Обещание

Описание:
Я сказал своему другу, что опять подумываю о суициде, и через несколько часов он постучал в мою дверь.

Он живет за восемь миль от моего дома.

У него нет машины, он бежал под дождем.

------

      — Нет, ты представляешь? Вот он разбегается, замахивается ногой в воздухе и со всей силы бьёт прямо по мячу! Да честно! От него даже живого места не осталось! Это как же так пинать надо?

      Я уже битый час слушаю рассказ своего друга о недавно прошедшем матче, но всё-таки надеюсь, что он переведёт тему. Бессмысленная игра — этот футбол. Я его не понимаю. И как можно следить за какими-то парнями в футболках и за тем, как они гоняются за мячом? Но мой собеседник с огромным восхищением говорит об этом, что мне уже и самому начинает нравиться.

      На самом деле, Витя совсем не такой. Обычно мы говорим о чём угодно, но не об этом. Это он просто ненадолго загорелся победой своей любимой команды… Той, которую знает. Мне же остается только поддакивать.

      — Да уж, Акинфеев старался, конечно. А последний пенальти… Эй, ты вообще слушаешь? — прости, но на самом деле, нет. Я бы открыл рот, если бы нашёл в себе силы.

      — Миша? Ты там что делаешь? — ну, как тебе сказать. Ковыряю ногтем стену, думаю о самоубийстве. У тебя же всё хорошо.

      — Это не то, о чём думаю? Не валяй дурака! Попробуй только! Ты один?

      Я сижу на полу в комнате общежития. На всякий случай смотрю по сторонам. Да, я один. Сосед ушёл на какую-ту очередную вечеринку.

      — Почему ты не пошёл с ними? — сначала пугаюсь. Откуда он знает? Точно, он же мой одногруппник. В таком случае, не знать просто невозможно.

      — А ты?

      — Ты же знаешь, что я не люблю такое. Да и мне приятнее сейчас разговаривать с тобой, а не бухать где-то в грязном коридоре.

      Да, тебе приятно, а мне больно. Хорошо устроился, ничего не скажешь.

      — Так почему?

      — Мне хочется уйти… — смотрю на открытую форточку. Заткнись, заткнись, ничего не проболтай.

      — Куда?

      Молчание.

      Он начинает кричать, орать, я выдаю гениальную фразу:

      — В твоём футболе все геи.

      — Ты хочешь меня ещё больше вывести из себя? Ты чего добиваешься?

      — Скажи, ты бы продолжил со мной общаться, если бы я оказался одним из них?

      — Футболистом? Да у тебя ж зрение хреновое! Ты ничего не увидишь на поле!

      Придурок. Опять молчу.

      — А, ты про…

      Вот такой вот неожиданный каминг-аут. Здравствуйте.

      — Конечно, продолжил бы! Я же не такой гомофоб, какой есть у нас в группе. Сам знаешь… Так, что случилось?

      Вот ничего не скажу. Буду вести себя, как недоступная девушка. Пусть сам догадывается.

      Нервы на пределе. Срываюсь.

      — Я хочу покончить с собой.

      — Я так и знал. Тоже мне, удивил. Сколько раз ты хочешь этого в день? — сбрасываю трубку. Если бы он только не превращал всё в шутку и не иронизировал… Он еще несколько раз звонит с интервалом в минуту, пока не убеждается в том, что я не возьму, и сбрасывает. Пошёл к чёрту.

      Иду к форточке. Я заранее выключил звук на телефоне, чтобы никто не мешал мне собраться с последними силами. Не отвлекал, пока я попытаюсь признаться себе, что он мне нравится. Было легче, если бы я хотя бы узнал, кто в его вкусе. А он этого вообще не показывает! Ему, кажется, никто не нужен. Вообразите себе: он общается со всеми одинаково хорошо, всех поддерживает, рассказывает шутки, а сколько раз ему предлагали встречаться! Я это о девушках. О парнях мы не говорили, да и как-то с приятелем это не особо принято обсуждать. Ладно. Пусть идет куда подальше.

      Хочу испытать какие-то чувства, чтобы понять: я не мёртв. Беру иглу, длинную такую, швейную, и иду к зеркалу. Решаю проколоть себе мочку на левом ухе. Я же признался, так что уже всё равно. Да и чтобы почувствовать боль, не обязательно продевать серьгу.

      Спустя минут пять я понимаю, что боли практически нет. Так, кровь немного течет. А так всё нормально. Пускаюсь во все тяжкие: думаю повредить хрящик на правом. Почему нет? Вначале не больно, а потом — как долбанет со всей дури! Серьезно. Под конец вообще начинаются конвульсии. Приходится стоять на месте и привыкать к этой боли. Тридцать, сорок секунд. Продеваю иглу дальше, она идет очень туго. Ну, ничего, раз начал, надо закончить. В самом конце, когда весь путь уже проделан, игла протыкает последнюю преграду из клеток и вырывается наружу, а я с нетерпением жду её здесь, на воле. В зеркале теперь я, моя кровь, текущая из левой мочки, и игла, торчащая чуть выше середины ушной раковины, с обеих сторон уха. Наслаждаюсь видом. Мне стало легче.

      Вытаскивать было куда неприятнее, чем протыкать. Не повторяйте опыт в домашних условиях.

      Я решил не останавливаться на этом, и сделать себе ещё септум. Вот это вообще жесть. Парни не плачут, да? Вспомните меня в этот момент, вспомните то, что я продевал иглу в перегородку носа. Я только касаюсь ее кончиком, и меня тут же бросает в жар! Такое ощущение, что там собраны просто все нервные окончания в моем теле, и нигде их нельзя найти в большем количестве, чем здесь. Слезы скатываются одна за другой, но мне это н.р.а.в.и.т.с.я. Я не могу остановиться.

      Где-то через пятнадцать минут (мучения того стоили!) игла доходит примерно до середины. Уже не так больно, даже привычно. Я решил передохнуть, и присел на бортик в ванной, скрестив ноги. Мои руки дотрагиваются до холодного кафеля, и вначале дергаются, а потом, с наслаждением, касаются заново. Мне хорошо.

      Продолжаю свой эксперимент. Это как заново родиться: ты уже не помнишь ничего, но тебе всё так же больно. Хорошо, что я хоть догадался продезинфицировать свой «инструмент». Слезы опять начинают течь, а мне всё равно. Не так страшно. Не настолько больно.

      В какой-то момент моих долгих мучений блестящий кончик показывается снаружи. Я улыбаюсь, но только сейчас понимаю, что этого не стоило делать — жуткая, пронзающая боль появилась сразу же, как я двинул мышцами лица. Отлично! Зашибись…

      Терпения уже не хватает. Продвигаю иглу дальше и корчу лицо от агонии. Она прошла ровно на середину — теперь торчит с обеих сторон, представляя собой странное зрелище.

      Внезапно кто-то позвонил в дверь. От неожиданности я аж дернул рукой иглу и уже мысленно возненавидел этого человека. Ко мне никто не должен был прийти… Это пьяный сосед с вечеринки?

      — Кто это?

      — Я…

      Чуть не падаю в обморок. Да как он…

      — Сейчас!

      Надо же было притащиться так поздно, да ещё и тогда, когда у меня в носу непонятная хрень, как рога у быка! Пулей лечу в ванную, на ходу пытаясь вытащить её из себя.

      — Открывай! Ты что застрял-то? — да не торопи ты меня! Хочешь без носа оставить? Я его сейчас весь оторву!

      Ненавижу, когда торопят: у меня буквально всё валится из рук. Достаю эту проклятую иглу и оставляю её на раковине. С облегчением открываю дверь.

      — Что?

      Мой однокурсник вытаращился на меня так, будто никогда до этого не видел, а я украл его самую дорогую вещь.

      Он даже не раздевается, замахивается на меня и бьёт со всей силы по лицу. За что, блять?

      — Ты что с собой сделал? — ищу какую-нибудь опору, и, не найдя её, падаю прямо на колени.

      Только сейчас понимаю, что он имел в виду. Я случайно провел рукой по лицу, и на ладони остался огромный след крови. Теперь кожа блестит болезненно-красным цветом в тусклом свете дешевой лампочки.

      — Ты больной? Ты что-то употреблял? Говори! — он толкает меня на пол так, что я откидываюсь на спину, а сам садится на мой пах.

      — Не-е-ет, ничего! Отстань!

      — Ты неадекватный! В чем твоя проблема? Ты хочешь уйти?

      — Да, мне ничего не остаётся…

      Он ударяет еще раз, теперь сильнее.

      — Ты знаешь, почему я не могу с кем-то встречаться?

      — Понятия не имею. О чём ты? — к чему весь этот разговор вообще? Мне слишком плохо, чтобы думать.

      — Подумай. Я живу в восьми милях от твоего дома, у меня нет машины, и сейчас идёт дождь. Я бежал к тебе, чтобы ты не причинял себе боль. Я ушёл бы за тобой.

      — Ч-что? — приподнимаюсь, потому что не верю собственным ушам.

      — Ага, ты правильно понял. А теперь пообещай, что никогда не сделаешь себе пирсинг…

      — Поздно же…

      — До свадьбы заживёт, — и он лукаво улыбается.

      Я тянусь к нему, чтобы обнять. Просто потому что так могу сказать: «Спасибо». Он пахнет дождём. Не какими-то дерьмовыми женскими духами. Это так… потрясающе.

      Тут я решаю совершить самый глупый поступок. Я нахожу губами его шею и всасываю приятную на вкус кожу. Она даже на вкус, как дождь! Это заставляет сойти с ума окончательно, а мой приятель и не сопротивляется. Он наклоняет шею ещё больше в мою сторону, навстречу моим губам.

      Через некоторое время я говорю, надеясь, что не в пустоту:

      — Никогда бы не подумал, что буду делать засос своему одногруппнику.

      — Мы теперь не просто одногруппники…

      Я смотрю в его сторону. Я не мог даже предположить, что мои чувства окажутся взаимными.

      Я не мог даже представить, что чужие губы на шее будут чувствоваться настолько великолепно.

      Потом я, конечно, пошёл в ванную и продезинфицировал ранки, чтобы они не кровоточили. А ему я дал честное слово, что никогда не сделаю настоящий пирсинг.