Странная любовь

В Москве, в декабре 1994 года на вечеринке у друзей я познакомился с Аней. Ей тогда было 20 лет, мне 29. К сожалению, она не обращала на меня ни малейшего внимания. Мы мельком встречались с ней временами у общих знакомых, она держалась со мной очень дружелюбно, но особого интереса ко мне не проявляла. У нее были какие-то свои молодые люди.

Мы начали как-то сближаться с октября 1995. У нее в этот период началась своеобразная черная полоса: она не поступила в вуз, жила на квартире, которую снимала ее старшая сестра (моя ровесница, аспирантка факультета психологии, женщина Рубенсовского типа) со своим бойфрендом; у нее довольно долго не было молодого человека, ну и т.д. Хотя виделись мы с ней не особенно часто, но стандартная модель начинала понемногу работать. У нас не было никакого телесного контакта – объятий, поцелуев и прочего – но уже и тематика разговоров, и взгляды, которыми мы одаривали друг друга, указывали на то, что начинается роман. Дело в том, что я тогда вел себя несколько странно. С одной стороны, я всячески декларировал самые разные идеи о запредельном, божественном, неземном и прочую ерунду.

С другой стороны, я всячески проповедовал гедонизм: Homo sum et nihil humanum a me alienum puto. В отношениях с женским полом это проявлялось в том виде, что мы в какой-то мере фактически менялись ролями: инициатива к сближению исходила с их стороны. А я (стыдно признаться) вел себя, как девочка-восьмиклассница, которая перед всеми вертит задом, но никому не дает. Еще более стыдно признаться в том, что мне нравилось такое состояние: мне казалось, что это нечто необычное.

Как-то в декабре 95, почти ровно через год после нашего знакомства, Аня позвонила мне вечером. Она была дома одна, сестра с бойфрендом куда-то уехали. Ей было одиноко. Мы поболтали немного по телефону, и я поехал к ней в гости. Жила она в тот момент там, куда "только самолетом можно долететь": дальняя станция метро, да еще и от метро какой-то маршруткой больше получаса езды. Я накупил фруктов, шампанского, торт и прочего и приехал к ней. Она приготовила какую-то еду и угощала меня. Все это было очень романтично: полумрак, тихая музыка, торт, шампанское, фрукты. Мы позвонили нашему общему другу, который в то время лежал дома больной гриппом, и договорились прийти к нему завтра вдвоем навестить.

Время шло. Аня постепенно выпила бутылку шампанского (я на тот момент уже совсем не пил), глаза у нее заблестели. К тому же, как я понимаю, сказывалось и довольно долгое вынужденное воздержание. Атмосфера становилась все интимнее, хотя физически это никак не проявлялось: мы сидели в креслах с разных сторон журнального столика и даже не могли касаться друг друга. Потом мы танцевали то быстрые, то медленные танцы, но опять-таки без каких-либо сексуальных попыток. Время приближалось к двенадцати. И хотя в Москве метро работает до часу ночи, да и на такси денег у меня было достаточно, я начал говорить, что мне уже пора. Она уговаривала меня остаться еще на пятнадцать минут, еще на полчаса…

Несмотря на все мои разговоры о запредельном, абсолютное большинство во мне требовало самого земного. Тем более, что если с какой-то другой женщиной меня могло остановить то, что она мне просто не нравилась, то здесь этого не было. Она не просто нравилась мне, она казалась живым воплощением апсар, индийских богинь небесной красоты и наслаждения. Поэтому в глубине души я уже радовался тому, что наконец-то этот роман, о котором я (опять признаюсь совершенно честно) даже и не мечтал, вдруг становится реальностью. Я уже только кокетничал, думая подороже продать себя, и, якобы собираясь уходить, просто набивал себе цену. Она, естественно, тоже это понимала.

Было около половины первого, когда я вдруг совершенно неожиданно для неё и, что еще более интересно, совершенно неожиданно для себя, встал и сказал, что мне пора уходить. Но уже совершенно другим тоном, без всякого кокетничанья и игривости, а совершенно спокойно и буднично. За пару минут я оделся, мы с ней простились в прихожей, договорившись, что завтра мы созвонимся и поедем к нашему общему другу. Что опять-таки интересно, она была растеряна, но не обижена. Она тоже поняла, что это нечто иное, чем просто моя игра.

Я вышел во двор дома. Ночь, зима, снег вокруг. Я хрен знает где: надо идти на трассу, пытаться поймать такси и ехать на другой конец Москвы в совершенно пустую и темную съемную квартиру, где меня никто не ждет. И при этом в двух шагах от меня одна в пустой квартире осталась девушка, которая мне безумно нравится, и которой я тоже нравлюсь. В этой ситуации было что-то абсурдное. Но абсурднее всего был восторг, охвативший меня. Я стоял в расстегнутой куртке и с огромной радостью вдыхал морозный воздух, чувствуя какую-то удивительно мощную силу, выкинувшую меня из потенциальных объятий. Это было интересное ощущение: я вдруг почувствовал, что нечто запредельное, о чем я так много говорил до сих пор, но во что, по большому счету, не особенно верил, действительно существует. И что по сравнению с ним всё остальное кажется настолько маленьким и несерьёзным, что даже и сравнивать невозможно.

С Аней мы продолжали встречаться как обычно. Но с того момента (правда, не вдруг, а постепенно – за пару месяцев) мое поведение с дамами стало меняться. Я как бы увидел себя со стороны: всё это кокетничанье. Мне стало смешно: то что хорошо и естественно в 16-летней девочке, у 30-летнего мужчины кажется, мягко говоря, странным. Я стал вести себя гораздо более сдержанно. Тем более, обстоятельства жизни стали складываться все менее благоприятно для меня. Было такое ощущение, что мой лимит удач и удовольствий на какое-то время исчерпан и приходят более тяжелые времена. В принципе, в последствии так оно и оказалось.

Тем не менее, с Аней мы продолжали встречаться и дальше. Но уже без прежнего заигрывания. А с весны у нас началось нечто, что иначе как платоническим романом не назовешь. Мы виделись по два-три раза в неделю. Я водил ее в кафе и рестораны (деньги у меня тогда были), мы много гуляли по Москве. В мае-июне по хорошей погоде ехали на нудистский пляж, а по плохой – катались на корабликах по Москве-реке. Много разговаривали. Она не была особенно интеллектуальной. Абстрактные темы ее мало интересовали. Но она очень тонко чувствовала и была очень взрослой для своих 22 лет. Только я не хочу, чтобы подумали, будто она была хмурой пуританкой. Наоборот, она была очень живой и веселой. Параллельно с нашим романом у нее были и более естественные: обычные молодые люди, с которыми она имела самые обычные любовные отношения. Но, поскольку наш роман был не совсем стандартным, на наших отношениях это никак не сказывалось. Мне приходилось несколько раз оставаться ночевать у нее, потому что уже поздно было ехать домой. Она несколько раз ночевала у меня. Мы спали на разных кроватях и никто не делал никаких попыток к физическому сближению.

Тогда я обратил внимание на забавный феномен. Поскольку к тому времени я не скрывал, что живу без женщин, это вызывало подозрения и сомнения. Аня рассказывала мне, правда, не называя имен, что некоторые из наших общих знакомых уверены, что на самом-то деле у меня какой-то occasional sex есть, просто я это не афиширую. На что Аня, не страдая излишней скромностью, ответила: "Нет. Мне это точно известно. Если он со мной не спит, значит, он ни с кем не спит!" Мне стало смешно. Я подумал, что если бы я, наоборот, при приходе ко мне гостей бросался бы смущенно прятать якобы случайно оставленные женские вещи, все были бы уверены, что у меня полный вакуум в интимной жизни. Вот вам и противоречивость человеческого восприятия.

Какое-то время мне опять-таки очень нравились такие взаимоотношения. Они были чем-то совершенно неизвестным, совершенно непохожим на все, что я испытывал раньше. Но постепенно они стали превращаться во что-то не особо нормальное. Где-то в сентябре я сказал Ане, что нам нет смысла так часто видеться. Я честно сказал ей, что такие отношения становятся несколько нелепыми: "Если мы влюблённые, то почему мы не трахаемся? А если мы не влюблённые, то зачем мы столько времени проводим вместе?" Надо отдать ей должное, она опять восприняла это совершенно естественно, без всяких обид и капризов. Мы стали изредка видеться раз в два-три месяца в основном у общих знакомых.

В конце декабря 96 года (почти ровно два года с момента нашего знакомства) мы были на дне рождения еще одного нашего общего приятеля. Празднование затянулось допоздна. Аня по-прежнему жила с сестрой на краю Москвы. На тот момент у нее не было молодого человека и на день рождения она пришла со мной. Ехать провожать её в такую даль, а потом еще и добираться оттуда домой мне не хотелось, и мы поехали ко мне домой. На этот раз все было гораздо прозаичней, чем год назад. Я дал ей банное полотенце и свой халат. Она выкупалась. Я постелил ей в большой комнате на диване, а себе в другой комнате – на кровати. Выключил верхний свет и включил бра рядом с диваном. Она в халате села на диван. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, символически поцеловались в щечку, я ушел, разделся и лег спать. А потом было вот что:

Я вскоре проснулся. В зале все еще горел слабый свет. Я накинул что-то на себя и вышел туда. Она еще не успела лечь, а по-прежнему сидела на диване в моем халате. Я уже не мог сдерживать себя. Я подошел к ней, сел рядом, начал гладить её волосы, попытался поцеловать. Интересней всего была её реакция. Она не принимала и не отвергала мои ласки. Она взглянула на меня с легкой улыбкой. В этой улыбке не было ни торжества, ни сарказма, ни насмешки. Это была спокойная улыбка, в которой сквозили лишь легкая ирония и легкое разочарование. Она спокойно смотрела на меня и улыбалась, как бы говоря: «И это всё? Стоило ли два года морочить нам обоим голову, нести какую-то ахинею и что-то из себя изображать? Ты же видишь, что результат тот же самый!» И мне стало вдруг безумно стыдно и досадно…

Я проснулся у себя в постели. В соседней комнате было темно. Я понял, что всё вышеописанное было просто сном, хотя и очень ярким и реалистичным. Что она спокойно спит в зале, что я никуда не ходил и не пытался ее ласкать. И тогда меня снова охватила волна какого-то восторга. Я вновь почувствовал нечто запредельное, нечто настолько мощное и яркое, что по сравнению с ним всё остальное тускнеет.

P.S. Мне осталось только сказать, что еще через несколько месяцев Аня вышла замуж за очень хорошего парня, программиста. Хотя сначала их материальное положение и оставляло желать много лучшего, но постепенно их жизнь прекрасно наладилась. Когда она последний раз звонила мне лет 12-13 назад, у них была и собственная квартира в Москве, и две машины, и подрастающая дочурка. А у меня на память о ней осталась единственная фотография. Вот так-то.