Доступна...

Я тебе расскажу…

Прошло так много времени, что мне захотелось предать огласке нашу Любовь. Я знаю, ты реально любил меня. Ты ничуть не притворялся – и тебе в голову не приходило, что тебе солгали. Не ты управляешь всеми этими машинами. Даже собой управляешь не ты. Сейчас ты бы снисходительно улыбнулся, будь тело в твоей власти, ты бы как мужчина, привыкший быть сверху, сделал покровительственный жест в мою сторону, слегка коснувшись кожи в ложбинке лопаток…

Тебе внушили на лекциях по управлению (или как там сегодня ваши называют семинары по переподготовке операторов сексмодерна), что где-то там под кожей у меня дверка, за которой на жестоком диске записано все, что отпущено создателем мне сказать и сделать в своей жизни.

Они лгали. Возможно, непреднамеренно. Они разобрали так много биороботов, чтобы докопаться до истины. Но докопались только до своих собратьев. И ты думаешь, они поняли казус Мольтке? Они – ходячие крематории – жгли плоть в надежде, что собравшиеся погреться у печей в благодарность откроют им тайну того огня, которым можно очистить мир от гниения. Ты хотел знать правду, всю правду, потому как полагал, что большая часть правду тебе уже известна – не доставало каких-то ничтожных связок.

Теперь ты знаешь: чего их россказни стоили. Теперь, когда я, да, это была я, обещавшая выполнить твои самые сокровенные желания, предъявила тебе факты, как лучшие доказательства – тебе все еще хочется провести подрагивающими кончиками пальцев по косточкам между моими слегка угловатыми лопатками?

Я была и есть та женщина, что возникла в мире до появления всех женщин. И не списывай на меня глупости с неудачными экспериментами, вроде как названными Лилит.  Когда жгли тушки , чтобы найти доступ к божественным кнопкам, они не сортировали лилит и эв. Всё шло чистоганом. Потому что есть только одна правда. Я была та женщина, которую хотели многие до тебя и не меньше после. Потому что они погрязли в муках близости плоти. А когда это стало сдавать свои позиции – вам и подкинули как лакомый кусочек близость вне плоти. Вас опять поймали.

Прости, не я придумала способ отлова самцов. Сколько ты готов отдать за право знать? Ты сказал: всё, потому что кто-то тебе внушил, что знания – сила. Вы всегда хотите быть сильными: подтянуться сто раз, отжаться с грузом – пятьдесят, взять в прыжке 4 своих роста. Быстрее, выше, сильнее… Олимпийские язычники. Многобожники. Многоборий.

Ты стал знающим. Настолько это добавило тебе силы?

Выпрыгнуть из окна и, сломав обе ноги, пытаться спастись…

Ты же готов был пожертвовать теми, к кому теперь стремилось твое тело, как к спасательному берегу. Тебе же было достаточно меня, хотя меня настоящую ты никогда не видел и не трогал. Но твои сны наяву внушали тебе обратное. Ты любил меня больше опостылевшей, ничего сверхположенного не умеющей женщины, предполагая, что женщина – это другое. Не то, что тиражировалось в той стране, где вы оба родились.  Ты любил меня даже больше детей –  с той крови и плоти. Но с той женщиной, которая теперь больше тебя не  трогала. Девочки были её кровь и её плоть. Потому что сын от моей дочери – мой сын, а сын от моего сына – её сын.

Она не смогла родить тебе сына. Я открою тебе тайну: сын это оберег. Но они перевернули мир вверх дном – и теперь у него нет оберега.

У тебя была я…
Я могу тебе открыть глаза на мир после тебя… Но ты теперь всё знаешь и так.