Печальная сказка со счастливым концом - окончание
Старик остановился на полпути и задумчиво почесал седую бородку. Потом вернулся к столу председателя и взял микрофон.
- Меня зовут Бруно... Фамилий у меня за всю мою жизнь было несколько, по причине, о которой вы узнаете позже.
Кто-то из первого ряда закричал так же истошно, как и Тереза Мэй:
- Вы русский еврей?
- Нет, - спокойно ответил старик, - я не еврей и никогда не жил в России. Моим отцом был Курт Айзенбергер, молочник из маленького немецкого городка на границе с Францией, но его фамилию я носил совсем недолго. Мою мать звали Мари, она была француженкой…
Отца жители городка называли «добрый, маленький Курт», потому он был, действительно, очень добрым человеком очень маленького роста.. В нашей семье было трое детей, и только я один приходился родным для Курта и Мари. Остальных родители приняли в нашу семью, когда они осиротели. Но жили мы очень дружно и счастливо. До тех пор, пока к власти не пришли фашисты, и не началась война.
Мне было тогда шесть лет. Я помню, что на улицах появились большие черные машины. В них сажали и увозили людей, у которых на спине были пришиты большие желтые звезды.
И тогда отец привез из соседнего городка в своем молочном фургоне еще троих детей: двух мальчиков и девочку. Он заставил их откликаться на новые, немецкие, имена, а мама разучивала с ними немецкие песни.
Но это не помогло. Кто-то донес на нас в гестапо, к нам пришли полицаи в коричневых рубашках. Они велели маме пришить на одежду желтые звёзды. Отец сказал, что он не еврей, и показал свой паспорт, но ему ответили: «Ты пытался спрятать от нас еврейских детей, и поэтому тоже стал евреем». А главный полицай разорвал папин паспорт и выбросил его на кучу навоза.
Через неделю к нашему дому тоже подъехала большая черная машина. Она отвезла нас на станцию, где нас посадили в товарный вагон, забитый людьми так, что мы могли там только стоять.
Я не помню сколько мы ехали в этом вагоне, но однажды поезд остановился и нас выгнали на перрон. Папа прочитал вывеску на вокзале и сказал, что нас привезли в Польшу. В дороге я сильно простудился, и когда нас повели по перрону, я упал на землю без сознания.
Очнулся я в маленькой комнате с одним окном на узенькой кровати, а рядом со мной сидела худенькая красивая женщина и вытирала пот с моего лба. Потом пришел мужчина в военной форме и дал мне выпить какое-то лекарство.
На следующее утро я проснулся почти здоровым, и меня посадили за стол позавтракать. Я спросил мужчину, где мои папа и мама, и он сказал, что их увезли далеко-далеко, и теперь я пока буду жить в его семье и должен научиться говорить по-польски. Звать меня будут по-прежнему – Бруно, но фамилия моя теперь – Буйчик.
Позже я узнал, что моим спасителем был Вацлав Буйчик, который был вынужден пойти на службу к немцам охранником концентрационного лагеря Освенцим. В газовых камерах которого была сожжена вся моя семья.
Жили мы на отшибе небольшого заброшенного хутора, к нам почти никто не заходил, так как люди чурались Вацлава из-за его службы на немцев.
Но когда пришли советские войска и освободили Освенцим, Вацлава не арестовали, как других охранников, потому что оставшиеся в живых узники лагеря пошли в штаб и рассказали там, как Вацлав спасал детей и помогал выжить взрослым.
Мы жили с ним и его женой Зосей очень дружно, я уже довольно хорошо говорил по-польски, когда он однажды привел в дом еще одного мальчика. Он был греком, и звали его Вазилис Панайотис. Как он оказался в лагере, он объяснить не мог, только сказал, что их привезли туда вместе с папой, но потом их разлучили, и он больше его не видел.
Но Вацлав вскоре выяснил, что в Греции, в городе Салоники, живет дед Вазилиса, и написал ему письмо. И через два месяца к нам пришел высокий старик с большой сумкой через плечо. Он обнял внука и они оба заплакали.
Я в это время лежал больной, и ко мне пришел русский врач из воинской части. Он сказал, что у меня серьезные проблемы с легкими, и мне обязательно надо улучшить питание и сменить климат на более сухой и теплый, желательно у моря.
Я не знаю, как дед Вазилиса понял сказанное врачом, только он постучал себя в грудь и сказал на ломанном русском языке, что он живет у самого моря и у него есть три козы, молоко которых помогает при всех болезнях.
Потом они с Вацлавом поехали в Варшаву и привезли оттуда бумагу, в которой было написано, что меня зовут Бруно Панайотис, и что я возвращаюсь домой в Грецию вместе со своим дедом и братом.
И мы поехали в Грецию. Это был ужасно долгий путь. На поездах, автобусах и пароходах. На границах у нас проверяли документы бесчисленное количество раз и очень долго, потому что я был маленький и рыжий, а Вазилис - высокий и чернявый. Пограничники отказывались верить, что мы родные братья, и тогда дед Панайотис начинал нервничать и кричал, обзывая их новыми фашистами. Хорошо, что никто не мог понять его греческие ругательства, иначе бы он мог закончить свою жизнь в румынской или болгарской тюрьме.
В Греции я впервые увидел море и узнал, что такое детство. Мы с Вазилисом носились по берегу моря, запускали воздушных змеев и плескались в теплой воде у берега, так как плавать еще не умели. Проголодавшись, мы взбегали на горку к нашему дому, где бабушка София кормила нас вкусными, горячими лепешками с козьим молоком.
Вечером к нам приходили соседи и жалели нас с Вазилисом за все, что мы пережили. Когда Вазилис показывал им номер на руке, они плакали.
Осенью Вазилис пошел в школу. Дед Георгий сказал, что я пойду в школу на следующий год, когда научусь говорить по-гречески.
Но в школу я так и не пошел, хотя уже через три месяца прилично говорил на греческом языке.
Весной е нам приехала, а, вернее, приплыла на пароходе из Канады, младшая дочь деда Панайотиса, Мария. Она была очень красивой и веселой. Еще до войны она вышла замуж за канадца, капитана дальнего плавания Майкла Гилмора.
Детей у них до сих пор не было, и однажды вечером, когда при свете керосиновой лампы, мы с Вазилисом рассматривали красивую книжку, которую нам подарила Мария, она вышла на веранду и позвала меня с собой. Там она посадила меня на перила, заглянула мне в глаза и спросила:
- Ты хочешь, чтобы я была твоей мамой?
И я ответил:
- Хочу…
Вскоре мы отправились в Канаду на пароходе ее мужа, которого я называл папой. Мы приплыли в город Монреаль, где я стал жить в большом красивом доме. Теперь я был Бруно Гилмором, будущим гражданином Канады.
Папа Майкл хотел, чтобы я получил профессию моряка, а мама Мария видела меня в будущем только врачом. Но я сказал им, что буду молочником, так как был уверен, что молочники самые добрые люди на свете.
Мои новые родители сначала смеялись над моим выбором, но потом смирились с ним и не перечили мне, когда после окончания школы я поступил в сельскохозяйственный колледж.
Потом они купили мне небольшую ферму, на которой проработал сорок три года, получая от своего труда удовлетворение и истинную радость.
Сейчас на ней работают мои сыновья, Курт и Вацлав, а я решил провести остаток дней своих в путешествиях, познавая мир и живущих в нём людей. Кроме того я много читаю и смотрю, чтобы не отстать в своём развитии от тех, кто знает больше, чем я. Вот и всё….
- А как вы оказались на заседании Совета Безопасности? – спросил глухой и тихий голос справа.
- Я просто гулял по этой улице Нью-Йорка, где никогда не был, увидел это величественное здание, в котором, как я знаю, вершатся судьбы мира, и решил зайти. Я хотел просто тихонько посидеть здесь и послушать, о чем говорят выдающиеся политики, но когда господин Трамп так пренебрежительно сказал о прошлой войне, я не смог не вмешаться…
Прощайте, господа…
Эпилог.
Совет Безопасности ООН принял резолюцию, в которой осудил руководство Украины и поддерживающих её стран за политику разжигания военной истерии в Европе и во всем мире и обязал правительство Украины немедленно вывести свои войска из непризнанных республик Донбасса, начав переговоры с их представителями на основе Минских соглашений.
Делегации двадцати трех стран объявили о признании Крыма в составе России. Президент Польши принес свои извинения делегации Российской Федерации за разрушение памятников советским воинам и пообещал начать работы по их восстановлению.
Все без исключения участники заседания покидали здание ООН с хорошим настроением и теплыми рукопожатиями. Они поняли, что по всем проблемам нашего сложного мира можно договориться.
И только Генеральный Секретарь ООН Антониу Гутерреш уходил недовольным. Его до сих пор мучил вопрос: кто, в обход его воли, мог позволить этому странному старику в неопрятном холщовом костюме войти в зал заседаний, минуя многочисленную охрану?
Перед сном, выпив уже третью таблетку от головной боли, он решил задать этот вопрос своей супруге: так кто же ..?
Женщина, уже знавшая о приключении в ООН, ответила по-женски мудро и без раздумья:
- Наверное, сам Бог…
Свидетельство о публикации №218123101098