По заветам Булгарина

В конце 1972 года перелистывал “Краткую литературную энциклопедию”. Любопытствовал: сколько писателей репрессировано, что пишут об эмигрантах, упоминают ли сотрудников радио “Свобода”? В каждом томе упоминалось около 30 репрессированных, не был замечен А. Солженицын, но присутствовали заметки о ведущих сотрудниках подрывной радиостанции Г. Адамовиче и М. Слониме…
“Родился в Демянске Новгородской губернии” … на эти слова наткнулся взгляд в четвертом томе. Мало-мальские личности, заметные и средние начальники вписаны в реестры местной истории, их именами названы улицы, колодцы, колхозы. Гора гордости по поводу того, что Ленин в одной из своих детских работ упомянул нищету крестьян Демянского уезда… Я следил помаленьку за историей окрестностей, читал краеведческую литературу. И вот незнакомая фамилия. Про человека достаточно пространная статья в энциклопедии большие заслуги перед русской словесностью, а районная газета “Авангард” ничего о нем не писала… Занимался историей цензуры. На ловца и зверь бежит. Записываю названия сочинений Михаила Лемке, заказываю по межбиблиотечному абонементу.
Книги пришли. Захвачен и увлечен был сразу. Все было так близко, так схоже с собственными размышлениями, бесконечными кружениями по орбите: свобода – печать – цензура – гласность – самиздат, тамиздат. Что-то у меня не обрело еще форм четких, а в старых книгах уже запечатлено ясно… Аналогии, параллели напирали. Около каждой цитаты можно было плясать по-современному, язвить, иронизировать. Какие совпадения: 1825, 1855,1864 – 1917, 1956, 1964… Бог ты мой, все эти труды Бенкендорфа – учебные пособия чекистов, ведающих литературой, проповедующих социалистическое понимание свободы слова. Слышал эти фразы, читал в советских газетах, но не знал, что они принадлежат шефу жандармов… Какую фантасмагорическую можно написать повесть, оживив Фаддея Венедиктовича Булгарина, сделать его членом Союза советских писателей, ввести в круг Чаковского, Михалкова, Кочетова, Шевцова, Алексеева?! Но к чему фантазировать, к чему ирония, зачем на очевидное показывать пальцем? Сделать спокойнее – из одних цитат, точных высказываний великих писателей и бюрократов того времени, мнения разных сторон. И ужас не в похожести отношения государства к свободному слову, а в том, что мы еще и не дожили до тогдашних дискуссий, уступаем людям середины прошлого века в масштабах понимания гласности. Проштудировал письма многих писателей, но основной материал для компилятивной повести “Они обнялись и ушли в глухую ночь навстречу утренней заре” – о трогательной дружбе русской литературы и цензуры. Взял у М. Лемке под рукой у меня был и “Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидению”, утвержденный 21 декабря 1970 года. Его статьи и комментарий к ним поместил в послесловие к повести. /Увы, тайну выдать не удалось. /
Немного о Леске. Михаил Константинович родился в ноябре 1872 года в дворянской семье. Карьера начиналась военная, но в 1898 году вышел в запас, и с этого времени занимался журналистикой и литературой. Среди его заслуг – составление и комментирование первого полного собрания сочинений А.И. Герцена, книги по истории 60-х годов ХIX века. Но самое интересное-он занялся историей взаимоотношений литературы и цензуры. Эта тема сейчас, несомненно, станет актуальной. Всплывет для сегодняшнего читателя и имя Лемке – безусловно, ценны его капитальные работы по ХIX веку, а с его дневникового анализа первого “Перечня” сведений по военной и военно-морской частям, оглашение коих в печати воспрещается, нужно начинать период коммунистической цензуры.
В 1904 года Лемке выпускает “Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия”.
Приведу пространную цитату, ибо она приложима и к дню нынешнему:
“Доказывать, что каждый должен стремиться стать образованным человеком, а образованный человека – знать историю соей литературы, как сильнейшего проявления человеческого духа, обуславливающего и последующее общественно развитие – значит ломиться в открытую дверь.
Но убеждать в положительной необходимости широкого попутного изучения главного условия, при соблюдении которого только и возможно русское печатное слово, особенно последних двух столетий, - все еще, к сожалению, приходится.
… Чтобы уяснить себе малейшие, ели заметные изгибы литературной мысли и даже формы, изучаются очень подробно биографии писателей, общие исторические и политические условия той или иной эпохи, и т.д., но доминирующее над всей литературой условие – цензура, очень часто оставляется без внимания. Результаты понятны и вполне неизбежны: история литературы, как видимого проявления общественной мысли и движений, не усваивается с необходимой полнотой, масса пробелов остается незаполненной, масса вопросов не разрешенной.
Но изучение истории цензуры безусловно важно еще и с другой точки зрения. Нет лучшего способа для исследования ВСЕ  В СОВОКУПНОСТИ политики любого момента, истинной ее ценности в отношении к отправлениям человеческого духа, как именно изучение условий его проявления в литературе… Реакционное начало всякой политики всегда особенно глубоко гнездится в борьбе правительств со свободой человеческого духа и общественных сил”…
Возможно, нам удастся в другой раз подробнее рассказать о Михаиле Лемке, а пока перейдем к одному из предтечей соцреализма /со всеми его атрибутами, включая и важнейший – цензуру/ Фаддею Булгарину.
- Господа не на воду, на водочку прошу, рублик наберу – пошабашу, прошу честь вашу. Эй ты, плюгавый, подавай Фаддею, я вас всех разглядел. Сволочи, полтинника жалко человеку с тяжелым детством, мне было пять, когда папушу угнали в Сибирь. Господа, если к правде святой мы дорогу найти не умеем, водочкой горло промоем. Я – Булгарин, не болгарин, русский, полячок, подайте бывшему офицеру пятачок. Будни вас в порошок, а меня в историю вынесет. Дурак никогда, а пьяный проспится. Потомство! Они несчастному Фаддею Венедиктовичу не могут собрать похмелиться! Я – умный. Всплыву, будет имение, имя и чин…
- Варвара мне тетка, а правда сестра, - так говорит Фаддей Булгарин.
Жизнь у этого человека выдалась крутая. Отца его за Антирусские выступления сосали в Сибирь. Но мальчик из нищеты поднялся до капитана, участвовал в Отечественной войне 1812 года. Потом запил “по-черному” – бродил по Ревелю /Таллинну/ с протянутой рукой, собирал на похмелку. Сумел “завязать” и приблизиться к руководящим сферам и к цвету интеллигенции. Своим другом считал его А. Грибоедов и ему оставил рукопись комедии “Горе от ума”. Благодаря искательству у Аракчеева и Шишкова /министра просвещения/ в 1825 году стал издателем газеты “Северная Пчела”. Газета льстила высшей власти и высшей бюрократии, Фаддея начали понимать уже не только как безвредного паяца, болтуна и бывшего алкаша. Раздраженный пресмыкательством газеты, Рылеев крикнул: “Когда случится революция, мы тебя на “Северный Пчеле” голову отрубим!”. Но Рылеев и спас Фаддея. Когда Булгарин зашел к Рылееву 14 декабря, хозяин отвел его в переднюю и сказал: “Тебе здесь не место. Ты будешь жив, ступай домой”.
Булгарина, несмотря на приятельские отношения с арестованными, оставили в покое. Дабы укрепить у дежурного генерала главного штаба А. Потапова убеждение в своей благонамеренности, представил записку “О цензуре в России и о книгопечатании во обще”. И за свою дальнейшую жизнь /в 1857 году его разбил паралич, а скончался он в 1859-м году/ подобных записок он подавал немало.
Подлый характер их не вызывает сомнений. Булгарин оправдывался, уничижался перед властями за свои мнимые или подлинные прогрешения, рыл яму под Пушкина, Загоскина, полевого и других конкурентов на писательской или издательской ниве.
И в тоже время записки не поддаются однозначной оценке. Со своей подлой точки зрения он умно и метко анализировал общественную жизнь, в чем-то опережая современников. Он был социологом, социальным психологом, учил манипулировать общественным мнением. Его лесть идет порой с таким перебором, что читателем воспринимается как глумление над высшими чинами и над самим императором. Пугая и предостерегая от грядущих революций, он рисует ужасающие картины действительности.
Еще в первой записке “О цензуре в России и о книгопечатании вообще” Булгарин писал: ”Большая часть людей, по умственной лени, занятиям, недостатку сведений, слабости характера, врожденной гибкости ума или раздражительному чувству, гораздо способнее принимать и присваивать себе чужое суждение, нежели судить сами, и как общее мнение уничтожить невозможно, то гораздо лучше, чтобы правительство взяло на себя обязанность напутствовать его и управлять оным посредством книгопечатания, нежели предоставлять его на волю людей злонамеренных”.
Булгарин делает классификацию читающей публики: знатные и богатые, среднее состояние, нижнее состояние, ученые и литераторы… дает любопытные характеристики каждой группе и советы как управлять ими. Просто жаль, что размеры статьи не позволяют обильнее использовать цитаты. Но некоторые еще приведу.
“Но как всякий стихотворец и памфлетист пользуется в обществе некоторым преимуществом и даже имеет влияние на свой круг общества, то все бесполезно раздражать этих людей, когда нет ничего легче, как привязать их ласковым обхождением и снятием запрещения писать о безделицах… Главное дело состоит в том, чтобы дать деятельность их уму и обращать деятельность истинно просвещенных людей на предмет, избранные самим правительством…
Не надобно больших усилий, чтобы быть любимым ею /публикою среднего состояния/, но даже обожаемым. К этому два средства: справедливость и некоторая гласность… Нашу публику можно совершенно покорить, увлечь, привязать к трону одною только тенью свободы в мнениях на счет некоторых мер и проектов правительства… Восстановлением суждений о том, что угодно будет правительству передать на суждение публики произведется благодетельное влияние на умы и не только в России, но даже и в чужих краях. Совершенное безмолвие порождает недоверчивость и заставляет предполагать слабость, неограниченная гласность производит своеволие; гласность же, вдохновенная самим правительством, примиряет обе стороны и для обоих полезна. Составив общее мнение, весьма легко управлять им, как собственным делом, которого мы знаем все тайные пружины.”
Фаддей Венедиктович целеустремленно внушал властям: лучше проводить идеи правительства, его политику через издания, официально с ним не связанные. А самая подходящая кандидатура в такие издатели – Булгарин.
Приобретая читательский опыт, овладев чтением меж строк, улавливая некоторые тайны пружины происходящего, начал я понимать и подлинную разницу между “Литературной газетой” и “Правдой”. В 160-70-е годы первая слыла за либеральную, что там проскакивает такое?! Она, мол, не подвергается предварительной цензуре… Восторгов я не разделял. Главные редакторы М. Зимянин и А. Чаковский, редколлегии служили одному хозяину. Но “Правда” официально, дежурно, так сказать, за страх, по должности. “Литературная газета” за совесть. По страницам “Правды” расползались серые, скучные статьи, в “ЛГ” то же содержание классики соцреализма, доктора филологии, философии и истории подавали более съедобным, расплывались мыслию по древу, обращались к чувствам, ложь приукрашивали правдоподобием, допускался суррогат дискуссии, а по пустякам даже полемизировали, а на 16-й странице на кое-что намекали. “ЛГ” была пряником, который власти подарили интеллигенции. А подпускал к прянику надежнейший человек – А. Чаковский.
Были у “ЛГ” и своеобразные привилегии. Например, кампания травли. А. Солженицына и А. Сахарова начинались по команде сверху, так и заканчивались. После отбоя даже Юрий Жуков в “Правде” не смел упомянуть опальных имен, а “Литературная газета” могла выплеснуть дополнительные порции помоев.
Тесно примыкало к “ЛП” Агентство Печати Новости, в одной или упряжке. Вместе вели контрпропаганду, создавали видимость в стране и мире, что в СССР существует какое-то разномыслие. С пылом-жаром отстаивали достижения социализма Г. Боровик, А. Чаковский, Г. Герасимов, В. Кобыш, И. Андропов, В. Коротич. И многие другие. Недавно почитал старую публицистику В. Коротича. Да, это не дежурный, вялый набор общих фраз. Пламенея любовью, защищает развитой социализм, сгорая в ненависти, клеймит капитализм. Чувствуется те же напор и страстность, что и сегодня. Да, собственно, его положение мало и изменилось – идет по ветру, пытаясь даже забежать и вперед. Я не удивлюсь, если после военного переворота /правда, он маловероятен/ единственной газетой в стране /но с 80-миллионым тиражом, каждой семье предпишут иметь ее /будет “Красная Звезда”, а ее редактором станет В. Коротич.
Так вот. Познакомившись с трудами Ф. Булгарина, я понял, что его идеи и предложения наиболее полно воплотились в реальность в ХХ веке. Николай I и Третье Отделение не д конца осознавали значение игры в общественное мнение видимость гласности, пользу дезинформации, контрпропаганды, значение заигрывания со средствами массовой информации на Западе /а Запад и тогда был, и наживался тлетворным и лукавым/ и привлечения на свою сторону определенных группу.
Мои “домысли” о” ЛГ” подтвердились три года назад, когда появились воспоминания К. Симонова о Сталине. Вручая К. Симонову “Литературную газету”, вождь в русле булгаринских заветов начертал и программу ее деятельности с налетом “вольномыслия”. Цель “запудрить мозги здесь и там” преследовал и Н. Хрущев, разрешая в 1961 году создание АПН.
Вдохновившись трудами М. Лемке, в 1973 году я послал в “ЛГ” предложение заменить профиль А. Пушкина на булгаринский. Для великого поэта позор, а парочка Ф. Булгарин – М. Горький именно то, что соответствует деятельности газеты Союза советских писателей. Увы, мне даже не прислали вежливой отписки-благодарности за письмо.
Закончу последней страницей своей компилятивной повести “Они обнялись и ушли в глухую ночь навстречу утренней заре”.
“И. АКСАКОВ. Свобода жизни разума и слова – такая свобода, которую по-настоящему даже смешно и странно формулировать юридически, или называть правом: это такое же право, как право быть человеком, дышать воздухом, двигать руками и ногами. Эта свобода вовсе не какая-нибудь политическая, а есть необходимое условие самого человеческого бытия; при нарушении этой свободы нельзя и требовать от человека никаких правильных отправлений человеческого духа, ни вменять что-либо ему в преступление.
В. ЛЕНИН. Наша демократия в миллион раз демократичнее!
ФАНТОМАС. Ха-ха-ха-хххааа!!!
В.ЛЕНИН. Свобода печати – лекарство, несущее верную смерть коммунистической партии.
ТОЛЯ. Это уже совершенно верно, Владимир Ильич. СВОБОДА ПЕЧАТИ – ЛЕКАРСТВО, НЕСУЩЕЕ ВЕРНУЮ СМЕРТЬ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ. Написано в 1921 году, верно, по сю пору. Запомнить и понять это должны интеллигенты прогрессивные и реакционные, всех десятилетий и народов… Наследство царской России переработано творчески и достойно! Бенкендорф, Булгарин, Бутурлин, Валуев, киевский генерал-губернатор должны шляпы снять перед большевиками – замечательная работа!” …
Анатолий Хийр.
с. Марево.