Куликовская битва место, состав и значение

Даже, казалось бы, известные и изученные исторические события продолжают будоражить умы исследователей. Одной из таких тем стала Куликовская битва. В противовес «классической» версии историки стали выдвигать новые интерпретации средневековых свидетельств.
Распространенному варианту, что битва произошла на правом берегу у устья Непрядвы, противопоставляются два похожих суждения – сражение было на левом берегу Непрядвы у истока (С. Н. Азбелев) или у устья, в том числе по обоим берегам (К. П. Флоренский, В. А. Кучкин).
Попробуем самостоятельно разобраться в ситуации тех лет, описанной в средневековых источниках. Основные свидетельства противостояния русских и татарских воинов изложены в древнерусских текстах - «Краткая летописная повесть», «Пространная летописная повесть», «Задонщина»,  «Сказание о Мамаевом побоище», Никоновская летопись и других.
1. Первоначальное расположение сил
Главные силы Дмитрия перед выходом собрались в Коломне:
«…И, соединившись со всеми князьями русскими и со всеми силами, вскоре выступил против них из Москвы, чтобы защитить свою отчину. И пришел в Коломну, собрал воинов своих сто тысяч и сто, помимо князей и воевод местных…».
Перед этим Дмитрий «повелел своим лучшим и опытным воинам на Тихой Сосне сторожевую службу нести со всяким усердием, и ехать к Орде, и языка добыть, чтобы узнать истинные намерения царя».
Мамай и Ягайло шли навстречу друг к другу для объединения. Половцы кочевали с юга:
«…перешел он (Мамай) великую реку Волгу со всеми силами, и другие многие орды к великому воинству своему присоединил... И дошел уже до устья реки Воронежа».
Ягайло направлялся через верховье Оки, затем по реке Угре через город Одоев к реке Упе.
2. Движение русских войск
Из Коломны войска Дмитрия двинулись на юго-запад к устью Лопасны:
«И вышел из Коломны в великом множестве против безбожных татар месяца августа двадцатого дня... И, пройдя свою отчину и великое свое княжение, встал у Оки в устье Лопасни, перехватывая вести от поганых. Сюда же приехал Владимир, брат его, и великий его воевода Тимофей Васильевич, и все остальное войско, которое оставалось в Москве. И начали переправляться через Оку... И, переехав за реку, вступили в землю Рязанскую…»
Казалось бы, русские делают лишний крюк на пути к Мамаю. Однако, можно предположить, что таким ходом Дмитрий попытался приостановить продвижение Ягайло. Направляясь к нему наперерез, русские показывали готовность сразиться в первую очередь с литовцами. Ягайло дрогнул и остановился, понимая, что силы неравны:
«Князь же Ольгерд Литовский (Ягайло), в согласии с прежним замыслом, собрал литовцев много, и варягов, и жмуди и пошел на помощь Мамаю. И пришел к городу Одоеву, но, прослышав, что князь великий собрал великое множество воинов, да пошел к Дону против царя Мамая, — прослышав также, что Олег испугался, — и стал тут с тех пор недвижимо, и понял тщетность своих помыслов…»
Русские войска переходят Оку и направляются на юго-восток, держа под контролем предполагаемый маршрут Ягайло, который вынужден оставаться в глубоком тылу, не рискуя сближаться с противником. Дмитрий выиграл необходимое время для «свидания» с Мамаем, к которому союзник так и не успел: войска Ягайлы «не поспели немного к сроку, на один день, а то и меньше»
3. Донской маршрут
Русские вышли к району современного Новомосковска, достигли верховья Дона, где к ним присоединились братья-литовцы:
«Князь же великий подошел к реке Дону за два дня до Рождества святой Богородицы»;
«(князь Андрей Полоцкий и князь Дмитрий Брянский, Ольгердовичи) достигли быстро Дона, и догнали великого князя Дмитрия Ивановича Московского еще на этой стороне Дона, на месте, называемом Березуй, и тут соединились».
Кстати, второй фрагмент может указывать, что братья знали маршрут Дмитрия и вышли в назначенный пункт, т. е. план действий русских князьям-союзникам был известен изначально.
К тому же, оказавшись в местечке Березуй, русские отрезали от Мамая «лукавого» Олега Рязанского.
Возникла дилемма: идти по левому или по правому берегу. Во втором варианте – выходишь прямо на Мамая, но правый фланг дружины находится в опасности, поскольку может быть атакован передовыми отрядами Ягайло.  Движение по левому берегу защищает войска от любых неожиданностей, хотя и создает некоторые трудности с переправой, однако, которую Дмитрий вновь превратил в выгоду.
Выбрали путь через Березуй, где, вероятно, кроме братьев-литовцев примкнули дружины, шедшие из Коломны напрямую и верные Дмитрию рязанцы.  Учитывая, что до Дона (но не до переправы) было 23 поприща, Березуй можно локализовать в районе поселения Березовка (МО Новомосковск, ранее там же имелся овраг Березовый). В тех местах встречаем несколько населенных пунктов Кукуй, название которого может косвенно указывать на аналогичную словообразовательную модель – Березуй. Двигаясь через Березуй, русские войска на пути к Дону по левому берегу минуют болотистые массивы у истока Дона – Иван-озеро, Бело-озеро, Кривозерье.
Здесь же отметим, что дискуссия в «генштабе» относительно: переправляться или не переправляться через Дон, скорее, была выяснением мнений воевод и доведение до них решения высшего руководства:
«…пришли к Дону, и стали тут, и долго совещались. Одни говорили: «Пойди, князь, за Дон». А другие возражали: «Не ходи, так как слишком умножились враги наши…».
План был разработан изначально и, оставаясь на левом берегу Дона, русские допускали бы соединение сил союзников и теряли шансы на победу.
4. Переправа
Русские подошли к Дону недалеко от устья Непрядвы:
«Князь перешел за Дон в поле чисто, в Мамаеву землю, на устье Непрядвы…».
Представляется, что в данном случае оборот «на устье» имеет значение «предел движения» (предлог на с вопросом куда?), т. е. войска дошли до устья, оставаясь на левом берегу Непрядвы (устье – как граница, предел, рубеж).
Такое положение продиктовано и сложившейся обстановкой - переправляться Дмитрий мог на левый берег Непрядвы, которая прикрывала войско от неожиданной атаки противника, поскольку Мамай был уже поблизости. Так, во время переправы «разведчики поторапливают, ибо уже близко поганые и все приближаются». Кроме того, еще ранее, 5 сентября, «язык» рассказал, что половцы через три дня должны были быть на Дону:
«Уже царь (Мамай) на Кузьмине гати стоит, но не спешит, поджидает Ольгерда Литовского да Олега Рязанского; согласно сведениям, полученным от Олега, о твоих сборах царь не ведает и встречи с тобою не ожидает; через три же дня должен быть на Дону».
Между тем, во время переправы передовые отряды уже вошли в соприкосновение:
«…в шестом часу дня примчался Семен Мелик с дружиной своею, а за ним гналось множество татар; нагло гнались почти до нашего войска, но, лишь только русских увидели, возвратились быстро к царю и сообщили ему, что князья русские изготовились к бою у Дона… Семен же Мелик поведал князю великому: «Уже Мамай-царь на Гусин брод пришел, и одна только ночь между нами, ибо к утру он дойдет до Непрядвы. Тебе же, государю великому князю, следует сейчас изготовиться, чтоб не застали врасплох поганые».
Как отмечал А. Н. Нарцов, условиям Кузьминой гати, где располагался Мамай, отвечает географический объект на реке Красивая Меча в 20 верстах от Лебедяни и в 30 верстах от поля Куликова (рассматриваемого на правобережье Непрядвы).
Перейдя Кузьмину гать, Мамай мог двигаться по левой стороне от Красивой Мечи, которая, кстати, защищала его левый фланг от неожиданных наскоков неприятеля, в направлении района современных Тула-Новомосковск с выходом на Муравский шлях и соединения с Ягайло. Тогда Гусин брод мог располагаться, как предположил историк-географ А. К. Зайцев, на реке Турдей недалеко от Непрядвы. При впадении речушки Гусиная лапа (ранее – Гусиный лапок) до сих пор имеется легко проходимый брод.
Здесь вновь отметим, в сложившейся расстановке противников наиболее безопасной для русских полков была переправа на левый берег Непрядвы. В данном случае войско было защищено от внезапного нападения передовых отрядов врага рекой. Тогда как высадка на правый берег сопряжена с опасностью быть атакованными мамаевскими частями (такую операцию применили русские годом раньше на Воже). 
5. Перед сражением
Вечером перед битвой Дмитрий призвал воинов быть готовыми вступить в бой, «ибо гости наши уже приближаются, стоят на реке на Непрядве, у поля Куликова изготовились к бою, и утром нам с ними пить общую чашу».
Еще один ориентир появляется при упоминании о ночном дозоре:
«В ту же ночь великий князь поставил некоего мужа, по имени Фома Кацибей, разбойника, за его мужество стражем на реке на Чурове для крепкой охраны от поганых».
Упомянутый гидроним Чурова может соответствовать реке Сури (Буйчик), левый приток Непрядвы. Кроме вариативности корня сур-/чур-, не последнюю роль для летописца сыграло созвучие гидронима с древнерусским словом чуръ – граница, предел, что подразумевало защитную черту для расположения русского лагеря.  Такая диспозиция подтверждается и источниками, которые не указывают, что дружина отдалялась бы от устья Непрядвы. Видимо, Дмитрий опасался, что бросок вперед мог обернуться неподготовленным столкновением с находящимися у Непрядвы татарами.
Здесь же заметим, что село Буйцы, раскинувшееся по левую сторону устья реки Буйчика (Сури), впадающей в Непрядву, носило название Куликово. Интересные архивные данные приводит В. А. Кучкин: в составленной в 1627-1630 гг. писцовой книге Епифанского уезда упоминаются жеребеи пустоши Буйцы, Куликово поле тож, на речке на Непрядве, другой жеребеи этой же пустоши был расположен на речке на Непрядве и на речке на Буйце.
В рассматриваемом контексте становится понятным и выражение, упомянутое в «Задонщине»: «У Дону стоят татарове погание. Мамай царь, на реке на Мечи, межу Чюровым и Михайловым, хотят брести и живот свой предати нашей славе». Топоним Суры находим по левую сторону Уперты недалеко от ее устья (на рис. 2 в верхнем левом углу), а Михайловский – на берегу Непрядвы недалеко от устья Буйчика. Между ними – Воловское плато, в районе которого и остановился Мамай.
Интересным моментом представляется выход Дмитрия с Волынцем в поле между двумя армиями. Дело происходило уже после всех приготовлений, как отмечает летописец, глубокой ночью:
«И повернулся он к войску русскому — и была тишина великая. Спросил тогда Волынец: «Видишь ли что-нибудь, княже?» — тот же ответил: «Вижу: много огненных зорь поднимается...» И сказал Волынец: «Радуйся, государь, добрые это знамения, только Бога призывай и не оскудевай верою!».
Очевидно, что на стороне русских полков начинала заниматься утренняя заря, которая и нашла отражение в метафоре автора «Сказания» (помним пушкинское из «Полтавы»: «Горит восток зарею новой…»). Можно обратить внимание, что именно заря употребляется в сочетании с глаголами восходить, вставать и подниматься. В таком случае, очевидно, что дружина была к востоку спиной, тогда Мамай – на западной стороне, поэтому «с тылу же войска татарского волки воют грозно весьма», т. е. там был лесной массив.
Кроме того, безусловно, заря выступает, как символ нового начала для русского государства. Возможно, что опытный Волынец преднамеренно, зная о приближающемся рассвете, предложил Дмитрию «увидеть» отблески зари, чтобы укрепить его в вере и твердости перед сражением.
Здесь же может привлечь наше внимание еще один сюжет из «Сказания»: «Князь же великий, увидев свои полки достойно устроенными, сошел с коня своего и пал на колени свои прямо перед большого полка багряным знаменем, на котором вышит образ владыки господа нашего Иисуса Христа, и из глубины души стал взывать громогласно: "О владыка-вседержитель!.." Окончив молитву и сев на коня своего, стал он по полкам ездить с князьями и воеводами...». Возможно, в данной ситуации мы видим древний христианский обычай обращаться с молитвой лицом к востоку, на стороне которого и стоят русские полки.
В предлагаемый вариант укладывается и свидетельство, что «по реке же Непрядве гуси и лебеди крыльями плещут». Непрядва остается в стороне, протекая от татар к русским, поэтому обстановка на ней заслужила отдельного упоминания. Таким образом, мы видим противоречие с «классической» схемой расстановкой сил, в которой Непрядва оказывается за спиной русской рати, хотя там «была тишина великая». В действительности войска Дмитрия стояли спиной к Дону, потому он и не был упомянут в «ночной» обстановке, увиденной и услышанной великим князем (хотя по свидетельству половцев, «князи русскые оплъчишася при Дону»).
Отметим и еще одно свидетельство древнерусских текстов. Описывая поле Куликово, в «Сказании» читаем, «то поле велико и чисто и отлог велик имеа на усть реки Непрядвы».  Слово «отлог», или «отлогий», имеет значение «некрутой, покатый». Тогда дословно оборот может звучать – некрутой велик, т. е. очень покатый берег. «В этом месте Непрядва сливается с Доном и образует широкую ассиметричную долину: правый ее берег крутой с выходами известняков девона, левый – пологий с комплексом речных террас. Пойма на левом берегу достигает ширины 300 метров», - такой Непрядву увидел Н. А. Хотинский летом 1981 года в составе группы археологов и географов. Кроме того, исследователь пояснил, что «рельеф Поля во время битвы был примерно таким, как и теперь». Тогда можно сделать очевидный вывод, что сражение было именно на левом берегу Непрядвы, где имеется «отлог велик на устье».
6. Засадный полк
По свидетельству «Сказания о Мамаевом побоище» со слов участника тех событий, ход сражения кардинально изменил засадный полк русских:
«Это мы слышали от верного очевидца, который находился в (засадном) полку Владимира Андреевича… Соратники же друзья выскочили из дубравы зеленой, словно соколы испытанные сорвались с золотых колодок, бросились на бескрайние стада откормленные, на ту великую силу татарскую; и были они, словно Давидовы отроки, у которых сердца будто львиные, точно лютые волки на овечьи стада напали и стали поганых татар сечь немилосердно».
В «Пространной летописной повести» сей эпизод нашел литературно-религиозное отражение:
«И после этого в девять часов дня воззрел Господь милостивыми очами на всех князей русских и на мужественных воевод, и на всех христиан, дерзнувших встать за христианство и не устрашившихся, как и подобает славным воинам. Видели благочестивые в девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали христианам, и святых мучеников полк, и воина Георгия, и славного Дмитрия, и великих князей тезоименитых — Бориса и Глеба. Среди них был и воевода совершенного полка небесных воинов — архистратиг Михаил. Двое воевод видели полки поганых, и трисолнечный полк, и огненные стрелы, летящие на них; безбожные же татары падали, объятые страхом Божьим, и от оружия христианского».
Данный сюжет перекликается с видением Фомы Кацибея:
«На высоком месте стоя, увидел он облако, с востока идущее, большое очень, будто какие войска к западу шествуют. С южной же стороны пришли двое юношей, одетые в светлые багряницы, лица их сияли, будто солнца, в обеих руках острые мечи, и сказали предводителям войска: «Кто вам велел истребить отечество наше, которое нам Господь даровал?» И начали их рубить и всех порубили, ни один из них не спасся».
В обоих случаях, очевидно, имеем религиозно-символическое представление о двух «южных» святых – воине Георгии и архистратиге Михаиле, которые, по мнению древнерусских авторов, помогали и покровительствовали русскому воинству.
В контексте видения Кацибея (юноши с южной стороны) и описания появления засадного полка на поле брани (словно Давидовы отроки, т.е. ассоциация с «южной стороной») становится очевидным и значение литературной аллегории в «Сказании»: «Присп; же осмый час дню, духу южну потянувшу съзади нам… Единомыслении же друзи высьдоша из дубравы зелены, аки соколы…аки Давидови отроци… и начаша поганых татар сьщи немилостивно». Как верно отметил В. Н. Рудаков, «упоминание «духа южного» является сознательным творческим ходом автора «Сказания», дважды (!) пожелавшего отметить, что помощь русским полкам снисходила именно от богоизбранной стороны света». Поэтому попытка В. Н. Татищева на таких литературных пассажах представить ход битвы - «И около часа седьмого сошлись вместе крепко всеми силами и долгое время бились. Русским же тяжко было, так как солнце было в лицо и ветер… Было же уже девять часов... И когда ветер потянул русским с тыла, и солнце позади стало, а татарам в очи, начали татары на месте топтаться», - приводит к схемам реконструкции, когда полки вынуждены крутиться как волчок (например, у А. В. Журавель), чтобы угодить озвученным параметрам. Без литературно-религиозных эпитетов данный момент изложен в Киприановской редакции «Сказания»: «и веаше ветр велий противу им в лице… и уже девятому часу изходящу, и ее внезаапу потяни ветр созади их, понужаа их изыти на татар».
Засадный отряд был выделен и отправлен на позиции поздно вечером накануне дня битвы:
«И отослал князь великий брата своего, князя Владимира Андреевича, вверх по Дону в дубраву, чтобы там затаился полк его, дав ему лучших воинов из свиты своей, удалых витязей, твердых воинов».
Указанное направление «вверх по Дону» можно реализовать лишь на левом берегу Непрядвы, при том, решение о выдвижении засадного полка было принято уже после переправы и осмотра расставленных полков.
Можно предположить, что в дубраву к месту сражения засадный полк вышел перед рассветом и, чтобы заглушить конский топот и храп, русские устроили великий шум, тогда как противник пребывал в тишине:
«…когда всходило солнце и туманное утро было, начали христианские стяги развеваться и трубы боевые во множестве звучать… Когда же наступил второй час дня, начали звуки труб у обоих войск возноситься, но татарские трубы словно онемели, а русские трубы загремели громче».
7. Битва
Как отмечает летописец, «было поле то тесное между Доном и Мечею… Погани же бредут обапол (со всех сторон, скученно, тесно). Несть им места, где разступитися… Когда же настал седьмой час дня, начали поганые одолевать».
Вскоре произошел удар засадного полка во фланг половцам.
Когда татары побежали, то гнали их до реки Мечи:
«И гнали их до реки до Мечи, и там бесчисленное множество бегущих побили»;
«князи же полци гнаша съдомлян, бьющее, до стана их…».
О половецком стане в окрестностях реки Мечи указывает и «Задонщина»: «У Дона стоят татары, поганый Мамай – на речке на Мече».
Были загнаны татарские воины и в реки, лежащие по пути бегства, в том числе и в Непрядву (обонпол – на другой стороне их тоже настигали русские мечи («И обретоша трупия мертвых обонпол реки Непрядвы, идеже непроходно быти полком русским»), на это же указывают и археологические находки на правом берегу реки), что происходит при направлении удара засадного полка с правого фланга русской армии налево. Такой вариант возможен лишь при расположении поля боя на левом берегу Непрядвы.
Неоднозначной выглядит «традиционная» версия, когда татары, оттеснив вглубь русский полк левой руки, попадают под удар засадного полка. При таком развитии ситуации бегущий противник вкупе с нападавшими из дубравы сметали главные силы русских, державшиеся в центре. К тому же трудно представить, чтобы делал засадный полк, если бы татары продавили и развернули русских на правом фланге, перекрыв простор отряду Волынца и фактически зажав его в дубраве. Не совсем понятным в «традиционной» схеме становится и попадание бегущих ордынцев по обоим берегам Непрядвы. Неразумным выглядит в данной версии и продвижение Мамая от Гусина брода к верховью Непрядвы. При таком развитии ситуации ордынцам для выхода к русским необходимо сделать крюк, возвращаясь назад, чтобы оказаться к югу (юго-западу) от выстроившихся полков Дмитрия. А ведь Семен Мелик утверждал, что Мамай «наутро пройдет Непрядву», поэтому Дмитрию нужно вооружаться, чтобы татары не застали врасплох. Очевидное свидетельство, что для встречи армий, половцы должны «пройти», т. е. перейти, Непрядву и выйти на левый берег.
Грешат отсутствием логики и «альтернативные» схемы побоища. Более чем странным выглядит удар Мамая у В. А. Кучкина - войска на своем пути должны преодолеть все мыслимые преграды – форсировать Буйцу и Непрядву, пробраться через лесные массивы и начинать атаку от берега (низина) - снизу вверх (естественный перепад высот от реки к равнине), где их поджидают русские. Наиболее приемлемым видится предлагаемый в нашем исследовании вариант с обходом татарами Непрядвы и сражением на ровной местности.
Попытка А. Е. Петрова изобразить поле боя также неубедительна, поскольку искусственно заставляет Мамая для атаки делать крюк, хотя выгоднее ему сразу нанести удар по русским под углом. Т. е. войска Дмитрия должны были бы все-таки стоять спиной не к Дону, а к Непрядве, что приводит к «традиционной» схеме с ее недостатками.
Столь же многочисленные вопросы остаются и к реконструкции С. Н. Азбелева, начиная с неудачного расположения засадного полка, которому во время атаки придется двигаться через реку и по сильно пересеченной местности, и заканчивая отсутствующим в источниках указаниями на выдвижение русской армии после переправы через Дон от устья Непрядвы к ее истоку. А ведь от переправы до места развертывания русским пришлось бы преодолеть дополнительно 20 километров, тогда как еще в 6 часов дня войска продолжали форсировать Дон, а уже «вплоть до 6 часов Дмитрий с братом и с литовскими князьями полки расставляли», т. е. на завершение переправы, марш-бросок, разбивку лагеря, построение, осмотр полков Дмитрием оставалось лишь полдня. И все это 200-тысячной армии, по мнению С. Н. Азбелева, нужно было осуществлять при полной выкладке, таща на себе амуницию, оружие и продукты, поскольку обоз оставался на левом берегу Дона.
Кроме того, безусловным свидетельством битвы «близ устья Дона и Непрядвы» является расположение русских полков, отмеченных в Киприановской редакции «Сказания»: «И изполчишася христианьстии полци вси. И возложиша на себе доспехи и сташа на поле Куликове на усть Непрядвы реки. Бе же то поле велико и чисто и отлог велик имеа на усть реки Непрядвы. И выступиша татарская сила на шоломе, и поидоша с шоломяни. Тако же и христианскаа сила поидоша с шоломяни». Очевидно, что русские стояли на холме недалеко от устья Непрядвы, а татары шли к ним навстречу, т. е. по направлению к устью, через холм. Такая позиция сил перед столкновением кардинально противоречит мнению С. Н. Азбелева, у которого ордынцы стоят на «устье»-истоке Непрядвы и от него двигаются в сторону русских.
Возвращаясь к нашему варианту, видим, когда засадный полк вступил в битву, то татары, перед этим бросившие в бой все силы (именно этот момент и уловил Волынец) против начавших отступать русских, оказались фактически в котле (между русскими и Непрядвой), что и привело к столь значительным их потерям – 8/9 войска (погибли или разбежались), как отмечено в «Задонщине»: «князь Мамай пришел на Русскую землю с девятью ордами… а бежал сам-девят…». При этом, ордынцы, получившие удар слева, побежали, сметая и создавая хаос, в том числе, и в центре и на правом фланге своего войска.
Таким образом, изложенные свидетельства и выявленные ориентиры позволяют реконструировать ситуацию тех лет достаточно связно и логично.
Стратегически операция была разработана Дмитрием еще в Москве, На Дону были определены тактические моменты сражения.
Маршруты противоборствующих сторон выглядели примерно следующим образом (рис. 1, расстояние дано по прямой, на местности оно, естественно, немного увеличивается):
русские: 20 августа: Коломна – 40 км – 25 августа: устье р. Лопасня – 120 км – 5 сентября: Березуй (Березовка, МО Новомосковск) – 45 км – 7 сентября 6 часов дня: Старая Гать, р. Дон, переправа – 5 км – 7 сентября 6 часов: выход на позицию восточнее Барыковки (или западнее деревеньки/урочища Семеновка), построение – 8 сентября утро: выдвижение навстречу противнику западнее Семеновки (овраг Гнилой Ржавец – овраг Константинов) – 8 сентября 6 часов дня: начало битвы;
Мамай: устье р. Воронеж – 180 км – 5 сентября: Кузьмина Гать (р. Красивая Меча, 20 верст от Лебедяни) – 35 км – 7 сентября 6 часов дня: Гусин брод (устье реки Гусиная Лапа и Турдей) – 20 км – 7 сентября ночь: Красный Холм – 15 км – 8 сентября утро: выход на позицию Анохино-Барыковка – 8 сентября 6 часов дня: начало битвы.
Еще отметим одну временную деталь. Согласно источникам, 5 сентября Дмитрий был в местечке Березуй в 23 поприщах (версты) от Дона. В этот же день, по данным «языка», Мамай шел по Кузьминой Гати, которая располагается примерно в 30 верстах от Куликова поля (рассматривая его на правой стороне Непрядвы у устья) или примерно на таком же расстоянии от Гусина брода. То есть к 6 часам дня 7 сентября, когда Дмитрий осуществлял переправу через Дон, а Мамай проходил Гусин брод, армии преодолели расстояния примерно по 30 верст (около 40-45 км).
С Гусина броду орда, пройдя около 20 километров, к ночи пятницы выходит к верховьям Непрядвы на Красный холм (современный населенный пункт и высокое место к востоку от Воловского плато). Кроме верховья Мечи, расположенной к западу, мы встречаем и реку Мечевка (современная Малевка), между которыми и мог располагаться лагерь Мамая. Именно Непрядва и Меча упоминаются в источниках как ориентиры для стана половцев (вечером накануне дня битвы - «гости наши уже приближаются, стоят на реке на Непрядве» и «поганый Мамай – на речке на Мече»). Т. е. Мамай расположился в междуречьи верховьев Непрядвы, Мечи и Мечевки, в окрестностях Воловского плато, в районе Красного Холма). Как раз после Мечевки на западе начинается Воловское плато – впоследствии естественная преграда для уставших от боя русских, преследовавших половцев, а кроме того, там открываются для бегущих дороги в разные стороны и не только к Красивой Мече. Вместе с тем, преследовать бегущих до Красивой Мечи, протекавшей в 50 километрах от поля боя, невыполнимая задача для уставшей в сражении русской конницы на пересеченной местности и в ограниченном несколькими часами (4-5) временном отрезке (воинам нужно было еще и вернуться к основным силам до темноты). Тогда как до Мечевки – около 15 километров.
Стан Дмитрия оставался на левом берегу Дона напротив переправы. Русские войска, перейдя Дон в окрестностях Старая Гать - Чебыши, расположились перед высоткой и перед ними на запад расстилалось ровное поле. Высотка служила пунктом, с которого Дмитрий осмотрел построение перед боем («Князь же великий, взяв с собою брата своего, князя Владимира, и литовских князей, и всех князей русских, и воевод и взъехав на высокое место»). Здесь же, вероятно, собрались победители после боя («Князь же Владимир Андреевич стал на поле боя под багряным знаменем… и приказал трубить в сборные трубы»), отсюда и начали поиск Дмитрия. Тогда «два воина отклонились на правую сторону в дубраву, оба родом костромичи… Чуть отошли от места битвы — набрели на великого князя, избитого и израненного всего и утомленного, лежал он в тени срубленного дерева березового». Можно выделить два момента: костромичи стояли в полку левой руки под началом Тимофея Волуевича, поэтому на свою сторону и направились на поиски. С другой стороны, именно, двигаясь от высотки к устью Непрядвы, направо расположен лесной массив, вероятно, с преобладанием березняка, на что указывает здешний топоним Березовка.
Как отмечает «Сказание», противоборствующие стороны сходились, двигаясь с холмов. Про высотку, которую перешли русские, мы только что рассказали. Холм же, с которого спускались татары, можно увидеть на рис. с отметкой 227 в окрестностях Барыковки.
Засадный полк располагался в низовье реки Муравлянка, которая впадает в Дон выше поля боя. Там, как раз лежала часть дубравы, на существование которой указывает в своем исследовании В. А. Кучкин и карта растительности Тульской области. И как отмечено в первоначальном тексте «Задонщины», засадный полк располагался с правой стороны русских войск: «И нукнув князь Володимер Андреевич с правыя рукы на поганого Мамая».
Таким образом, Куликово поле находилось в междуречье Муравлянка – Дон – Непрядва – Сури (Буйчик)/Балка Барыкинская. Именно Муравлянка и Сури «обжимали» место битвы, затрудняя татарам охват русских по флангам. Поэтому ордынцам пришлось сходиться, в первую очередь, с большим полком, который и принял основной удар противника. Достаточно крепкий полк правой руки мог даже перейти в наступление, но центр под натиском Мамая оставался недвижим. Потеснив, в конце концов, основные силы русских, ордынцы смогли оказать давление и на левый полк (видимо, более слабый в дружине), который и начал отступать. Ситуацию изменили удары засадного и резервного полков.
Теперь можно оценить примерное количество участников Донского побоища. В источниках приводят разные цифры в силу того, что учет воинов просто-напросто отсутствовал. Как отмечал бельгийский историк Вербрюгген, «хронисты часто указывают большие числа, чтобы создать видимость сильных армий, но эти сведения базируются на догадках, а не подсчетах». Разнообразные оценки численности русского войска озвучивают и историки. Мы же сегодня имеем реальные исследования по войсковым операциям. В частности, можно воспользоваться трудами одного из крупнейших русских военных теоретиков генерала от инфантерии Н. П. Михневича. В работе «Основы стратегии» он достаточно подробно изложил военную мысль XIX века, которую с некоторыми поправками можно применить и для эпохи Куликовской битвы.
Нас будет интересовать несколько ключевых тезисов:
«30000 человек (корпус) есть наибольшее число людей, которые могут двигаться по одной дороге»,
«корпус со всеми своими обозами вытянется по дороге почти на три перехода»,
«большинство военных писателей склонны принять на каждую версту боевого фронта 4000-5000 человек».
Это про войсковые соединения профессиональные, имеющие транспорт и коммуникации. Армия XIV века, естественно, была менее мобильна и менее управляема.
В нашем случае, по дороге Березуй – Старая Гать мы, исходя из приведенных параметров, можем отправить не более 30 тысяч воинов.
На поле Куликовом боевой фронт русских мог составлять до 2,5 верст, или около 12 тысяч бойцов. Еще до 3 тысяч могли располагаться в засадном полку (боевой фронт – менее 1 версты).
При этом, татарам из-за выше указанных препятствий пришлось применять фронтальную атаку на сосредоточенного противника. Как следствие, такой метод боя ведет к большим потерям атакующих, поэтому, когда через три часа наметилась возможность ударить в левый фланг русских, Мамай вынужден был ввести резерв. В конце концов, продавить удалось, но получил смертельный выпад русского засадного полка.
Таким образом, можно предположить, что русские выставили на поле Куликово около 15 тысяч бойцов (без оставшихся с обозом на левом берегу Дона). Эти же расчеты косвенно подтверждает и А. И. Кирпичников в своей работе «Великое Донское побоище». Рассуждая о численности русского воинства, автор на основе сопоставления погибших военачальников выводит общие потери 5000-8000 человек. Если провести параллели с погибшими князьями – 24 из 44 упомянутых в источниках, то пропорционально общие потери составили около половины дружины, что примерно соответствует приведенной оценке численности русской рати. Аналогичный размер войска Дмитрия в 15-16 тысяч человек и боевой фронт до 3 километров приводит в своих расчетах В. В. Пенской, хотя в дальнейшем и сомневается в таком раскладе на поле Куликовом.
Попытаемся выяснить, какие силы мог бросить в сражение Мамай. На первом этапе сражения в бой вступили около 11 тысяч русских воинов (остались 3 тысячи – в засадном полку и около 1 тысячи – в резерве). К моменту нанесения удара засадным полком и введением в бой резерва войско Дмитрия начало отступать, при этом, левый край фронта подверглась масштабному удару мамаевских сил. Если верить рассказам участников битвы, то после седьмого часа дня, «четыре татарина напали на него (Дмитрия), он же твердо бился с ними; оттого не мог я ему (Дмитрию) помочь, что преследовали меня три татарина». Т. е. можно предположить, что татары, бросив в бой все остатки войска, получили трехкратное превосходство на левом крыле. Русских ко времени выступления засадного полка могло остаться около 5 тысяч (11 тысяч начавших битву – около 6 тысяч выбывших к тому моменту), или по 1,5 тысячи в полках правой и левой руки, 2 тысячи – в большом полку. Тогда татар, теснивших воинов Дмитрия, могло быть около 9,5 тысяч (3 тысячи атаковавших центр русских, 2 тысячи – на правом фланге и 4,5 тысяч (трехкратное превосходство) – на левом). Потери ордынцев, наверняка, были сопоставимы и даже более русских из-за вынужденной фронтальной атаки – можно оценить до 8 тысяч. Таким образом, первоначально войско Мамая составляло около 18 тысяч человек. Видимо, поэтому Мамай и не торопился на Москву, поджидая присоединения своих союзников, хотя и утверждал, что помощь Ягайло и Олега Рязанского ему не очень-то и нужна. С другой стороны, после разгрома на поле Куликовом через пару месяцев он смог вновь собрать армию против Тохтамыша.
При этом, перед началом Куликовской битвы соотношение видимых сил можно оценить как 1:1,5 (12 тысяч русских против 18 тысяч татар), в момент атаки засадного полка и резерва разница в численности противоборствующих сторон стала незначительной – 9 тысяч русских (5 тысячи оставшихся бойцов, 3 тысячи – засадный полк, 1 тысяча – резерв) на 9,5 тысяч татар.
Итак, можно подвести итог: русские выставили на битву около 15 тысяч человек (12 тысяч – на поле и 3 тысячи - в засадном полку), Мамай бросил в сражение около 18 тысяч бойцов, фронт составил до 2,5 верст.
В целом, мое предположение укладывается в рамки аналогичных средневековых крупных сражений:
1346 год, битва при Креси, англичане – 8-12 тысяч воинов, французов – до 25 тысяч, фронт – до 2000 ярдов (почти 2 км);
1389 год, Косовская битва, сербо-боснийское войско – 16-20 тысяч, турки – 25-30 тысяч, фронт – 3 км;
1410 год, Грюнвальдская битва, тевтоны – 11 тысяч, литовско-польское войско – 16-17 тысяч, фронт – до 2,5 км.

Нельзя обойти вниманием и происхождение названия «поле Куликово». Топоним примечателен тем, что отсутствует в первоначальных древнерусских свидетельствах о битве и появляется на страницах источников в конце XV века и является результатом литературной традиции.
Народная этимология связывает термин «Куликово» с названием птицы – кулик. Известный ученый Д. С. Лихачев предложил в качестве версии происхождение от слова «кулички» - удаленное место. Специалист в области русской ономастики Е. С. Отин предполагает, что в основе лежит антропоним Кулик. Большинство исследователей склоняются к этимологии от слова «кулига» - клин земли, ровное место, расчищенный от леса участок и т. п. Однако такой вариант вызывает некоторые сомнения, поскольку «кулига» изменяется на прилагательное кулижный или кулиговатый, что влечет оборот «кулижное поле».
Характерно, что в средневековых исторических документах битва имела, как и все иные сражения, сугубо гидронимическое (или топонимическое, антропонимическое) определение, связанное с Доном или с именем Мамая. Можно согласиться с мнением  историка О. Ю. Кузнецова, что «происхождение топонима Куликово поле имеет не военно-исторический, а исключительно социально-экономический контекст», можно даже сказать, - общественно-политический. Поскольку, как было выше отмечено, термин появился в литературно-эпической традиции и не имеет отношения к реальной топонимии, то его значение должно создавать определенный образ, связанный с минувшим событием и отражающим суть произошедшего. В случае с фразой «поле Куликово» мы имеем дело с эпитетом, который выразительно подчеркивает в объекте изображения что-то такое, что присуще лишь ему одному.
Тогда можно предположить, что слово «куликово» имеет в основе два компонента – кул- и -ков. Первый элемент можно сопоставить с корнем *kul-, который находит выражение в славянских *kuliti и *kul'ati с общим значением калечить, укорачивать, (об)резать, скатывать. Вторая составляющая представлена *kovъ – злой умысел, козни, путы (оковы). Таким образом, поле Куликово, как литературный эпитет, есть поле, на котором пресечено злоумышление, разбиты оковы (разорваны путы).
В рассматриваемом контексте интересным выглядит еще один момент. В «Задонщине» наряду со словосочетанием «поле Куликово» встречаем упоминание «Калатьския рати»: «От Калатьския рати до Мамаева побоища лет 160». Здесь мы сталкиваемся со славянским *kolti, в том числе, с имперфективом на -ati (с продлением вокализма о – а) *kalati, имеющими в совокупности значение (за)колоть, убивать, рассекать. С учетом семантики, например, используемого в религиозных текстах глагола закалати (заклание жертвы), можно определить оборот Калатьская рать, как убийственная, пораженческая битва, в религиозном понимании – попущение Божье, наказание за грехи, поэтому «от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася, плачющися, чады своя поминаючи».
Очевидно, что в «Задонщине» мы видим использование традиционного литературно-эпического приема - от негативного к положительному – от унизительного поражения к славной победе, от порабощения к освобождению, от попущения Божьего к помилованию. И если в первом случае отражением является «Слово о погибели Русской земли», то славная часть выражена как раз в тексте «Сказание Софония иерея рязанца. Похвала великому князю Дмитрею Ивановичу и брату его князю Владимеру Андреевичу».
Таким образом, в современном политическом аспекте эпитет «поле Куликово» можно понимать как «поле Освобождения», «поле Независимости». Именно этот день – 8 сентября – фактически провозглашен летописцами еще в XV веке Днем независимости земли Русской.