Глава 25

Дорогой парфюм, гордая осанка, особый лоск во всем облике.
Под красным дизайнерским пальто безупречное зеленое платье из шифона.
Каблуки, браслеты, сверкающее ожерелье. Рыжие как медь волосы уложены в блестящие крупные локоны. Пронизывающий стальной блеск голубых глаз. Превосходная пластика лица.
На мгновение могло показаться, что эта леди просто ошиблась адресом, либо в офисе должна состояться тайная встреча финансовых воротил. Либо это теле-звезда, и здесь снимают шоу.
Но это всего лишь еще одна пациентка.
Хрипловатый голос, низкий тембр... Диана заметила, что у влиятельных женщин всегда этот низкий тембр, по крайней мере других вариантов она не встречала.
Этой леди уже пятьдесят, но об этом никто не догадается. Невероятный магнетизм, на нее хочется смотреть еще и еще. Наверняка на фотографиях она выглядит как молодая девушка.
И все же в движении зрелость едва уловимо, но угадывается: жесты неспешные, до того скупые, словно она бережет энергию, которая на них затрачивается. При этом выражение ее лица остается строгим, той строгостью, что всегда появляется с течением времени. И глаза – узревшие жизнь глаза! – непременно выдают возраст, сколь бы молодо не выглядело тело.
 Богатство – это свобода, но свобода от чего? Какая немыслимая скука запечатлелась на лице этой женщины. Усталость. Опустошенность. Страшно, если жизнь приносит такую скуку.
Дорогая красивая чаша, которой принято любоваться, но только не наполнять...
Диана периодически консультировала детей из очень богатых семей. Для кого-то из них в двадцать пять жизнь уже окончена. Это погрязшие в депрессии люди в затасканных джинсах, напоминающие с виду бомжей, с хронической апатией ко всему, что происходит вокруг, перепробовавшие все виды плотских развлечений и наркотиков, какие способна предложить современность. Дошедшие до нуля, но упавшие еще ниже.
Словно не они питались роскошью много лет, а роскошь выпивала их до последнего глотка. И теперь это опустошенные сосуды, утратившее все содержимое, у которых к тому же  разбито дно. Попробуй наполни их...
Все мы сосуды, размышляла не раз Диана. Сосуды в странном оркестре, который исполняет жизнь. У каждого свое наполнение внутри, с отдельной нотой, вибрацией, создающей неповторимый звук. Но не всегда приносимую радость и восторг.
Женщина конечно опоздала. Встреча была назначена на десять часов утра, но она приехала почти в одиннадцать.
Конечно она не извинилась. Хотя Диана посмотрела при ней на часы, и к этому обязывало приличие.
Что ж, для начала важно наладить контакт, заключила про себя психолог, перевоспитанием, если что, займемся позже.
– Римма, – коротко представилась женщина, остановив изучающий взгляд на лице Дианы.
Диана предложила ей располагаться в кресле или на диване – где ей будет удобно. Римма, небрежно сбросившая дорогое пальто едва ли не на пол, успела оглядеть интерьер студии и даже проронила комплимент: «У вас здесь мило». Затем, сверкнув камнями на перстнях, подала Диане небольшой бумажный пакетик.
– Это самое лучшее итальянское кофе, что я знаю. Другого я просто не пью. На случай, если вы захотите предложить мне чашечку. Вам, я уверена, он тоже придется по вкусу.
Диана взяла пакетик, улыбнулась, и отнесла его к кухонному уголку.
Ее не удивляли эти манеры. Нечто подобное она ожидала, поэтому мало что могло показаться ей странным. Не было необходимости обсуждать это с профессором Кащенко, все и так ясно. Работать с такими людьми сложно, но это необходимо.
Как и договаривались, они совершили этот докторский обмен. Теперь Диана оставалась спокойна за Дашу-Яну, девушка уже находилась в клинике, она пройдет повторный медицинский осмотр и ей помогут как можно легче и быстрее вернуться в жизнь.
Ее новая пациентка конечно же клиническому лечению не подлежит, и если в этом не возникнет необходимости в дальнейшем, они просто обойдутся консультированием.
Римма оставила сумочку и перчатки на диване, а сама расположилась в кресле, догадавшись, что психолог сядет напротив. Их разделяло пространство в полутора метра, куда вписался край стеклянного столика – условная дистанция для первой встречи.
– Если хотите, я могу приготовить кофе, – предложила Диана. – Но если вы готовы, можем приступать.
Женщина кивнула и сделала короткий жест, призывая Диану начинать.
При этом она выглядела сконцентрированной и собранной, как на интервью. Осанка сохранена, нога закинута на ногу, руки изящно сложены: правый локоть небрежно откинут на ручку кресла, левая рука мирно покоится на бедре. Шея вытянута и подбородок чуть приподнят. Прямой взгляд призван внимать и анализировать, и точно так же – требует внимания к себе.
Диана села напротив, положила рядом на столик большой блокнот для записей, но не стала его открывать. И все же это не интервью. Даже если ее пациентка пока не понимала разницы.
Представившись еще раз, Диана сделала небольшое резюме по своей деятельности. Женщина должна понимать, что перед ней действительно профессионал.
– Мне показалось, вы немного молоды для этой профессии, – заметила Римма. – Без рекомендации я бы к вам не пришла.
Диана улыбнулась и задала свой первый вопрос:
– Римма, что послужило поводом искать психолога?
Женщина задумалась, ее взгляд скользнул в сторону, устремившись сквозь пространство, словно ответ скрывался где-то там: за ролетой на окне, например, или за спинкой кресла. Затем протяжно вздохнула и мгновение спустя призналась:
– Мне трудно это постичь. Вряд ли я верю, что это что-то изменит. Но попробовать стоило. Я не из тех особ, что чуть что бегут к пастырю, гуру или психотерапевту. Но я запуталась. Вот что я отвечу на ваш вопрос... Мне нужна чья-то разумная, основанная на опыте и доводах, подсказка. Хотя я очень сомневаюсь, что кто-то способен дать мне совет, каков бы ни был вопрос... Когда твой жизненный опыт так огромен, что уже граничит с чем-то запредельным, и даже он ничем не может тебе помочь, чего ожидать от других?
Диана понимающе кивнула:
– Но именно так, как правило, и происходит. Когда заканчиваются ожидания, приходит пора забыть весь свой опыт, и начать учиться новому.
– Вы философ, – без энтузиазма заметила Римма.
– Порой без философии трудно смотреть на некоторые вещи, теряется нить, из которой ткутся идеалы. Появляется вероятность стать эмоциональным паралитиком, либо наоборот, эмоции сокрушают. Это мое наблюдение. У вас, разумеется, есть собственные наблюдения. Я не призываю вас мыслить философски.
Римма пожала плечами:
– Кто знает, может и зря, – проронила она, все так же изучая пространство.
– Вы жили в Италии? – спросила Диана.
– Где я только не жила, – заметила женщина пространно. – В Италии, Франции, Германии, Америке, Канаде, Японии... Нет наверное островов, где бы я не побывала... Психологов я посещала дважды: на Крите, и в Лондоне. На Крите, потому что мне показалось, будто срочно в том нуждаюсь. Но мне не понравилось это общение. Поэтому я решила, что в другом месте мне понравится больше, эта идея настигла меня в Лондоне. Но и в том случае меня ждало разочарование. Уже когда я приехала сюда, решила дать этой профессии последний, третий, шанс, – она усмехнулась. – И обратилась к профессору. Странно, но он не захотел заниматься мной. За те деньги, что я ему готова предложить, он мог бы найти время. Третий шанс, считай, провалился. Я не планировала идти к вам. Но в последнюю минуту передумала. Кто знает, почему. Может просто надоело топтаться на месте, а может стало интересно.
– Вы правильно сделали, что пришли, – сказала Диана. – И если я вам по какой-то причине не подойду, вы вправе искать другого психолога. Это практикуется, и это нормально. Пусть вас  это не разочаровывает. Не останавливайтесь, пока не найдете подходящего специалиста. Что до профессора, психиатрия заботит его больше, чем деньги, поймите его, он посвятил этому жизнь.
– Чтож, надеюсь, он рекомендовал мне вас с той же профессиональной позиции, – кивнула  женщина.
– Римма, – предложила Диана, – давайте забудем о профессорах, о философии, давайте просто поговорим. Я знаю, что вы слышали этот вопрос от других психологов, но все же, расскажите, что вас тревожит. Начните с чего-угодно. С любого конца, с любого начала, если хотите, начните с середины. Скажите прямо, где болит.
– Я не знаю, – ответила женщина. – Вы думаете, знай я это, то сидела бы здесь?
– Я думаю, у вас есть серьезный повод находиться здесь. Озвучьте его, если можете.
– Нет, мне не нужны ваши анализы, они меня не интересуют, – женщина резко мотнула головой. – Я знаю, что могу признаться вам в чем угодно, и этого никто не узнает. Поэтому мне  нужны ваши уши, милая. Я собираюсь насиловать их до полного изнеможения, долго и настойчиво. Что вы на это скажете?
Диана подумала несколько секунд.
– Римма, когда вы шли сюда, вы должны были понимать, что идете к врачу. Признаете вы это или нет, но составление анализов входит в мою обязанность. И время от времени вам придется их слышать. Но что я вам точно гарантирую, говорить в основном будете вы.
– Спасибо за прямоту, – сказала Римма. – Очень ценное качество. Кажется, вы и правда хорошо знаете свое дело. Сколько у нас времени?
– Сегодня – час. Если понадобится – два.
– На тот случай, если я все же продержусь здесь час, а то и два, – предположила женщина, – обещайте, что не станете меня прерывать.
– Хорошо, – кивнула Диана.
– Я доплачу вам за любое время... Или вы как ваш профессор?
Диана не ответила, но ее улыбка говорила сама за себя.
– Что ж, ясно, – вздохнула Римма. – Посмотрим. Хотя мне не понятно, почему люди отказываются от денег. Ведь это же...
Она какое-то время сидела молча, раздумывая. Диана отметила для себя, что сеанс таким образом начался.
Наконец женщина снова заговорила, очевидно, поймав мысль, на которой остановилась:
– А вот вы скажите, Диана, вы знаете, почему в действительности люди так гонятся за богатством? Вы - психолог, возможно догадываетесь... А я поняла лишь недавно... Мне понадобилось просто поскользнуться. Представьте себе. На самой обычной ступеньке в аэропорту, которой плевать, богат ты или беден, когда разбиваешь об нее коленку – да так, что приходится брать на скобы.
Женщина откинула край платья, прикрывающее колено.
– Так не видно, через колготки, но, поверьте, он здесь, этот жуткий шрам, я постоянно чувствую его присутствие... И хоть пластический хирург уверяет меня, что следа почти не видно, а после лазера и вовсе ничего не останется... Мне кажется я всегда буду чувствовать его здесь...
Это случилось примерно полгода назад. Как раз в тот момент меня осенило сходить к психологу в Лондоне... Но, как вы уже знаете, безрезультатно. Я показывала ему еще свежий на тот момент шрам, и это было так глупо. Белесый сорокалетний импотент только сдвинул очки, скосил свои бесцветные глазки и ничего не сказал. Я прекрасно понимаю роль психолога, мне не нужны были его фальшивые сожаления и цоканье языком. Я исключительно владею английским... Но в тот момент мне почему-то трудно было формулировать речь, как заклинило... Мне не хотелось выговариваться в этого неподвижного гуся, который, казалось, спит с открытыми глазами... Я не понимала, что я делаю там, в его монохромном кабинете, отбеленном, как сама хлорка, таком холодном и пустом, как и его взгляд... Мне захотелось сюда, на землю, где я родилась... Я сама этого еще не осознала. Однако я здесь... А та проклятая ступенька... Она запала в душу так, что наверное вечно будет сниться...
Римма чуть откинулась назад, расслабив плечи и посмотрела в потолок. Лицо ее выражало недоумение вперемежку с раздражением.
– Было не столько боли, как злости! Как осмелилась эта ступенька... разбивать колени мне?!! Какой-то Люсе уборщице – ладно... но не мне! И тут до меня дошло страшное... Поверьте, Диана, самое страшное за всю мою жизнь!.. Я чуть не свихнулась от этого понимания, хотя не удивлюсь, если все таки свихнулась... Люди стремятся к богатству, чтобы стать бессмертными! Да, да, это именно так! И чем больше денег... Все время кажется, что их нужно еще больше, еще больше... Вот ты уже и миллионер, но этого недостаточно. Тебя должны обслуживать не люди, а ангелы. Знать твои мысли и капризы еще за секунду до того, как ты подумал. Ты захотел кофе, а оно уже на столе. Не слишком горячее, но не остывшее. И ты им не обожжешься, оно не прольется на одежду. А эта капелька на столе знаете как нервирует? – женщина мрачно усмехнулась. – С каждым годом требуешь все лучшую обслугу, все дороже машины, дома, мебель. Одежда для бессмертного, для Бога, должна быть самой лучшей... Как хорошо играют в эту игру ведущие дизайнеры, продавая богатым всю ту же сентетику, что и бедным.... Тебя обслуживает каждый день толпа народа: стилисты, визажисты, доктора и любовники... Но твой грим все равно потечет в конце дня, лак на ногтях так или иначе потрескается, одежде повезет, если ты оденешь ее хоть раз... Здоровье с годами все равно не крепнет, любовники напоминают механических кукол... И самая лучшая армия слуг все равно ошибется, сделает не то, что тебе нужно.. они всего лишь люди! Пляжи с солнцем, убивающим твою кожу... пляжи без солнца, сырые и промозглые, навевающие тоску... Тонна химии, которую в тебя втирают и впрыскивают... Чем больше золота вокруг, тем больше его должно быть внутри!.. Ты сама уже из золота!.. А потом ты падаешь и разбиваешь коленку... И понимаешь, что всю жизнь тебе казалось, что просто нужно еще больше денег... И вот тогда, вот уже наконец...
Она несколько минут молчала, созерцая хрустальную поверхность журнального столика, на краю которого расплывалось длинное солнечное пятно. Могло показаться, что она видит там хронику кинолент о собственной жизни, воскрешая в памяти позабытые детали.
– Как я ненавидела всех этих людей, – призналась женщина дрожащим голосом, – что вырывают какую-нибудь горящую путевку, или выигрывают лотерею, чтобы на один день попасть на остров, или куда-то на экскурсию, которая простому человеку и не снилась. И вот они уже визжат от восторга, как недорезанные поросята... – Она тревожно взглянула на психолога. – Грязь – вот чем они являлись для меня, эти люди... Только чуточку соприкоснулись с моей жизнью – и уже визжат! Да уж, большего им и не светит, лучшего момента уже не будет... Поэтому визжат. В гадкой гостинице, с гадким кофе... – Она усмехнулась. – Что ж, свое кофе я тоже часто называю гадким! Я всегда презирала людей, это правда... Носятся со своими радостями, как слепые... Чему радоваться? У них же ничего нет... Ничего! А у меня самые люксовые номера. Я была повсюду. Я покорила этот мир! Я могу купить что угодно! Я даже купила дом на острове... в котором была только один раз...
Казалось, собственные откровения поражали ее.
– Но знаете что? – Римма сардонически усмехнулась. – В люксовых номерах тоже всегда есть к чему прикопаться. Сквозит. Не нравится запах белья. Белье не должно пахнуть вообще ничем, к чему мне их ароматы цветов и океанского бриза?.. Слишком долго доставляют завтрак. Горничные раздражают, копошатся... Значит, нужно еще больше денег. Еще лучшие апартаменты. Лучшие на острове, на всем континенте! Все, что можно купить за деньги! И главное, подальше, подальше от этих ущербных, визжащщих от восторга блох... – Она резко запнулась и замолчала, преодолевая вспышку гнева.
– А потом ты падаешь на эту чертову ступеньку в аэропорту... Кровь хлещет так, что никакие медики не могут ее остановить. И эта боль!... И эти шрамы... их залечивать теперь долго, и ты это понимаешь... А все твои миллионы... Если завтра ты снова упадешь и в этот раз вместо коленки свернешь шею...
Она прикрыла глаза и какое-то время снова молчала.
– Мне уже немало лет... – продолжила она затем. – Половину жизни я потратила на приобретение богатства, и попытки получить то, для чего оно мне нужно было... Но у меня этого нет... Я по-прежнему уязвима... Удовольствия меркнут очень быстро, гаснут, как новогодние свечи, когда наступает рассвет нового дня – холодного, сурового дня, в котором больше нет ни намека на праздник... Я думала, с деньгами праздник остается навсегда... Это же миллион возможностей! Но все не так, все не так, как ждалось, хотелось и мечталось. Все не так... И никогда ты не узнаешь, как это – бежать с голой задницей по пляжу, со щенячей радостью, визжать поросячим визгом от восторга... Что в том такого – шлепать босыми ногами по накатывающим на берег волнам?.. Жить в палатке, путешествовать с рюкзаком. И знать, что у тебя ничего нет за душой... ничего... Вот кто бессмертен, скажу я вам! И да, похоже, я сошла с ума... Но что мне терять? Так много лет я потратила на ожидание чуда. А чудо случилось в аэропорту, залило моей кровью пол, по которому ходят смертные... И вот я не знаю, как вам объяснить, Диана, что я делаю здесь... Не в вашем кабинете, именно это - просто. – Она трагично улыбнулась. – Я не понимаю, зачем я вообще здесь... Кто я, Диана?
Диана слушала, не перебивая. Вопрос не требовал ответа.
– Мне кажется, что я забыла, как ходить, говорить, дышать... – снова заговорила Римма. – Я словно только что вышла из комы, в которой пробыла больше тридцати лет... Я ничего не знаю об окружающем мире. Я не училась жить в нем, я училась грамотно вкладывать деньги. Понимаете... Деньги требуют большого ума, мастерства и таланта... Мужья-миллионеры – это только старт, за этим нужно еще и самой хорошо соображать, учиться у них, много учиться... Учиться быть Богом! Быть над всем этим... Я даже не могу теперь вспомнить, о чем еще я когда-либо думала, кроме денег. Чему еще училась, к чему еще стремилась? У меня смутное чувство, что я никогда не была маленькой девочкой, не бегала по двору, не сбивала ноги о брусчатку. Ведь так должно было быть... Ведь я же имела какое-то представления про счастье, красоту, любовь... Еще про что-то. А сейчас... Я значу только денежный эквивалент, не только для себя, но и для остального мира... Денежный мешок... Я все равно умру, мои деньги достанутся моему сыну, еще какой-то родне, которой все равно, кто я, – главное, чтобы до того как окочурилась, не забыла вписать их имена в завещание... Я определенно сошла с ума... Мне хотелось пойти на улицу и всем говорить, чтобы они не меняли свою щенячью радость от безделушки на обладание несметным состоянием, равному нулю. Чтобы перестали мечтать о богатстве. Чтобы молоденькие девочки не продавались... Чтобы мужчины любили своих женщин, как только могут, но не стремились их купить... Купить, купить... –  простонала она. – Нет... ты ничего не можешь купить – вот какой итог! С каким бы азартом ты ни погружался в игру, чтобы доказать обратное, итог все равно один... Ты не становишься Богом! А золото наполняет душу металлическим холодом, а не солнечным теплом... Запишите все это, Диана, запишите непременно. Быть может, вам больше никто такого не скажет... Это страшно признавать. Особенно вслух. Поверьте, очень-очень страшно...
Она задумалась на миг, но вдруг с изумлением воскликнула:
– Я двадцать семь лет не была на родине! И вряд ли планировала когда-нибудь возвращаться. Люди, что стараются забыть свое нищенское детство, редко ностальгируют по родине. Но когда на тебя накатывает с такой силой... даже не знаю, каким словом описать это состояние... Ужас? Истерика?.. Честное слово, не знаю. Когда хочется вернуться на улицы детства, в те места, понимаете, в те моменты, где ты приняла некогда решение непременно покинуть бедный дом и сделать все возможное для богатства и счастья... Как будто я смогу увидеть себя здесь, стоящую посреди запыленного двора... Увидеть и спросить, о том ли я мечтала в те годы? Того ли хотела, что имею сейчас?.. Если богатство должно было явить счастье, то почему этого не случилось? А может, окажется, что я ошиблась? Может, просто не то желание загадала, когда смотрела на падающую звезду?.. Нет, не спрашивайте меня про детство, дорогая. Я не хочу анализов. Нет! Поздно. Понимаете, почему я их не хочу? Они не помогут. Вы наверняка уже догадались, что я не терплю шаблонов. Я здесь, в этом кабинете, просто, чтобы говорить. Быть может, плакать – горько, безутешно и долго... Мне нужна ваша добрая улыбка, понимающий взгляд... Вот как сейчас, как в эти минуты... Да, это именно то, что нужно... Вы определенно устраиваете меня... И замечательная атмосфера вашего офиса. Это более, чем подходит... Это все, что мне нужно...
Она взглянула на свои холеные руки:
– Знаете, что забавно? Всю жизнь носила этот звериный маникюр. Кстати, это правда про ногти? Женщины с длинными острыми ногтями – хищницы?
Диана кивнула.
– Охотницы.
– Ну вот... я была хищницей и охотницей. Кровожадной стервой, проще говоря. Да, это правда. Охотилась на мужчин и деньги, желаемое готова была содрать со шкурой. Ничто не могло встать у меня на дороге. А получив всего вдоволь, сошла с ума... Видите, и ногти обрезала. Посмотрела на них тогда, в "скорой", и до того омерзительными показались. Никогда мне не нравились острые ногти, но не приходило в голову обрезать... Хищница нуждается в них на скрытом уровне, так ведь? Хищница... охотница.... Как это вульгарно. А теперь... кто я теперь?.. Вы, кстати, в духов верите, доктор?
Диана удивилась:
– Что, простите?
– В духов. В меня может какой дух вселился... Люди же не сходят с ума ни с того, ни с сего?
– Нет, – успокоила ее Диана. – Это точно не дух. И вы не сошли с ума. Думаю, вы сами это знаете. Сумасшедшие ведут себя иначе. У вас переоценка жизненных ценностей. Это хорошо, хотя и мучительно.
– То есть... у меня какой-то банальный случай? – поморщилась женщина. – Какое-нибудь пресыщение? Вы это хотите сказать? Как у зажравшейся мажорки, которая не знает, что еще ей хотеть?
– Я хочу сказать, что не происходит ничего сверхестественного, – объяснила Диана. – Вы все имеете, гонка завершилась. Теперь вам нужно придумать, как расслабиться, научиться тратить деньги так, чтобы действительно получать от этого удовольствие. Вы много лет наблюдали, как цифры превращаются в цифры, как становятся гостиницами, машинами, ресторанами... Теперь вам важно видеть, как цифры даруют жизнь. Я имею в виду не просто благотворительность, я знаю, вы принимаете участие во многих фондах.
– Да, это так, – сказала Римма. – Таков закон денег. Я не знаю, куда уходят эти деньги, но это тот процент, который необходимо куда-то отдавать.
– А вы когда-нибудь видели, как работают ваши деньги попадая, к примеру, в Центр инвалидов? – спросила Диана.
– Нет. – Женщина задумалась. – Зачем? Это что-то меняет?
– В корне.
– Вы говорите с таким знанием. Что ж, просветите.
– Я говорю о том, чтобы участвовать в жизни этих ребят, – уточнила психолог. – Все и так знают, что больницы всего мира переполнены малышами, ждущих очереди на дорогую операцию. Но что, если не просто безотчетно бросать деньги как милостыню, а похлопотать о их благополучии лично?
– Участвовать лично? – переспросила Римма с удивлением. – Господи... Я даже не представляю... Это же... страшно!
– Вы боитесь детей?
– Детей... больных... инвалидов... Да!
– Почему?
– Они такие... беспомощные...
– Вот почему им нужна поддержка сильных людей, – настаивала Диана. – А вам нужно о ком-то заботиться. Это и есть баланс. Вы уже поняли, что деньги не принесут вам личного бессмертия, не избавят вас от боли. Но вы так же знаете, что они способны спасать жизни. Этот шрам на вашей коленке – напоминание о реальном мире, о который вы споткнулись. А точнее, ваше Эго. Оно, если выражаться фигурально, потерпело поражение, когда упало. Упало с тех высот, в которых находилось до этого. Что позволило вам увидеть вещи по-другому. При близком расстоянии, без призмы величия. Вот почему это не дает вам покоя. И в этом мире очень много боли. И как вам показалось, очень мало смысла. Именно поэтому вы здесь. Но говорить, что это банально – все равно, что сказать, что рождаться на свет – банально, понимаете? Если назвать боль шаблоном, она от этого не прекратиться. Не отступит. И не потеряет своего значения, увы.
– Вот значит как, – задумчиво протянула Римма, и выглядела она теперь совсем растеряно, как будто вся тяжесть собственных испытаний свалилась на нее огромной горой в ту минуту, и она смогла не просто почувствовать, но и увидеть ее. – Я у вас в кабинете тридцать минут, а вы уже указали мне на то, что я всю жизнь боялась больше всего... Боль... Да, любое страдание угнетает меня... Но этого всего можно избежать, если у тебя есть деньги. Ты как за каменной стеной за своими миллионами, спросите любого, именно это он вам и скажет. Я бы тоже хотела это сказать... Споткнулась о реальность, говорите... Какая точная формулировка.   Разбилось Эго... Все же философия вас не портит... Интересно послушать вашу мысль. Вы хотите мне посоветовать что-то новое в благотворительности? Но учтите, я не пойду кормить этих несчастных из ложечки. Понимаю, от убитого Эго до сестры милосердия один шаг, но не в этой ситуации. Говорю вам, слабость и страдания слишком угнетают меня... Посоветуйте что-то другое.
– Посмотрите в глаза родителям, чей ребенок выжил благодаря вашим деньгам, – сказала Диана.
Женщина остановила на ней взгляд, полный смятения и удивления. Смотрела не мигая несколько минут, явно шокированная таким предложением, и очевидно пыталась представить эту картину в полной мере. И неожиданно ее глаза наполнились слезами.
– Нет, – она замотала головой.
– Почему? – спросила Диана.
– А вы не понимаете? – Голос Риммы, до этого звучавший уверенно и грустно, задрожал и стал прерываться короткими горловыми спазмами. – Да, это принесло бы радость и гордость... Да, это даже сделало бы меня счастливой, почему нет... На миг! Один недолгий миг! А потом... я сошла бы с ума... Это такой провал! Потому что у меня нет столько денег, чтобы помочь им всем! Или что вы думаете?.. Эта помощь переросла бы в крах, вы разве не понимаете? Вы утверждаете, что в том сила? Нет, – резко возразила она. – Нет! В том вся слабость, вся, какая может быть. Беспомощность! Как я ненавижу беспомощность!
– Никто и никогда не сумел помочь всем, – успокоила ее Диана. – Ни Христос, ни Будда. Ни врач, ни спасатель, ни философ, ни меценат. Вы никогда не сможете спасти всех. Но те несколько жизней, поверьте, стоят того.
Женщина слабо улыбнулась сквозь слезы, протянула руку с длинными пальцами к стоящим на столике салфеткам, достала одну из них, зазвенев браслетами, и промокнула потекшую тушь.
– Диана, да вы промоутер. Вам бы в кабинеты чиновников...
– Пробовала. Это другой случай, – тихо засмеялась Диана. – Я просто пользуюсь вашим состоянием.
Женщина тоже засмеялась.
– Вам повезло, состояние что надо, я вам даже позволю им пользоваться. Ведь вам тоже теперь достанется, дорогуша. – Римма прищурилась. – Много-много часов моих стонов и плачей. Следует еще закупиться салфетками.
– Я готова.
– Тогда продолжим...


глава 26 : [url=http://www.proza.ru/2018/12/30/820]