VI

 Когда на следующий день Маринетт вернулась в театр, ее там уже дожидался мсье Дежердом. В первый момент девушка немного забеспокоилась, однако одобрительная улыбка на его лице заставила поверить в лучшее.
 - Мадемуазель Бежар, - начал он, - Вы не могли бы пройти в мой кабинет, необходимо кое-что обсудить.
 Вздохнув и продолжая надеяться, что речь пойдет о ее последующих более значимых ролях, а не об ином, девушка проследовала за мужчиной.
 У главного режиссера, как и директоров "Камелии" был свой кабинет, пусть и более скромный и небольшой. Устроившись в кресле, мсье Дежердом вновь окинул Маринетт пристальным взглядом, в котором, однако, на сей раз читался интерес.
 - Как вы помните, на прослушивании я еще не был уверен в вас в полной мере... но поскольку вы были приняты в труппу, значит, потенциал я разглядел уже тогда, это безусловно. Однако я ошибался, думая, что поначалу вы способны исполнять лишь роли второго и третьего плана, так еще и не в первом составе. Успех премьерного "Тартюфа" доказал, что вы, мадемуазель Бежар, достойны большего, вы - подлинное юное сокровище, открытие сезона. И потому, конечно же, полагаясь на ваше здравомыслие и неприятие почивать на лаврах, я решил назначить вас дублершей нашей примы, мадам Желлар. Во всяком случае, в пьесе "Салемские ведьмы", первая репетиция которой состоится уже сегодня.
 Щеки Маринетт вспыхнули розовым румянцем, а ресницы скромно опустились.
 - О мсье, я так благодарна вам и...
 - Но помните: если минутная слава вдруг вскружит вам голову, и вы решите, что и так совершенны и не нуждаетесь в дальней работе над собой, то...
 - Конечно-конечно, я и не думала о таком. Обещаю не обмануть ваше огромное доверие, мсье Дежердом и доказать, что ваше решение было принято не зря. Свою роль я выучу уже к завтру назубок, и прострою все сцены.
 Мужчина снисходительно улыбнулся.
 - Только перетруждать себя тоже плохо, не забывайте и это, Маринетт.
 - Разумеется, мсье.
 - Теперь можете идти, если у вас больше нет ко мне вопросов.
 Девушка уже собиралась уходить, но у самой двери внезапно остановилась и, немного смущенная, обернулась.
 - На самом деле, да, есть. Видите ли, вчера я нашла в своей грммерной вот это. Вы не знаете, кто мог это написать?
 Протянув главному режиссеру ту самую записку от Ш.Л., Маринетт внимательно следила за его реакцией. И не могла не заметить, как в первые секунды мсье Дежердом нахмурился, задумчиво впиваясь глазами в подпись. Но затем его лицо вдруг приняло беззаботное выражение, и он со смехом ответил:
 - О, это просто чья-то глупая шутка, только и всего. Вы еще неопытны, мадемуазель, и не привыкли к подобному поведению отдельных зрителей. Уверяю вас, не стоит принимать это близко к сердцу.
 И все же его голос теперь звучал фальшиво. Девушка поняла, что и режиссер театра знает, кто именно оставил ей эту записку, но как и все, не намерен это раскрывать. Впрочем, настаивать она не хотела. Еще раз поблагодарив Дежердома, Маринетт ушла, услышав напоследок, что теперь она будет занимать вторую гримерную Мадлен, расположенную на другом этаже театра. Маринетт вновь раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, все ее мечты стремительно начинали сбываться, но с другой она все больше и больше понимала обратную сторону театра, ту, что скрыта от зрителей за бархатным занавесом и пестрыми афишами...

 * * *

 Прошла неделя. За это время Маринетт больше не замечала в "Камелии" ничего особо странного. К новой гримерной, где она теперь была одна, девушка начинала понемногу привыкать. Здесь находилось немало старых безделушек, оставшихся со времен посещения ее Мадлен, но в основном это была лишь красивая безвкусная "мишура", от которой нынешняя хозяйка не избавлялась лишь из осторожности. Впрочем, большое овальное зеркало возле столика, на котором стояли еще недурные дорогие духи и множество косметики, ей понравились, как и интересная черно-белая ширма-гармошка, стоявшая в углу. Несколько раз девушку что-то неосознанно манило к ней, порывало подойти и отодвинуть в сторону, но пока что Маринетт так и не сделала этого, уставая от долгих репетиций и самостоятельной работы над ролью.
 А роль была не из простых. Чтобы сыграть красивую и смелую Элизабет Рид, отправленную по ложному обвинению в тюрьму, а затем и на эшафот во время знаменитых салемских процессов, приходилось ежедневно тратить много часов на понимание ее образа, каждой черточки характера. Поглощенная работой, Маринетт едва успевала покидать театр до закрытия, но никогда еще не оставалась там после полуночи, тем самым продолжая соблюдать негласное правило своих бывших подруг.
 В один из вечеров после репетиции, когда девушка, сидя у зеркала, пыталась понять, что чувствовала ее героиня перед самой казнью, ей внезапно послышались шаги за стеной. Вздрогнув, Маринетт устремила взгляд в дальний угол гримерной, как раз туда, где находилась ширма, однако затем послышался негромкий стук в дверь и голос Жюли:
 - Мари, можно мне войти?
 - Да! - крикнула девушка, одновременно с радостью и испугом.
 Сконфуженно стоя на пороге, маленькая инженю начала говорить:
 - Я понимаю, ты очень обижена на нас, Мари, но уверяю: ни я, ни Анна, ни Николь никогда не завидовали тебе по-черному и не желали зла. Мы лишь хотели тебя предостеречь...
 Маринетт обернулась, показывая, что готова слушать, и Дегрэ может пройти дальше.
 - Хорошо, допустим, что это так? Но вы могли бы рассказать, от чего именно так упорно пытаетесь меня защитить? Что происходит в этом театре, что здесь нельзя оставаться после полуночи, и кто написал мне ту проклятую записку?
 Девушка продолжала смущенно смотреть в пол и теребить завязки на платье. Маринетт заговорила более мягко и участливо:
 - Жюли, я не держу больше на тебя обиды, поверь. И на остальных тоже. Я лишь хочу во всем разобраться. Ведь ты что-то знаешь, просто не хочешь или боишься рассказать мне. Но поздно умалчивать, ты должна сейчас это сделать. Расскажи мне все. Пожалуйста.
 На последних словах девушка взяла руки подруги в свои. Посмотрев ей в глаза и покраснев, Жюли вздохнула и начала рассказ:
 - Так вот, Мари, если ты еще не знаешь, я работаю в этом театре меньше всех, не считая тебя, конечно, всего около девяти месяцев. Или десяти, но меньше года точно. И когда я только пришла сюда... Даже познакомившись с Анной и Николь, я в отличие от тебя, не получала от них никаких предостережений, и спокойно разгуливала по театру, не страшась ничего. Ролей у меня немного, а времени достаточно. И вот однажды вечером я решила изучить, что находится за кулисами непосредственно за занавесом главной сцены, и обнаружила там еще один проход в коридор. Но, как оказалось, совсем не в тот, где находились гримерные и прочее. Он был хуже освещен, на стенах не висели фотографии, и в нем словно веяло неприятным холодом, будто рядом открыли настежь дверь на улицу. Я уже собиралась повернуть назад, но увидела висящую на стену табличку со стрелочкой, указывающей в сторону и надписью: "Малая сцена". Я не знала, что в нашем театре есть и малая сцена, ни на одной афише она не была указана. Не сумев побороть любопытство, я отправилась туда. А по времени был уже как раз двенадцатый час. Я шла, шла, когда заметила в конце коридора черный проход, за которым словно находилась погруженная во мрак пещера, но я поняла, что это и есть вход на малую сцену. По моему телу пробежали мурашки. Затаив дыхание, я следовала дальше, дальше, не замечая ни пыли ни паутины вокруг, как вдруг. Кто-то подошел сзади и схватил меня за плечо. От ужаса я пронзительно вскрикнула и остановилась. Но обернувшись, поняла, что это Саманта, та самая, что играла с тобой в "Тартюфе" Дорину. Она ничего не сказала, лишь взяла меня крепко за руку и буквально волоком потянула назад. Вернув меня в коридор у гримерных, Саманта лишь сказала:
 "Не суй свой нос куда не следует, в нашем театре есть свои правила. Без приглашения в том коридоре нечего делать, тебе повезло, что ты успела его покинуть до полуночи, и тебя заметила я, а не... Больше никогда там не появляйся, забудь про ту дверь и прочее. Навсегда".
 Выдержав минутную паузу, Дегрэ подвела итоги:
 - С тех пор я действительно больше туда не заходила, и поведала о случившемся со мной лишь Анне и Николь. Оказалось, что и они оказывались в схожей ситуации, и поклялись впредь не иметь больше ничего с тем, что находится в тайной части театра. Но мы и не получали тех писем, Мари, мы не были интересны тому, кто их писал. А вот ты...
 - Ладно, все, довольно, - руки Маринетт дрожали, - обсудим это как-нибудь в другой раз, мне нужно работать над ролью. Пожалуйста, скажи другим девочкам, что я не держу на них зла, можем в эти выходные вместо пойти куда-нибудь развлечься. Хорошо?
 Жюли тоже преобразилась и заулыбалась.
 - Конечно, и знаешь, я ведь тоже буду играть в пьесе про ведьм, только у меня роль маленькая, в самом начале, и с тобой мы не пересекаемся по сюжету.
 - Это ничего. Главное ты тоже обретешь еще свое признание, Жюли.
 - Конечно, спасибо еще раз, Мари!
 С этими словами Дегрэ ушла. Маринетт снова попыталась войти в роль, но ничего не вышло. Рассказ Жюли о коридоре, ведущим к малой сцене театра, не выходил у нее из головы. Девушка почувствовала, что совсем скоро и сама его увидит. И это будет уже не каприз ее любопытства, а необходимость, если так захочет тот самый Ш.Л.