Прилетел - история с птичкой

       Молоденький грач летел, летел и прилетел. Он застал всё на месте: чёрные шапки старых гнёзд в вершинах тополей, белые облака, плывущие в переполненном талой водой пруду, седую полосу тумана над потемневшим снегом в низине за плотиной, лай собак и сизые дымы над трубами деревенских изб.
       Он так спешил, чтобы в этом убедиться! А теперь удивляется, какие гнали его черти.
       Их развесёлое общежитие на верхотуре тополей неприятно молчит. Он обогнал всех сородичей – и старых, и молодых. Чем тут займёшься один? Даже подраться не с кем. Снег только-только уполз в ручьи и овраги. Червяки досматривают зимние сны в холодной земле. Гусениц нет, да и делать им нечего: листьев тоже нет.
Однако с дальней дороги перекусить – ох, как! – хочется.
Непонятно, с чего это так заливается  песней возле своей хатки на липе чудак-скворец. Или чокнулся, или где-то чего-то спёр.
       Запоёшь тут, когда в брюхе противная пустота. Не заскулить бы. Пришлось даже наглотаться мелких камешков с подсыхающей дорожки. Легче не стало, камешки пересыпаются с одной стенки пустого желудка на другую, готовые размолоть любую трапезу – только подавай. Поэтому есть ещё больше захотелось.
       Попробовал склевать вылезающую почку на ветке тополя: склюнул да сплюнул. Вся в клею и такая пахучая, что дух перехватило. Еле выплюнул, и потом долго пришлось чистить клюв о тополиный сук.
       Голова закружилась: то ли с голодухи, то ли от весеннего воздуха, то ли от поднимающегося яркого солнца. Мокрая пашня выпирает из остатков снега жирными боками и дымится на солнце. То-то будет скоро пир!
       Однако терпения до пира просто не хватает.
Но вот стукнула дверь избы, и на крыльцо вышла хозяйка в чёрном ватнике, резиновых сапогах и с помятым алюминиевым тазом в руках. В тазу – кучка чего-то влажного, светло-коричневого, посыпанного белым. Интересно!
       Она сошла на дощатые мостки и по хлюпающим доскам направилась к сарайчику. Там квохтали куры.
       Грач передвинулся по толстому длинному суку дуба поближе к сарайчику и взглянул вниз.
Хозяйка открыла дверцу сарайчика. Оттуда выскочили куры и, бормоча на своём языке, наверное, какую-нибудь ерунду, окружили хозяйку. Некоторые подпрыгивали, пытаясь достать до тазика.
       Хозяйка сердито прикрикнула на них, наклонилась к деревянному корытцу, перевернула, вытряхнула из него мусор, и вывалила в корыто то, что принесла. Куры кинулись к корыту, отталкивая друг друга и вскрикивая.
       Что-то показалось хозяйке наверху подозрительным. Она подняла голову, прикрыла глаза ладонью и пыталась разглядеть. Грач прижался и замер на суку. Но солнце сзади грача било с такой силой, что она ничего, конечно, не увидела, опустила голову и медленно пошла домой.
       Что они там такое едят?
       Грач нервно зашевелился на суку и сделал несколько коротких пробежек туда-сюда над корытцем.
       Большинство кур были белые, было несколько пеструшек, и одна – чёрная.
Плюхнулся грач на землю, распушился немного для солидности, а также для того, чтобы подравняться размером с курами, и боком-боком двинулся к корытцу. Куры на него – ноль внимания, слишком заняты едой. Грач поискал чернушку, чтобы слиться с ней чернотой. Вот она – у конца корытца, и местечко возле неё вроде бы свободное.
Вскочил на борт корыта и клюнул. Осторожно глянул одним глазом налево, другим – направо, а глоток тем временем провалился в живот, и хоть это был не жирный червяк, а всего лишь размоченный  сухарь, посыпанный крупой, в животе сразу стало хорошо.
       Грач махнул крылом на всякую осторожность и заработал своим длинным крепким клювом с превеликим усердием. И даже, видя, как делают это куры, иногда отталкивал боком – не очень нахально, но достаточно настойчиво – свою соседку-чернушку.
       Он не заметил, что хозяйка глядит на это безобразие, улыбаясь, с крыльца.
Управились они с этой работой споро и скоро.
       Теперь можно потерпеть до пира.
       Нет, в гостях, конечно, хорошо, но дома – лучше. Жаль, песни не умеет петь. Но всё-таки забрался на голую вершину, и без всякого стесненья стал орать:
       - Ка-ар-р! Ка рр! Ка-а-арр!
       Может быть, кто-то подумает, что он чем-то недоволен – ну, и пусть.
       Совсем наоборот: он совершенно счастлив, потому и орёт.
       По-другому не умеет.