Пари со скуки. Глава 69

Непростительно мало... Часть II

Следующие несколько дней, друзья неоднократно посещали больничное заведение, однако каждый раз по прибытии, их ожидал один и тот же ответ. Исполняя просьбу Шикамы, Рен находил любые поводы не впускать парней в палату, достойно охраняя покой своего подопечного.

Шикама полулежал на спине, заложив под голову руку, в то время как вторая свободно лежала поверх одеяла. Пальцы нервно комкали его тонкие складки.

Он напряженно думал о визитах друзей. Говоря начистоту, он был поражен тем, что после всего того, что он сделал им, они приходят навестить его. Неужели речь могла коснуться прощения? Неужели эти люди смогли преодолеть свою неприязнь, обиду, разочарование и прийти? До того как они узнали, что с ним произошло и о больнице, в которой он находится, ему не было особого дела. Неважно как они узнали, важно то, как отреагировали. Шикама совершенно не ожидал никакого внимания с их стороны, понимая, что Мика, Юу и Ферид имеют полное право его ненавидеть и игнорировать. Ведь они даже не были такими уж близкими друзьями, а тем более после содеянного… Тот же Юичиро, с которым они были близки, но он также обманул его, просто должен был забыть о нём… А они все взяли и пришли, и продолжают приходить…

Зачем? Зачем они это делают?

Неужели будут уверять его, что простили? Но он знает, что это невозможно, так что нечего лицемерить из жалости к его треклятому состоянию. Он решил свести счеты с жизнью отнюдь не с той целью, чтобы его жалели и сочувствовали, проявляя снисхождение. Он хотел покончить со всем раз и навсегда, но кто бы мог предугадать, что его спасут и вернут к жизни. Причем к такой жизни, где он не способен даже элементарно двигаться, не полагаясь на чью-то помощь, чтобы добраться до той же ванны или туалета, где ему также нужна помощь со стороны.

Он не хочет никого видеть, не хочет наблюдать в их глазах жалость. Это выше его сил. Люди, которые смотрели на него прежнего, равного себе, с которым могли заговорить грубо, ударить и даже послать, теперь так или иначе будут проявлять снисхождение в словах и действиях, а в нём он не нуждается. Тем более в прощении тех, кому он причинил так много страданий. Он не хочет, чтобы люди из его прежней жизни видели его таким немощным и слабым. Не хочет пробуждать в них жалость и сочувствие. К тому же, Ши прекрасно понимает, что его поступок прощению не подлежит, он был слишком низок по своей природе. По его вине Юу и Мика чуть не погибли там на крыше. Но все же… они пришли…

Сама мысль о возможности прощения немного отогревает душу, делая собственное самобичевание не такой кровавой пыткой, самых изощренных истязаний, как несколькими днями ранее, когда он был убежден, что сотворил непозволительно ужасную и непростительную вещь. Впрочем, даже сейчас от своего мнения он не отрекался, однако эфемерная возможность прощения, брезжит слабым лучиком на горизонте, сплошь затянутым мрачными, тяжелыми тучами.

- Ну вот, еще пару раз так отшить, и они точно больше не придут, - сообщил Рентаро, войдя в палату, после того как наплел очередную чушь про какие-то несуществующие процедуры, и Мика с Юичиро ушли ни с чем.

- Да, хорошо, - кивнул Доджи, слегка повернув голову к вошедшему.

- Ты, извини, конечно, но я тебя не понимаю, - Рен присел на край постели. – Почему ты не хочешь, чтобы они пришли? Они с самыми чистыми намереньями, хотят проведать тебя.

Эти слова прошли мимо ушей Шикамы, он даже не посмотрел в сторону фельдшера.

- Ты бы видел их лица, - решил продолжить давить на психику парень, - когда я говорю, что и в этот раз они пришли не вовремя. Они реально расстраиваются. Что тебе стоит потерпеть их пять минут. Поговорите, выясните там всё, и они отстанут. А также, они кажутся настойчивыми экземплярами, будут ходить неделями и рано или поздно наткнутся на Яно. А там я уже ничего не смогу сделать, если он их к тебе запустит.

Доджи лишь сдвинул брови, однако никакого ответа свыше этого неопределенного жеста не последовало.

- Просто они действительно рвутся увидеться с тобой, - вздохнув, произнес Рентаро.

- Ты что, не понял? – парень вздрогнул от холодного, колючего взгляда алых глаз и не менее «теплого» тона, с которым говорил пациент. - Я не хочу.

- Да понял я, - бросил Рентаро. "Понимаю, что тебе неловко быть таким в их присутствии, кем бы они ни были".

- Ладно, как скажешь. Не хочешь, не встречайся, имеешь право, - махнул рукой Кита. Несколько минут прошло в тишине, пока Рен снова не подал голос.

- А кто эти парни? – осторожно спросил он.

- Тебе-то что? – изогнул бровь Ши.

- Да так, просто, - пожал плечами Рентаро, стараясь не выдавать своего интереса. – Удивляюсь их настойчивости. Вы, наверное, были хорошими друзьями в прошлом, раз они теперь так добиваются встречи с тобой?

- Мы никогда не были друзьями, - резко ответил Шикама.

- Вот как, - с ноткой удивления протянул Рентаро. – Тогда как же… - он не договорил, ибо Ши устремил на него прожигающий взгляд.

- Слушай, - Шикама опираясь на руки приподнялся в намеренье что-то высказать надоедливому парню, однако в последний момент удержал в себе весьма мощный порыв, спрятав его поглубже, в раненную душу.

Он сидел в постели в нерешительности и тяжело дышал.

- Ты в порядке? – насторожено осведомился Рентаро. - Ты вроде бы хотел мне что-то сказать? Давай, говори.

Ши прямо взглянул в светло-зеленые глаза парня.

- А ты не догадываешься?

- Не суй свой нос в чужие дела, – печально усмехнулся Кита и опустил голову. – Да я же не чисто из любопытства. Если бы я знал, кто они и что тебе сделали такого, что ты не хочешь их видеть, я бы действовал увереннее и если надо, спровадил бы их с концами.

- Ничего они мне не сделали, - Шикама откинулся на подушки и отвернулся к окну, чей однообразный пейзаж был ему противен, как и все в этой комнате.

Рен ощущал во всем этом какую-то сложность. Но в чем она заключалась понять не мог и было обидно, что его никто не собирался в это посвящать, как бы он не лез из кожи вон.

- Это я им сделал, - едва слышно проговорил Ши.

- Что? – Рен даже подался вперед. – Что ты сказал?

- Уйди, оставь меня. Я устал, - Шикама закрыл глаза.

Понимая, что большего от Ши, замкнувшегося в своем тайной мирке, он уже не добьется, Рентаро встал с его постели и прошел к выходу.

- Далеко я не уйду. Так что без глупостей, - сказал он мрачно и вышел за дверь.

Как только дверь в палату захлопнулась, Ши зажмурился и сжался, чувствуя как безжалостно рвёт на части все естество.


В тот день Шикаме был нанесен еще один визит, который надолго отложился в памяти Рентаро. Когда к нему у поста подошел высокий, статный мужчина в дорогущем черном костюме, он не обратил внимания на него и на то, как замерли в изумлении парочка медсестер, раскладывающих по местам истории болезней.

Тем временем, мужчина осведомился у старшей медсестры о том, в какой палате находится Шикама Доджи, и та, пораженная до глубины своего женского самосознания, не в силах говорить четко и внятно, растерянно указала на Рентаро, заполняющего бланки.

Прозвучавший голос, осведомляющийся о его подопечном, заставил Рена оторваться от своего занятия, и взглянуть на посетителя. Не нужно было лишних пояснений, чтобы понять, кто стоит перед ним. Сходство было на лицо.

В личности этого блондина с выразительным и ясным взглядом, от которого так и веяло неоспоримой уверенностью и породой, сомневаться не пришлось ни на секунду. Зачесанные назад белые волосы, достигающие лопаток, открывали высокий лоб. Каждое движение и слово выдавали в нем человека из высшего общества – уравновешенного, самодостаточного и со своим особым отношением к людям. Невзирая на тонкие черты лица, присущие обычно надменным и заносчивым людям, его взгляд пусть и таил в себе крупицы сих неприглядных пороков высшего на планете вида, но очаровывал какой-то внутренней теплотой.

Рентаро не единожды делал подобные выводы из одного только внешнего облика человека, так внезапно навязанного ему начальством, потому как это было пока единственное, на чем он мог основываться, делая заключения о характере и жизни своего пациента.

Не задавая излишних, бессмысленных вопросов, он сразу повел старшего Доджи в палату к сыну.

Даже не подумав, хоть как-то предупредить Ши о визите к нему родителя, Рен впустил в больничную комнату мужчину. Увидев гостя, Шикама вздрогнул и сжался. Приподнявшись на подушке, он сначала взглянул на этого человека с отчужденным напряжением, а потом опустил тяжелый взгляд на землю, будто бы извиняясь за что-то.

Тут только Рен подумал, что зря поступил так, надо было предупредить его о визите отца. Мало ли какой он и что сейчас учинит и без того потерявшему веру в жизнь сыну.

Однако отец и не думал упрекать в чем-либо Ши, он только мягко поздоровался с ним и присел на стул. Окинув внимательным взглядом весьма неутешительную картину, а еще руководствуясь некоторыми пояснениями фельдшера, успевшего вкратце поведать о трагедии его подопечного, господин Доджи ласково осведомился:

- Как себя чувствуешь, сынок?

- Отлично, - без толики иронии в голосе ответил Шикама, не поднимая глаз.

- Пытаешься меня обмануть? – мягко улыбнулся отец.

Ши отрицательно покачал головой.

- Я уже иду на поправку.

- Да, я уже знаю об этом, знаю, что случилось.

На мгновенье дыхание Шикамы перехватило. Страх, что отец знает абсолютно все подробности, нещадно взял за горло.

- Я только одного не могу понять…

Ши не поднимая головы, с опаской покосился на отца, который продолжал говорить.

- …что толкнуло тебя на это? Мне всегда казалось, что ты не способен на такие глупости.

Шикама молчал, тяжело глядя на свои руки, сложенные на ногах. Понимание, что отец не в курсе всего, исходя из его слов, подействовало немного успокаивающе на парня.

- Впрочем, наверно уже не важно, что двигало тобой в те минуты, важно только то, чтобы ты не повторил этого. Ши, мальчик мой, - пристально взглянув на сына, одновременно мужчина накрыл руку парня своей. – Пообещай мне, что больше ты этого не сделаешь? Чтобы ни было, но ты не станешь повторять этого?

Прозвучавшая просьба заставила и Рена, все это время якобы возящегося с приготовлением лекарств, обратить свое внимание на Шикаму. В ожидании от него ответа, сердце начинало биться быстрее. Как же ему хотелось, услышать из этих горестных уст твердое обещание, что больше он не сделает ничего подобного. Никогда, сколько будет жить. Мысленно Рен буквально умолял его сказать: «Конечно, папа, я клянусь тебе, больше этого не повторится». Однако долгое молчание Шикамы не обнадеживало, а его склоненная голова, будто бы он приготовился к казни, говорила о вине, но никак не о раскаянье.

- Ши, пообещай мне! - отец крепче сжал руку сына.

- Извини, - едва слышно выдавил из себя Шикама и отвернулся. Мужчина выпрямился на стуле, отпустив руку сына. Реакции Ши хватило, чтобы вызвать в глазах родителя сначала потрясение, а потом хмурую серьезность, продиктованную осознанием непоправимости и безнадежности.

Рентаро стоял также ни живой, ни мертвый. Несмотря на то, что он и без того знал о намеренье своего пациента, он был встревожен также же, как и отец Шикамы. Вот так в открытую расскрыть свои намеренья и таить это внегласно в душе, две большие разницы.

Кита ожидал сейчас волнений, возмущений со стороны старшего Доджи, криков, быть может, даже угроз, чтобы тот не смел даже допускать подобные мысли, твердых намерений отвести сына к психиатру, однако тот, лишь встал со стула и присев на кровать, обнял и крепко прижал к себе Шикаму.

«Возможно, это поможет тебе». В душе Рен благодарил отца за выбранное действие, на которое сам он не был способен, не имея прав родителя, родственника или близкого друга. Его роль была слишком скромной в жизни этого парня, чтобы позволять себе подобные вещи. И как же парень проклинал в душе этот свой статус, не позволяющий ему приблизиться, хотя бы дотронуться до этого мерцающего над всеми гордого огонька, который вот-вот задуют холодные, злые ветра.

- Что тебя так мучает? – прошептал мужчина, нежно и трепетно прижимая к себе сына.

Ощущая теплое кольцо объятий, согревающее дыхание, близость, Ши с трудом удавалось сдерживать в себе чувства, рвущиеся наружу. Он прижимался, но в то же время и отталкивал от себя родителя, не позволяя нарождающимся старым эмоциям властвовать над собой, по-прежнему боясь их. Не желая повторно опьяняться ими и сходить с ума, а потом вновь зализывать рану, когда все окончится и его оставят, он противился, как мог.

- Не скажешь? – отстранившись, приподняв подбородок сына и заглянув в его глаза, с оттенками грусти и сожаления спросил отец.

Шикама только отвел взгляд.

- Я кажется, понимаю, что происходит, - со вдохом изрек отец. – Но я ничего не могу сделать. Так должно было случиться. Мне казалось, ты уже смирился.

- Дело совсем не в этом, - замотал головой Ши, крепко сжимая в руке край одеяла.

- Тогда в чем? – пристальный, ровный взгляд алых глаз и снова скорбное, тяжелое молчанье доносится в ответ.

Рен окончательно запутался в чужом диалоге и в чужих чувствах. Что между ними такое? Разногласие? Оно ли, является причиной его поступка? По крайней мере, отец, кажется, считает так? Но Ши отрицает. Но правда ли он отрицает или только делает вид? И если он пошел на это из-за ссоры с родителем, то, что тогда насчет тех парней? Какая у них роль в его жизни? Ведь до поры, казалось, что его гложут именно неудачи в отношениях с ними? Так кто же виновен в трагедии, мать, отец, друзья или может любимый человек? Что же тут, черт подери, происходит?!

- Так я и думал, - тяжело вздохнул господин Доджи. – Прости меня. Но тут я бессилен что-либо сделать…

- Пожалуйста, не надо, - Ши прикрыл глаза, а потом снова взглянул на отца. – Я давно все принял и ничего не жду.

- В таком случае, я вновь задам вопрос, с которого все началось, - с грустью посмотрел на него старший Доджи.

- Не нужно вопросов, прошу, - взмолился Шикама.

Глядя на умоляющее лицо Шикамы и видя, что тот уже начинает нервничать, мужчина понимающе кивнул.

- Тогда скажи, может быть, ты хочешь чего-то? Я могу для тебя что-то сделать?

Внезапно Рен ощутил невозможность дальнейшего пребывания в палате с этими людьми. Все кругом было так накалено, что он прямо кожей ощущал это напряжение и глубокую печаль, пожирающие вокруг себя пространство. Стоило выскочить за дверь, как это давящее чувство мгновенно улетучилось.

«Что за удручающая аура?», спросил он сам себя, отправляясь на перекур.

Когда он вернулся в палату, Ши был один. Этот визит, как справедливо подметил Рентаро, не принес ему утешения, даже наоборот ввел в еще больший ступор.

«Прямо как тогда с матерью», пронеслось у него в голове.

- А твой отец? Он разве уже ушел? – проходя к постели и оглядываясь по сторонам, осведомился Рентаро.

- У него работа. Ему позвонили и он уехал, - без энтузиазма ответил Ши.

- Понятно, но ничего. Работа вещь такая, важная. Но все равно, вот улучил время, вырвался к тебе, - усмехнулся Рен. Шикама только пожал плечами.

- Да.

- Любит он тебя, - Кита присел рядом с Ши. – Это чувствуется. Старается тебя не ранить, так осторожно ко всему относится, с пониманием.

Он не заметил легкую горестную усмешку, тронувшую тонкие губы и тут же исчезнувшую без следа.

- Ты уже решил, поедешь к ним, когда выпишешься? – осведомился Рентаро, обернувшись к парню.

- К кому к ним я поеду? – насмешливо поглядел на него Доджи.

- Ну как? В прошлый раз твоя мать говорила, что заберет тебя, и вы будете жить вместе, всей семьей. Ты тогда ничего толком не ответил, а сегодня я спрашиваю, что ты решил?

- К ним? – словно не слыша предыдущих слов, ухмыльнулся Ши.

- Да, к ним, к своей матери и отцу? – кивнул Рентаро, не понимая, что причиняет своими словами Шикаме боль. – Да, кстати, твой отец так быстро ушел, а я хотел с ним поговорить, ну ничего, на днях должна прийти твоя мать. С ней поговорю. Почему ты улыбаешься? – с недоумением спросил Рен, обратив взгляд на Ши, не сумевшего сдержать смешков.

- Ты говоришь смешные вещи, - все еще улыбаясь, произнес Шикама.

- Чем это они смешные? Что я не так говорю? – изумился Рентаро.

- Наивный ты, - слабо усмехнулся Ши. - Так ничего и не понял?

- Что я должен был понять? – разволновался Рентаро, чувствуя, что он упускает нечто очень важное из виду.

***



Через некоторое время, когда он проходил мимо поста, его окликнула медсестра и вручила конверт. Оказалось, что этот конверт был от отца Шикамы. Он не успел поговорить с Реном лично, так как его срочно вызвали в офис, а фельдшера рядом не оказалось, потому пришлось прибегнуть к более рисковому и старомодному методу передачи информации. Рен обнаружил в конверте деньги и записку, в которой речь шла о пояснении для чего нужны эти средства.


«И чего я не понимаю?»

Разминая потерявшие какую-либо чувствительность конечности, Рентаро все еще пытался найти ответ на этот вопрос. Тогда Ши ничего ему не ответил, а теперь спустя несколько часов вновь поднимать старую тему он считал чем-то ненужным, да и его подопечный выглядел довольно измученным, чтобы сейчас спрашивать его о чем-либо волнительном.

Внезапно Шикама вздрогнул и поежился, точно ощутив боль.

- Что с тобой? Я сделал больно? – ужаснулся Рен, испугавшись собственной неосмотрительности, а потом, вспомнив об отсутствии реакций в теле Ши, буквально задрожал от волнения. - Ты что-то почувствовал?

- Абсолютно ничего, - сухо ответил Шикама, даже не повернувшись в сторону фельдшера.

- Но ты вздрогнул, - напомнил Рентаро.

- Я задремал, а потом ты… - Ши бросил короткий пустой взгляд через плечо.

- Я? Что? – не понял парень и посмотрел вниз. Оказалось, что он давно сошел с зоны, которую ему нужно разминать и теперь выглаживает обнаженную спину и плечо парня, лежащего боком.

- Ой, - испугавшись, воскликнул он. – Это, это так надо. Дополнительный массаж для восстановления кровообращения в позвоночнике, - скованно усмехнулся он.

Правда его оправдания были излишни, ибо Ши не было интереса до его действий и каких-либо посторонних прикосновений. Он был погружен в свои мысли, и вырываться из них не имел намеренья.

***



За окнами стояла кромешная тьма, дул холодный осенний ветер, разгоняя по округе последние опавшие листья. В палате тускло горит одна единственная лампа, служащая своеобразным ночником. По стенам расползаются мрачные неподвижные тени, окружающих предметов. Время от времени по пустому коридору больничного отделения пройдет дежурный врач. Глухое эхо от его одиноких шагов отбивается тоскливой нотой в этом обители страждущих.

Отбывая ночную смену, Рентаро сидит на диване и пьет кофе, что есть мочи, борясь со сном, тянущим в свои липкие объятия. Его усталый взор устремлен на кровать в нескольких шагах от него. Он практически неотрывно смотрит на возвышающийся силуэт и вместо обычного спящего человека, перед ним встает сегодняшняя сцена, свидетелем которой он стал из-за технических неполадок в кабинете физпроцедур и решения перенести процедуру в палату – он видит парня с прекрасными белоснежными волосами, переброшенными на одну сторону, через плечо, лежащего на животе, и склоненного над ним врача, по одной из специальных лечебных методик вонзающего тончайшие иглы в живую, но практически омертвевшую ткань.

Рентаро стоит тут же рядом, готовый выслушать и исполнить указание доктора, и напряженно смотрит, как эти стальные нити пронзают тонкую кожу. Как только острие врезается в тело, Рен ощущает, как внутри у него все сжимается, словно это орудие пыток пробило его собственную плоть. Тут же он ясно понимает, что Ши не чувствует ничего, он лежит и покорно ждет когда это совершенно бессмысленное действо завершится, о том, что он не испытывает никаких болевых ощущений, говорит его отрешенный взгляд и спокойное лицо.

Сейчас Рен вспоминает свое чувство жалости, невозможности смотреть, как уродуют это восхитительно-нежное тело грубым материалом, вспоминает свои мысли, от которых его душу рвет еще сильнее – «Почему? Почему ты ничего не чувствуешь? Почему твое тело мертво и неподвижно? Столько всего тебе довелось вынести за эти две с лишним недели, но оно по-прежнему остается безучастно ко всем испытаниям. Что еще нужно сделать, чтобы ты вернулся к жизни? Ты давно потерял веру в исцеление, а может быть, ты даже никогда ее не имел. С самого начала принял свою участь такой жестокой, какой она открылась тебе. И глядя на тебя сегодняшнего, я с ужасом начинаю сам осознавать бесполезность всех действий. Когда мы встретились впервые, морально ты был уже мертв, оставалось только сделать так, чтобы и твое тело достигло той же стадии. И не в силах бороться с твоими желаниями, оно стало реагировать так, как велело ему твое сознание. Мониторы не показывают улучшения. Ты убиваешь себя своими мыслями и намереньями, сам не желая выздоровления.

Я хочу что-то сделать, хочу помочь. Но могу ли я? Тот ли я человек, который в состоянии заставить тебя жить? Мне больно смотреть, как истязают твое тело, пускай я осведомлен, что это необходимое тебе лечение, но я все равно хочу оградить тебя от этого. От этой боли, что поселилась глубоко внутри и мешает тебе раскрыть свои крылья, долгое время стянутые колючей проволокой. Я закрываю глаза и вижу как по этим белым, нежным перьям течет твоя алая кровь, и я не могу подойти, не могу стать рядом, не могу стереть ее с них. Стою в стороне и боюсь поднять на тебя взгляд, а ты, в легком, воздушном облачении стоишь один на обозрении всех, но будто бы на краю обрыва, скрестив на груди руки и гордо подняв голову к небесам, вот-вот готовый сделать свой последний шаг на этой земле.

Возможно, в глубине души я понимаю, что тебе нужно не это. Обычными методами, к которым мы здесь привыкли и которые считаем единственно верными и высмеиваем любое другое мнение о лечении иными способами, тебя не поднять. Но иного я не знаю. Мне просто больно, невыносимо больно видеть тебя таким…»


Неспокойное течение мыслей нарушает тихий полустон. Рен весь обращается в слух. Стон возобновляется, Ши вертит головой на подушке, замирает, закусывая губу снова стонет, но никак не просыпается.

Вскочив, чтобы разбудить измученного ночным кошмаром парня, Рентаро устремляется к постели, однако как только он останавливается около нее, повисает тишина. Ши кажется, успокоился, он больше не мечется. Лишь на его лбу остались соленые капельки пота, как доказательство мучавшего его сна и немного учащенное дыхание.

Рентаро как завороженный глядит на него в полумраке больничной палаты и не может отойти. Его терзает вопрос о том, что такое ужасное увидел в своем сне Шикама? Быть может, он снова пережил какой-то тяжелый момент своей жизни, а может это нечто совсем эфемерное нарушает его покой? Раньше дежурные не сообщали ему, что этого парня терзают по ночам кошмары. А вдруг это сегодняшняя встреча с отцом, так сказалась на нём?

И зачем он только пустил его? Нужно было, как минимум, сначала спросить Ши хочет он его видеть или нет. А еще лучше выспросить у него все подробности и самому решать кого можно запускать, а кому лучше не появляться на пороге его палаты. Но как же тут выспросишь, если он не подпускает к себе. Его жизнь покрыта тайной и делиться ней он не намерен, во всяком случае с ним.

Как же горячо становится в груди при одной лишь мысли об этом.

- Глупый ты, - слабая дрожащая улыбка появляется на губах. - До сих пор не хочешь понять, что я тебе не враг.

И только так, только пока ты спишь, и меня не отвлекают обязанности, я могу побыть рядом…

Тяжелый взгляд медленно скользит по чужому лицу, по волосам, разметанным на подушке, по шее, по все еще неспокойно вздымающейся груди, по безупречному торсу и ногам, прикрытым одеялом.

«На них уже живого места нет. Всё в мелких ранах»

Внутри все стягивает в тугой узел от одной только мысли об изуродованном теле. Взгляд быстро возвращается обратно, покидая вид того, что причиняет страдания.

Веки плотно сомкнуты, губы немного приоткрыты, слегка подрагивают, к влажному лбу прилипло несколько коротких прядей.

Замечая что-то странное на шее, какую-то небольшого размера темную полосу, Рен склоняется над Шикамой.

«Синяк? Порез? Когда? Откуда?»

Опасаясь, что на этом теле появилось еще одно увечие, Рен едва касаясь, чтобы не разбудить, убирает кончиками пальцем волосы, чтобы разглядеть повнимательнее. Как только он это делает, выясняется, что это вовсе не порез или гематома, всего-навсего углубление в мышцах шеи, к которому присоединилась тень волос, сделавшей ее продольной и напоминающей рану, и парень облегченно выдыхает.

Только дыхание не становится ровным, оно наоборот учащается, одновременно с тем, как начинает трепетать сердце в груди. Рен склонился так низко, пытаясь рассмотреть царапину, что теперь его лицо было буквально в нескольких сантиметрах от лица спящего. Он ощущал его взволнованное, теплое дыхание на своей щеке, видел каждую черточку на лице, видел даже мелкие трещинки на тонких губах.

«Как же хочется…. Как же хочется»

Его зрачки замерли на этих сладко приоткрытых, чувственных губах.

«Всего один раз… Только один»

Он уже готов впиться в эти губы поцелуем, когда из груди Ши снова вырывается глубокий стон, он опять морщится и запрокидывая голову назад, резко открывает глаза.

Рен в ту же секунду отстраняется, точно от языка пламени. Внутри все дрожит и сжимается, волнение заставляет щеки пылать и кровь пульсировать в висках, он пытается осознать то помутнение, настигшее его в один миг.

Проснувшись, Шикама тяжело дышит и, осознавая, что то был всего лишь сон, закрывает тонкой ладонью лицо. Только минуту спустя, он замечает остолбеневшего рядом Рентаро.

- Чего тебе? – холодно осведомляется Доджи.

- Тебе снился кошмар, я только подошел разбудить, как ты вдруг проснулся сам, - выдавил из себя фельдшер.

- Ясно, - Ши снова обретя безразличный взгляд, откинулся на подушки.

- Давай, я принесу тебе воды? Попьешь, станет легче, - кое-как совладав с эмоциям, предложил Рен, но Ши высказал отрицательный ответ.

- Брось, я все же принесу.

Шикама не стал возражать, учитывая бесполезность затеи.

- На, выпей, - перед носом Ши появился стакан с холодной водой. Вздохнув тот принял из чужих рук емкость и приподнявшись на локте сделал несколько глотков.

- Ну как, лучше?

- Да, - сухо отозвался Ши, снова рухнув на подушки.

- Я же говорил, - усмехнулся Рентаро. – Что тебе снилось? – озабоченно спросил он.

Вместо ответа, Ши закрыл глаза и, подложив руку под голову, отвернулся.

- А, да, конечно, спи. Извини, что тревожу, - спохватившись, произнес Рентаро и, поставив стакан на столик, отправился обратно на диван. Усевшись на него с ногами, он закрыл руками лицо.

Его буквально разрывало изнутри. Он не знал, как справиться с теми чувствами, что заполняли его до предела. Он вообще не понимал, что происходит. Откуда берутся все эти странности его поведения, почему этот парень вызывает в нем такие непонятные и бурные эмоции. Все это глупо, чертовски глупо и нелепо. И самое ужасное, объяснения всему этому бреду нет.