Курс молодого матроса от 18

-Внимание всем, на палубе годок! Рассосались по переборкам зелень подшкафутная. Смирно! Ещё смирней!! Товарищ годок, команда салабонов в количестве сорока человек занимается на плавказарме большой приборкой. На  бербазу с утра откомандировано двадцать карасей, на приборку штаба  восемь, на камбузе несут вахту три человека, больных нет. Прикажете продолжать?
-Что же ты, салабон, так шумишь? - сморщился от громкого крика дежурного по кораблю, главстаршина  Лёха Давыдов, всю ночь бухавший в самоходе у очередной своей пассии, муж, которой болтался где-то на боевой службе, зарабатывая своей верной спутнице жизни бонны и валюту. - Командир на борту?
-Никак нет. Ещё не было.
-Понятно, опять летёха у какой-то шмары зависает. Вася Мазихин-то хоть на корабле?
-Так точно, старшина второй статьи Мазихин в своей каюте. Отдыхают- чай пьют. Прикажете позвать?
-Не надо я сам к нему зайду. Приборку закончить, приготовиться к утреннему разводу. - отдал команду старшина учебного отряда молодых матросов (они проходили на ПКЗ курс молодого бойца), списанный со своего корабля главстаршина Давыдов.

  Его корабль комплексного снабжения "Березина", ушёл на боевую службу в Индийский океан, а его с группой его годков (старослужащие матросы одного года призыва) откомандировали ожидать увольнение в запас на ПКЗ. А чтобы они там не расслаблялись, дали им учебный отряд  молодых матросов, под командованием молодого лейтенанта Залупашкина, списанного с какого-то корабля на эту ржавую лоханку, то ли за мордобой, то ли за пьянку. Оставленный на произвол судьбы лейтенант  забил болт на службу, свалил всё на годков и только-то и делал, что бухал и лазил по севастопольским ****ям, благо их в городе-герое было огромное количество. Как называли его сами моряки - город камней, ****ей и бескозырок. Парадная витрина советского черноморского флота.

  Годки на ПКЗ, тоже не скучали: где-то раздобыв печатную машинку и напечатав большое количество увольнительных бланков, они ходили постоянно в самоходы. Кто за вином и самогоном к бабушкам на улицу Ревякина, а кто к офицерским или мичманским жёнам, "честно" ожидающих своих мужей. Благо на танцплощадке "Ивушка" этого добра было превеликое множество. Вчерашняя колхозница, бакланка, а теперь жена морского офицера. Уже сама почти элита флота. Ну, подшпилится немного пока муж в морях болтается, не сотрётся ведь шмонька - не нарисованная.

  Так что, было, что  в самоходах матросам делать. Тем более, что  Давыдов был неплохой художник-татуировщик и вырезав с каблука старого прогара печать своей военной части, проштамповывал те увольнительные бланки всем желающим.

  И потянулась к нему полноводная река, жаждущих сходить в увольнение, годков с других кораблей. Брал Лёха за свой труд недорого - бутылка вина или бутылка  лосьона "Свежести", который он научился пить на боевых службах. Ничего сложного- снимается с подволока плафон (в кружку наливать нельзя, вонь лосьона въедается в неё намертво), наливается туда "Свежесть" или "Огуречный лосьон", что есть под рукой, потом вода. После того, как пройдёт реакция  - коктейль выпивается и закусывается кусочком сахара. Были мастера своего дела, которые выпивали лосьон залпом с горла.

  Флот многому чему учил матросов. Вот и сейчас идя по коридору, Лёха решил перебакланить и зашёл в шхеру к кладовщику Каклину. Того на месте не оказалось. Он  застал его, возле дверей  кладовой лейтенанта Залупашина, в которой тот хранил свои личные запасы провизии и алкоголя. Недалёкий от природы, не обладающий жизненным опытом, сизый от натуги, прослуживший всего год Каклин, пытался снять с петель, задраенную намертво и осургученую, железную дверь кладовой. Рядном с ним бестолково суетился его годок, вечный вахтенный по гальюнам Заяц. После того, как он не закрыл шнорхель, и тем самым чуть не утопил подводную лодку его не отправили в дисбат, но списали на ПКЗ, поставив вечным вахтенным по гальюнам. Ходили смутные слухи, что он грел уши особисту, потому так мягко и наказали. С ним никто кроме Каклина не общался, что тоже наводило на размышления. Хлебные места просто так на флоте не раздавались, их надо было чем-то выслужить.

  Увидев салабонов возле кладовой, Лёха Давыдов, возмутился таким нахальством, и набив сытые рожи  двум сухопутным крысам отправил их к своему годку Васе Мазихину с приказом доложить о случившемся и получить соответствующее их проступку  наказание. Сам же, приподняв дверь, вынул  штифты, и  легко сняв её с петель - переступив комингс, вошёл в подсобку... Лейтенант Залупашкин обустроился, здесь довольно неплохо. Помимо мешков с крупой, ящиков с тушенкой в кладовой было множество копченных колбас и окороков, стояло даже два ящика с коньяком и вином. Но не это привлекло особое внимание главстаршины - а стоящий в углу большой сейф. 

  Обойдя его со всех сторон, Лёха Давыдов нежно его погладил и убедившись, что он был не подключен к сигнализации достал из кармана кусок проволоки и сунул её конец в замочную скважину. Знания полученные в училище от мастера трудового обучения ветерана-фронтовика Семёна Аврамовича Смолы, не канули в лету. Старый мастак говорил им молодым ученикам: "Если вы сопляки, научитесь делать хотя бы половину того, что умею делать я, вы в жизни не пропадёте". Похоже, что Смола в своей жизни не только воевал и преподавал, - замки открывать он их научил на раз.

  Чем и пользовался на службе Лёха Давыдов  (с помощью куска  проволоки и женской шпильки у него открывался любой замок.) получавший два года за свой тяжёлый труд моряка, - по три рубля ежемесячного жалованья. Когда в  то время в отдельной кают-компании, из отдельного камбуза на его ККС "Березине" офицеры обжирались деликатесами. У них там было всё как положено - белые скатерти, обеденные сервизы, меню и официанты-гарсунщики. Ну и конечно же и должностной оклад у них был не три рубля. После боевой службы офицеры с трудом стаскивали с трапа свои чемоданы. Да плюс боны  в размере должностного  оклада и наченчеванные на боевой золото и  валюта. (Трупы с боевой в холодильнике никто в расчёт не брал).

    Их жены были не просто счастливы, а безмерно счастливы...  Но всё же  с нетерпением ждали, когда их кормилец уйдёт опять на боевую службу, чтобы похвастать обновками перед своими многочисленными любовниками. И командиры снова уходили в моря, утаскивая следом за собой бессловесное матросское стадо. Которое выполняло всю тяжелую и грязную работу. Матросы  загружали корабли продовольствием и боезапасом, несли тяжёлые круглосуточные вахты, гибли в аккумуляторных ямах, сгорали живьём в отсеках... Таким вот образом защищая свою Родину, отдавали ей свой долг... иногда и последний. А в это время некоторые  офицеры и мичманы дурея там от скуки, отпускали  бороды и отращивали кранцы, как у беременных бегемотов. Не забывая при этом обменивать контрабандно провезённую советские червонцы  в Сирии на золото и валюту.

  Всё это вихрем воспоминаний пронеслось в голове главстаршины и он приступил к вскрытию сейфа. Подцепив концом отмычки язычок замка, он по часовой стрелке повернул ручку, скрипнул ригель и сейф открылся. Увы он был пуст. Видимо с лейтенанта его соски высасывали всё до копейки. Выругавшись главстаршина взял пару палок колбасы, бутылку коньяка и решив наведаться за остальным ночью повесил дверь кладовой на место.

  Выйдя на ют, он вздохнул полной грудью просоленный  воздух пахнущий давно им забытой морской романтикой, и достав пачку болгарских сигарет "Вега" закурил.


  На бетонном плацу его годок Вася Мазихин дрючил Каклина и Зайца. Они у него попеременно, то окапывались, то по-пластунски  форсируя в брод какую-то лужу, ходили в атаку Если учесть, что на улице стол поздний ноябрь, проштрафившимся салабонам  было не сладко.


-Заканчивай, Вася, их мордовать, идём завтракать. - показывая тому коньяк, позвал его Давыдов.
-Не могу. Мне надо немного побыть на свежем воздухе после запоя, да и служба превыше всего. - отказался Мазихин и пнув лежавшего в луже ближе к нему Каклина ногой, заорал. - Угроза ядерной атаки, взрыв справа... Ваши действия военные!?
-Окапываемся...
-Так окапывайтесь, грёбанные караси, окоп в полный профиль. Минута на всё. Время пошло!!

  Судорожно зачерпывая руками студёную осеннюю жижу, проштрафившиеся матросы начали окапываться. И тут внимание главстаршины Давыдова привлекла стоящая за забором с ребёнком, молодая женщина, он узнал в ней жену начштаба дивизии, которая увидев это действо, стала громко смеяться. Отсмеявшись она спросила:
-А можете нам устроит парад-алле слоников? Ну, пожалуйста. Очень, очень просим. - стала просить она у Мазихина.
-Без проблем. - ответил Давыдов за Мазихина. -  Отставить окапываться. Слушать всем меня. Учебный отряд, через минуту построение на плацу. Форма одежды: голый торс, шапка, комсомольский значок и  противогаз. Время пошло!

  Через минуту команда полуобнаженных молодых матросов в шапках с противогазами выстроилась на плацу*.
-Равняйсь. Смирно. Слууушай мою комааанду! Газы. Одеть противогазы. Строевыыыым... шаааагом... арш. И раз, и раз, и раз два три... И носок, носок мне тянуть...вашу мать, солобоны грёбанные. Я вас научу, как надо Родину любить. И раз два три...

  А за забором ухахатывалась разбитная бабёнка, жена офицера. Ну, скучно им иногда бывало со службы мужа ждать. А так всё развлечение. Да и у самих матросиков время быстрее идёт и тоже развлекаются - будет, что вспомнить на гражданке.

  И пришел вечер. Северный ветер пригнал тяжёлые свинцовые тучи и вода в районе Угольной стенки, покрывшись барашками, пошла крутыми волнами. Со дна бухты поднялся весь мусор. Ржавый корпус ПКЗ, на борту которой в Александрии был морг, застонал и стал судорожно биться о резиновые кранцы. Погода портилась. Ожидался шторм. Идти в дождливую погоду в город в самоволку было незачем. Было решено гулять на плавказарме, благо лейтенант уже давно ушёл домой, а на борт подняли двух хорей - учащихся  швейного техникума, которые готовы были отсасывать даже у памятника Нахимова. Коньяк Залупашкина было решено не трогать, Каклин с Зайцем отволокли на улицу Ревякина тушенку и затарились там же шестью грелками с самогоном. До утра должно было хватить. Самих же их поставили нести вахту у трапа. И предупредили, что если кто из посторонних проникнет ночью на корабль... Короче, сразу шкертуйтесь салабоны.

  Баки с пойлом и жратвой накрыли в пустующем кубрике. Очень удобно. Напился - прилёг на коечку отдохнуть и заодно хоря трахнул - проверенный походный вариант. Первый тост подняли за тех кто в море. Второй за приказ. Ну, а третий конечно же за женщин и любовь, благо они были рядом. Немного правда потасканные и пьяные, но кто и когда на это на службе обращал внимание, особенно тогда, когда почти три года спишь с дунькой-кулаковой?

    У проклятых янки, в шестом американском флоте, были походные бордели, которые доставляли к ним путан даже в Средиземку или в любое другое море. И в морском походе их моряки бывали не дольше четырёх месяцев.  А наших могли загнать на боевую службу на год, а подводников и на два. Да ещё и оставить без воды. Потому, как в опреснителе все медные трубки были давно проданы за границей. Говорят, что пить забортную воду нельзя. Вранье - в малом количества можно, особенно, если она из Балтийского моря. Автор этого рассказа две недели её пил.

  Воды нет, денег нет, бабы отсутствуют и годковщина - таковы были суровые реалии советской морской службы. И вдруг, матроса списывают с корабля и наступает праздник души. Вина, валом, самогона валом и присутствует на этом празднике жизни, даже бабец - полный звиздец. Поставил её рачком... и по самые помидоры, со смаком, до самой глубины мозга кости. Чтобы почувствовала тварь, разницу между штатским и моряком.

  И они её чувствовали - орали так, что пилерсы в кубрике начали гнутся. Но на это внимания не обращала - команда пила и веселилась. Благо и погода позволяла и запасы кладовочки лейтенанта Залупашкина. Правду говорят, что сколько водки не бери, всё равно второй раз придётся бежать. Самогон кончился и Каклину пришлось второй раз идти за самогоном. А пока его не было решили расслабиться и устроить  салабонам годковскую забаву взлёт-посадку.

  Рёв боевой тревоги разорвал ночной покой плавказармы. И очумелые ото сна молодые матросы слетая с двухэтажных коек, пытались одеться и уложиться в отведенный норматив, который устанавливал Вася Мазихин своей горящей спичкой, которая горела ровно сорок пять секунд. Никто конечно не успевал и снова раздевшись молодые матросы  взлетали на свои коечки. Вася Мазихин зажигал спичку и представление начиналось по новой.

    Наскучив играть во взлёт посадку начали играть в другую игру - заделывать пробоину в противогазах и костюмах химзащиты.  Очень интересная игра - вторая по интеллектуальному развитию после перетягивания каната. И пока одна часть молодых матросов таскала брусья и пластыри заделывая несуществующую пробоину, вторая на верхней палубе под дождём (за неимением каната) перетягивала пожарный шланг. Третьи развлекали барышень - шагая на месте они пели песню о штормовых морях, в которых поёт голубая волна. 

Золотые якоря за плечами горят,
Ветер ленты матросские вьет.
А про нас говорят штормовые ветра
И волна голубая поет.
А про нас говорят штормовые ветра
И волна голубая поет.

  Барышни вешались им на шею и размазывая по своим лицам пьяные слёзы и сопли, обещали им их непременно ждать... Было весело. Развлечения закончились с приходом Каклина. Он принёс ещё четыре грелки самогона и все разбрелись по своим местам. Салаги спать, годки добухивать. Заяц в шхеру писать донос.

  На востоке заалела полоса света. Солнце красно по утру, моряку не по нутру. Светало.