 пар весел, пред-назначенное  для плавания в шхерах (среди мелких скалистых островов, разделённых узкими проливами).

     С этим судном отплыл на Камчатку с запасом приобретенных «харчей»  и жаждущий приключений и научной славы Якоб Линденау. В ночь на 11 октября в море разыгрался жестокий шторм, корабль был унесен ветром чуть ли не к устью Амура. Спасаясь от гибели, участники плавания  вынуждены были побросать в воду «харчевые припасы». Судно и бывшие на нем люди уцелели и вскоре вернулись в Охотск.
     Извещая о своем неудачном плавании, Линденау писал 30 ноября в рапорте Академии: «и ныне принуждены себя содержать в пропитании по здешнему месту одним только хлебом и сухою рыбою, понеже, что заготовлено было в зиму, все брошено, как и у других, … в море».

                *

     В это время Фишер, преодолев по рекам более чем тысячеверстный путь, вышел к   Юдомскому  перевалу,- почти в 500 верстах от Охотска. С ним было все его семейство, более 300 пудов груза, - в основном продуктов питания, и сопровождавшие его солдаты конвоя. Станция Юдомский крест было самым крупным поселением на пути к Охотску. Здесь был выстроен небольшой острожек с полутора-двумя  десятками изб и складов-амбаров. Была здесь и своя администрация, подчинявшаяся начальнику Охотского порта.
     Линденау получил от Фишера письмо, посланное им 4 октября из Юдомского креста, в котором он просил выслать ему из Охотска подводы, чтобы перевезти 300 пудов имевшегося при нем груза.  Он, видимо, не знал, что не было ни такой дороги, по которой можно было  проехать к Юдомскому перевалу на подводах; не было в Охотске и такого числа лошадей, чтобы доставить груз во вьюках (на лошадь грузили по 5-6 пудов).

     Было решено отправить к Юдомскому кресту 25 оленей, на них перевезти только самое нужное, прочее же оставить до весны, - до возобновления водного пути. С таким ответом хотели послать к Фишеру солдата Ларихина, который привез от него письмо, но тот вдруг заупрямился и отказался ехать, подав «резоны» (объяснение).  Они состояли в том, что Фишер, якобы,  вместо того, чтобы заниматься своими делами,  разоряет разных людей.
     При этом Ларихин в ярких красках рассказал о насилиях, которые, якобы, «чинил»  Фишер. Так, в пути из Иркутска до Качеги он силой безденежно взял у бурят 9 войлоков и 12 баранов, а когда те не хотели их отдавать, стал их «немилостиво» бить батогами. Такие же насилия производил он будто бы и в Верхоленском остроге, где не только «стегал батожьем» местного заказчика, но при помощи сопровождавших его солдат отобрал силой у одного «мужика» 24 пуда муки.

     В бытность свою в Якутске, по словам Ларихина, Фишер «сидел вино», то есть пьянствовал,  и вообще вел позорный образ жизни, заставлял состоявших при нем солдат стоять на карауле у некой Анны Карловой, бывшей с ним в связи. Причем сопровождавших его служилых людей, - невольных участников его насилий, «по своей лихости всегда находил пал-кою своею, которая у него имеетца с наконечником и шипом железным». Кроме того, «реткий день пройдет, чтобы он, профессор, из нас кого без-винно батожьем однажды или дважды не стегал, но завсегда в этом уп-ражнялся».
     Линденау, не желая, чтобы его подозревали в  причастности к этому делу, на следующий  день подал «промеморию» (официальную бумагу) в Охотскую канцелярию, в которой сообщил, что 12 ноября Якутского полка солдат Григорий Ларихин письменно объявил на профессора (??) Фишера «в разных учиненных ясашным иноземцам и протчим людям обидах, его, профессора, непорядочных поступках, … указам противных»,  прося не-медленно допросить упомянутого Ларихина. Одновременно написал и от-правил в Академию рапорт с аналогичной информацией.

     Читатель, должно быть и сам усомнился в объективности такой характеристики Фишера. Мы еще не раз вернемся  к оценке его поступков, свидетельствующих о его терпимости и доброжелательном отношении к людям, стремлении не обострять отношения, даже, может быть излишней скромности, граничащей с робостью.
     Здесь же могу лишь  заметить, что никогда прежде,  кроме Линденау, и никогда в будущем, - до самой его смерти,  никто не обвинял его в подобного рода поступках. Во всяком случае, об этом  нет никаких сведений в сохранившихся исторических документах.

     Трудно сказать, сам ли Ларихин все это придумал, или был у всей этой истории режиссер-постановщик. Во всяком случае, сложившаяся ситуация невольно заставляет вспомнить и о челобитной Якоба Линденау, и о письме Гмелина Миллеру с намеками о неком «восстании» среди людей Фишера, и о том, что Якоб Линденау, следуя на Коченгу в мае 1741 года,  тесно общался с солдатами конвоя.
     Начальник Охотского порта полковник артиллерии Афанасий Никитич Зыбин, сменивший к тому времени А. М. Девиера, оказался в немалом затруднении. Он не имел полномочий вмешиваться в такого рода дела академического отряда экспедиции, и потому принял «соломоново решение». Допрашивать Ларихина он не стал, приказал арестовать его и под конвоем отправить для разбирательства в Якутск, если не в воеводской конторе, то в канцелярии Иркутского губернатора.

     Однако дело неожиданно осложнилось. По прибытию охотского конвоя к Юдомскому кресту, солдат Коркин, сопровождавший Фишера, пытаясь выручить Ларихина,   «крикнул» против адъюнкта «слово и дело»; поддержал его и другой солдат, - Дмитрий Амосов, проявив тем самым «цеховую солидарность».
     Администрация Юдомского креста должна была принять меры по отношению Фишера, обвиняемого, по сути дела, в государственном преступлении.  Но, не считая себя вправе принимать решение по такому делу, сообщила о произошедшем в Охотск. Зыбину заниматься таким делом тоже было «не с руки»  и он распорядился: всех, включая адъюнкта Фишера,  доставить для разбирательства в Якутск.