Кобры

В душе я, конечно, старовер...

- Да, милый, да! Да-да-да-да!!!
…обнимаю ее шею, прижимаю голову к своей груди… мы лежим на полу из красного дерева, устланном тонкой, в белых и голубых пятнах, шкуре, покрытой тончайшим черным витиеватым узором…
…пот ручьем, и ее губы, и мои губы, и она стонет, она кусает меня и плачет… это слезы счастья!
…я едва дышу, голова горит… я, снова только я могу дать ей все, на что способен мужчина!
…расплескав по полу свои ласки, мы наполнили мир тихими всхлипами, вдохами и выдохами, мы светимся и горим – она как бриллиант, а я как черная дыра, которой всё мало и мало, которая хочет еще и…
- …еще, любимый!..
…Надя вся блестит от крошечных капель пота – она выгнулась в дугу, а я держу ее под талией руками, сомкнутыми в замок; и она вырывается, тут же вжимаясь в меня, словно хочет, чтобы я проткнул ее своим копьем; ее длинные острые ногти рвут мою кожу, оставляя на спине глубокие кровоточащие следы; я волосами касаюсь ее лица, а она ловит губами воздух и мои пряди, облизывает языком перламутр белоснежных зубов, плотно сжимая веки до едва заметной линии…
…я слышу, как энергия напряжения внутри нее срывается с места, словно пружина, срывая крышу, стирая все на своем пути, вырываясь белоснежной волной!..
- А-а-а!!!...
…мир наполняется запахом орхидеи, и нас пронзает мощнейший удар, все вокруг исчезает, только белые круги перед глазами… дыхания нет, лишь сердце стучит, как молот, гремит в ушах, и тело бьется в сладостной агонии, умирая и возрождаясь одновременно…
Свет! Все кружится…
…я проваливаюсь, я слышу запах сена, вот лает собака, сейчас другое где и другое когда…
- …любимый!
…жарко, время сиесты…
- …еще…
Чудный сон, чудное воспоминание…
Я задремал в кресле на террасе, и мне приснился наш первый раз. Боже, как давно это было. Романтическая история, растянувшаяся почти на столетие с четвертью. А какой Наденька тогда была ласковой…

Поневоле вспоминаю нашу жизнь – долгую, наполненную радостями и печалями нашу жизнь с ней, которую не променял бы ни на какую другую. Ибо полюбить кого-либо еще сильнее чем эту женщину, невозможно.
Я благодарен Богу за то, что мы однажды нашли друг друга. Вот уже сто восемь лет Надежда – моя жена. Несмотря, что мы с ней такие разные…
Сколько было пережито, сколько ушло в прошлое! Но в одном Надя всегда оставалась неизменной.
Ее страстность всегда превалировала над ее рассудком, а плоть побеждала разум. Без любви представить ее было бы невозможно. Но любовь эта была жестокой, даже разрушительной. Разбудить зверя в этой девчонке значило пробудить вулкан, выпустить неукротимую стихию наружу. Меня спасал лишь тот факт, что я знал ее лучше, чем она сама – и всегда умел выйти из-под огня, успокоить ее, достучаться до сердца. Да уж, более, чем за столетие я изучил ее психологию сполна.
Тому же, кто был неосторожен, я не завидовал. Она действительно страшна в гневе, она не знает пощады. Все, кто переходил ей дорогу, получили сполна. Единственным, кого она берегла от других и от своей ярости, всегда был я. По этой причине, вероятно, и жив до сих пор.
А как страшны эти ее частые депрессии! В такие дни я очень боюсь за нее. Страшусь, что однажды Надя может уничтожить себя. Депрессия сводит с ума, она лишает сил, она отнимает любимых людей…
Но я борюсь за свою любимую кошечку! Странно - мы достигли таких высот в медицине, сумели обмануть старость на долгие годы, восстанавливаем человека буквально из лоскутов кожи, из стволовых клеток – а с депрессией так и не научились бороться! Я имею ввиду – нет такого лекарства, чтобы дети больше не рождались с отсутствием желания жить. Чтобы все изначально приходили в этот мир счастливыми, и нас с переменным успехом не учили всю жизнь радоваться, как сейчас…
Может быть, мы просто слишком устали?..
Человечество добровольно определило себя в тюрьму под названием частная собственность, возведя высокие стены и подведя к заборам электроток. Усталость и страх прописались в генах, укоренились там, стали неотъемлемой частью наших ДНК. Мы боимся выйти наружу. За воротами дома правят строжайшие законы для лояльных граждан и полное «внезаконие» для всех остальных. Лишь частная собственность неприкосновенна. Это главный закон, наш щит. За стенами своего имения каждый может делать что хочет, здесь каждый себе царь и судья.
Из дома, конечно, никто не хочет лишний раз высовываться. Когда технологии достигли таких высот, ты даже не успеешь понять, как тебя ограбили или заманили в ловушку. Никогда не знаешь, что тебя может ждать там, на улице.
Но деловая и светская жизнь не терпит пустоты – мы вынуждены бывать в обществе. Ведь так легко потерять статус, а значит – влияние, власть, средства. На территории государства все мы подчиняемся режиму лояльной покорности. Надо крутиться. До последнего дня – жизнь вынуждает.
Слава Богу, виртуальные презентации и балы больше в моде, чем реальные встречи – не нужно выходить из дома, достаточно просто подключить чип виртуальной реальности. Я тоже предпочитаю этот способ. Не люблю людей. Они все норовят залезть тебе в душу, наковырять побольше грязи, чтобы скомпроментировать тебя, сбить с ног, растоптать…
И нет разницы, кто перед тобой: гражданин или апатрид, бандит, старовер или попрошайка – все одинаковые. Все хотят выжить за твой счет.
Если взять по большому счету, то все мы так или иначе преступники: жизнь дает нам гораздо больше возможностей, больше свободы действий, больше искушений, чем когда-либо за всю историю человечества. Нация достигла высот в общественных науках, таких, как социология, экономика и юриспруденция; политика стала чем-то вроде танцев на тонкой проволоке, заменив собой театр – все отточено до мелочей, мы утонули в океане нюансов. Не нарушить что-либо в этом мире просто невозможно - правительство издало столько законов, что, соблюдая один, ты так или иначе преступаешь другой.
Поэтому мы, как чайки на ветру, лавируем среди жизненных перипетий, ускоряясь, летим, как на гоночном автомобиле – вперед и вперед, навстречу неизвестности – пытаясь уйти от преследования прошлого, надеясь выжить в туманном будущем…

...Недавно Надя убила одного попрошайку. Как же я за нее испугался! В полиции мы сказали, что она была напугана, подумав, что это террорист, что тот человек сам ее спровоцировал. В наше время все боятся террористов. А что – ведь их теперь пруд пруди! Хоть и террористами их уже сложно назвать – это мафия, которая работает на заказ, никакой уже идейной борьбы. Не осталось в нашем мире уже идейных борцов. Всех перебили, чтобы под ногами не путались. Давно, лет сто пятьдесят назад еще были, а теперь уже нет. Это я знаю точно.
Да и идеи нет такой, за которую можно было бы умереть. Остались идеи, за которые можно только убивать. Они и сегодня в моде.
Конечно, ее отпустили, извинились за беспокойство, не предъявив никаких обвинений. Кто же будет заступаться за попрошайку! Тем более, что я написал начальнику отделения солидные рекомендации. Есть у меня репутация для таких дел. Не я первый – все так делают!
Теперь полицейский вертолет пролетает над нашим ранчо гораздо чаще. Жить спокойнее.
А попрошайки, как известно, хуже староверов. Они всегда просят и просят, что-то им всегда от тебя нужно, им нравится клянчить, они все время выпрашивают себе на пропитание, на одежду, на психотропы. Это так мерзко!
Но… я знаю, что она убила его не из-за страха. Она мало чего боится. И не из-за оскорбления. Не из-за чего. Просто ей захотелось его убить. От этого меня бросает в дрожь. От этого хочется выть – сердечко мое, Наденька, бедная, зачем же на себя такой грех-то взяла?!

…Солнце клонится к западу, скоро уже нужно будет идти. Что-то она задерживается из города. Вообще-то уже должна была приехать час назад. Эх, опять эти ее увлечения! Эти ее «любови»…

…Вчера во сне я увидел старовера – страшного, оборванного, в каких-то лохмотьях. Сон был черно-белый. Старовер стоял посреди дороги перед моим домом и смотрел на меня. Его губы что-то шептали. Его взгляд был невыносимо строг - он смотрел на меня с укоризной, как будто я был ему что-то должен. А потом он поднял руку до уровня глаз, протянул мне и раскрыл ладонь. Среди тряпья, которым была обмотана рука, сверкнула капля крови. А потом из нее раскрылась чернота, развернулась на весь мир, и я провалился в нее.
Знаю, знаю, что значил тот сон. В молодости я пристрастился к кокаину, принимал его вовсю. Тогда это было модно. Губительная привычка едва не свела меня в могилу. Мы даже с Надей тогда разошлись, я ничего не видел, ничего, кроме желания принять очередную дозу. Тогда в один из дней, когда стоя на краю здания я узрел город в великолепном ожерелии вечерних огней, и дикое желание втянуть дорожку-другую было сильн; как никогда, я вдруг решил, что хватит. Ибо смысла в такой жизни больше не было.
Собрав остатки денег, я лег в клинику, согласившись на принудительное лечение. Врачи провели ряд манипуляций, какую-то генную инженерию, и удалив способность синтезировать какие-то там белки, они убили во мне чувствительность к наркотику.
Взглянув на себя в зеркало, я с ужасом заметил, что постарел лет на десять-пятнадцать, стал похож на старовера! Потом было восстановление и нормальная жизнь. Все это время Надя поддерживала меня, навещала, подбадривала. Она нашла для меня лучших врачей, оплатила операции…
Потом мы поженились снова и переехали в район, где жило очень много староверов. Но не выдержали и года там. Каждый день видеть вокруг себя стариков – это невыносимо! Бр-р… Ты знаешь, что им всем лет по тридцать-сорок, они моложе тебя на добрую сотню лет, но выглядят древними! Меня бросает в дрожь, страшит больше смерти сама мысль о том, как протекала раньше старость. Это медленное, мучительное разложение, сопровождаемое разрушением личности и персональной трагедией: со старостью люди теряли все, чего добивались всю свою жизнь! Наверное, старость еще хуже, чем наркомания…
И то, и другое точно не для меня. Не для нас. Конечно, мы употребляем психотропы, но только по показанию врача. И не чаще двух раз в день. В любом случае, просто, чтобы не было депрессии.
Мы уехали, чтобы не застрелиться от тоски.
Мы ехали дальше и проезжали повороты на закрытые города так называемых натуралов. Эти люди еще больше, чем наше общество отгородились от окружающего мира, они установили свои законы, законы естественного выживания, они как бы вернулись к истокам человеческой истории. Говорят, что они превосходные воины. Их устрой разделен на касты или что-то вроде того. Об этом мало что известно, а за высокими стенами из пуленепробиваемого пластика не много углядишь.
Но у входов в их резервации я видел детей. Настоящих детей, рожденных естественно от матерей, а не лабораторными роботами! Они устраивали какие-то игрища, и были настолько счастливы, что я невольно горько позавидовал им. У меня не было такого детства. И вообще не было никакого…
Конечно, жилось им тяжело, родители едва могли заработать на жизнь, но это были дети. В их глазах светилось счастье жить. Я навсегда запомнил этот блеск…

...Пять лет назад мы взяли мальчика. Она не захотела использовать мою сперму, и ей предложили по страховке улучшенную, генетически модифицированную версию. Очередного клона оплатил, конечно, я. Все прошло нормально, дефектов не обнаружили. Хорошо. Потому что она очень нервничала, говорила: не хочет, чтобы из-за нее убивали ребенка. Я тоже переживал: шутка ли – а вдруг порок сердца или что-то с мозгом – и ребеночка ведь уничтожают! Жестоко это. Хотя не спорю – закон есть закон. Такой порядок.
Надя очень изменилась тогда, нянчила его даже, меняла пеленки, строго следила за няньками. Я видел, как изменилось ее лицо. Она страдала – ведь она не могла кормить грудью! Домашний компьютер вырабатывает грудное молоко для ребенка, исходя из данных матери применительно к ребенку и его состоянию. Она смотрела на эти шланги и провода, о, я знаю, как она ненавидела его, как проклинала нашу науку. Когда необходимость в молоке отпала, она вывезла компьютер на задний двор и расстреляла вдребезги из автоматического пистолета.
За пять лет вырос мальчик. Хороший мальчик: спортивный, крепкий, здоровый. Только я его не понимаю. Он никогда ничего не читал, его обучали гипнозом. Международных языков он, например как мы, не знает - даже двух. Говорит на русском плохо, а из иностранных - только на Simply или на Microsoft English, как правильнее. И мыслит он шаблонами.
Сказать, что мы его родители… Не знаю, можно ли… Юридически – да. Но я не уверен, что он нас любит. Будь моя воля, я бы вообще запретил клонирование. Мы пытаемся вырастить идеальных граждан: сильных, здоровых, успешных, но то, что у нас получается, меня просто пугает. Мы растим роботов.
Впрочем государство это абсолютно устраивает. Роботами гораздо легче управлять. Они ведь – не диковатая, подверженная страстям, всегда чем-то недовольная толпа, а серая, безликая, послушная масса.
Именно поэтому первый клон нам ничего не стоил. Первое бесплатное клонирование в тубе гарантировано государством. Детей тоже рожают клоны. Для каждого человека с момента зачатия открывается счет и личное дело. В деле ты найдешь все, что только можно, любую информацию: страховки, премии, зарплаты, все твои провинности и прегрешения, все успехи и награды, все бонусы и штрафы – вся информация записывается в электронном виде и автоматически ежесекундно обновляется.
Каждому гражданину полагается государственная пенсия с рождения, но деньгами можно воспользоваться лишь после того, как ты уплатил налогов на сотню тысяч.
Наличные деньги – сейчас большая редкость, в основном у каждого есть кредитный лимит. Существует также страховой кредит – он как лотерея. Однажды я выиграл крупную сумму на сломанных ветряках – после урагана все мои электрические мельницы превратились в груду хлама. Мне их починили бесплатно. Вот что значит повезло! Государство заботится о нас, пока мы платим ему налоги и ведем себя лояльно.

...Вообще, конечно, жить очень хорошо. Мы обеспечены, можно сказать, богаты, у нас все есть, и государство нас защищает. Не выживают сейчас только староверы и свободные. Но мне их почти не жалко. Сами виноваты. Захотели бы – выполняли бы гражданские обязанности, и жили бы как люди, а не убегали б в резервации, чтобы существовать, как дикари!
Мы, конечно, тоже выезжаем в национальные парки, я сам очень люблю сафари – но все ведь должно быть с комфортом, безопасно, не так ли? А когда тебя в любой момент могут убить какие-то бомжи или ты можешь заразиться какой-нибудь их страшной болезнью и мучительно умирать, зная, что где-то в городах ее могут вылечить как банальный насморк – я этого не понимаю!
Еще и этот закон «О свободных людях». Чертов закон! Он основан на Конституции, на принципе равенства всех людей, на принципе, что жизнь человека превыше всего. Блеф! Чертовы бродяги могут прийти в мои леса и спят там где попало. Не часто, но случается, что они там жрут, палят костры, мусорят! Наша партия лоббирует отмену этого закона. Во всем нужен порядок, я так считаю. А виновато во всем проклятое перенаселение.
Государство борется с ним, как может. Прежде всего, конечно, контроль рождаемости. Высокий уровень цен. Достижение определенного возраста. Налоги.
Но, скажу я вам, если уж у вас есть ребенок, то о нем позаботятся как следует. В современных школах детям преподают, как сколачивать капитал, как управлять бизнесом, как организовывать труд масс. Индивидуальностей учат быть профессионалами и мастерами. Позже, когда они подрастают лет до девяти-десяти – уже обучают только конкретной специализации. С пятнадцати лет выпускают на первое, гарантированное законом рабочее место. Все работает как часовой механизм. Блага цивилизации.
Случаются, конечно, ошибки. Страшные и, к сожалению, неисправимые.
Я читал в газете, что в каком-то городе тысячу парней готовили как солдат спецназа, причем изначально приучали их не бояться смерти и крови, быть жестокими и хладнокровными, даже получать удовольствие от убийства. В результате некой невообразимой ошибки один из них был назначен судьей местного суда в один из районных центров. Пока сверху не заметили, что происходит, этот парень успел отправить за решетку на длительные сроки и вообще на тот свет около трех тысяч человек. Причем всего за два-три месяца! Казнь всегда была почему-то через гильотину. На суде он сказал, что этот метод ему нравился, потому что так делал некий Гитлер – был когда-то такой предводитель.
Все обвинения в его адрес адвокаты отлично разбили. Конечно же, не без помощи «высших сил» - кто же признает, что всего этого можно было избежать. Все да не все. И из ста двадцати двух пунктов обвинения прокурор смог доказать только два: когда этот парень отправил на гильотину одного мужчину за превышение скорости, а маленького мальчика – за то, что тот сбежал с уроков. К счастью, эти люди не погибли.
За покушение на умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами судья был приговорен к смертной казни. С ним поступили более гуманно, чем он. Сначала его сознание заблокировали и стерли все информационные потоки – грубо говоря, сделали из него бесчувственного дебила, а потом ввели яд. Говорят, он умирал с улыбкой на губах…

…Я иногда думаю, что наш мир – сумасшедший. Иначе почему так много бывает всяких безумцев-снайперов, стреляющих в кого попало, убивающих даже грудных детей, иначе почему каждую весну и каждую осень так много детей бросается под машины и из окон? Мне кажется, что это из-за недостатка любви. Мы, люди, разучились любить. Мы разучились понимать ближнего своего. Это страшно. Говорят, что во всем виновата депрессия. А я думаю, дело все в том, что мы нарушили законы природы. Мы отреклись от самого главного, и теперь расплачиваемся за это, сами не понимая, почему так страдаем. Иногда тоска звенит в ушах могильным звоном тишины, и когда этот звон застилает все другие звуки, кажется, что сейчас сойдешь с ума…

…Что-то Нади все нет и нет…

…Вот, завела себе еще одного любовника. Ну куда ей четвертый?! И моложе ее на пятьдесят лет – вдумайся, Надя! Нет, ничего ей не объяснить. Говорит: любит. Ну конечно! Видели мы таких любовей полтыщи за всю жизнь: погуляет с ним, пока не надоест, и бросит. Главное, чтобы в дом не приводила. Пусть встречается в нашей квартире в столице, пусть хоть в офисе – мне уже все равно, но только не здесь! Это место помнит наши молодые годы, наши лучшие дни. Когда она была молода, еще не так властна, не так заносчива…
Ах, милая, как же нам было здорово тогда! Какие мы были счастливые!
Ну да ладно, не хочу думать об этом. А то еще давление поднимется – а змеи это чувствуют, мать их так. С полицией вопрос уладил, все хорошо, хоть Надя об этом не знает. А зачем ей? Я ж ее люблю, стерву. И всегда оплачиваю ее счета, расходы. Хоть она и получает пенсию в два раза больше меня. Потому что, во-первых, когда работала, зарабатывала больше, как и все женщины. А во-вторых, как и все женщины, смогла лечь под кого надо и заработать нам состояние. Как женой я Надей очень доволен. Ни у кого нет такой мудрой жены. И вообще она, несмотря на все свои недостатки, прекрасная женщина. Нежная, чуткая, хотя и очень своевольная.
Одно плохо: мы никогда не имели детей. Настоящих, я имею в виду. Конечно, я могу показаться слишком романтичным, но я всегда мечтал, чтобы она могла родить ребенка. Сейчас это кажется нереальным, ни одна девочка ни за что на свете не откажется от операции – и от «вечной» молодости. Пусть рожают клоны. На то их и выращивают. Так думает общество. Но… ведь были же времена, я ведь читал: о волнении, о чуде, о таинстве рождения! Как я об этом мечтал!..

…Договор о браке заканчивается в этом году. Хоть бы она не передумала! Хоть бы осталась со мной! Я так ее люблю!
И для меня до сих пор остается загадкой, почему она меня никогда не пыталась бросить. Не знаю – неужели такая привязанность? Неужели в ней, как и во мне, за сто десять  лет осталась та, былая, невообразимая страсть? Я молюсь об этом каждый день.
А все-таки… - ей хорошо со мной. Я ведь ее на самом деле люблю. Я готов ради нее на все. Наде нравится, что ради нее я рискую жизнью. Каждый день меня может укусить кобра. Ее яд настолько силен, что убьет меня в считанные минуты. Не поможет и сыворотка – если даже тело выживет, то мозг получит необратимые повреждения. Я все это сознаю, но, тем не менее, два раза в день я иду за коброй.

…Все началось с коров. Я узнал, что есть два гена: один отвечает за жесткость мяса, другой – за мягкость. Так и у кобр. Я начал экспериментировать. Открыл лабораторию, купил ферму, потом еще несколько. Теперь мы выращиваем самых вкусных змей в регионе. Продаем их мясо в десяток элитных ресторанов. Говорят, что овощное рагу с мясом кобры с нашей фермы – любимое блюдо президента Государственной корпорации. Не знаю, все может быть. По крайней мере, государство освободило наш бизнес от некоторых обременительных налогов. Это приятно…
Я смотрю на бие. Табличка на корпусе: «Biological current Intelligent controlled Electronic robot ®». Вот, стоит рядом, ждет приказаний. С виду совсем как человек, разве что усиленные руки немного отливают металлическим блеском да радужка глаз ярко-зеленая, чтобы сразу знать, что это биоробот.
Жалко, что не могу использовать его как помощника – бие нельзя убивать ничего, что крупнее сколопендры. Экологический контроль. А кобры трехметровые и толщиной что моя шея. Да, эти змеи опасные…
Но я и не хочу, если честно. Не хочу, поэтому и не нанимаю никого для отлова своих личных домашних змей. Равно как и не заказываю свежие сердца срочным курьерским заказом с собственной фермы или готовые уже из ресторана, хотя вполне могу себе это позволить.
Причина в том, что все-таки я мужчина. И должен иногда совершать геройские поступки. Хотя бы два раза в неделю. Вот как сейчас. Снова пойду и вырву из очередной кобры еще бьющееся сердце.
Для чего? Ответ прост. Медицина вернула человечеству утраченную молодость, пытается сохранять здоровье. Но годы все равно берут свое. Когда тебе сто двадцать пять лет – ты уже не восемнадцатилетний мальчик, ты устаешь, твои желания и возможности отмирают. Молодые с виду люди ничего не хотят и уже мало что могут.
Мне кажется, что для мужчины это просто ужасно. Поэтому нужно знать секреты.
Любовь и сердце кобры – два самых главных.
Вот мой рецепт. У пойманной кобры отсекается голова, из тела сливается кровь. Когда-то, в первый раз, я был удивлен, что она тёплая - никогда не думал, что у змей тёплая кровь. Большая часть крови идет в лабораторию или в рестораны, а немного – мне. Мне помогает мой бие – держит змею, пока она еще извивается, подает контейнеры. На сто грамм водки нужно столько крови, чтобы окрасить ее в густой красный цвет. Туловище я кладу на стол, вспарываю в определённом месте брюхо – здесь очень важно правильно попасть, чтобы не пронзить сердце, - делаю разрез. И вот оно, сердце кобры. Оно размером с куриное сердечко и оно - бьётся. Оно продолжает жить. Продолжает гнать невидимую уже кровь по кровеносным сосудам кобры. Сердце вырезается и бросается в большую рюмку. Сердце в рюмке продолжает биться. Потом туда наливается водка с кровью. Нужно выпить водку и, раскусив, проглотить сердце.
Жестоко? Да. Опасно? Да! Зато Надя довольна мной – как мужем и как мужчиной. А для меня это главное. Потому что я ее люблю. Люблю и готов ради нее на все.
А вот, кстати, и она. Наконец-то приехала!