Последнее дело Билли Аттертона. Выпуск 18

ЭПИЗОД 7


12:41, 3 день месяца урожая
Альбион, г. Ландо

— Ну же, братец, ты обдумал мое предложение? — Эдмунд вновь всплыл у меня за спиной, пока я неспешной походкой брел по улице, время от времени потирая свое лицо.

Усталость накатывала бушующими волнами, глаза слипались, и я боялся, что усну прямо на ходу. Нет, нельзя, чтобы так продолжалось и впредь. Я нуждался в отдыхе, что бы я там сам себе ни говорил и как бы ни убеждал. Да, я хотел как можно раньше оказаться рядом с Идой и вырвать ее из лап Брайана Краули, но…

Чем я ей помогу в таком состоянии?

На меня смотреть-то больно, что там говорить о безумных авантюрах со мной в ведущей роли. Я был полностью уверен, что со стороны больше походил на нищего, нежели на человека с достатком, да и на моем лице, как мне казалось, было выражение такой глубокой усталости, будто бы я собственноручно держал весь наш мир на своих плечах.

— Не делай вид, что не замечаешь меня, братец, — продолжал балагурить Эдмунд, выпрыгивая передо мной и преграждая путь. Я остановился и уставился на его ухмыляющееся лицо. — Мы же оба прекрасно знаем, что меня слишком сложно забыть.

И я не сдержался, несмотря на проходящих мимо людей, несмотря на собственный здравый рассудок (здравый ли?) — и закричал:

— ПОШЕЛ ВОН! — этот крик, полный ненависти, боли и некой толики скопившейся усталости, будто глоток прохладной воды, взбодрил меня. — УБИРАЙСЯ С ГЛАЗ МОИХ ВОН!

За этот тяжелый, никак не желающий заканчиваться день я впервые увидел изумление и страх в глазах собственного плода воображения — Эдмунд был напуган моим криком, отчего шарахнулся прочь, оступаясь, будто бы порыв ветра сбил его с ног. Но он не упал на мощенную булыжником мостовую, он попросту исчез, будто бы его никогда и не существовало.

Но вместе с фантомом Эдмунда от меня в стороны шарахались и прохожие. Женщина в косынке, которая держала за руку мальчишку лет шести — теперь обнимала его, косясь на меня испуганными глазами. Рабочий с набитым мешком в одной руке и молотком в другой занял оборонительную позу, готовый в любой момент замахнуться своим орудием труда на меня. И миротворец, который разинул рот от удивления и крепко сжал ладонью рукоять дубинки, висевшей на поясе. Он ничего не произнес, но провожал меня взглядом, пока я медленно покидал место происшествия. По одному его взгляду было видно, что он не хочет связываться с нищим. Ну, задержит он меня. Ну, отведет в отделение протектората. Ну, и скажут ему, что он совсем помутился рассудком, раз приволок бездомного в участок. Меня в любом случае бы отпустили, продержав пару часов за решеткой для соблюдения правил на время выяснения обстоятельств, но лично самому миротворцу ни награду не дадут за добросовестную работу, ни по голове не погладят. Лишь накричат, что он время службы тратит на глупые занятия. Все проводили меня взглядами, в спину произнося: «Еще один сумасшедший!», «Вот только сунулся бы ко мне, я бы сразу тебя…», «Развелось в городе всякой грязи!».

Но я не слушал их, пропуская каждое слово мимо ушей. Сейчас меня беспокоило лишь то, как быстро добраться до дома, скинуть грязную одежду, принять ванну и лечь спать. Ноги сами несли меня в сторону дома, так как разум отказывался даже запоминать и вспоминать те улицы, по которым я шел. Лишь где-то глубоко внутри меня зрел клубок обиды, который хаотично пульсировал: «А вот если бы у тебя были деньги, ты бы мог взять кэб и доехать с ветерком…»

Я мотал головой, отбрасывая навязчивые мысли. Смотрел себе под ноги, переставляя их через усилия, пока попросту не добрел до самой знакомой ступеньки с щербинкой поверх плиты. Это была небольшая лесенка к парадной двери двадцать первого дома по Блэйк-стрит. На мощеной двери висело железное кольцо, вырезанное по форме изогнувшейся рыбины. Я улыбнулся. Пришел.

Стучать в дверь не было нужды: миссис Вайти, моя любезная хозяйка, точно была дома, о чем свидетельствовало открытое окно на первом этаже, из которого доносилось приглушенное бряцание посуды. Я дернул за ручку и вошел внутрь, затворяя за собой дверь. На удивление, когда я переступил порог дома, то почувствовал некое облегчение и небольшой прилив сил — сонливость как рукой сняло, но я прекрасно понимал, что это кратковременный эффект.

— Соловушек, это ты? — эхом прозвучал звонкий голос миссис Вайти. Я не мог в точности сказать, откуда именно шел голос, но был уверен, что его обладательница уже отоложила свои дела и устремилась ко мне навстречу.

Не прошло и минуты, как из гостиной вышла низенькая женщина с уложенными в пучок темными волосами. Миссис Вайти было тридцать семь лет, она имела немного пышные формы и приятное лицо с пухлыми щечками, которые сейчас были покрыты легким румянцем. Она овдовела, когда ей еще не было и тридцати, и с тех самых пор сдавала комнаты на втором этаже ее дома, что достался по наследству от мужа. Звали же мою хозяйку Долорес.

— Мистер Доу, — несколько строго произнесла она, оглядывая меня с головы до ног. — Я бы хотела сказать…

Миссис Вайти тяжело вздохнула, утирая руки о фартук, что был надет поверх утепленной вязанной кофты и домашних штанов. От моих глаз не укрылся тот факт, что ее руки были чисты и само движение было больше проявлением скрытой нервозности, нежели чистоплотности. Долорес каждый раз утирала руки, когда поднималась из подвала, в который, естественно, запрещалась входить мне и моему соседу, мистеру Ниману, который снимал у нее квартиры.

С самого моего первого дня в доме двадцать один по Блэйк-стрит я заподозрил в миссис Вайти неладное, а по прошествии времени и вовсе убедился в своей теории. Не только аренда комнат приносила Долорес деньги на проживание, но и более темное дело, о котором она ни с кем никогда не разговаривала. Буду откровенен, у миссис Вайти была ученая степень в алхимии, которую она также скрывала, а каждый день, сидя в подвале, она производила синтетический сильнодействующий наркотик, вызывающий привыкание. Триникстанат, в простонародье «Трикс».

Триникстанат появился на черном рынке Альбиона еще три года назад, и с первого же появления произвел настоящий переворот среди наркотических средств. Моментальное привыкание, сильный эффект, редкие поставки, а оттого и высокая цена. «Трикс» на самом деле озолотил Долорес, чего она сама не ожидала. Хозяйка квартирного дома — стало хорошим прикрытием, учитывая, что, имея сильный характер, отточенный ум и стратегическое мышление, миссис Вайти стала настоящий наркобароном, покорившим туманное королевство, при этом оставаясь в тени.

Мне был известен ее секрет, а она, кажется, догадывалась о том, что мне все известно. Но она продолжала молчать, улыбаться мне при каждой встрече и вообще вести себя так, будто это наша общая тайна. С другой стороны, ее никогда не интересовало то, чем занимаюсь я сам, за что я был ей премного благодарен.

— Давай так, Соловушек, — произнесла она, подходя ко мне. — Я не буду интересоваться, что с тобой приключилось, а ты ни за какое золото мира не станешь мне ничего рассказывать.

Она заговорщицки подмигнула мне и помогла снять с меня пальто.

— Соловушек, не буду кривить душой — пахнет от тебя так, будто ты в стоках купался, — она вытянула перед собой мое пальто, оглядывая его. — Постараюсь, конечно, отстирать, но очень сильно в этом сомневаюсь. Это ведь кровь? — И она неожиданно замолчала, мотнула головой. — Продолжаю не интересоваться твоими похождениями, Соловушек.

Не помню, когда именно миссис Вайти начала называть меня Соловушком, но это точно началось одновременно с тем, как мистер Алистер Ниман в ее интерпретации стал Вьюрком. Объяснения этого у меня не было, а сама Долорес даже не удосужилась объяснять. Мы же с моим соседом попросту привыкли, на радость хозяйки.

— Лучше сожгите его, — устало произнес я и улыбнулся.

— Как скажешь, Соловушек, — рассмеялась миссис Вайти, бросая грязное пальто в угол у входа. — Позже им займусь. Вижу, что ты жутко устал и… наверное, не откажешься от небольшого полдника. Когда в последний раз ты хоть кроху в рот закидывал?

— Буду премного благодарен, миссис Вайти, — ответил я и сделал наигранный поклон, чем вызвал очередной звонкий смех моей хозяйки. — А еще я бы не отказался принять ванну.

— Ишь ты! — воскликнула Долорес. — Ванну ему подавай! Мне за это не доплачивают, — вновь залилась она смехом. — Ты мне, кстати, еще за прошлый месяц денег должен, не забыл?

— Помню-помню!

— Ладно, Соловушек, что я тебя мучаю и на пороге держу? — миссис Вайти направилась в гостиную, а я последовал за ней, как некий послушный кот за хозяйкой, которая обещала накормить. — Ванной тебя не обрадую, Соловушек, но можешь воспользоваться душем во дворе. Думаю, прошедший дождь набрал достаточно воды в баке, чтобы ты смог ополоснуться, пока я быстренько напеку тебя оладий, ибо на большее меня точно не хватит.

Мысль о ледяном душе во дворе ни разу меня не обрадовала, но иного выхода из ситуации попросту не было. Было просто необходимо смыть с себя остатки грязи и чужой крови, к тому же пока миссис Вайти позаботиться о легком перекусе для моего изголодавшегося желудка.

Я спешно направился через гостиную дальше в коридор, что соединялся с залой, откуда вела лестница на второй этаж. Миссис Вайти провожала меня взглядом.

— Грязные вещи можешь бросить прямо там, у душа. Я потом их заберу, — сказала она, а после захихикала: — Старайся не светить своими причиндалами всем соседкам в округе, а-то от зависти все нервы мне истреплют. И что тогда мне делать?

— Обещаю не сводить с ума наших прекрасных соседок, — бросил я через плечо, улыбаясь. — Честное джентельменское.

— Ну смотри у меня, — уже эхом прозвучал голос хозяйки, а потом последовали и другие слова, но я не был уверен, послышалось ли это мне или нет: — А я уж за тобой обязательно присмотрю, дай только возможность…

Дверь в мои комнаты была не заперта, я никогда ее не запирал. Миссис Вайти никогда не копалась в моих вещах, ей это было и не нужно, мы же были связаны темной тайной. А Алистер Ниман, мой уважаемый сосед, который занимал соседние комнаты, большую часть времени отсутствовал в каких-то экспедициях, о которых он старался почти не говорить. Если честно, нам вообще нечасто получалось поговорить, да и вовсе встретиться. Потому я не был в точности уверен, чем он занимается, но причислял его к числу ученых-исследователей. Ниман был довольно начитанным, обладал острым умом и подчистую поражал меня своими знаниями, которые казались мне скорее вымыслом, чем реальностью. Сам же он был высоким худым мужчиной, примерно моего возраста, лет тридцати. Он носил усы и бородку, а его волосы почти всегда были взъерошены, будто вот только мгновение назад он специально запускал в них пальцы рук и о чем-то усиленно размышлял. Но лишь последнее время у него под глазами я обнаружил крупные синяки от физического и морального истощения, а он же сам стал несколько дерганым и нервным, замкнулся в себе, почти не покидал своих комнат, когда находился дома.

Я толкнул дверь и вошел внутрь. Здесь совершенно ничего не изменилось: хаотический беспорядок, раскидавший повсюду листы бумаг, записок, книг, а также неких шестеренок, гаек и инструментов. Буквально вся моя квартира стала моей собственной «лабораторией», в которой я пытался изобретать новые устройства, а также попутно расследовал легкие дела или погружался в проектирование сложных операций, которые и стали источником моей прибыли.

Быстро добрался до шкафа с вещами, достал первую попавшуюся рубаху и брюки, а также свежую пару носков и подвязок к ним. На спинке кресла под кучей другой одежды отыскал кожаную куртку и шарф, с одного из манекенов у окна снял кепи. После стянул с кровати свежее полотенце, которое заботливо простирала миссис Вайти, — хотя будем честны, всю грязную одежду она отдавала прачкам. Я был готов принимать душ, а после, посвежевший и, как надеюсь, прогнавший на время усталость, перекусить стряпней Долорес Вайти и, наконец-то, опустить свою голову на подушку.

И именно в этот момент я взглянул в щель между занавесями, за которыми скрывалось окно. Фрамуга была открыта.

В квартире не было ни единого намека моего самого гениального изобретения и близкого спутника. Я, потирая лицо, тяжело вздохнул и упал на край кровати.

— Орб, где же ты? Что с тобой произошло, малыш?..

*   *   *

Я не помню, как заснул. Лишь мгновение, как моя голова опустилась на накрахмаленную чистую подушку, и весь мир погрузился во тьму. Но эта тьма не была пугающей, а вовсе наоборот, она принесла с собой спокойствие и легкость. Мир воспоминаний и мыслей кружился в водовороте прямо передо мной, будто мириады вспыхивающих и угасающих звезд, но ни на одной из них я не мог сконцентрировать свое внимание. Лишь вспышки образов и отголоски эха минувших дней, не более и не менее.

А после чистый белый свет резанул меня по глазам, и я окунулся в совершенно иную тьму, вязкую, мучительную. И одно эхо памяти предстало перед моими глазами.

Передо мной был мост, будто граница между районами Лимеро и Антарас. Именно у этого моста со стороны Лимеро стояли выгоревшие почти что дотла дома простых ремесленников и торговцев, а Антарас оказался погружен в крепкий сон, ознаменованный полной луной среди ночного ясного неба. И на том мосту, будто загнанный зверь, укрывающийся от гончих, стоял я сам. Запыхавшийся, уставший, с кровоточащей раной на бедре и саднящих порезах на руках. Я прекрасно помнил ту ночь, что произошла ровно год назад.

Это странное чувство разрывало меня на части: я видел себя со стороны и одновременно вновь переживал события давно минувших дней. Отчетливо помнил боль в своем теле, усталость, что ломила кости. Помнил, как за один день вся моя жизнь превратилась в настоящий кошмар.

Долгое время я расследовал причастность некоего ордена фанатиков, которые звали себя «Культ Дракона», в разжигании конфликтов и подталкивании знати к новым Темным временам в Альбионе. Прямых улик у меня не было, но я был в точности уверен, что именно они разжигают пламя революции прямо под носом у монарха. Во время расследования я вышел на бывших последователей Синдиката, которые в итоге объявили награду за мою голову, что я лез туда, куда не стоило лезть. А помимо преступных организаций всплыло и другое название — «Совет теней». Я знал, чувствовал всем своим естеством, что члены всех этих организаций связаны между собой, а потому масштаб трагедии в моих глазах разрастался до настоящего катаклизма. В итоге это привело меня к тому, что я стоял на этом демоновом мосту, пытаясь перевести дух, готовый в любое мгновение принять собственную смерть.

Долгое время я пытался убедить всех, кому доверял, в своих подозрениях, в своем предчувствии надвигающейся беды. Герберт Уоллес, начальник протектората Ландо. Оскар Товак, частный детектив. Мелисса Архейн, миледи из наследников рода Оленя. Доминик Вурнос, епископ и борец за мир Триединой Церкви в Депоште. Ланс Вагнер, белый рыцарь Рааксвагена и граф земель Родбингема. Никто не прислушался к моим словам. Никто. Но я знал, что прав…

— Не думал так скоро тебя увидеть, братец, — прозвучал голос рядом со мной. Это был Эдмунд. Он не ухмылялся, как обычно, не балагурил и не провоцировал меня на агрессию. Наоборот, он пребывал в печали, несильно прикусив край губы.

Мы вместе с ним стояли в стороне, и перед нами, будто кукольная постановка на столе, разворачивались события той ночи. Лишь мост, луна, рябь вод Телли, несколько домов по оба берега, а все остальное поглотила непроглядная тьма.

— Что здесь происходит, Эдмунд? — спросил я, и мой голос отозвался эхом.

— Это памятный день, братец. Вернее, ночь, — серьезно ответил он. — Ровно год прошел с момента нашей первой и последней встречи. — Он повернулся ко мне и ухватил меня на плечо, сдавливая. — Потому, прошу тебя, не мог бы ты помолчать?

— Я не хочу переживать это вновь! — закричал я, сбрасывая его руку. — В твоей смерти виноват ты сам! И только ты!

Эдмунд рассердился, обнажив зубы в оскале.

— Как ты заговорил, Уильям! Я ни капли не жалею о том, что сделал!

И в этот момент, краем глаза я увидел, как на мост ступила другая фигура. Я уже знал, что это моя точная копия, мое зеркальное отражение, мой родной брат, которого я никогда не знал, Эдмунд Аттертон.

— Ты вообще слушаешь меня? — закричал Эдмунд, трясся меня за плечо. Но после и он заметил свою фигуру на мосту.

— Ты сам просил молчать, а орешь громче торговки на базаре! — резко обернулся я к нему. Он улыбнулся, к моему удивлению, а после указал пальцем на видение перед нами и замолчал. Мгновение — и он исчез, растворившись белесым туманом во тьме.

Мой образ на мосту стоял у борта, опершись на него руками, смотря только в воду Телли. Дыхание его… мое было учащенным. Сердца наши стучали вразнобой, пока не слились в единой гармонии звука. Я сделал глубокий вдох и закрыл глаза, а когда открыл, передо мной была лишь гладь вод Телли, а за собой я услышал чьи-то шаги и резко обернулся. И моему изумлению не было предела.

Передо мной стоял я сам, но это не мог быть я. Моя точная копия. Отражение зеркала. Фантом, мираж, видение. Я хотел протереть глаза, чтобы убедиться, что этот образ меня самого не примерещился мне, но подсознательно боялся сделать это. Мой близнец сделал еще один шаг ко мне и улыбнулся, недобро улыбнулся.

— Вот мы и встретились, Уильям… Аттертон, — фамилию он произнес медленно и с отвращением.

Оцепенение спало с меня, и я смог произнести эти слова, которые безумным роем жужжали в моей голове:

— Кто ты… такой?

— Слишком много времени я потратил на твои поиски, — продолжала говорить моя копия, делая еще один шаг в мою сторону. — Больше двадцати лет я рос совершенно один и думал, что во всем белом свете у меня нет ни единого человека, в котором течет та же кровь. Я считал себя изгоем, отребьем, сиротой. Я пытался отыскать хоть одно упоминание о том, кто я такой! — голос моей копии сорвался на крик. — Кто я? Откуда я? Где мои родители? Зачем… МЕНЯ… ОСТАВИЛИ… ОДНОГО?!

Гримаса боли, жестокости и отчаяния преобразила лицо моего близнеца, когда он сделал еще один шаг в мою сторону. Я же сделал неуверенный шаг от него, ощущая себя загнанным зверем, который оказался зажат с двух сторон охотниками.

— Я не понимаю…

— Я ничего не нашел! Я отчаялся, думая, что совершенно один на всем белом свете! Как бы сильно я ни молился Святой Троице, какие усилия бы я ни прикладывал — это не дало мне… ЖЕЛАЕМОГО! Годы потраченных впустую усилий, пока… — он потянулся рукой внутрь пальто, точь-в-точь повторяющее мое собственное, только скроенное на более крепкое телосложение своего близнеца. Это стало первой ниточкой к тому, что я все еще нахожусь в добром здравии, и человек, моя точная копия, полностью реален. Он отыскал во внутреннем кармане что-то и спустя мгновение вытащил лист бумаги, отрывок из газеты, если быть точным. — Пока я не увидел это! Уильям Аттертон, преуспевающий ученик известного детектива Генри Шеридана, получает законное наследство, оставленное его наставником!

Моя копия бросила на мостовую обрывок газеты и растоптал его ногой. Ветхая бумага размокла от влажных камней и тут же изорвалась. И ко мне, наконец-то, пришло озарение. Этот человек, моя точная копия, — мой родной брат-близнец, родная кровь. Эта мысль удивила меня и напугала.

— Ты — мой брат? — произнес так, будто и сам боялся собственных слов.

Близнец рассмеялся злым смехом, в его глазах горели искры ненависти.

— Много же тебе понадобилось времени, чтобы это понять, «преуспевающий ученик» и гениальная «ищейка»! Я слишком долго наблюдал за тобой, чтобы понять, что ты — глуп! Только чистая случайность и воля госпожи удачи благоволят в твоих расследованиях. Тьфу!

Близнец успокоился. Ухмыльнулся. Сделал несколько уверенных шагов в мою сторону.

— Я слишком долго ждал этого момента, братец, — он протянул мне руку. — Рад с тобой познакомиться, Уильям. Я — Эдмунд Доу, твой брат-близнец, как выяснилось.

Я предчувствовал, что мне нельзя приближаться к нему. От него веяло прохладой и самой смерти. Но другое чувство, некой недостижимой родственности между нами, сделало эти шаги за меня. Родная кровь тянула. Сколько он страдал в одиночестве? Сколько страдал я сам? Брошенные, одинокие. У каждого из нас была своя судьба…

Я пожал его руку.

Резким движением он заломил мою руку, прижимая меня к мостовой, а после перебросил через себя, не отпуская. Жуткая боль и звук хруста. Красные пятна пульсируют у меня перед глазами, рука онемела, а под спиной я ощущаю холод булыжника. Он нависает надо мной и ухмыляется.

— Что же ты, братец? Не рад видеть меня? — он надсмехается надо мной, уверенный в том, что сильнее, будто готов оборвать мою жизнь. — Нам еще там много нужно друг другу рассказать! Стольким поделиться! Как прошло твое детство?

Он наступает на мою сломанную руку, и я лишь стону от боли, сжимаясь в один нервный комок, у меня нет сил сопротивляться.

— Чуть не умер в пожаре? Жаль, что не умер! — и он вновь наступает на мою руку, а после отходит в сторону, позволяя мне прийти в себя. — Я знаю о тебе все, братец! Всю твою жизнь! И знаешь… Я ненавижу тебя!

— За что ты ненавидишь меня? — произношу я сквозь собственные стоны.

— За что? ЗА ЧТО?! — он поднимает меня, но я вижу, как он напрягается, чтобы сделать это. Смотрит мне в лицо, и в его глазах пляшут огни. — Ты не приложил ни единого усилия, чтобы отыскать… МЕНЯ!

Он хотел вновь бросить меня на мостовую, но в этот раз я не позволил ему сделать это. Он не ожидал удара, особенно левой рукой, и потому этот удар был необходим. Я вложил в свой кулак все оставшиеся силы, когда ударил его в лицо. Эдмунд отшатнулся, отпуская меня, а после и сам упал на мостовую, приземляясь на задницу, но не от силы удара, а больше от неожиданности, что это вообще произошло.

— Откуда мне было знать, что ты вообще существуешь? — закричал я сам, смотря на него сверху вниз. Усталость и боль дали о себе знать, и я покачнулся, сделал несколько шатких шагов к ограждению моста и оперся на него.

Эдмунд поднялся, утирая кровь, которая пошла из его носа, но не приближался ко мне.

— Вот именно, — зло сказал он. — Ты даже не знал этого!

— Да и ты бы никогда не узнал, что я существую, если бы не увидел эту газету! — я начинал распыляться.

— Я был вознагражден за свои усилия и поиски! А ты!..

— Иди ты к демону, Эдмунд! — я сплюнул. — Ты ненавидишь меня только за то, что я не искал тебя? Только за то, что я не знал о тебе? Как ты вообще можешь так говорить?! Я только узнал о твоем существовании, каким бы ты уродом ни был, я был счастлив, что у меня есть брат. Да, напуган, но счастлив! Я поверил в то, что у меня есть хоть кто-то, кто является частью меня самого и моего прошлого! Ты же… преследовал меня годами! Изучал! Как…

— Как ищейка выслеживает добычу, — огрызнулся он. — Я стал тобой… Я стал Уильямом Аттертоном!

— Ты хочешь быть мной? — я искренне удивился. — Но зачем?

— Я ненавижу тебя за то, что ты получил все, ничем не жертвуя! — он направился ко мне, сжимая кулаки. — Я же пожертвовал ВСЕМ!

Он бросился на меня. Я попытался отбиться от него, но одной рукой у меня это не удалось. Сильный удар в грудь, а после он бросил меня на мостовую, доставая из кармана пальто складной нож. Он сбросил пальто прямо на мостовую рядом со мной, закипая от ярости.

— Слишком долго я ждал этого момента! Слишком долго я был Эдмундом Доу! — в его глазах я впервые увидел безумие. — Но совсем скоро я займу твое место! Все будут знать мое имя — Уильям Аттертон! Слишком многим я пожертвовал ради этого, оборвал все нити, ведущие ко мне, подстроил все так, что никто ничего не заподозрил. Это я, твой брат, натравил на тебя убийц! Это я подбрасывал тебе сомнения и подозрения, ведущие тебя по ложному пути! Это я все это время манипулировал тобой! Чтобы именно сейчас отобрать у тебя все, что ты получил НЕЗАСЛУЖЕННО!

Совсем скоро я должен был умереть от брата-близнеца, которого я только что обрел. «Счастливая» встреча обернулась безумным кошмаром, в который слишком тяжело было поверить. Я не мог мыслить рационально, но понимал, что именно здесь и сейчас, из нас двоих выживет лишь один брат. Или я, Уильям Аттертон, или он, Эдмунд Доу.

Пытаясь не сводить с него взгляда, я скользнул глазами по его пальто и увидел, как из потайного кармана выглядывает небольшой дамский револьвер. У меня не было времени думать, так как он почти что навис надо мной и собирался закончить начатое им дело. Одним стремительным рывком, превозмогая боль, я схватил левой рукой револьвер и откинулся на спину, целясь Эдмунду в грудь.

На удивление, он демонически улыбался, а после и вовсе рассмеялся.

— Глупый-глупый братец, — произнес он и замахнулся ножом.

Сердце остановило свой бег. Ровно столько мне понадобилось, чтобы спустить курок и нажать на спусковой крючок. В это мгновение я закрыл глаза и прозвучал выстрел.

Тело Эдмунда упало на меня, причиняя мне сумасшедшую боль в сломанной руке. Он захлебывался собственной кровью. И истошно повторял:

— Уильям… Аттертон… Уильям… Аттертон…

Пока не затих, оставив меня наедине с безмолвием ночи и собственной неизлечимой раной утраты, что я познал.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я боролся с собственной болью и слезами, которые буквально ручьем стекали с моего лица. Может мгновение, может минута, может час, а может, и вовсе вечность. Душу жгло отчаяние. Вот-вот я обрел единственную родную кровь в своей жизни и сам ее убил.

Я скинул с себя тело близнеца и поднялся, трясясь всем телом то ли от холода, то ли от душевной раны. Я смотрел на его побледневшее лицо и чувствовал, как и моя собственная кровь отливает куда-то в окаменевшие ноги.

В этот момент я понял простое решение всех своих проблем.

Уильям Аттертон умер в третий день месяца урожая семьсот восемьдесят восьмого года, а вместо него продолжил существовать… нет, не Эдмунд Доу. Я взял себе другое имя, боясь произносить имя собственного брата.

Я стал Джонни Доу…

*   *   *

— Прости меня, Эдмунд. Все могло быть иначе…

— Я знаю, братец…

Эдмунд положил мне на плечо свою руку, улыбаясь. Я положил поверх его ладони свою.

— У нас могла быть другая судьба…

— Могла, но иначе ты бы не стал тем, кто ты есть сейчас…

— О чем ты говоришь?

— Всему свое время, братец. Всему свое время…

*   *   *

22:02, 3 день месяца урожая
Альбион, г. Ландо

На удивление я проснулся пусть и в поздний час, но в хорошем настроении. Полностью выспавшийся и отдохнувший. Бодрость сил придавала мне уверенности в любых начинаниях. Первым делом я одел рубаху, брюки, чистые и натертые воском ботинки. Куртку, шарф и кепи оставил лежать в кресле, так как я не был уверен, что покину дом в столь поздний час.

Умылся в тазу, в который еще днем набрал воды, как будто догадывался, чем буду заниматься этим поздним вечером. После же отодвинул в сторону кресло, которое было ближе всего к камину, и аккуратно приподнял дощечку пола. Там, в нише, скрывалась резная шкатулка, в которой я хранил все свои деньги. Марками и монетами я отсчитал триста двадцать золотых львов — плата за квартиру для миссис Вайти, остальные деньги оставил на месте и плотно закрыл свой тайник, обратно придвинув кресло.

Вышел из своих комнат и спустился по лестнице вниз. Свечи и лампы не горели, кроме догорающих поленьев в камине. Миссис Вайти, скорее всего, отправилась в свою спальню, и я не хотел ее тревожить. Проследовал дальше на кухню, где моя хозяйка заботливо оставила мне порцию картофельного пюре, приготовленного по кларнийскому рецепту, с добавлением специй и трав, а также небольшой аккуратно отрезанный кусок белого мяса, политого сверху каким-то соусом бурого цвета. Внутри меня проснулся зверский аппетит, что я попросту набросился на пищу, набивая собственный живот. Пусть блюдо, приготовленное Долорес Вайти, и было уже остывшим, я облизал пальцы — настолько моя хозяйка была превосходна в готовке, хоть сама это и не признавала.

И только сейчас, когда я развалился на стуле в небольшой кухоньке после плотного ужина, я заметил небольшую записку, на которой витиеватыми буквами моя хозяйка оставила мне послание:

«Соловушек, знаю, что ты проснешься и опять будешь голоден. Порадуй себя.

И прекращай спать днем и бодрствовать ночью. Мне не с кем даже поговорить!

Продолжишь в том же духе, и я подниму стоимость твоей квартиры вдвое!

Без шуток!

Д.В.»

Я улыбнулся, и оставил деньги на столе, прижав ими записку.

По крайней мере, я постараюсь, миссис Вайти! Обещаю!

Поднялся из-за стола и направился в гостиную, где уже в кресле сидел Эдмунд и печально смотрел на слабые всполохи огня в камине. Я даже не был удивлен его неожиданным появлением.

— Не хочу показаться назойливым, — бросил он, даже не глядя на меня, — но все же напомню о том, что мое предложение все еще в силе. Я говорю тебе, где девчонка, а ты…

— Да-да, Эдмунд, я это уже слышал, — перебил его я. — Если я что-то и надумаю, я тебе обязательно сообщу.

Он не ответил мне, а я сел напротив него.

Мне о многом стоило подумать.

Ида все еще была заложницей в руках Брайана Краули, и я должен был ей помочь. У меня было две догадки, где он ее прячет. Или в районе Лимеро или в Патире. Стоило лучше вспомнить все улики, которые я принял к сведению в «Жизели», и вновь перечитать записную книжку отпрыска Краули. К тому же, хоть я и не доверял плоду собственного воображения, но не стоило сбрасывать со счетов предложение Эдмунда. Один раз он мне уже помог, на «Виктории».

А еще мне была неизвестна судьба Орба, и я сильно волновался за него. Но даже не только за него самого, моего верного маленького друга, но и за то, что являлось его сердцем — единственное, что мне осталось от моих родителей. По крайней мере, я так думал. Но стоило ли бросаться на его поиски, если я совершенно не представлял, где его искать?

Вновь вспомнив об Иде, я также задумался о том, что идти одному к Краули может быть крайне опасно. Первым, кто пришел мне на ум и мог мне помочь, был Дилас. Расставание с ним было несколько обескураживающим и неприятным — он знал, кто я такой на самом деле, — но он, наверное, был единственным, кому я мог довериться в подобном деле. Наверное, мне бы стоило проведать его, а заодно расставить все по местам в наших недомолвках.

Шахматист. Никс тоже мог мне помочь, пусть и не напрямую. Свести с нужными людьми, а заодно мне следовало узнать, выяснил ли он что-нибудь о той записке, оставленной некоему «чистюле А.П.». Еще один вариант возможных действий.

Или может вовсе согласиться с мнением миссис Вайти и не пускаться во все тяжкие под покровом ночи? Я могу провести эту ночь дома, изучить улики, поразмышлять и полностью прийти в себя. А завтра с утра, с новыми силами, броситься в бой?

Слишком много всего навалилось и со всем нужно разбираться, да еще и в кратчайшие сроки. Голова пухла от собственных мыслей.

Догоревшее полешко осыпалось в камине, подняв сноп искр, и Эдмунд повернулся ко мне.

— И что же ты надумал, братец?..

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


"Последнее дело Билли Аттертона" - интерактивный роман с элементами мистики и детектива. Сюжет бурно развивается на просторах площадки ВКонтакте, где и приобретает свою ноту нелинейности происходящего. Обычные читатели голосуют именно за тот поворот сюжета, который хотят видеть, и так или иначе влияют на судьбу главных героев. Если и вы желаете принять непосредственное участие в развитии сериала, милости просим в гости: https://vk.com/william_atterton