Эпистила нон эрабесцит

Эпистила нон эрабесцит

Однажды мой внутренний голос развалился в мягком кресле и ехидно сказал: «В твоих жилах течёт кровь великого прозаика земли русской, иди и пиши малые литературные формы»; «Хорошо, не большие», - подумал я и послушно пошёл писать. По дороге мне попалась Евгения Сапелкина, знаменитый скульптор и талантливый педагог:
- У тебя взгляд художника,- сразу заметила она, мечтательно взглянув на небо, - тебе нужно писать картины,- продолжая любоваться облаками, добавила Евгения.
Я уже было согласился, но внутренний голос больно ткнул меня в бок, напомнив о моём предназначении свыше.
- Я писатель, - робко признался я.
- Это очень хорошо. Тогда приходи в нашу студию к четырём часам - нужно для декораций нарубить ёлочных веток, - насчитав на небе 39 голубей, наконец посмотрела на меня мадам Сапелкина, - да, и напиши рассказ про художника Иванова, как раз сегодня у него выставка, я думаю, он будет очень рад.
Сказано-сделано. Я пришёл и неумело орудуя острым, как лезвие, топором, отрубил себе по локоть руку. «Левая рука - неоправданная роскошь для писателя, - словно утешая меня, заявил мой внутренний голос, - давай уже садись и пиши рассказ, дровосек тоже мне нашёлся». Я наспех перевязал белоснежным вафельным полотенцем руку, из которой фонтаном била ярко-алая кровь и, как ни в чём не бывало, уселся за большой письменный стол. В голове было светло и необычайно пусто. «Вот те раз, - подумал я, - если и дальше так пойдёт, то художник Иванов не будет очень рад».
          Этого никак нельзя было допустить. Я почтительно обратился к внутреннему голосу за советом, но он почему-то предательски отмалчивался. Если молчит внутренний голос, всегда можно обратиться к внешнему. Так я и поступил.
- Гриша, тут такое дело, мне небольшой рассказик нужно написать про известного питерского художника Иванова, помоги, будь другом.
Григорий был настоящим другом и с радостью согласился мне помочь, несмотря на то, что минувшей ночью перенёс тяжелейший в своей жизни корпоратив. Он жадно отхлебнул из большой кружки холодного пива и строго скомандовал:
- Бери бумагу и ручку!
Сразу было видно, этот человек по части сочинительства рассказов «съел собаку», я слепо выполнил все его инструкции. Зазвонил телефон: «Да, дорогая! Почему опохмеляюсь? Я уже в магазине, купил картошечки, колбаски и солёных огурчиков, сейчас красных перчиков куплю и пулей домой, «р-р-р», какая ты сегодня строгая, мой маленький тигрёнок». Григорий сдержал слово и, забыв про пиво, вылетел пулей прямиком в «клетку», которая, как я полагаю, захлопнется теперь уже надолго. Не так и плохо - с его помощью в моих руках оказались орудия труда писателя, а это уже, как-никак, полдела.
           Мой внутренний голос упорно продолжал молчать, и я, исключительно для разнообразия, решил обратиться за помощью к женскому полу. Взял телефон и позвонил:
- Света, привет! Чего делаешь?
- Борщ варю, - приветливо отозвался женский голос в трубке.
- Выходи, я тебя кофе с пышками угощу.
Света вышла.
- Только извини, я не накрашенная,- сказала Светлана, аппетитно откусывая большой кусок пышки родными белоснежными зубами.
Ничего страшного, я потерплю. Понимаешь, мне рассказ нужно написать про известного пейзажиста Иванова, а чего писать, ума не приложу, помоги, будь человеком.
Света была человеком, она сделала большой глоток горячего кофе и сказала:
- Пейзаж - дело житейское. Мы с мужем диван новый заказали с антивандальным покрытием. Старый к чёрту выкинули, а новый не везут и не везут. Пошла вчера в магазин и говорю: «Драку заказывали?» Короче, сказали, завтра после обеда будет.
Судорога нежно тронула моё горло.
- Светочка! - жалобно взмолился я. - Какое это имеет отношение к моей просьбе? Где патриарх российской живописи Иванов, а где диван с антивандальным покрытием.
- Да очень даже прямое! Нужно попросить хорошенько кого следует, тебе вмиг и напишут - это называется «литературный негр». Я сейчас в Доме культуры на кассе работаю, ко мне вся городская интеллигенция в очередь выстраивается, сплошные «негры», я тебе мигом всё устрою.
И тут Света предалась тёплым воспоминаниям:
- Сижу я такая нарядная в кассе, в ушах - серьги, на пальцах - кольца, на шее бусы коралловые болтаются, смотрю, мужик возле окошка топчется: «Мне, - говорит, - один билет на автобус, пожалуйста». Я под стол так и рухнула и ногами об пол стучу, потому что голос от смеха уже надорвала. А другой как придет и начнёт рассуждать: «Соберём мы зал сегодня или нет? Я, - говорит, - думаю, соберём - сезон театральный сейчас высокий». А у него рассеянное косоглазие: он когда нервничает - один глаз в сторону «уезжает». Ну, думаю, творческая личность - режиссёр не меньше; оказался нашим гардеробщиком.
Я закрыл глаза: над моей головой летали зеленые диваны; со свистом подкатил желтый рейсовый автобус, из которого высыпала толпа людей и выстроилась в очередь к гардеробу, где известный художник Иванов по номеркам выдавал свои картины, тоскливо висевшие на вешалках. Подошёл мальчик пяти лет и просмотрев большими голубыми глазами в дико блуждающие глаза известного гардеробщика Иванова, честно признался, что потерял номерок и попросил выдать по приметам самую дорогую картину с изображением обнаженной женщины. Разумеется, несовершеннолетнему мальчику в этом было тут же отказано, а данная картина досталась нервно потеющему в очереди лысоватому мужчине, который оказался известным режиссёром.
Я открыл глаза: на больших розовых щеках Светланы изящно блестела сахарная пудра, я почтительно поцеловал ручку любительницы мучных изделий и человека, близко сидящего к искусству, и решительно отказавшись от помощи «литературных негров», молча удалился. Буду лучше писать сам. 
     Меня неожиданно охватила бурная экспрессия, в порыве которой я разбежался и больно ударился головой о стену, в надежде разбудить внутренний голос, но даже после этой выходки, он продолжал оставаться равнодушным к моим творческим исканиям. «Ну ладно, - задумчиво потер я большую шишку на лбу, - вся надежда на амбициозного поэта Клюквина».
- Саня,- положив свою единственную руку ему на плечо, уважительно обратился я к великому поэту, - спасай, погибаю, хэлп, протяни руку поэтической помощи собрату по перу - через сорок минут позарез как нужен рассказ про петербургского гардеробщика, тьфу ты, художника Иванова, можно даже в стихах, пятистопным ямбом, горю, понимаешь, ярко-синим пламенем.
Саша взял карандаш и больно упёрся им в переносицу, так, что осталась маленькая ярко-лиловая точка:
- Делай как я: пиши на латыни - официальный язык Мальтийского ордена и Ватикана - что угодно, сказанное на латыни, звучит как мудрость! Образованные люди тебя поймут и даже если напишешь из рук вон плохо - только улыбнутся.
Он поднял высоко вверх указательный палец правой руки и торжественно сказал: «Epistula non erabescit (Эпистила нон эрабесцит) - бумага всё стерпит!»
      И холодная декабрьская луна сквозь большие панорамные окна смотрела, как я с выражением читаю рассказ про великого художника Иванова на латинском языке; на лицах благодарной публики блаженно сияли улыбки.