Глава 31

Две недели спустя

Диана и профессор Кащенко стояли у окна его кабинета в психиатрической больнице.
Сквозь открытые жалюзи они наблюдали за внутренним двориком.
Там находился небольшой сад, расположенный так, что его хорошо видно с верхних этажей. Между остриженным голым кустарником и пустующими клумбами, на вымощенных аллейках желтели где-нигде одинокие скамейки.
На одной из них сидела Оксана, понурив голову и зарывшись в свой пуховик. Рядом с ней - Ярослав в инвалидном кресле, уже целый час толкует ей что-то.
– Мне кажется, он тут приписался, – пробормотала Диана, скрестив на груди руки.
– Ох, перестань, – отозвался профессор. Сегодня поверх кашемирового костюма-тройки на нем был белый халат, что очень импонировало его ученой внешности. – Я не вижу угрозы в их общении. Он хорошо на нее влияет. Сама посмотри. Все, – решительно заявил он, развернувшись, и направился к своему столу, – хватит глазеть!
Диана покачала головой:
– У них, бесспорно, много общего, но она все еще не пришла в себя. И... я понятия не имею, что он ей там болтает!
Профессор уселся за большой полированный стол и смахнул с него невидимые пылинки.
– Уж кому бы еще с ней болтать, если не ему. Хватит, говорю, Диана, уходи оттуда!
Диана чуть помедлила, но все же послушалась его, подошла и села напротив. Он начал улыбаться, глядя на нее. Эта улыбка отражалась в тонких стеклах его очков, мягко затерявшись в складках острой белой бородки. Положив локти на стол, профессор перебирал часики на золотой цепочке, – он любил вертеть их в руках при решении каких-то задач.
– Знаешь, что это? – спросил он и сразу ответил: – Подарок моего отчима. Это все, что он сберег за время войны, они были ему особенно дороги. Он потерял всю семью, знакомых, близких. Ходил голодный, ободранный, колел от холода, но часы сберег. Когда он мне их подарил, они шли безупречно. Но потом, когда отчима не стало, что-то случилось с ними, и никто теперь не может их починить. Да это и неважно. Их ценность в другом, и она несоизмерима для меня. Если бы не мой отчим – сильный, умный, очень наблюдательный от природы и удивительно добрый дядька – я бы не стал тем, кто я есть. Почти уверен в этом. Он подарил мне не только эти часики, но и целую связку ключей от дверей мудрости. Пояснил вещи, которые не поддаются объяснению. Все, что во мне сформировалось, все, что я есть и каким меня знают – его заслуга. Поэтому в нужный момент одна только память о нем дает мне важные подсказки. Мне приятно помнить этого человека, все – от самой мелкой черточки лица до тембра голоса. Но кроме него, в моей жизни было множество людей и событий крайне неприятных, о которых я не хочу вспоминать, поэтому не храню ничего, что с ними связано. – Он пристально поглядел на нее поверх очков. – Все проще, чем кажется. Что помогает развиваться и жить – храним и лелеем, что сказывается пагубно – сжигаем в печи забвения. Сначала это сложно, но в таких делах учишься быстро.
Говоря это, профессор напоминал ей доктора Айболита из детского мультфильма, и Диана улыбнулась ему.
– Вот это мне нравится, – заметил он.
– Как там наша Яна? – спросила она.
– Отлично. Это именно то слово, что я готов применить. Кстати, ее все таки искали! Она притопала к нам из Тернополя, – сообщил профессор с неким триумфом в голосе. – Буквально на днях ее данные появились в базе розыскной службы, мне уже оттуда позвонили. Дело в том, что заявление о ее пропаже написала посторонняя женщина, а поскольку такой документ не воспринимается всерьез, пока такое же заявление не напишут родители пропавшей, в общем... Бумаги мало того что кочевали из отдела в отдел, так там еще и с участковым что-то недоброе приключилось, он был присмерти. Его бумаги только потом оформили. А у него и было, оказывается, заявление от матери Яны. Долгая, путаная и никому не нужная ситуация.
– Бедная девочка.
– Это ничего, Яна очень хорошо держится. – Профессор вдруг улыбнулся. – А ты знаешь, она проявляет большой интерес к психиатрии. И планирует остаться здесь работать, уже сейчас активно помогает санитарам, даже набрала книжек для обучения. Думаю, она с этим справится. Не знаю, станет ли она когда-нибудь доктором, но у нее есть искреннее рвение работать медсестрой, а это очень хорошо. Кто знает, может это ее предназначение?
– Вы подружились? – спросила Диана.
– А над кем мне еще подшучивать по поводу «ретроградной амнезии неясного генеза»?
Диана понимающе кивнула.
– Она не вернется к родителям, да?
– Ну, когда-нибудь она, возможно, захочет их увидеть, – предположил профессор. – Мне кажется, она нашла свое призвание, не стоит ей мешать. У нас появится еще одна пара толковых рук в клинике, а это никогда не бывает лишним. Она очень чутко относится к пациентам. Мне кажется, волонтерство сыграло свою роль. Ее психика хорошо выносит такую работу, не смотря на перенесенные травмы. Мозг человеческий так устроен, он не выдерживает личной боли, когда мы чувствуем себя ненужными и беспомощными, но делает нас удивительно выносливыми, дай нам стоящее дело... Девочка справится. Она и с Оксаной очень дружна, я тебе не говорил?
– Нет. Но я этому рада.
– А ты? – спросил профессор. – Готова встретиться с ней? С Оксаной? Мы можем заниматься ею коллективно, ты же в курсе.
Диана задумалась.
– Я хочу этого... Но пожалуй подожду еще немного.
– Что с нашим чувством вины? – вкрадчиво поинтересовался профессор.
Она покачала головой.
– Дело в другом. Я хочу, чтобы она сама сделала выбор. Если я ей понадоблюсь, я буду рядом. Вина... – протянула Диана, будто смакуя само слово. – Павел Николаевич, у меня не осталось ни одного аргумента, чтобы оспорить это чувство. Вы не оставляете шансов.
– Это как в присказке, – пошутил профессор. – Хороший психиатр всегда имеет своего хорошего психиатра.
– Но кто, в таком случае, ваш психиатр? – поддержала она шутливый тон.
– Ох, – протянул профессор, снимая очки. – Это мой крест, милочка. Я как беговая лошадь – у меня один вариант в запасе. Если я дам слабину, меня можно только пристрелить.
Диана понимающе кивнула:
– И поэтому вам нужно быть впереди...


* * *

Когда он пришел к ней в первый раз, она само собою не реагировала.
Как и во второй, как и в третий тоже. Но уже на пятый – даже что-то рявкнула,  на шестой – огрызнулась.
Он принял это как хороший знак, и поэтому приходил теперь регулярно.
Она знала, что он замешан в ее «позорном спасении». Не скрывала по этому поводу  ни презрения, ни яда, давая понять, что никогда ему этого не простит. Но было очень хорошо, если она выказывала ему это в своей привычной манере.
Черт возьми, Ярослав уже кое-что рубил в этой теме!
Оксана не понимала, чего он вообще к ней прилип. Да он как будто и сам не понимал. Ему казалось, он причастен к ее судьбе, что у них много общего. Радовался, что она не погибла, радовался искренне, как за самого себя.
– И сколько ты намерен сюда ходить? – спрашивала она сквозь зубы всякий раз, когда он настигал ее во дворике больницы, во время так называемой прогулки, а в действительности – сидящей и мерзнущей на скамейке.
– Сколько нада, – отвечал он с извечной своей беззаботностью.
Только раз она по-настоящему задела его.
Он воодушевленно рассказывал о Штатах, о том, что может забрать ее с собой. Возможно это то, что ей нужно, – съездит в Лос-Анджелес, посмотрит, как реально дела обстоят у голливудских звезд и все такое. А может ей просто нужно куда-то сбежать от этого всего, развеяться как следует.
– А ты что, принц на коне? – зашипела она, как гадюка. – Пришел меня спасти и увезти за тридевять земель? Или тебе нужна нянька, чтобы слюни тебе подтирать? И ты решил, что нашел такую припадочную, которой больше делать нечего? Думаешь, увезешь меня отсюда куда-то там, и я по век тебе должна? Ты такой типа весь благородный, как священный конь, потому что на коляске? А я? Ты видишь вообще, что происходит? Я самоубийца, я сама инвалид, да – моральный урод! Два инвалида в паре – вот что! Ты этого хочешь? Посмотри на себя, спаситель недоделанный! Самому духу не хватило дело до конца довести, так еще и другим мешаешь! Какого черта ты себя мессией возомнил? Ты мне не нужен! Тебя никто не просил лезть не в свое дело!
Он не имел права обижаться на ее слова, хотя ему и правда запекло.
Ярослав помолчал какое-то время, а потом признался:
– Я сделал ошибку, и рад, что понял это. Ты тоже поймешь, когда придет время. Но ты права отчасти... насчет няньки. Временами мне нужен кто-то. Я упертый и самостоятельный, но время от времени нуждаюсь в помощи посторонних, ибо не такой как все, так и есть, мне не нужно об этом напоминать, я это помню каждую минуту своей жизни. И я конечно не принц на белом коне, и даже не конь. Но я могу поехать на высокооплачиваемую работу в любой уголок мира. Я этого хотел, и я этого добился. Пусть я при этом и недоделанный...
Девушка все так же сверлила его злобным взглядом, но Ярославу хотелось верить, что она осознает произнесенные ею слова и ей хоть немного совестно за них.
– Я, знаешь, когда это понял? – продолжал он. – Когда мне исполнилось девять... Это был мой особенный день рождения, во мне тогда все изменилось... Я помню, как мне дали большой кулек конфет, чтобы я угостил ребят в своем детдоме в честь дня рождения. И когда я все раздал, у каждого оказалось только по две конфеты. Только по две! Это что и нет ничего. Только слюнки пустить! Но ведь кулек казался таким огромным! И тут меня поразили две вещи. Первое, что я понял, так это то, что нас, инвалидов, очень много и мы действительно обделены... А второе: если бы кулек с конфетами был втрое больше, то и сладостей досталось бы всем тоже больше! И я задумался, как это можно сделать.
Я смотрел на свои две конфеты и понимал, что вот они – проблемы, которые надо как-то решить... Поэтому я, учившийся до этого как все, принялся за свое образование с фанатизмом. Мне нужно было знать и понимать все. Просто все! Математику, английский, географию, химию, физику... Я решил сделать ставку на компьютере, на программировании. Мне нравятся технологии, сам факт того, на что способен компьютер и как далеко мы можем дойти в достижениях. Это и полеты в космос, и строительство, и медицина, и помощь инвалидам, черт возьми! Каких чудес можно наворотить с одной только инвалидной коляской, если заняться ею так, будто она предназначена для самого Хоукинга! Почему никто не сделал еще таких кресел для обычных инвалидов? Чтобы нормально двигаться, не сбивая и не пачкая рук, не напрягая и без того слабые мышцы, и чтобы это кресло выполняло массу задач, не только по перевозке задницы с места на место. А руки и ноги по принципу гаджетов? Это ведь не сложнее, чем айфон! Человек создал искусственный разум, а это... это... сама подумай!
От возбуждения у него заслезились глаза.
– Это коррекция нервной системы, позвоночника, мышц... Это – прощай инвалидность в любом ее виде! Для кого-угодно, в каком-угодно возрасте... Еще недавно мы не могли представить, что запихнем весь земной шарик в малюсенькую штуковину с экраном! Ты понимаешь, к чему я веду? Когда понимаешь это, когда есть желание быть причастным к этому, больше не можешь считать себя несчастным, появляется вера, вдохновение, хочется жить, видеть, как мир растет и меняется к лучшему! Хочется наблюдать своими глазами эти волшебные превращения, эти открытия!.. Меня очень впечатляет биография Стива Джобса. Я не уверен, смогу ли доползти до его вершин, но постараться сделать все, что от меня зависит, чтобы стать хорошим специалистом – почему нет? Это большие перспективы. А значит, больше конфет в кульке! А значит, кто-то из инвалидов – уже не обделенный, и при этом он может позаботится о других. Вот почему я предложил тебе уехать со мной. Не для того, чтобы использовать, и уж точно не потому, что я принц... на драной коляске... Я хочу, чтобы ты видела то же, что я сам мечтаю увидеть! Насладилась жизнью так, как я сам мечтаю насладиться...
Оксана взглянула на него исподлобья, но ничего не сказала.
– Но тебе не обязательно ехать со мной, – заключил парень. – Ты сама должна решить, что тебе делать. Можешь послать меня куда подальше... Я бы, конечно, предпочел, чтобы ты этого не делала, – усмехнулся он. – По крайней мере, хорошенько не помозговав о том, что я тебе предлагаю. Это не из жалости. Я столько насмотрелся, что делать что-то из жалости в моем случае... Но я могу предложить тебе свою дружбу и поддержку, так почему же мне этого не сделать? И зачем тебе отказываться? И кстати, я могу остаться здесь, подождать, пока у тебя все наладится.
Они какое-то время молчали, изучая мрачный зимний пейзаж из обветшалых клумб и кустарника, не было слышно ни шороха, все пространство замерло, как будто его поставили на паузу, но наконец девушка спросила, очень тихо:
– Правда?
– Ну да, – ответил он.
– Почему?
– Ну, во первых, я ничего не теряю, – со вздохом объяснил Ярослав. – Приступлю к работе позже. Виза открыта, вакансия тоже. В конце концов, имею право передумать – и никуда не поехать, здесь моя голова тоже нужна, и платят хорошо. Господи, кто-то же должен создать это чертово супер-кресло для инвалидов! Так почему не я? Почему не здесь? Ну и конечно... из-за тебя тоже... А что тут такого? Я слишком хорошо знаю, в каком аду ты побывала... И хоть ты в это не веришь, но у тебя есть собственный огромный кулек с конфетами. Ты слишком недооцениваешь себя, но это однажды пройдет. У меня же прошло. Я помню, как это было, и помню, как прошло. А у меня не работают от рождения конечности, и меня бросили как щенка поганого... Сама посуди, я заметно в проигрыше, у тебя больше бонусов. Но тем не менее я тут, с тобой, и это я рассказываю тебе, какая ты особенная, а не наоборот.
– Зачем ты говоришь, что я особенная, – спросила она, снова отрешенно уставившись в пространство напротив.
– Потому что ты особенная! – пылко выкрикнул юноша. – Ты бунтарка! Ты не хочешь играть во всеобщую игру для дураков, – заключил Ярослав с видом опытного знатока. – Готова даже пострадать из-за этого.
Оксана не стала возражать, напротив, повернула к нему голову и посмотрела так, словно хотела убедиться, что он не врет.
Парень заметил это и продолжил:
– Могла бы, наверное, как и все. Но не хочешь. Что-то есть в тебе... что-то, что идет против матрицы... Только тебе нужен подходящий человек рядом. Тот, кто понимает тебя.
– Это... ты, что ли? – она пожирала его глазами.
– Не знаю. Все может быть, – повел плечом Ярослав. – Почему бы и нет?
Оксана отвернулась и в этот раз молчала особенно долго, разглядывая свои ладони. Ярославу даже показалось, что больше она ему так ничего и не скажет, что ему просто придется уйти, как обычно, не услышав ни звука на прощание.
Но потом она спросила:
– Ты правда можешь отказаться от всего и... остаться тут... со мной?
– Я же сказал.
– А ты не передумаешь? – тихо всхлипнула девушка.
– Надеюсь, не придется, – грустно засмеялся парень.
Оксана впервые посмотрела на него глазами, наполненными не ненавистью, а надеждой.
Вот тогда он и понял, что им точно есть за что побороться...


Эпилог : [url=http://www.proza.ru/2018/12/30/842]