Род Полуботков 3 продолжение

Род Полуботко 3 продолжение

Помощник начальника Черниговского жандармского управления в Стародубском уезде января 1908 г. № 114 получено 24.01.1908 дело № 3
Во исполнение предписания от 16 января № 163 доношу, что 15—16 января в городе Стародубе с разрешения Черниговского губернатора состоялся съезд наследников бывшего малороссийского гетмана Полуботко.
На этот съезд явилось около 660 человек наследников.
Но по слухам будто бы в Лондонский банк никакого вклада Полуботко не делал.
Ромистр Зайцев Подпись/»


Показателен факт, который всплыл много позднее – министерство Иностранных дел России сразу же после объявления в газете, но не поднимая излишнего шума и не информируя о том общественность, провело со своей стороны исследование названного в объявлении Рубца факта хранения Лондонским банком некоего вклада бывшего наказного гетмана Украины.
Внешнеполитическим ведомством были предприняты определенные шаги для того, чтобы ответить на запрос правительства – сколь реальны распространяющиеся слухи?
Рвение чиновников тоже можно понять – речь ведь в объявлении шла о сумме нешуточной – почти в миллиард рублей!»4
Немало способствовали подогреванию атмосферы на съезде многочисленные газетные публикации, потоком хлынувшие после приведенного уже объявления Александра Ивановича Рубца.
Например, газета «Русское слово» писала 6 января 1908 года:
«Весть эта (о наследстве) всполошила многочисленных потомков бывшего гетмана.
В местные киевские газеты чуть ли не ежедневно приходили разные лица, украинцы, русские, поляки так или иначе считавшие себя наследниками колоссального богатства.
Большинство из них люди малосостоятельные и находящиеся на службе в разных учреждениях.
Съезд «наследников», на котором предполагается делить неразысканные еще богатства, смутил их умы. Многие из них, рискуя потерять службу, собираются ехать непременно».
Оскорбительный для устроителей съезда фельетон «Лжемиллионы гетмана Полуботка» написал «дядя Гиляй», иначе говоря – Гиляровский Владимир Алексеевич.
Так или иначе, журналисты делали свое дело, упражнялись в острословии, зарабатывали на сенсационной теме повышенные гонорары, а наследники возбужденно ждали – когда же явятся им сказочные богатства их легендарного предка.
И панихида, отслуженная по Павлу Леонтьевичу Полуботку в местной церкви перед открытием съезда, воспринималась многими, как благодарственный молебен благодетелю и попечителю. Присутствующие плакали настоящими горячими слезами.
Плакал и Александр Иванович Рубец, видя, вернее, слыша, как воплощается в реальность его идея.4
Как рассказывала своим детям и внукам участвовавшая в этом мероприятии Инна Никандровна Рошевская, на съезд собралось около ста человек (хотя, судя по отчету жандармского ротмистра - около 660 человек, а в газетных отчетах об окончательном количестве наследников присутствовало число 549), имевших основания считать себя потомками гетмана, но прямых наследников по мужской линии обнаружить не удалось.
А в составленном родословном древе по женской линии не хватало
какого-то одного, но очень важного звена.
Однако у Рошевской, как и у других участников съезда, осталось ощущение, что все эти трудности вот-вот будут преодолены. Наверное, этому способствовала где-то добытая Рубцом информация о том, что наследство гетмана Полуботко пытался заполучить сначала его старый приятель Меншиков, а затем фаворит Екатерины Второй князь Потемкин.
Кроме того, присутствующим были показаны вырезки из газет 1840-х годов, в которых рассказывалось о том, что английские агенты разыскивают наследников Полуботко.
Потомки гетмана также занялись оценкой предполагаемого наследства. По их расчетам получилось, что за прошедшие годы вклад должен был увеличиться более чем в тысячу раз. И на каждого из присутствовавших, как вспоминала Рошевская, приходится астрономическая сумма — миллион фунтов стерлингов.3
«Рассуждения и споры о дальнейших шагах породили документ – программу действий из восьми пунктов. Для реализации был избран соответствующий орган – распорядительное бюро.
Членами его стали следующие лица: граф Капнист, литератор Кулябко-Корецкий и господин Козачек из Минска.
Собрание прошло под председательством Федора Андреевича Лизогуба», – заканчивает свою заметку корреспондент «Черниговского слова».4
Избран был казначей распорядительного бюро – В. Пржевальский, – в обязанности которого вменялось вести учет всем издержкам предприятия, чтобы ясна была картина – на что тратятся общественные деньги, какова их отдача.
На практическую деятельность распорядительного бюро тут же по подписке стали собирать с присутствующих взносы, минимальная сумма по решению собрания определена в десять рублей.
Именно распорядительное бюро и должно было стать, по мнению съезда, представителем общих интересов в конторе Лондонского казначейства.
То есть, – полностью воплощался главный тезис устроителя и вдохновителя съезда, Александра Ивановича Рубца – мол, одному человеку столь громоздкое по организации и затратам мероприятие не по силам. В этом смысле Стародубский съезд полностью себя оправдывал – все откликнувшиеся потенциальные наследники встретились, познакомились, объединили усилия и, что особенно важно, собрали необходимый стартовый капитал.4
Во время всей многочасовой и шумной кутерьмы, общей возбужденной беседы, Александр Иванович Рубец не выпускал из рук черную папку с бумагами, которую часто похлопывал увесистой ладонью своей, демонстрировал, как веский аргумент, когда говорил, к примеру, о наличии доказательств, свидетельствующих о вкладе, документов, подтверждающих правоту требований или само собой разумеющееся содействие чиновников английского казначейства в получении причитающихся денег.
Этот повелительный жест и, особенно, внушительная тугобокость блестящей папки с замками, действовали на съезд успокоительно, вселяли надежду.
К этой же папке с самого начала были прикованы и взгляды многочисленных соглядатаев, филеров, агентов. Да и просто досужие авантюристы не преминувшие воспользоваться случаем пронюхать поживу – сей кожаный тугобокий предмет из поля внимания своего не теряли.
Но большие, по-казацки крепкие, хоть и музыкальные руки профессора с вожделенною папкою не расставались ни на секунду…
Любителям живописи и знатокам искусств руки бывшего профессора консерватории могли показаться знакомыми: именно эти руки были увековечены в восьмидесятые годы прошлого столетия Ильей Репиным в картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».
Работая над своим историческим полотном, Репин в поисках типажей, натуры, правды фактур и цвета совершил поездку по Украине – чтобы, как подлинный реалист, пропитаться пьянящим степным воздухом, голубизной бескрайнего украинского неба, вольным духом казачества.
Судя по результату, все это удалось художнику. Тем более, что кроме этой специальной поездки Репин и так часто бывал на Украине, был лично знаком с представителями творческой интеллигенции, портреты многих оставил в своем творческом наследии.
Так вот, для написания удалого дородного казака на переднем плане справа в композиции «Запорожцев» Репину необходим был выразительный и характерный образ. Типаж долго не находился.
Один из эскизов был написан со знаменитого своими похождениями по столичному «дну» журналиста Владимира Гиляровского.
Однако для картины позировать Илья Ефимович пригласил профессора петербургской консерватории Александра Ивановича Рубца, который так задушевно пел украинские народные песни и происходил к тому же из тех самых запорожских казаков.
Очень колоритный получился персонаж: хохочущий седоусый богатырь, как воплощение основательности и силы; сразу было понятно, руки этого видавшего виды запорожского казака трубки своей походной ни за что не отдали бы и под пыткой даже самому турецкому султану или дюжине его подручных, – руки воина, крепкие, как корневища, надежные и умелые, они вполне соответствуют лику смеющегося до слез былинного богатыря – сродни утесу или же крутому днепровскому берегу…4
Съезд принял решение создать комиссию из 25 присутствовавших на съезде делегатов, для поисков наследства и нанять для этого известного адвоката Кулябко-Корецкого.
Однако первая поездка Кулябко-Корецкого в Лондон оказалась безрезультатной.
Ост-Индская компания была ликвидирована в 1858 году. И ни получить подтверждений того, что в ней находились золотые червонцы Павла Полуботко, ни узнать, куда были переданы невостребованные вклады, адвокату не удалось.
Второй поездке помешала начавшаяся Первая мировая война.
Инне Никандровне Рошевской после начала войны было не до наследства. Ее сына Бориса Шеболдаева арестовали за участие в подпольной большевистской организации. Рошевской пришлось использовать весь свой авторитет и все влияние на высокопоставленных пациентов (она была врачом, окончила Сорбонну и много лет практиковала в Ставрополе), чтобы ссылку в Сибирь Борису заменили отправкой санитаром на Закавказский фронт.
Но даже оказавшись на фронте, потомок гетмана не прекратил большевистской агитации.
От очередного ареста с плачевными последствиями его спасла лишь Февральская революция. Шеболдаева избрали заместителем председателя военно-революционного комитета Кавказской армии.
А вскоре Шеболдаев оказался в Баку, где после провозглашения Бакинской коммуны был назначен заместителем наркома по военным и морским делам.
Именно тогда он познакомился с будущим членом Политбюро Анастасом Микояном.

Их обоих арестовали после падения коммуны. И они оба каким-то чудом не попали в число 26 расстрелянных бакинских комиссаров.
Дружба двух большевиков была настолько тесна, что, работая в Ростове, Микоян и Шеболдаев жили со своими семьями в одной квартире и питались в складчину.
В двадцатые годы Шеболдаева неоднократно переводили с места на место: Кавказ, Туркестан, Поволжье и, наконец, Москва.
В 1925 году наследника гетмана назначают заместителем заведующего орграспредотделом ЦК ВКП(б) — святая святых партии, ведавшем всей расстановкой партийных кадров, а затем он становится первым секретарем Северо-Кавказского крайкома ВКП(б).
Тогда же, в 1930-е, по словам его сына Сергея, Шеболдаеву позвонил некий человек и сказал, что он может получить наследство гетмана Полуботко.
Шеболдаев ответил, что не интересуется этим, и положил трубку.3
Возможно, Петр Шеболдаев счел звонок чьей-то провокацией. Но существуют данные, говорящие, что это было не так.
Много лет спустя в печати появилась следующая история.
В 1922 году в посольство УССР в Вене (такие существовали до образования СССР) обратился некий человек, приехавший из Бразилии и назвавшийся Остапом Полуботько — прямым потомком одного из сыновей гетмана.
Он показал послу Юрию Коцюбинскому фотокопию документа о вкладе Полуботька, подлинник которого он якобы хранил в надежном месте, и предложил следующую сделку: он передает право на получение денег правительству УССР, а за передачу подлинника документа получит один процент накопившейся огромной суммы.
Как говорилось в той же публикации, на переговоры с британской стороны прибыл полковник Роберт Митчелл из «Бэнк оф Ингланд», который заявил, что сначала ему нужно удостовериться в подлинности документов. Но даже если они окажутся подлинными, это не означает, что наследство будет передано правительству Украины.
Во-первых, это правительство не признано Великобританией.
А во-вторых, сумма с накопившимися процентами слишком велика для того, чтобы говорить о ее передаче. Речь может идти лишь о какой-либо полюбовной сделке.
Возможно, звонок Борису Шеболдаеву был отголоском этой истории. Может быть, англичане, обеспокоенные появлением прямого наследника и подлинных документов, начали искать путь для проведения полюбовной сделки через самого влиятельного в СССР наследника гетмана.
Еще несколько лет спустя сестре Бориса Шеболдаева, Ольге Шеболдаевой-Широченской, во Внешторгбанке в Москве рассказали о некоей делегации англичан, которые приезжали для проведения переговоров о наследстве гетмана.
Но в подробности она постаралась не вникать: в июне 1937 года первый секретарь Курского обкома партии Шеболдаев был арестован и вскоре расстрелян.
Вслед за ним репрессировали его жену и мужа Ольги Шеболдаевой-Широченской.
Существуют утверждения, что возможные претензии СССР на наследство Полуботка были предметом переговоров с Великобританией в 1940-1980-е годы и были достигнуты соглашения о том, что СССР отказывается от этих претензий в обмен на урегулирование различных долгов СССР Великобритании.
Вновь о наследстве Шеболдаевы и Широченские вспомнили лишь во время хрущевской оттепели, когда репрессированные члены семьи были реабилитированы. Сына Шеболдаева Сергея тепло принял Анастас Микоян и позаботился о выделении ему в Москве жилья.
Правда, с Микояном, который знал о деньгах гетмана с двадцатых годов, вопрос о наследстве Сергей не обсуждал. Ему это просто не пришло в голову.
И к тому же, одним из заявлений Шеболдаевых и Широченских уже начала заниматься Инюрколлегия, которая вела дела о наследстве советских граждан за рубежом. Там их подробно обо всем расспросили и больше в Инюрколлегию никогда не вызывали.
Один из сыновей Шеболдаевой-Широченской, Петр, в разговорах с Сергеем Шеболдаевым не раз сетовал:
«Ну что же они медлят? Ведь польза от наследства была бы и нам, и стране. Ведь есть же в КГБ экономическая разведка, проверила бы быстренько все английские банки...»3
Он даже не подозревал, что КГБ уже занимается их делом. Но как!
4 мая 1960 года председатель КГБ при Совете министров СССР Александр Шелепин направил секретарю ЦК КПСС Николаю Игнатову секретную «Справку о результатах проверки фактов, изложенных в заявлении Широчинского П. П.», написанную во 2-м главном управлении КГБ — контрразведке.
Со справкой были ознакомлены и другие члены секретариата ЦК КПСС.
«Дело о наследстве украинского гетмана Полуботко возникло в Инюрколлегии Министерства финансов СССР в конце 1957 года на основании заявления гр-на Широчинского П. П. и некоторое время состояло на контроле в секретариате т. Микояна А. И.
Из материалов дела следует, что примерно в 1840-х годах гетман Полуботько в один из английских банков перевел большое наследство, которое в последующие годы наследниками не было востребовано...
О наличии наследства гетмана Шеболдаевой-Широчинской О. П. известно из следующих источников:
1. Мать Шеболдаевой-Широчинской О. П. Рошевская Инна Никандровна при жизни рассказывала дочери, что в 1909 году состоялся съезд всех родственников — наследников гетмана Полуботко, которые решили принять активные меры к розыску наследства в Англии.
С этой целью они наняли киевского адвоката Кулябко-Корецкого, который ездил в Лондон, но никакого наследства гетмана там обнаружить не мог.


 
2. Со слов заявителя Широчинского П. П., в 1937 году имел место разговор между его матерью Шеболдаевой-Широчинской О. П. и ее братом, бывшим секретарем Ростовского обкома КПСС Шеболдаевым Б. П., в котором он сообщил, что якобы из Англии получил уведомление о праве получить наследство гетмана Полуботько на сумму 1,5 млн фунтов стерлингов.
В связи с этим Шеболдаев сказал якобы, что, как партийный работник, принять наследство не может.
Вскоре Шеболдаев Б. П. был арестован и осужден к ВМН.
3. В августе 1938 года Шеболдаева-Широчинская О. П... имела разговор с сотрудницей (Внешторгбанка.— прим. Жирнова Б.), ведающей делами по Англии, которая сообщила якобы ей, что Внешторгбанк посетили англичане, которые вели переговоры о наследстве гетмана Полуботко.
Находясь под тяжелым впечатлением от арестов мужа и брата, Шеболдаева-Широчинская О. П. не стала проявлять интереса к этим переговорам...
Инюрколлегия и Валютное управление Министерства финансов СССР по заявлению Широчинского о наследстве принимали активные меры розыска.
а) Ими были подняты архивные материалы и опрошены сотрудники Внешторгбанка, чтобы получить уточняющие сведения о переговорах англичан, посетивших якобы в 1938 году Внешторгбанк.
В результате проверки данные Широчинского подтверждения не нашли.
б) Инюрколлегией была запрошена адвокатская контора в Лондоне, которая установила в Англии все банки, существующие с 1840-1850 гг., однако сведений о наследстве гетмана Полуботько получено не было.
в) Были запрошены соответствующие архивы о проверке родословной гетмана Полуботко, которые сообщили его биографические данные. Однако сведений о переводе гетманом каких-либо сумм в английские банки в архивах не имеется.
г) Для проверки заявления Широчинского П. П. в Министерство финансов вызывался двоюродный брат заявителя, инженер Шеболдаев А. Б., который заявил, что его родственники никакими данными о наследстве гетмана Полуботко не располагают, сам он в наследство не верит и считает это легендой...
В поднятом нами архивном следственном деле на Широчинского П. П. имеется протокол допроса обвиняемого Шеболдаева Б. П., из которого следует, что никакого извещения из Англии о получении наследства, как об этом указывает в заявлении Широчинский П. П., он не получал.
На допросе от 17.VIII.1937 года Шеболдаев показал, что, являясь участником троцкистской террористической организации, он в 1936 году вместе со шпионской информацией направил в английское посольство в Париже записку англичанину Рою (кто он, из дела неизвестно), в которой просил выяснить наличие наследства гетмана Полуботко в Англии, с тем чтобы в случае провала организации бежать за границу и быть там обеспеченным.
Однако Рой на эту просьбу якобы ничего не ответил.
Заявитель Широчинский П. П., 1922 года рождения, уроженец г. Ставрополя, в 1958 году перенес тяжелую форму заболевания энцефалитом, в настоящее время находится на пенсии.
Брат Широчинского П. П. Широчинский Д. П. работает лаборантом больницы имени Боткина. Состоит на учете у районного психиатра с диагнозом «шизофрения». »
Но при чем тут 1840-е годы?
Гетман умер на сто с лишним лет раньше.
Ошибкой это быть не может. Председатель КГБ Шелепин окончил самый престижный гуманитарный вуз страны — Московский институт истории, философии и литературы (ИФЛИ), причем по специальности «история».
Так ошибиться он не мог.
Значит, это сознательное введение секретарей ЦК КПСС в заблуждение?
И при чем здесь Микоян, который не проявил никакого интереса к наследству?
И, самое главное, почему разыскивать наследство гетмана Шелепин поручил контрразведке, которая по определению не могла действовать за пределами страны?
Какие выводы должны были сделать секретари ЦК КПСС после прочтения этой справки?
Родственники врагов народа (в справке КГБ нет ни слова о том, что Шеболдаев, его жена и муж его сестры были реабилитированы) и к тому же не вполне здоровые люди предъявляют претензии на наследство, которого нет в природе. Понятно, что все их последующие обращения должны были без рассмотрения списываться в архив.
Однако в справке КГБ многие факты были просто подтасованы. Фамилия заявителя была не Широчинский, а Широченский, а его брат Дмитрий работал в Боткинской больнице врачом и никогда не страдал психическими расстройствами.
 
Двоюродного брата заявителя — инженера Шеболдаева А. Б.— попросту не существовало. У Бориса Шеболдаева было три сына — Борис, Владимир и Сергей.
Владимир умер вскоре после ареста родителей, Борис погиб во время Отечественной войны, а здравствующий и ныне Сергей подписывал вместе с остальными родственниками все обращения о розыске наследства.
И ни на какие беседы в Минфин его никто не вызывал...
Довольно странным образом сотрудники КГБ проверяли сведения о переговорах Внешторгбанка и английской делегации о наследстве гетмана.
Данные о приезде англичан искали в архивах банка за 1938 год, хотя очевидно, что в августе этого года о переговорах узнала Шеболдаева-Широченская, а проходить они могли и годом, и тремя ранее.
Кроме того, в справке говорится, что архивные материалы вместе с валютным управлением Минфина изучала Инюрколлегия. А один из ее бывших руководителей рассказал, что за весь советский период существования коллегии не было ни единого случая, когда бы Внешторгбанк допустил сотрудников коллегии к своим архивам.
Заведомо безрезультатными были и описанные в справке поиски сведений о переводе гетманом Полуботко денег в английский банк в 40-х годах XIX века.
Во-первых, гетман умер в 1724 году.
А во-вторых, его деньги в 1720 году были даны в рост Ост-Индской компании в Лондоне. Так, во всяком случае, говорилось в опубликованном в 1907 году свидетельстве английского шкипера, перевозившего 200 тысяч золотых червонцев гетмана из Архангельска в Британию.
Зачем и кому был нужен этот подлог?
Ясно, что не подписавшему справку начальнику 2-го главка КГБ генералу Грибанову: на Лубянке еще слишком хорошо помнили аресты тех, кто обманывал партию.
Ветераны контрразведки говорили, что посоветовать Грибанову, как составить справку, мог только председатель КГБ Александр Шелепин.
Но зачем ему это было нужно?
Ведь любому из секретарей ЦК КПСС, прочитавших справку о наследстве гетмана, достаточно было заглянуть в энциклопедию и прочесть статью о Полуботко, чтобы понять, что КГБ что-то скрывает?
Сам Шелепин, закоренелый карьерист, никогда бы не отважился на такой риск. Попросить Шелепина об этом мог только человек, от которого зависела его карьера и который мог быстро замять дело, если бы секретари ЦК обнаружили подлог, то есть кто-то из Президиума ЦК.
По словам соратников Шелепина, в то время Шелепин активно искал поддержки у старейшего из членов партийного руководства — Анастаса Микояна.
По словам сына Бориса Шеболдаева Сергея, история о наследстве гетмана была известна Микояну очень давно — может быть, с тех пор, когда в 1920-е годы семьи Микоянов и Шеболдаевых жили в одной квартире, а может быть, с 1919 года, когда два большевика сидели вместе в бакинской тюрьме.
А в справке КГБ говорилось, что дело о наследстве гетмана «некоторое время состояло на контроле в секретариате т. Микояна А. И.».
Потребовалось немало времени, чтобы узнать, почему Микоян так интересовался наследством гетмана Полуботко. Бывшие помощники Микояна, его заместители по Министерству внешней торговли, готовы были рассказывать о нем сколь угодно долго, но мгновенно замолкали, как только речь заходила о золоте гетмана.3
В 1961 г. заместитель министра иностранных дел СССР В. Подцераб прислал на имя заместителя председателя Инюрколлегии Коробова письмо, в котором рассказал о том, что еще их коллеги из царского министерства иностранных дел в 1907 году занимались вопросом английского вклада Полуботка (как же, как же, помним интерес ведомства к объявлению Рубца в «Новом времени»), но и им с их усердием и широкой агентурой ничего выявить не удалось.
А потому, заключает товарищ заместитель министра, распространившиеся опять в последнее время слухи о якобы содержащемся в Лондоне сокровище украинского гетмана, есть слухи неправдоподобные и никакой реальной почвы под собой не имеющие.
В своей статье «Бочонок с золотом» Жирнов Е. пишет:
« Оставался единственный выход — подключить к розыску наследства гетмана советскую разведку, точнее, ее ветеранов. И здесь успех пришел неожиданно быстро.
Отставной генерал госбезопасности, имевший в прошлом самое непосредственное отношение к экономической разведке, выслушал мою просьбу, открыл записную книжку, набрал номер, некоторое время обсуждал с собеседником его и свое здоровье, благополучие супруг, а затем неожиданно строго спросил:
«А что вы мне как-то рассказывали о золоте этого гетмана? Вам не трудно будет еще раз повторить?»
Было хорошо слышно, как его опешивший собеседник начал рапортовать, что во время работы в лондонской резидентуре он слышал об этом деле следующее...
Генерал прервал его:
«Я передаю трубку одному своему хорошему знакомому, который заинтересовался этим делом. Дорогой мой, договоритесь с ним о встрече и объясните ему, где, что и как».
Пришедший ко мне полковник наотрез отказался беседовать в закрытом помещении, и мы довольно долго курсировали с ним по арбатским переулкам. Он раз десять повторил, что терпеть не может журналистов и говорит со мной только потому, что шеф приказал.
По его словам, золото гетмана никуда не исчезало.
При ликвидации Ост-Индской компании в 1858 году невостребованный счет Полуботко был передан в Bank of England, где и находился до второй мировой войны. О каких-либо переговорах относительно золота гетмана в 1930-е годы он не знал, но вполне допускал такую возможность.
Ведь проценты накапливались, и выплата таких огромных денег могла подорвать британскую экономику, а отказ от выплаты — репутацию Англии как мирового финансового центра.
Затем этим золотом оплатили военные поставки Великобритании в СССР. Договор подписал в конце 1940-х Микоян.
О золоте гетмана, как утверждал полковник, говорилось в секретном приложении к этому договору.
Но потом вопрос о наследстве гетмана возникал еще несколько раз, и окончательно урегулировал его только Шеварднадзе.
Найти договор, который, по словам сына Микояна Степана, его отец называл главным достижением своей жизни, оказалось совсем непросто: упоминания об этом советско-британском торговом соглашении несколько десятков лет назад полностью исчезли из всех советских изданий.
А содержание соглашения, договоренность о котором была достигнута во время визита в Москву британского министра торговли Гарольда Вильсона, подписанного 27 декабря 1947 года Микояном и английским послом в СССР Петерсоном, было воистину фантастическим.
Правительство Великобритании отказалось «за некоторыми лишь изъятиями от своих претензий к Советскому Союзу в связи с поставками и услугами за время второй мировой войны». По остальным советским долгам устанавливалась сверхнизкая ставка — полпроцента годовых, а для выплат как по ним, так и по ссудам, которые еще не были предоставлены, устанавливалась отсрочка погашения 15 лет.
Взамен Британия получала 750 тыс. тонн кормового зерна, но не бесплатно, а по ценам, «о которых стороны пришли к соглашению».
Секретное приложение к договору мне найти не удалось. Но факт его существования крайне неохотно подтвердил бывший сотрудник юридической службы Внешторга.
Про золото гетмана он говорить не хотел, но не стал отрицать, что в конце 1950-х англичане начали проявлять беспокойство по поводу прощенных военных долгов и настаивать на заключении нового соглашения, которое бы аннулировало все британские и советские взаимные финансовые претензии, причем как государственные, так и частных лиц.
Вполне возможно, что предложение англичан было напрямую связано с открытием дела о наследстве гетмана.
Как рассказывал мне Сергей Шеболдаев, тогда о нем была опубликована небольшая заметка в «Известиях». Перспектива судебного иска вряд ли могла оставить равнодушными британских финансистов.
О беспокойстве, вероятно, узнал Микоян и постарался устроить дело так, чтобы ни у кого не возникло вопроса, достаточно ли рачительно он распорядился деньгами Полуботко.
Тем временем англичане продолжали настаивать на ликвидации взаимных претензий. Бывший партнер Микояна по торговым переговорам Гарольд Вильсон, ставший сначала лидером лейбористской партии, а затем премьер-министром, во время визитов в СССР встречался с Микояном и, очевидно, пытался сдвинуть этот вопрос с мертвой точки.
Англичане были даже согласны простить СССР царские долги.
Но до 1967 года все оставалось по-прежнему. Вопрос о взаимных претензиях Вильсону удалось включить в совместную декларацию, подписанную во время визита Косыгина в Британию.
Это было результатом своеобразного политического торга: Косыгин убедил Вильсона взять на себя роль посредника в деле достижения мира во Вьетнаме, а Вильсон в числе прочего уговорил Косыгина подписать договор о претензиях.
Однако как только Косыгин сообщил о своем вьетнамском успехе в Москву, оттуда последовал окрик: не вмешивайся не в свое дело, внешняя политика — прерогатива партии, а не правительства!
Но декларация была подписана, и 5 января 1968 года в соответствии с ней было заключено соглашение «Об урегулировании взаимных финансовых и имущественных претензий».
Правительства договорились не предъявлять друг другу претензии ни от своего имени, ни от имени своих юридических и физических лиц. Но по настоянию СССР в соглашение было внесено временное ограничение: соглашение касалось только претензий, возникших после 1 января 1939 года.
Англичанам потребовалось еще 18 лет, чтобы заключить второй договор — о взаимном отказе от претензий, возникших до этой даты. Соответствующий документ был подписан во время визита министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе в Лондон в июле 1986 года...
Таким вот образом удавалось журналистам докопаться в деле о наследстве гетмана - правда без документального подтверждения - и до ЦК КПСС и до секретных договоров с правительством Великобритании.
Во время распада Советского Союза эта история вновь привлекла внимание общественности.
В период оживленных дебатов по поводу обретения Украиной суверенитета, на заседании Верховного Совета Украины в августе 1991 года одним из депутатов был поставлен вопрос о возвращении из английского банка огромного золотого вклада, который по праву принадлежит республике и может быть использован для подъема ее народного хозяйства.
Депутат из Ровно в своем запросе буквально процитировал сообщение канадского ежегодника «Родная нива», напечатавшего в 1976 году материал о наследстве гетмана Полуботка, выросшем, по подсчетам тех популяризаторов, до 16 триллионов фунтов стерлингов, и дающем якобы право каждому жителю возрожденной Украины на восемь килограммов золота.
Конечно же, такое сообщение не могло остаться незамеченным.
Фантастические цифры на фоне общего разорения и нищеты, подкрепленные к тому же словами о том, что гетман завещал свое и казацкого войска богатство именно Вольной Украине, то есть суверенной державе, не могли не привлечь широкого внимания, не могли не вызвать волны энтузиазма.
Каждому захотелось участвовать в разделе «национального» достояния.
В 1993 году на киностудии им. Довженко поставлен фильм «Вперед, за сокровищами гетмана» (укр. «Вперед, за скарбами гетьмана», англ. «Hunt for the Cossack Gold») в жанре бурлескной комедии. Мораль фильма — подлинное богатство Украины не в мифическом золоте, а в её народе и национальном характере.
С 2000 года во Львове выпускается водка «Золото Полуботка».
История разделила наших современников на два лагеря: одни полагают, что переправленные в Лондон бочки казацкого золота — не более чем миф, передаваемая из поколения в поколение, захватывающая, но легенда.
Другие принимают все за чистую монету... Кто прав, а кто нет? И где искать правду?
Излишне напоминать умудренному всеми предыдущими перипетиями читателю, что, по меньшей мере, наивно, на наш взгляд, было искать вкладчика по фамилии Полуботок в ведомостях банковских контор.
Эдак бы ретивый Меншиков или любой другой из посланцев, и сам мог, не дожидаясь века двадцатого, пальчиком по разграфленной странице проведя, фамилию нужную отыскав, доверенность имеющуюся в наличии скрепленную государевыми печатями предъявить и мешки с золотом к себе в карету незамедлительно переправить.
Неужели не ясно, что не мог делаться тайный вклад под реальной фамилией наказного гетмана. Эдак бы лучше просто – письмо Петру Первому написать и покаяться в сокрытии золота с указанием места и времени.
Скорее всего тут иной был задействован механизм...
Без всякого сомнения, историки английских банков знают не один пример того, как вносились крупные суммы, ценности или любой другой вклад – и между банком и вкладчиком заключалась сделка на паролевой основе, на шифре, ключ к которому мог знать только истинный владелец вклада.
И если составлялся договор между сторонами, то схема его, фиксирующая взаимоотношения вкладчика и хранителя, выглядела так: предъявителю сего банк обязуется выдать известную обеим сторонам сумму.


Рецензии