Озеро в Лодке

Гроухард: если ты потрудишься залезть ко мне  в ротовую полость, милая, то сможешь вытащить пиявки. Только тише — они могут услышать.
Иви: папа! (в слезах) у тебя нет никаких пиявок!
Гроухард: (прищурившись) откуда ты знаешь? Они тебе сказали? Ты  с ними заодно. Не так ли, мисс?

- Остановитесь, Гроухард, - мистер Дрофф потер ладошки и часто-часто задышал в них. Здесь же указано: «посмотрел в зрительный зал». Именно после вашей реплики о мисс. А вы не посмотрели в зрительный зал.
- Мне казалось, их совершенно мало, сэр. Реплик. То есть — ремарок, - актер потупил взгляд.
- 12, Гроухард, всего. Потрудитесь запомнить. И поправьте портрет.
        Мужчина потер бороду, которой  у него не было  — для солидности, разумеется. И поплелся за стремянкой, поскольку над сценой кривобоко завис пурпурный ромб с небезызвестным изображением. Мистер Дрофф неприязненно вздохнул и раскрыл слипшиеся замасленные страницы на № 7:

       «Когда я взглянула на баклажаны, то они напомнили мне… э… картофель, нарезанный слайсами. Я позвала Рида, но его не оказалось, а ведь обычно он вскапывал сорняки. Неужели лебеда закончилась? Я позвала ещё раз. Наконец баклажаны освободили меня от зависимости, и я направилась в сад. Он у нас небольшой. Был. Если вы видели, если вы читаете, конечно, меня, мэм. Или сэр? Мужчина, в общем, мужчина в камуфляже взял на прицел Рида. Руки у Рида были в почве. И стеной льет дождь. Но капли не смывали с рук, отчего только размазывали, в грязь превращали. Только размазывали. Только превращали. Да». 

Иви: о, Брендон, я так боюсь, что ты превратишься во что-то неизвестное мне, что ты изменишься. Странно – отпускать тебя. Чувствую немыслимое. Ощущаю неповторимое. Вдруг там окажется не так, как здесь? Говорят, что союзные войска не щадят мужчин. Особенно — черных.
Брендон: но я — не черный, Иви.
Иви: а какой ты, Брендон?
Брендон: не знаю, какой, Иви, но уж точно — не черный.
Иви: (восхищенно) по-моему, это называется расизмом.
Брендон: (задумчиво) как великолепно звучит это Слово. Никогда не слышал о нем раньше. Что оно обозначает?
Иви: (неуверенно) не знаю. Когда-то отец употребил его в разговоре с мистером Фростом. Тогда папа был ещё в себе. Но я точно не знаю смысл этого удивительно живого слова.
Брендон: а ты в курсе, что я — хопи?   
Иви: тогда до войны я кое-что слышала об этом народе… но я была совсем малышкой и не ведаю, как люди вели себя и не себя тоже.
(в комнату заходит мистер Гроухард, взгляд — блуждающий, ни на чем не останавливающийся, шарит руками вокруг, подходит к портрету над камином и рассматривает морщины из силиконового грима) Гроухард: Иви.
Иви: да, папа.
Гроухард: кто этот почтенный джентльмен за «коном»?
Иви: (тоскливо) это не окно, отец. Это — зеркало.
Гроухард: ларкезо? Удивительно Благозвучное Слово. Никогда о нем раньше не слышал. Так кто этот печальный мужчина в ларкезо? Нет, на мистера Фроста не похож. Надо будет навестить его вечером. Когда Кэйт умерла, он совсем расклеился. А еще эта лихорадка, она выводит меня из себя. А тебя, Иви? Тебя выводит лихорадка?…
Иви: (смиренно) мистер Фрост покинул нас, отец.

        В зал въезжает инвалидная коляска с мужчиной на самодельном троне. Актеры отвлекаются на дрожащий Свет из коридора, но дверь беспощадно захлопывается, а калека просит продолжать игру – величественно, разумеется. Снисходительно — не без этого. Наконец-то приближается к мистеру Дроффу, который смущенно прячет книжку под соломенную шляпу.
- Ты прямо — Ван Гог, - усмехается мистер Зяби.
- Говорят, в Вашингтоне, в национальной галерее, осталось несколько оригиналов, - улыбается Дрофф и помогает ему заехать на дубовую платформу.
- Если китайцы и прочие элементы давно их не растащили по частным коллекциям, - морщится Зяби, и под электрическим накалом настольной цифры «7» Дрофф замечает, что тот не спал.
- Я решил навестить вас, - буркнул гость и поежился, хотя был завернут в довольно внушительный плед.
- У нас всё под контролем. Пьесу-то я свою как облупленную знаю, - осклабился мистер Дрофф, но взгляд его оставался неразличим, недоступен мистеру Зяби — то ли в силу собственного пониженного зрения, то ли потому что лицо драматурга находится в полумраке, поскольку прожектор охватывал только сцену и часть тела коляски.
- Вы бы лучше отдохнули, - прошелестел Дрофф и добавил, - Сэр.
- Позволь остаться старику, - немножко фамильярно возразил режиссер и втиснул кисти в колючие узкие карманы твидового сьюта.
        Дрофф хищно усмехнулся и пересел на несколько кресел назад. Включил подсветку с внутренней стороны линз и раскрыл книгу:

       «Сначала не поняла, вернее, мне показалось, что это мистер Лими собирается на охоту. Но мистер Лими — пожилой и не будет целиться в моего Рида. Даже если наш котейка опять посетит его клубничные клумбы. Рид, конечно, очень взрывной и сварливый, но… Я хотела окрикнуть обоих, но не стала. Да, не стала. Да, и, в конце концов, мистер Лими — Белый подслеповатый джентльмен. А человек с ружьем — араб. У нас в последнее время на «5-й авеню» достаточно разношерстная компания лиц ближневосточной внешности, но все ведут себя достойно. Да, достойно. Вот и миссис Харрингтон утверждала, что недавно один юноша помог сгрузить весь хлам после смерти  мистера Харрингтона. А мой Рид однажды вступился за меня. Однажды… Мы были на «Прощальном туре» Шер в 2019 г., а потом через несколько лет она скончалась. Знаете, в той толпе больше боялась не за себя, но за него, потому что мужчины жадно его рассматривали. И Риду совсем неловко. Вот, как например, сейчас. Томаты засохли на разделочном ноже, и придется замачивать, вот так всегда с этими мужчинами, только на них и отвлекаешься. Томаты всегда засыхают. Да?»

Брендон: Да, Иви, да. Возможно, я более не удосужусь взглянуть ни на тебя, ни на это блестящее озеро. Забавно, видишь ту лодку? Её дно заполнено водой и отливает на Солнце. Озеро в лодке, Иви, понимаешь? Озеро — в лодке. … Так что… Анкоридж никуда не денется, как и вся Аляска. А вот ты, Иви? Будешь ли ты ждать меня?
Иви: (рассеянно) неблагополучно всё у нас стало. Вчера ещё сыро было. А сегодня — непроглядная хлябь и морозь. Кто бы мог подумать — ещё в среду мы радовались хмурому утру, хмурому — но твердому в своей основе, а теперь… Вам надо спешить… (с тоской) хотела бы я с вами, Брендон. Господь — Свидетель, как я хочу с вами.
Брендон: (с издевкой) но пресловутый долг заботы о папеньке лишает меня вашего присутствия. Возможно — и Счастья…
Иви: (удивившись ) какой вы — злой, сегодня — особенно.
Брендон: (огрызаясь) я не злой, я — озлобленный.
Иви: для меня — нет разницы.

- Почему?… Почему ты стоишь лицом к зрительному залу? - закричал Зяби, от внезапности мистер Дрофф выронил книгу и сбил страницу — инстинктивно прикрыл потерю соломенной шляпой и сжал свои разветвленные деформированные корневища в кулак.
- Мистер Дрофф сказал говорить эту реплику в зал, - вспылила девушка и присела на кушетку у ломберного столика.
- Мистер Дрофф! Какого хрена вы меняете опорные пункты, что я оставил актерам? Я вас спрашиваю? Куда вы отсели от меня? Я как чувствовал, что надо приехать — как чувствовал. Да что это вы там в темноте читаете? Невидно же!
- Господа, - мистер Дрофф поднялся во весь свой высокий рост и подошел к сцене, - у нас малый перекур. Смиренно прошу — набраться сил перед финальной прогонкой, ибо… ибо на репетицию, возможно… скорей всего… нанесет визит генерал-губернатор.
- Возможно? - закатила глаза Иви и неудачно поправила голубой парик на лысом черепе.
- Скорей всего? - насмешливо бросил укоризненный взгляд на режиссера Брендон, а Гроухард отправился вприхромку буфетничать.
- Я вас задушу! - заорал Зяби и начал потихоньку съезжать с постамента.
- При всем уважении, сэр, - с опасением заметил Дрофф и на всякий случай отступил в полумрак, - у вас это просто физически не получится.
- Почему ты вбил в свою эстетскую башку, что можешь менять правила? Правила в моем театре? Я тебя спрашиваю! - Зяби как-то глупо вращал своим блестящим лоснящимся кротовьим черепом и всматривался в темноту, напрасно — разумеется, а прожектор проедал ему остатки зрения.
- Это — моя пьеса, мистер Зяби, - хладнокровно шипел из мрака мистер Дрофф. От перенапряжения у него набух ядовито салатовый шарф на горле, драматург растопырил пальцы, а клейковина, в которую он случайно вляпался, когда уперся в край трухлявой сцены, превратила их в перепонки.
- В театре главный — режиссер, мистер Дрофф, - примирительно начал Зяби и выкатился навстречу автору — в пустоту, на непонятное булькание из темноты, но левое колесо зацепилось за питонный саквояж мистера Дроффа, старик потерял управление и перевернулся на ровном месте.
- Главный — тот, кто — главный, - прошелестел Дрофф и выполз из шкафа… тьфу, из темноты, на помощь пожилому джентльмену.
- Вот именно, - умиротворенно пискнула соломенная шляпа под огненным сидением, - Я сейчас рожу книгу, если не дочитаю ее до конца. Должен же кто-то читать. Пока не произошло смертоубийство:

        «Очень жаль, что наш новый сосед расстрелял тыквы. Почему-то в обывательском сознании этот овощ обязан быть плотным и рыжим. Нет, я уже 20 лет веду собственное домохозяйство и смею вам заметить, что тыквы — рыхлые, особенно на нашей болотистой почве, и как бы Рид не удобрял землю, Миссури уже не та, что раньше, от нее стало попахивать гнильцой, как утверждает Рид, «всё дело в национализированных сталелитейных заводах, »…  Рид. Да, он не на шутку разозлил нашего гостя… Да что же это я в кантине отсиживаюсь? Баба-дура, надо бы предложить мужчинам лимонад. Они, мужчины то бишь, мечтают только о двух вещах. О лимонаде и о том, кто его приготовил…. Добрый День, мистер… как … как, как вы сказали? ? …. Не слишком-то вы разговорчивый. Я — миссис Рид. А это — мой супруг, ну вы с ним уже успели найти общий Язык. Так ведь? Рид, ты же нашел общий Язык с нашим новым соседом? Нет, мистер, я не понимаю вас. Это — фарси? Я знаю только, что есть фарси и турецкий. Но я никогда не бывала у вас. Там, видимо, много стран, я точно не знаю, из какой вы именно. Наша страна такая большая, и я иногда боюсь ее размеров. Поэтому Рид всегда сопровождает меня в длительных переездах. Особенно в последнее время. Уж очень он обо мне заботится. Правда, Ридди? … Я, к сожалению, никогда не выезжала дальше Западного Побережья. Все собиралась, да собиралась… а потом уже старость да болезни…. Да, болезни… Дочери моего дяди, стало быть, моей двоюродной сестре, даже была вручена медаль, правительство до недавних пор выплачивало ей пособие за него… Так вы наш новый сосед? … Мистер, необязательно держать меня на прицеле. Мы — довольно дружелюбная и даже отчасти уважаемая пара, миссис Харрингтон подтвердит, она живет напротив нас. Взгляните. Странно, у неё дверь открыта настежь, не похоже на миссис Харрингтон. После смерти Билла она замкнулась в себе. Иногда забегает к нам на стаканчик лимонада. Может быть, лимонад? Рид, ну скажи хоть слово! Хватит валяться на грядке и так глупо улыбаться! В чем это у тебя рот измазан? Сэр, мне иногда кажется, что он перестает меня понимать, но он, право, любящий муж, даже сам теперь в супермаркет за продуктами, не позволяет мне надрываться и даже не пускает никуда, иногда к миссис Харрингтон в бридж сыграть разве что. Ну это разве что. Мистер… не имею чести знать, как вас зовут. Вы, кажется, не представлялись, верно? Или представлялись, но я запамятовала. Билл, муж миссис Харрингтон, сегодня утром сделал мне комплимент, что мой лимонад — самый вкусный в Миссури. По-моему, он напрашивается на любезности, как вы считаете? Билл и Кейт только обвенчались, а он уже на чужой лимонад поглядывает, не к Добру, мистер, не к Добру. Мистер, а, мистер? Взгляните, да отвлекитесь вы на минуту, из дома напротив выходит военный… и направляется к нам… у него такая же форма, как и у вас. Давно у нас данное нововведение? Никогда не видела подобных отличительных знаков. Пентагон не может совладать с бюджетом? Почему-то я с нашим бюджетом совладать могу, а они не могут. Это учебная тревога? Или военное положение? Объяснитесь. Я — леди, а вы, стало быть, обязаны объясниться. Почему в ваших глазах ненависть? Откуда она? Откуда появилась ненависть? Откуда она? Рид… Рид, поднимайся и потрудись разъяснить мне, почему у нас на грядках столько расстрелянных кровоточащих тыкв?»

Брендон: полечь на поле боя, совсем как жухлая трава, как гниющие плоды под смоковницей, ради интересов мелких фермеров? Вспомни, какой державой являлась наша страна… как переполняло гордостью за… а теперь … а теперь в Вермонте стоят китайские гарнизоны, юг оккупирован Мексикой, Кубой и Венесуэлой.
Иви: прости, но ты — пошл, Брендон. И это — диагноз, мой друг. Ты заставляешь отречься от моего батюшки и бежать с тобой, неведомо куда. Вместо того, чтобы остаться здесь с нами и доживать свой короткий, но счастливый век.
Брендон: диагноз, говоришь? (всплескивает руками и начинает ходить перед портретом небезызвестного лица). Хорошо, я дам ему название: ложь  и бахвальство. Твой папенька лжёт и делает это весьма искусно. У него нет никаких иллюзий на свой счет, а вот на твой (тычем в нее пальцем) есть.
Иви: он — болен (с горечью) и ты, вероятно, тоже.  Я не узнаю тебя… Я давно перестала узнавать тебя.
Брендон: (ехидно) наследственный Альцгеймер?
Иви: как ты можешь!!! всё твое пустословие от желчи, от внутренней злобы, от  пересыщенного эгоизма! Ты — не гармоничная личность!
Брендон: было бы странно, если бы я был человеком-гармонью. Я, душа моя, человек-гормон.
Иви: нет (решительно) нет! (кричит) я для себя перестала что-то ждать, то же прошу и от вас. Уезжайте. Забудьтесь. Может быть, в бою. Может быть, на ниве праздной Жизни. Слышите? Слышите, Брендон, вы — праздный человек. Ни в чем не сомневающийся. Довольно — с вас. Довольно — с меня; зла вы мне не делали, но и Добра тоже. Я поняла, вы — незнакомый бездонный человек (задумчиво) человек?... Кажется, я повторяюсь…. А это — хуже. Ваше равнодушие всех нас погубит.
Брендон: (нерешительно) что же, этот бездонный человек с вами прощается… (насмешливо) Копайтесь в своих огородах, а я буду копаться в своих (уходит).
Гроухард: дочь, этот ужасный мужчина кричал, и мне было страшно, понимаешь? Я не мог заставить себя выйти из шкафа, я залез в шубу и почувствовал себя Белым Медведем. Когда-то здесь жила община хопи, а теперь их осталось так мало… Почему нас так мало, а?… Это был мистер Фрост?…
Иви: (плачет) папа, мистер Фрост давно… Да, папа, это был мистер Фрост. Он просил передать тебе, что ты — самый чистый, самый светлый человек в мире, и как он горд, что у меня есть такой волшебный отец.
Гроухард: (недоуменно) так почему же он ушел? Ты его обидела?
Иви: нет, папа. Он сам себя обидел, и я сама себя.
Гроухард: (по-детски) и как же нам, девочка моя, разобидеться?
Иви: мы займемся землей, отец. Все корни изглоданные, все стебли мертвые — мы во всё вдохнем Жизнь. Земля нуждается в ласке, и это будет наш путь. Он — не смешон, он — предначертан. Мы будем выращивать овощи. Тыквы, например. Дыни, хотя в наших северных широтах, они вряд ли приживутся. Мы построим  теплицу, отец. Мы начнем всё заново. И в конце большого светлого Дня, измождённые, измученные и обессиленные, мы будем улыбаться друг другу. Глупо и радостно.   
Гроухард: уехал батюшка… даже не попрощался, школяр старый... а на переправе сейчас невесть как опасно… река — разлилась. Играючи. Она с ним — играючи, понимаешь, как это? И нет мистера Фроста (с безумным взглядом) и меня нет, никого — нет. Только пиявки.
Иви: (успокаивая и гладя отца по голове) я есть, папенька. Дочь твоя есть. Ты у меня есть. Земля есть. И жизнь наша — Вечная и Торжествующая.   

- I could not imagine, how Good your play is, - захлопали лайковые перчатки и русый представительный высокий мужчина в длинном партикулярном платье начал спуск с последнего ряда.
- Ваше превосходительство, мы не ожидали вас так…, скажем инкогнито… - ничуть не удивившись, автоматически отвесив легкий поклон, произнес мистер Дрофф.
- Прошу забирайтесь на сцену, господин губернатор, я покажу вам театр, - затрепетал режиссер и дернул за монолитный рубильник у подъёма. Стены раздвинулись, и сцена, покачиваясь, поплыла в темноту, - Мистер Дрофф, помогите мне взобраться, иначе я останусь в зрительном зале.
        Драматург казалось, колеблется, но мгновенно спрыгнул с удаляющейся сцены, схватил шляпу и книгу и помог режиссеру влезть на площадку.
- You are incredible man! – засмеялся губернатор, когда они проплывали под очередными сводами освещенного туннеля.
- Вы – невероятный мужчина, - перевел мистер Дрофф мистеру Зяби, от чего последний расплылся в глуповатой улыбке.
- I heard, that in times of slavery, this theater was built by black slaves. How sad it is. Yes, this is a sad page in the history of your country.
- Что он сказал? – Зяби задергал рукав драматурга.
- Что он сказал? – повторил, а затем насупился мистер Дрофф, - Что же, он говорит, что не является большим знатоком нашей истории, но это – чудесно, что рабы строили наш замечательный театр. Если есть рабы, они должны быть использованы с умом.
Режиссер изменился в лице: «неужели господин губернатор… что он имел в виду, Дрофф?».
- Сейчас спрошу у него… Ага, ясненько. Значит, так. Расизм – это не геноцид. Это, своего рода, эскапизм. Это – философия игнора. Не нужно никого убивать, можно просто жить отдельно от, скажем, представителей другой расы.
- Господин Губернатор – расист? – недоуменно пожал плечами Зяби, и нечто скользкое и длинное опустилось в воду на противоположном берегу тоннеля.
- Дорогой друг, не надо навешивать ярлыки. Мы должны быть свободны от предрассудков. Поэтому не нужно обвинять господина губернатора в примитивном расизме. Давайте лучше он задаст вам контрольные вопросы. Итак, если мы все равны, почему Господь создал нас белыми и черными, богатыми и бедными, здоровыми и больными, мужчинами и женщинами, в конце концов?
- В разнообразии – сила, - самоуверенно промычал Зяби.
- Да вы нацист, господин губернатор, - усмехнулась Иви и подошла к ним поближе. 
- Если бы господин губернатор был нацистом, вы бы так не усмехались, - едко заметил мистер Дрофф, - Да и евреев он не сжигал.
- У него всё впереди, - огрызнулся режиссер и глубже закутался в собачий плед.
- Только вот не надо мазать одной краской господина губернатора. Он никогда не призывал к геноциду. Это противоречит его концепции Христианства.
- Глядите-ка, - всплеснула надувными ручищами Иви, - у него ещё собственная концепция Христианства!
- Коллеги, господин губернатор утверждает, что механизм переселения душ спланирован Господом Богом для отработки грехов… человек рождается в Нигерии у нищих родителей, только потому что заслужил такую жизнь результатами прошлой Жизни…
- Ересь! – возмутилась девушка и топнула распухшей слоновьей ногой, - Мы бы вас сожгли, господин губернатор, если бы вы не были символом власти.
- В противном случае тогда можно и сжечь, я правильно вас понял, Иви? – усмехнулся драматург и скрестил матовые манжеты на впалой груди.
- Пожалуйста, господин драматург, не переводите ему, - ужаснулась актриса и затрепетала.
- Господин губернатор за 20 лет управления Аляской мог бы и выучить английский, - прогундосил Брендон и бросил исподтишка запуганный взгляд на Величественную фигуру губернатора, лицо которого источало магнетизм и спокойную уверенность, - Нас – большинство, при чем подавляющее большинство, почему это мы обязаны изучать эти варварские славянские наречия? Мало того, что они нас оккупировали…
- Позвольте, Брендон, - с раздражением перебил его мистер Дрофф, - у нас республика на правах автономии. Вы – умыты, одеты, накормлены, занимаетесь театром, музыкой и литературой, получаете международные награды, в том числе и нематериальные, что вам ещё надо?
- С новым пилатом в наместниках, - издевательски прокомментировала Иви и её мелкие крошащиеся зубы блеснули в свете коптящего факела.
- Это абсолютно неуместная плоская шутка, - драматург бросил на неё презрительный взгляд.
- А я не шучу. Это называется коллаборационизм. Вы что, господин драматург, пособник оккупантов?
        Брендон угрожающе протер запотевшие линзы, Иви сжала что-то наподобие кулачков, а Гроухард глупо раскрыл посиневшие рыбьи губы и начал ловить воздух.   
- Вот видите, мистер Дрофф, что бывает, когда за постановку пьесы берется автор, а не режиссер, - дружелюбно начал Зяби и стал навинчивать фигуры вокруг ломберного столика. Колеса при этом «скрипали», народ следил за раздражённым инвалидом, и сам раздражался. Когда сцена вышла из-под свода нависшей базальтовой пещеры, и они преодолели очередной, не самый крутой и высокий порог, вся конструкция покачнулась и просела на полфута в студеную воду, течение увеличило ход, и сцену опасно перекосило.
- Вот видите, мистер Зяби, что случается, когда вы решаете за всех, что им нужно. Господа, по инфантильному желанию мистера Зяби нас, судя по всему, несет в открытое море. Аплодисменты, господа.
- Доченька, мистер Фрост должен был уже вернуться, - заплакал Гроухард.
- Сейчас, папочка, я тебя укрою, и всё пройдет, - ласково ободрила отца.
- Всё? – улыбаясь, спросил мужчина и положил голову на ее колени.
- Только не надо утверждать, что я – виновен, - буркнул режиссер, и порывистый близзард сбил с его засаленных дредов капитанскую фуражку, - Досадно, - огорчился он, глядя тоскливо вослед тряпичной вещице, исчезнувшей в надвигающемся тумане, - Гроухард, подайте, пожалуйста, соломенную шляпу.
- Какую именно, сэр? – озадачился джентльмен, слегка пунцовея.
- Здесь только одна шляпа, Гроухард, кончайте дурака валять, - разозлился мистер Зяби. 
        Мистера Дроффа обдало холодом, и, прежде чем он успел опередить старика, Гроухард уже протягивал недовольную шляпу режиссеру.
- Который час, Гроухард?
- Не спрашивайте о Времени! – закричала юная Иви и побежала через всю сцену к отцу. Но Гроухард уже вытащил из оттопыренного клеточного кармана часы-луковицу, любовно оглядел их и проглотил.
- Что вы за дичь такая! – Иви с ненавистью посмотрела на режиссера.
- Но я ведь не знал… - начал оправдываться он.
- На репетициях почаще появляться следует, а не перекладывать весь труд на плечи мистера Дроффа, - назидательно заметил Брендон и поднял со сцены разбухший от сырости машинописный брусок. 
- А это что за книга? – мистер Зяби посерел, а затем втянул щеки.
Брендон вернулся к титульному листу и отвратительно прокартавил: «Магта Зяби. Воспоминания и комментагии». 
- Где это ты достал??? Дрофф! – Зяби включил управление и взял курс на растерявшегося драматурга, ещё бы чуть-чуть и произошло бы немыслимое, но мистер Дрофф вовремя отскочил под нависающий портрет, и блестящая инвалидная коляска рухнула в бурный ледяной поток.
         После коллективного пребывания в шоке, драматург, наконец, разрядил обстановку: «по крайней мере, это не значит, что мы должны прервать наши репетиции. Стало быть, режиссер теперь – я. Кроме того, господа, у вас есть замечательная возможность показать свои навыки и умения господину губернатору. Играйте, господа!

Гроухард: (с горечью) милая, когда вернется мистер Фрост?
Иви: (задумчиво) я думаю, мы сами должны к нему вернуться.
14.46. 7.06.2018