Белая пальма

Трудный выбор

«Песок. Зной. Жажда. Полчища насекомых, готовых облепить тебя с головы до ног, забраться во все приличные и неприличные места, сковать твои веки своими цепкими лапами, оглушить в ночи треском слюдяных крыльев. Их особенно недолюбливаю, почему, сам не знаю. Наверное, потому что в наших северных землях их встретишь нечасто.
Что еще я знаю про этот континент? Да, в общем-то, ничего более. В книжечке-памятке, выданной на медицинской комиссии, другой информации я для себя не подчерпнул. Лишь пара картинок, на одной из которых грозный орел недружелюбно косился в сторону горы с заснеженной вершиной в окружении пальм, и другая, где очертания жаркого континента обрамляла устрашающая надпись выполненная «новым» шрифтом: «Как долго мы еще будем оставаться без колоний?»
«Африка… Сколько было проведено часов на вербовочных пунктах в нашей дивизии? Командир второго батальона майор Кнюттель рассказывал о продолжении службы в жаркой тропической стране, как о возможности быстро продвинуться по карьерной лестнице своего подразделения, без особых усилий и фанатичного рвения. Конечно, отлеживаясь с брюшным тифом в госпитале в Танганьике, когда его сослуживцы защищали развалины Мванзы корабельными орудиями, он продвинулся по этой «лестнице», и в августе тысяча девятьсот пятнадцатого года «бравый» лейтенант уже вернулся в Германию.  И ведь больше он ничего рассказать не мог нам, будущим офицерам вермахта, которым только предстояло ступить на обожженную землю наших «будущих колоний». Поэтому, я и большинство моих сослуживцев, уже в который раз отказывались от заманчивого предложения батальонного командира. Тогда почему я вдыхаю знойный ветер сейчас?»
    - Макс, если ты не будешь есть свой мармелад, я его съем. Его уже облепили мухи. Это кощунство, так относится к своему доппайку!
Воспоминания молодого унтер-офицера растаяли в воздухе, когда его окликнул знакомый голос.
Максимилиан Май, юный унтер-офицер 5-го танкового полка, оказался в каюте транспортного корабля «Бранденбург», державшего курс в порт Триполи, не случайно. Его товарищи, братья Алекс и Вилли Шпрой, перед выпуском унтер-офицерских курсов в танковой школе Вюнсдорфа, всё же уговорили Макса записаться добровольцем в Северную Африку. Получив «Сертификат годности к службе в тропиках» (особенностью данного медицинского обследования были обязательные прививки от тифа и холеры) компания молодых танкистов присоединилась к остальным добровольцам, многие из которых были ветеранами предыдущих операций во Франции и Польше. Альтернативой была служба в родной 3-й танковой дивизии, которая дислоцировалась в Дюнкерке, после его сдачи союзными войсками. Макс не горел страстным желанием обменять тихие европейские улицы на знойные пески Африки, но бросить однополчан, ставших его второй семьей, он не мог. Поэтому, долго не раздумывая, поставил подпись в листе, выданном на вербовочном пункте.
Семья Максимилиана была против решения сына. Мать, Фрида Май, почтовый служащий, испугалась, что ее чадо попадет под «дурное влияние» туземных народов «черного континента», и подала прошение командиру полка об отводе подписи сына, но полковник Ольбрих уверил ее о том, что его подразделение будет выполнять лишь охранные функции, и в столкновениях с «туземными» народами участия не примет.
Что касается отца, Вернера Мая, он был врачом в городской больнице Любека, и его волновали лишь инфекционные болезни, преследующие жаркие страны и их жителей. Нотой его протеста было личное присутствие на вакцинации сына, и наблюдение за реакцией молодого организма Максимилиана на уколы. Другого он желать не мог – он был горд выбором своего наследника. Пусть и не профессии лекаря.               
В дорогу Максимилиана собирала вся семья. Отец принес целый саквояж мазей и порошков от кожных нарывов и ожогов, рыдающая Фрида  - огромный сверток с теплыми вещами и бельем.
    - Уверяю тебя, сказки про дикий зной закончатся, как только наступит ночь в вашей пустыне. Не теряй вещи, и не раздаривай направо и налево, у тебя всегда были слабые легкие!  - бедная женщина не знала, как еще можно уберечь сына от враждебного климата.
Знакомые на почтовой станции рассказывали ей истории про гигантских мух-кровососов и остроносых змей, заползающих по ночам в спальни туземцев, услышанные неизвестно из каких уст, Фрида хваталась за сердце и укоряла себя, что позволила сыну променять Францию на Африку.
      - Сын, помни, мы гордимся тобой, ты станешь хорошим офицером и прославленным танкистом, главное, не бросай друзей в трудную минуту и всегда помни, что дома тебя ждут.
Отец обнял Макса, мать промокнула носовым платком плечо комбинезона, которое было уже насквозь сырое от её слез, и поцеловала сына в щеку.
      - Рота, становись! Занять места у боевых машин!  - загрохотал голос командира роты майора Похл;.
Сумки с личными вещами и чемоданы полетели в грузовик, затем чёрные комбинезоны образовали двойную шеренгу у корабельных мостков.
Майор Похл; вышел вперед на два шага и скомандовал:
       - Начинайте погрузку боевых экипажей, личному составу следить за расположением своих машин, их состоянием и креплением на палубе и в трюме. Никто не спускается вниз, в каюты, пока не будет погружена вся техника.
Приказ был воспринят однозначно, танкисты играли роли механиков и грузчиков одновременно.
Макс следил, чтобы его «двойку»  крепили быстросъемными болтами прямо к деревянным щитам на палубе, канаты, которыми перетягивали бронеавтомобили,  его явно не устраивали. Фильтры от песка пришлось снять, так как они были чересчур громоздкие, а морская вода могла их испортить ещё в пути.
Когда часы показывали двенадцать дня, конвой уже погрузил две танковых роты, инженерный, батальон связи и роту снабжения. В час дня корабли направились к берегам Африки.
Первые два дня солдаты изнывали от «морской болезни», рвало всех – и простых танкистов, и офицеров подразделений. Еда не лезла в горло, спасением для Макса было противорвотное средство, положенное  в саквояж отцом. Пакетики он поделил поровну между своим экипажем, остатки отдал братьям Шпрой.
Высыпав на язык солоноватый порошок с привкусом мяты, Макс проглотил его с жадностью. Мутить перестало, но темные пятна в глазах не исчезали. Каюта была душная, жалкий иллюминатор не спасал. Набрав в таз холодной воды, юноша обливал себя из кружки, лежа в кровати. Сырая простыня давала ощущение свежести, но ненадолго.
     - Ты мне так и не ответил, Макс? Ты его будешь доедать или нет?
Напротив его кровати на табуретке сидел в рубашке и кальсонах Алекс Шпрой. Брат храпел на верхнем ярусе, уткнувшись носом в подушку, измазанную рвотными массами.
Вскрытая банка с итальянским мармеладом не давала Алексу покоя. Уже второй день он отказывался, есть суп и кашу в столовой корабля, и довольствовался сухим пайком. Неудивительно, что тот кончился и Алекс начал клянчить его у других танкистов.
Максимилиан взял из банки кусочек мармелада, лизнул его языком, и сразу почувствовал, как остатки завтрака в смертельной схватке с отцовским порошком начали движение наверх из желудка.
     - Нет, доедай эту дрянь! Я сейчас блевану, мне плохо от всего, что дают в этой чертовой столовой!
Алекс наколол на вилку увесистую глыбу мармелада и с торжеством произнес:
     - А я предупреждал, что омлеты из яичного порошка и горелый кофе будут ядом для твоего желудка. Вот смотри, Макс, ты меня не послушал, и мой брат тоже,  - в итоге – тебя воротит даже от мармелада, а Вилли измазал вою подушку столовской дрянью, и мне на простыню накапал.
Юноша вышел на палубу «Бранденбурга». Транспорт своим массивным телом ударялся о волны, брызги соленой воды орошали палубу, облизывая свежую краску на металлических конструкциях. Грозные танки и бронемашины жалобно звенели тросами и балками, которыми они крепились. Весь корабль был подчинен морю, стихия могла раздавить, сорвать, смыть любого, кто бы осмелился выйти на верхнюю палубу. Черный дым из труб давал понять морскому безумию, мол, я дышу, я живой! Когда волны накатывали на переднюю часть корабля, и драгоценный груз оказывался наполовину затоплен водой, Максу становилось не по себе, он хватал поручни и, закрыв глаза, держался, ожидая, когда транспорт силой двигателей и всей своей массой разорвет ревущие морские потоки, и смахнет с себя соленую воду волн. Это и происходило. Брызги привели Макса в чувство, и он спустился в свою каюту, оставив безумное море и корабль наедине.
Третий день начался с обеда, проглотить скромный завтрак смогли единицы, а пшеничные сухари с джемом и кофе оживляли желудок, с трудом переваривший прошлый завтрак из омлета и вяленого мяса.
Вернувшись в каюту с котелком горохового супа, Макс понял, что должен заставить себя его съесть, иначе он не в силах будет отдавать приказы в грядущем бою.
Бой! Первый в жизни бывшего курсанта училища! Юноша грезил настоящим испытанием для его танка и полученных знаний. Стрельба в фанерные щиты на полигоне уже не радовала, не дарила первых эмоций прямого попадания. Сколько было затрачено усилий, прежде чем попасть к триплексу со смотровыми щелями…
Свисток выдергивает из сна.  «Подъем!» - разносится по спальным помещениям. Пять часов утра. Свинцовые веки с трудом поднимаются. В окне виднеется учебный плац в густом утреннем тумане. В эти часы еще холодно. В одних спортивных трусах и тапочках, выданных в спортивном уголке, танковая рота выбегает на улицу. Холодный туман обдает словно ледяной родник горного источника. Десять минут легких гимнастических упражнений, а затем пробежка до ближайшего леса.
По возвращению – сразу в умывальник, где холодная струя смывает пот и песок со ступней и лодыжек. Дежурный офицер приносит таз с обмылками и кисточками. Курсанты приводят свои лица в порядок, изрезав неумелыми движениями щеки и шею.
Форма поглажена и выстирана с вечерних мероприятий, а значит сразу можно следовать в столовую, где ожидает чайник «негритянского пота»  из общего котла и булочка из пшеницы грубого помола с кусочком сливочного масла.
Утренняя поверка и развод на занятия  - происходит в семь часов. Уже все в полном обмундировании, на головах увесистые стальные шлемы, под кадыком повязана проклятая удавка из серо-зеленого материала, галстук уже давно не нужен никому и играет роль губки для грязи и пота, но ротный следит, чтобы он был повязан намертво.       
Занятие по тактической подготовке и вооружению. Огромный зал на сто пятьдесят – двести человек с тремя крохотными окошками, куда проникает живительный кислород. Военный инженер завода «Майбах» рассказывает устройство карбюраторных двигателей, шести и двенадцатицилиндровых. Одна деталь двигателя - один зачет по ремонту детали. За ошибку – приседания, за сон во время занятия – бег по плацу. И так постоянно. Из танкистов делают и командиров, и механиков, и водителей и оружейников.
Устройство автоматической пушки калибра двадцать миллиметров … Господи, она либо стреляет, либо нет! Зачем детали казенника и механизм заряжания в разрезе?
    - Курсант Май, скорострельность пушки? Я вижу, вы уже спите, вам стало вдруг скучно?  - раздается голос лейтенанта Бломберга.
    - Никак нет, господин лейтенант! Скорость выстрелов…эмм…
Вилли и Алекс на пальцах показывают: двести…восемь…
    - Курсанты Шпрой, отставить подсказки! Плохо, Май, очень плохо! Двести восемьдесят выстрелов. Сто приседаний каждому!
Обед. Жидкий овощной суп. Картофель. Куриное крылышко. Челюсти грызут переваренную кость.
Огневая подготовка. На деревянных щитах установлены башни от «единиц» и «двоек» с углублением в земле – имитация корпуса. Облезлые фанерные щиты поднимаются из земли, раскачиваясь на ветру. Огонь пушек и пулеметов сносят их до основания.
И снова занятия. Национал-социалистическое мировоззрение, гигиена, стрелковое оружие. День кажется вечностью. Как только дежурный офицер примет порядок в казарме – отбой. До подъема осталось шесть часов…
Первые маневры на «единичках»  не доставили никакого удовольствия. Бензиновые пары мешали сделать глубокий вдох, а бесконечный треск спаренных «тридцать восьмых»  заглушает команды экипажу.
Экипаж… Максу подобралась команда земляков из Шлезвига.   
Механиком-водителем был сын железнодорожника – Герберт «Герби» Фетт, упитанный парень с жутким южным диалектом и низкой маневренностью. Сколько бы его не гоняли по плацу и через лес – он пополнял свои жировые запасы вероятно из земли, впитывая его сапогами. Единственное, в чем он был хорош, - это знание тягового транспорта. Двигатель от трактора мог разобрать с закрытыми глазами, а это очень важно, в случае поломки танк был сродни сельскохозяйственной технике. 
Заряжающий, Франц Вернер фон Балк, был из аристократов. Его родство с высокопоставленными особами можно было записывать в толстой тетради, неизвестно, правда, сколько из его рассказов было вымыслом. В одной из посылок, которую отправили ему родственники, была завернута бутылка белого вина из монастырских погребов тысяча восемьсот девяностого года, и товарищи решили, что кто бы ни был его родней, они заслужили их уважения этим чудным напитком. Ко всему он был неплох в игре на аккордеоне, а значит, хороший боец на привале из него выйдет.
В январе тысяча девятьсот сорок первого года экипаж Максимилиана получил долгожданную «двойку» с бортовым номером «ноль-три-шесть» и направление в пятый танковый полк третьей танковой дивизии. Выпуск прошел на «отлично», конечно, с рапортами от командира учебной роты на изрядно перепивших выпускников.
После переформирования в пятую «африканскую» легкую дивизию, эти ребята мечтали о настоящих сражениях …
…………………………………………………………………………………….
     - Макс, какое сегодня число? Я хочу написать письмо своей знакомой, но забыл, мы девятого отплыли?
Голос Герби вновь вырвал молодого командира из воспоминаний. Когда же он ступит на песчаную землю Африки?
    - Герберт, сегодня десятое марта. Можешь так и записать. Ложись спать, иначе завтра пойдешь умываться на палубу солёной водой!
Юноша осмотрел каюту: братья Шпрой уже дремали, Франц ворочался на втором ярусе, ему в лицо попадал свет от фонарика Герби. Остальные спали крепким сном.
Макс посмотрел в иллюминатор. Только волны и морская пена. И никакого намека на землю. Надо заставить себя закрыть глаза.
«Бранденбург» резал волны, упрямо двигаясь к цели.
 
Фанерная армия

   - Подъем, комбинезоны! Разгрузка транспортов начинается!  - раздался хриплый голос ротного.
Макс открыл глаза, в каюте была суета. Герби впихивал ногу в штанину, братья Алекс и Вилли уже были одеты и поправляли форму перед крохотным зеркалом на стене.
Солдаты, щурясь от ослепительно-белого солнца, выходили на верхнюю палубу, где команда транспорта уже снимала крепежи на военных грузах. Над головой лебедки на тросах поднимали «тройняшек»  и грузовики «мерседес». Немецкая речь смешалась с итальянской и туземной, не знакомой Максу. Двое арабов, в белых халатах и клетчатых платках, с карабинами «маузер» через плечо, подбежали к нему и стали что-то кричать в лицо, размахивая руками. Увидев, что Франц извлек из кобуры пистолет, они отпрянули в сторону. Это заметил Похле.
   - Май, ты чего творишь? Дай спокойно этим арабам отцепить твою машину, они разгрузкой занимаются вообще-то! Фетт, Балк, хватайте канистры и грузите на платформу!
Арабские солдаты несколькими движениями сняли болты с балок, крепивших танк к платформе, и стали цеплять крюки тросов, опускающейся сверху лебедки.
Май спустился по мостикам на причал и наблюдал как его «двойку» опускают на более привычную землю. Затем юноша смочил тряпку в масле и стал оттирать налёт морской соли с корпуса и башни машины.
Закончив свое занятие, он оглядел туземный город.
Город-порт Триполи раскинулся вдоль северного побережья на несколько километров. Многочисленные постройки из обожженного кирпича отливали песочной желтизной в свете палящего солнца. Порт был полон людей, автомобилей, повозок с лошадьми и диковинными верблюдами, которых Макс видел однажды в берлинском зоопарке. На трехэтажных зубчатых башнях стояли зенитные пулеметы и мелкокалиберные пушки. Солдаты, в оливково-зеленой униформе и плоских пробковых шлемах сидели у лафетов, наблюдая за происходящим снизу. Небо, нежно-голубого цвета, было чистое, без единого облака и намёка на хмурую погоду. Местное население, мужчины и женщины, в просторных одеждах, белого и черного цвета, словно не замечали гула техники в порту, они продвигались по улицам широко и свободно.
Максимилиан заметил в порту высокого офицера, в генеральской униформе, он фотографировал каждую единицу техники, опускающуюся с корабля на землю, каждый штабель ящиков с боеприпасами и связки бочек с горючими материалами. Вероятно, это был портовый надзиратель, либо командующий этим городом, вокруг него постоянно находились офицеры в германской и итальянской военной форме.
     - Господин гауптман, разрешите вопрос? – обратился Макс к командиру, пересчитывающему тяжелые бронеавтомобили и делающему записи в блокноте.
     - Двенадцать легких, восемь тяжелых… Что? Май, не отвлекай! Я уже дважды сбился со счета. Что ты хочешь?  - командир был явно не в духе.
     - Этот генерал, он кто? Начальник порта?  - спросил юноша.
Похле скривил гримасу.
     - Хе, начальник порта?! Это командующий войсками фюрера в этом богом забытом месте! Генерал-лейтенант Роммель, он здесь должен навести порядок. А мы ему в этом поможем.
Похле поднялся на транспорт.
В два часа дня разгрузка транспортов была окончена, наибольшую проблему доставили восьмидесяти восьми миллиметровые зенитные орудия, они не имели шасси, а громоздкие U-образные лафеты практически невозможно было зацепить тросами. Пришлось снимать стволы и упоры, чтобы по отдельности выгрузить их с транспорта.
Корабли встали на обратный курс, попрощавшись длинными гудками. Танкисты помахали им вслед своими чёрными пилотками.
Сразу по завершению разгрузки, командир полка полковник Ольбрих приказал в срочном порядке заправить всю имеющуюся технику и привести форму в порядок. Броню танков было приказано начистить тряпками, вымоченными в дизельном топливе.
    - Приехали, дери его черти, воевать! Нам «Олли» решил смотр устроить что-ли? Мне этого дерьма в учебной роте хватило! – негодовал Алекс. Брат решил его успокоить.
    - Вероятно, это очень хорошая шутка от нашего нового командующего. Как его там зовут, Макс?
Май протирал передние катки тряпками, которые уже стали чёрными, словно были оторваны от комбинезона.
   - Генерал Роммель, мне так Похле сказал.
Из верхнего люка по пояс высунулся Герби.
   - Ребята, если подтекает из радиатора, это что – прокладка или трубки?
Вилли запрыгнул на спину «двойки» Мая:
   - Это мозги, которые вытекли у тебя в учебке на задней скамье! Макс, ты собрался с этим тракторным «гигантом» идти в бой?
Май вытащил из кармана тюбик и бросил Вилли в руки.
   - Могу поменять его на твоего м;ха! Герберт, это течь еще на погрузке была, возьми герметик и залей, пусть тебе Вилли поможет с трубками. И побыстрее, мастера, скоро выкатывать машины на построение! Алекс, ты закончил?
Младший Шпрой кивнул. Его «ноль-тридцать» уже сияла под жирным солнцем, которое, по всей видимости, решило взять сегодня рекорд по обожженным короткостриженным затылкам в чёрных комбинезонах.
«Двойка» Вильгельма уже давно была приведена в порядок. Новоиспеченный командир очень заботился о своей машине, в танке всегда было чисто и прибрано, лишних вещей не разбросано, а приборы накрыты чехлами. Это сильно отличало его от брата, который мало того, что позволял себе и экипажу курить внутри машины, но и выкладывал и развешивал содержимое солдатских мешков на приборы и рычаги. Отчего, правда, получал «по-полной» от Похле, но видимых результатов это не давало.
Танковый полк пятой «лёгкой» дивизии был построен на центральной площади Триполи спустя час.
Генерал-лейтенант Роммель осматривал лично каждую машину, беседовал с командирами и их экипажами. «Тройки»  вызывали у него главный интерес, их было всего восемь единиц и они были вооружены пятидесятимиллиметровыми орудиями и защищены более прочной броней. Когда командующий поравнялся с экипажами братьев Шпрой и Макса Мая, он изобразил на своем лице недовольную гримасу.
    - Солдаты, почему ваши машины в старой краске? Здесь не Франция, посреди ливийской пустыни вы будете как на ладони, каждый снаряд англичан прошьет вас насквозь. Какова толщина ваших «бегунков»?
    - Тридцать миллиметров – лобовая броня! – выкрикнул Вилли. Скорострельность пушки…
    - Стоп, унтер-офицер, этого достаточно, - прервал его генерал, - для вас это означает, что у вас есть право на два попадания из пушки «матильды» с расстояния до полукилометра. А ваша автоматика только обсыплет ей краску. Ваши функции – разведывательные рейды по вражеским тылам, и не более! Запомните это, мне бы не хотелось потерять таких славных ребят до того момента, когда наш фюрер подбросит мне ещё «троек».
С этими словами Роммель повернулся к Похле:
     - Перекрасить! Сегодня же!
Далее шла очередь разведывательного батальона и артиллерии.
К изумлению прибывших танкистов на площадь разведчики выкатили несколько десятков автомобилей «фольксваген», обшитых фанерными листами, причем крышу машин украшали деревянные стволы пушек. Затем, скрипя подвеской, на площадь выехали две дюжины итальянских танков, они были в очень ужасном состоянии, с видимыми следами капитального ремонта и недавних боев.
    - Видать совсем дело дрянь у наших союзников с макаронного материка, их танки не продержаться и часа на поле боя, - услышал Макс за спиной голос Герби.
   - Судя по бравым разведчикам на фанерных танках, наши в Триполи тоже не жирно получают от службы снабжения армии. Это больше напоминает цирковое представление на Марсштрассе , на которое я ходил с дядей, - отозвался Балк.
   - Оба заткнитесь! – прошипел Максимилиан. Ротный стоял в нескольких метрах от них и мог их услышать. Тогда несдобровать всем.
Нелюбовь к фюреру была, как ни странно, у Герби и Балка с призыва в армию. Первый не переносил надрывный визг вождя по радио, речи которого прерывали любимые музыкальные передачи Герберта. Дядя Франца, вступив в НСДАП , привёл туда и своего племянника, который ходил на выступления фюрера в пивной зал только из-за кружки пенного напитка, поскольку не питал горячую любовь к неистовой жестикуляции кавалера Железного креста первого класса и его речам о величии германского народа.
Что касается Макса, он знал о подобном отношении к фюреру своих товарищей, но дабы не накликать беду, пресекал любые разговоры о нём в общих беседах. Он был офицером, и должен был выполнять приказы, к тому же именно фюрер вверил в его руки грозный танк. «Остальное, - говорил Май, - пусть останется на совести нашего Адольфа»
Похле же был идейным нацистом, и лично присутствовал на каждом занятии по национал-социалистическому мировоззрению, проверяя правильность и полноту записей в тетрадях курсантов танкового училища.

Гул самолетов заставил полковника Ольбриха скомандовать «По машинам!», спустя минуту в небе над площадью появились силуэты трёх британских «хаукер харди» , которые сделали несколько кругов и удалились в сторону городских окраин. Германские истребители так и не появились.
К вечеру вся бронетехника была «расквартирована» на оборонительных позициях города Триполи, неподалеку от германских и итальянских аэродромов.
Ежедневно с взлетных полос поднимались пикирующие бомбардировщики «Юнкерс 87» и летели в сторону Эль-Эгейлы, их сопровождали «Макки Фольгоре»  итальянского воздушного флота.
Генерал-лейтенант Роммель приказал замаскировать танковые подразделения в целях экономии бензина. Активных действий не велось, Макс, и его товарищи из полка начинали скучать. Кормить мошкару в окопах вместе с солдатами дивизии желания не было.
Танкисты ждали первого приказа. А его всё не было.

Горячие фляги Эль-Эгейлы

Снабжение поступало из рук вон плохо. Что говорить о питьевой воде, её всегда не хватало. Вода в железных канистрах, которой приходилось делиться еще и с итальянскими солдатами, протухала в сорокаградусную жару, часто ее привозили уже непригодной для употребления. В Триполи находились основные склады со снабжением, но они кормили не только немецкую дивизию, но и итальянские войска. Местное население ухитрялось выменивать консервы на местные товары.
Бронетехника пеклась, словно картошка под сетчатыми тентами, бочки с топливом ютились в более прохладных ангарах на аэродроме. Британцы нанимали местных арабов для проведения диверсий в тылу германских  подразделений, и Роммель отдал приказ о хранении на топливном складе только неприкосновенного запаса. Рисковать наступательными операциями он не хотел. 
   - Сегодня я взял дважды всех «унтеров». За один проход шестьдесят одно очко, как вам? Чувствую, к вечеру я соберу все сигареты в вашей роте. Макс, ты берешь взятку?
Максимилиан скривил губы, снова он пролетел. Осталось полпачки табаку, а сегодня его экипаж заступает на дежурство.
    - Нет, Шибер, я – пас!
Унтер-офицер бросил свои карты на крышку топливной бочки, служившей столом. Братья Шпрой косились на пирамидку из сигар, которые уже перекочевали из их запасов в карманы удачливого зенитчика. Он, обер-фельдфебель Альберт Шибер, часто заходил в гости к ним, принося с кухни излишки консервированных фруктов или свежие сухари с яблочным повидлом. Интендант приходился этому пройдохе тестем, и баловал его едой. С танкистами из роты Мая тот сдружился сразу по приезду. Зенитный расчет Шибера охранял танковые экипажи и боеприпасы.
Но последняя неделя была хуже остальных, Альберт раздобыл у родственника колоду игральных карт и всех «подсадил» на скат, игру, которую любили артиллеристы, но ненавидели, из-за длинных розыгрышей, в танковых войсках. Шибер выигрывал раз за разом, в качестве жертвы были выставлены табачные изделия.
     - У меня осталась последняя сигара, Альберт, может, сбросим, и по новому прикупу?  - Герби явно был расстроен, что не взял ни одного розыгрыша, а проиграл все с самого начала.
     - Нет уж, я дважды скидывал, но ты не отыгрался, - гость отмахнулся от предложения танкиста, он явно хотел отыграть весь табак у трёх экипажей.
И полетела бы последняя сигара на кон, если бы не камешек, звонко ударивший в стенку бочки. Компания повернула головы назад.
     - У вас что, работы нет? Или вы на курорт приехали. Мало того, что вы сидите по пояс раздетые, но ещё и с военнослужащим артиллерийского дивизиона, который сидит, тьфу, в газетной панаме! Вы хотите, чтобы я устроил вам химическую тревогу?
Громоподобный голос принадлежал командиру танкового полка майору Гансу Похл;. Его бульдожьи щеки раздувались как парус, а лоб под мягкой фуражкой был покрыт крупными каплями пота. Единственное, что на нем смотрело более пристойно – это отполированный до серебряного блеска танковый штурмовой знак, прикрепленный на нагрудном кармане выгоревшего кителя. Он получил его за кампанию во Франции, уничтожив вместе со своим экипажем два «сомуа» и отбуксировав ещё один с повреждениями в качестве трофея. Достойно, но сравнить не с кем. Большинство в полку не видели в триплексе даже силуэта вражеской машины, что уж говорить о подбитой технике.
       - У вас есть ровно одна минута, чтобы привести внешний вид в порядок, иначе готовьте противогазные комплекты, - скомандовал он.
Приказ был понят однозначно. Сорокаградусное пекло и противогаз рейхсверовского образца – две вещи несовместимые друг с другом. Рвотные конвульсии после десятиминутной пробежки – самое малое, что могло нас ожидать. Хуже только окапывание «двойки» под палящим солнцем. В этом случае победителей не будет. Мы все упадем без сознания ещё до того, как песчаный грунт скроет нижнюю часть гусеницы.
Выгорающая на солнце форма  (черные комбинезоны были сданы в вещевую службу, а взамен танковые экипажи получали рубашки, кители и брюки песочного цвета, т.е. полевую форму тропического образца) была выстирана, но морская соль кристаллами забилась в швы и больно резала бока и подмышки. Спустя минуты спины танкистов покрыли темные овалы, ткань пропиталась п;том и прилипла к спине, вся сушка прошла впустую.
Похл; загнал экипажи «под технику», приказав снять карбюраторы. Мучения механиков начались сразу по прибытию, «солексы» требовали постоянной чистки и смазки, а песок любую смазку превращал в дробящий абразив. Нередко поломки случались именно из-за использования смазывающих составов.
    - Опять не чищены, три раза выехали и уже в нагаре и песке?! Немедленно привести в должный вид и функциональность, – загремел майор, вытирая платком шею, - вечером проверю радиаторы! У всех!
Но чистка продолжалась недолго. Всех ротных и батальонных командиров вызвали в Триполи, в штаб дивизии. Телеграмма от генерала Роммеля пришла с пометкой «срочно».
Уже вечером танковые экипажи пятого танкового полка были построены по тревоге. Ольбрих довёл приказ командующего до ротных офицеров. Похл; вызвал к себе Мая, братьев Шпрой, Бергендорфа и Манфреда.
    - Сегодня в полночь мы совместно с 3-м разведывательным батальоном выступаем в дефиле Эль-Эгейлы. Проход узкий, но бронеавтомобилям и мотоциклам будет тяжело без поддержки танков. Там у противника находятся части второй танковой дивизии и большая зенитная батарея. За последние три дня итальянцы потеряли восемь самолетов, а это значит, что англичане охраняют важный объект в этой местности.
    - Возможно аэродром, господин майор, - высказался фельдфебель Бергендорф, - тогда там не только зенитки, но и противотанковые орудия могут быть.
    -  Могут, но броневики маневреннее, они должны расчистить вам дорогу. Вы нужны для прорыва их позиций. Ольбрих разрешил выделить пять экипажей, но с двойным боекомплектом.
Май и старший Шпрой переглянулись. Двойным? Но это снизит скорость, причем намного.
Макс поднял руку:
     - Разрешите вопрос, господин майор?
Похле отрицательно мотнул головой.
     - Не разрешаю. Знаю, о чем спросишь. Часть боекомплекта компенсируете половинным баком. Его должно хватить. Готовьтесь. Через полтора часа выступаете. Штабс-фельдфебель Манфред – старший взвода. Его машина – головная, и двигается в начале колонны. Вопросы?
Вопросов не было. Первый бой! Наконец-то дело, подумал молодой унтер-офицер, ради которого стоило продуть агрегаты его «двойки».
……………………………………………………………………………………….
В полночь бронетанковая колонна выдвинулась в сторону позиций противника, используя светомаскировку на фарах. Температура воздуха упала до пяти градусов,  и люки пришлось закрыть. По приближении к дефиле, командир разведбатальона майор Штумм приказал соблюдать радиомолчание.
Когда стрелки часов показывали пять минут первого, рокот двигателей нарушила очередь крупнокалиберного пулемета с головного броневика. Началось! В наушниках раздалось:
     - Достигли первой линии вражеских укреплений. Уничтожены два пулеметных расчета, потерь нет. Всем экипажам танков приготовиться, мы пропускаем вас вперед колонны.
Головная «двойка» Манфреда прибавила скорость. Я следовал третьим.   
Наушники снова затрещали:
     - Две противотанковые пушки, 25-фунтовые, слева от склона, - услышал Макс голос водителя.
Два снаряда легли рядом с танком, осыпав осколками броню. Секунды промедления могли стоить жизни их «двойке».
     - Увеличить скорость!!! – крикнул он, - всю кассету в сторону противника!
Герби поднял кассету со снарядами с пола. Свободного места в штатной боеукладке не было.
Май развернул башню в сторону силуэтов вражеских орудий. 25-фунтовые вновь открыли огонь. Первый снаряд срикошетил о башню, оглушив его, второй разорвался позади танка. Увидев очертания лафета, Макс нажал на спуск. Двадцатимиллиметровое орудие изрыгнуло языки пламени и подняло фонтаны песка у цели, Балк сразу перезарядил пушку.
    - Готово, Макс! Бей! – схватил заряжающий командира за руку, - быстрее!
Следующая очередь из десяти осколочных выстрелов вспышками прошлась по маскировочным тентам артиллерийских позиций.
Макс впился глазами в прицел триплекса. «Двойка» Манфреда, воспользовавшись прикрытием его пушки, влетела, словно ужаленная, на вражеские позиции и раздавила расчеты британцев. Внезапно, на дорогу выскочил английский бронеавтомобиль, который открыл огонь по автомашинам колонны. Чехословацкий пулемет в его башне заработал в сторону грузовых автомобилей, оснащенных радиостанциями и перевозивших боекомплекты. Ему удалось поджечь два «опеля», прежде чем Алекс Шпрой вместе с братом всадили в его легкобронированный корпус три кассеты со снарядами. Бергендорф для уверенности опрокинул дымящийся остов вражеской машины в сторону от дороги.       
   - Прошли первую линию. Вижу пальмы и строения впереди. Всем быть начеку, – скомандовал Манфред.
Франц перезарядил пушку, Макс снял пилотку и облил голову из фляжки. Звон в ушах никак не хотел проходить. Он едва слышал свой экипаж и радиостанцию.
На подходе ко второй линии укреплений, мотоциклисты разведывательного батальона обогнали головную «двойку» и пересекли британские позиции. Это была их ошибка! Пропустив разведку над собой, английские солдаты открыли огонь из «бойсов»  им в спину, ударив одновременно из пяти разных огневых точек. Манфред двумя очередями поразил расчеты ПТР в траншее, но в этот момент из разрушенной  стены дома выползла туша британской «матильды». Первым же выстрелом у «двойки» Манфреда загорелся двигатель. Макс видел, как к танку подбежали «томми», но были скошены пулеметом из башни. Манфред был жив, и сдаваться не собирался.
«Двойка» Бергендорфа открыла огонь по английскому танку, сократив расстояние до пятисот метров. Всё впустую!
Макс услышал голос Вилли Шпрой в наушниках:
    - Нам его не пробить! Надо отходить назад!
Макс был не согласен.
    - Пока батальон развернет «восемьдесят восьмые», мы должны их прикрыть! Из всех орудий – огонь! – закричал унтер-офицер в микрофон.
Четыре пушки ударили по корпусу «матильды», разрушив ей гусеницу. Прежде чем «восемьдесят восьмое» сделало два финальных выстрела, снаряды англичанина заклинили башню Бергендорфа. В корпусе зияла рваная дыра.
Единственный пулеметный расчет был разметан фугасными снарядами. Путь был открыт. Похле был прав, - позиции британцев закончились аэродромом и двумя складами. На взлетной полосе стояли два истребителя «спитфайр». Обслуга покинула их в спешке, виднелись следы колес грузовика.
Дефиле было захвачено.
Утром на штабном автомобиле прибыл Роммель. Он осмотрел аэродром и захваченные склады. Они были заполнены бочками с питьевой водой, пригодной для употребления. Танкисты с удовольствием пополнили свои запасы.
«Двойки» Бергендорфа и Манфреда были отправлены на тягачах на ремонт в Триполи. Экипажи не пострадали, лишь заряжающий из команды Бергендорфа получил ожоги шеи и спины.
Спустя двое суток вся дивизия передислоцировалась в захваченный район. Самолеты британцев на аэродроме сменило звено штурмовиков «юнкерс».
Вечером нас вызвал к себе Похле.
    - Поздравляю с успешной атакой. Я считаю, что вы справились с поставленной задачей. Определенно, английская «матильда» подпортила штурм, но артиллеристы разведбатальона выручили. Я уже переговорил с их командиром. Он упоминал о бутылке вина с вас.
    - Нам выдадут новую технику? – спросил Манфред.
Похле покачал головой.
    - Нет, пока не прибудет большой конвой из Италии, танки не ждите. Постараемся отремонтировать ваши машины, по возможности. Либо могу ходатайствовать об итальянских «кастрюлях», есть дюжина в Триполи.
    - Лучше сразу пулю в лоб, - огрызнулся Бергендорф.
Похле скривил губы. Затем достал пакет из стола.
    - За удачную атаку и уничтожение вражеских орудий штабс-фельдфебель Гуго Манфред…
Танкист поднялся из-за стола.
    - От лица командующего дивизией Вы награждаетесь Железным крестом второго класса!
Командиры поддержали аплодисментами.
Макс и братья Шпрой переглянулись.
    - Господин майор, мы тоже заслужили награды, - скромно заметил Вилли.
Похле почесал бульдожью щеку. Затем повернулся к шкафу и достал из него литровую бутылку «рейнвейна».
    - Трое суток отдыха. Всем.
………………………………………………………………………………………
Бумажный конверт голубого цвета с наградой прошёлся по рукам. Алекс откупорил бутылку и разлил ее содержимое по кружкам. Кислый виноградный запах дразнил аппетит.
     - За победу, Гуго! Пусть этот крест будет первым в твоем чемодане наград, когда мы вернемся домой, - Бергендорф принял право первого поздравления.
Гуго несмело сделал глоток.
     - Лучше уж танк.
Командиры «двоек» посмотрели друг на друга. Да, пожалуй, лучшей наградой был бы танк.

Первые трудности

Мерса-Эль-Брега – бедная рыбацкая деревня, находилась у побережья Средиземного моря, в самой южной его точке. Вдоль берега залива Сидра, незначительные постройки были разрушены итальянской авиацией, а на их месте англичане выстроили крупный оборонительный рубеж, буквально нашпиговав пустыню вокруг разнообразными минами. Местное население работало на строительстве аэродрома в Бенгази, откуда доставляли большую часть снаряжения и боеприпасов.
Роммель думал иначе. Не развить успешное наступление он не мог. Поэтому и отдыха экипажи дивизии не увидели.
Тридцать первого марта дивизия двинулась в сторону прохода у Мерса-Эль-Брега.
     - Вилли, сколько раз повторять! Никогда не оставляй свои вещи у меня на танке. Твой чертов китель затянуло под радиаторную крышку, мотор и так надрывается и кипит как ковш с кипятком, а теперь обрывки твоих тряпок забили горловину.
Радиостанция молчала.
    - Вилли! – громко повторил Макс, - ты меня вообще слышишь?
В наушниках раздалось потрескивание.
    - Он спит, господин унтер-офицер, это механик. Я веду машину, он просил не будить его до въезда в Бир-Соллум.
Май сдернул наушники с головы.
    - Нет, Франц, ты слышал?! Мерзавец чуть не угробил мне двигатель своими выгоревшими тряпками, и при этом спокойно дрыхнет. Фрааанц? Франц!
Унтер-офицер повернул голову. Его заряжающий спал как котенок, даже не отреагировав на гневную реплику командира.
    - Конечно, я поговорю сам с собой. Какие проблемы? Я люблю говорить сам с собой.
Колонна бронетехники через час достигла оазиса Бир-Соллум. «Юнкерсы» не оставили от него и целого камня, план командования перерезать поставки питьевой воды по всем направлениям в Бенгази претворялся в жизнь. Но и остановку никто не объявлял.
…………………………………………………………………………………….
К вечеру тридцать первого марта дивизия с ходу атаковала проход Мерса-Эль-Брега. Танковые экипажи шли первыми. Их, безуспешно, пытались догнать две тихоходные итальянские машины в леопардовом окрасе под командованием «безлошадных» Бергендорфа и Манфреда. «Двойки» находились на ремонте в Триполи, а оставаться в пропитанном дизентерией городе, танкисты не желали.
    - Алекс, справа миномет, пристреливается. Десятку туда влепи, иначе они накроют тебя. Уже слишком близко кладут.
Минометные осколки рикошетили по броне, сливаясь в единый звон.
     - Франц, долго я буду ждать кассету?  - рявкнул Макс, и пнул ногой заряжающего.
     - Уже! – обиженно ответил тот, перезарядив пушку.
Радиостанция зашипела.
     - Ноль-три-шесть, ноль-три-шесть, с вашей стороны две сорокамиллиметровки , прямо перед вами, шестьсот пятьдесят метров.
     - Понял тебя, ноль-тридцать, маневрирую. Герби, слышал? Уводи нас из-под обстрела!
«Двойка» спустилась в бомбовую воронку, два снаряда со стороны британцев прошли выше башни.
     - Нам их не достать, ноль-тридцать. Сообщаю координаты цели для «стопятых»  - два, восемь, двенадцать, тридцать шесть…
Два залпа артиллерии поддержки разметали британские расчеты в считанные секунды. «Двойка» Максимилиана выползла из укрытия.
Англичане укрепились основательно на обеих сторонах прохода. Первый рубеж был труднопроходим. Приходилось брать с боем каждый метр пристрелянной территории.
Английские бронемашины пулеметным огнем не подпускали пехотные части к траншеям. Им навстречу устремился Манфред.
Первый посланный и снаряд снёс башню у вражеского бронеавтомобиля, второго выстрела не последовало.
       - Макс, у меня заклинило откатник. Не могу продолжать вести огонь. Прикройте меня!  - кричал в наушники Гуго.
       - Понял тебя. Идём на выручку, - отозвался Алекс, - Вилли, давай на фланг.
Британский броневик попятился назад, увидев два танка, мчавшихся на него, и уступил место расчету ещё одного противотанкового орудия, обосновавшегося позади него.
Бронебойный снаряд больно впился в слабую защиту итальянской машины. Из люков сперва повалил дым, а затем наружу вырвалось яркое пламя.
      - Ноль-шесть-шесть горит. Повторяю, ноль-шесть-шесть горит. Расчет противника - сто метров позади бронемашины, весь огонь туда, - в наушниках раздался хриплый голос командира Похле.
«Двойки» разрядили в лафет английского орудия два десятка бронебойных снарядов. Обслуга была уничтожена, и пушка задрав ствол вверх, опрокинулась назад. 
«Двойка» Мая устремилась на горную дорогу, за ним следовали два бронетранспортера с пехотинцами. Приблизившись к первой линии траншей, их уже поджидала английская пехота. Выстрелы «бойсов» зазвенели по броне. Медлить было нельзя. Командир развернул башню в сторону оборонительных укреплений и приказал открыть огонь из пушки и пулемета одновременно.
     -  Макс, нас сейчас подожгут! Надо уводить машину вниз!  - закричал Фетт.
Командир понимал, что если убрать машину с дороги, бронемашины окажутся на прямой линии с вражескими окопами и солдат заставят глотать песок вражеские пулемётчики.
     - Нельзя! Мы прикрываем пехоту позади нас!
Транспорт выгрузил немецких солдат, и они тот час же ворвались в укрепления первой линии.
Спустя минуты «бойсы» затихли. Линия была взята.
     - Герби! Вперёд! Поднимаемся выше, надо выбить противника с высоты!
Водитель нажал на рычаги, и танк уверенно пополз между окопов, переворачивая деревянные «рогатки» и разрывая в клочья спирали колючей проволоки. Убитых было немного и Фетт дергал рычаги то вправо, то влево, стараясь не намотать всё, что осталось от защитников, на гусеницы.
На подъеме «двойку» догнала итальянская танкетка с бортовым номером «ноль-шесть-ноль», это был Бергендорф. В наушниках раздался его низкий голос:
     - Дивизия расчищает проход внизу, потери большие. Англичане сожгли четыре танка, и пять грузовиков.
     - Манфред?
     - Не знаю. Я видел, как его машина горела. Санитарный грузовик идет следом. Думаю…
Внезапно по машине словно ударили кувалдой. Она крутнулась в сторону и замерла. Водитель лежал на рычагах.
Танкетка Бергендорфа продвинулась дальше лишь на несколько метров. Скалистая почва взметнулась под её правой гусеницей, и взрывной волной её перевернуло набок.
     - Мины! – услышал я в шлемофоне.
Макс тряхнул Франца за воротник. Тот, качнув головой, начал растирать виски. Командир постучал ботинком по спине водителя. Тот застонал.
Не успел экипаж прийти в себя, как над головой командира распахнулся люк и в башню спустился Бергендорф.    
    - Так, господа. Наши дела плохи. У вас разорвана гусеница и ведущее колесо пополам. Антенну радиостанции тоже повредило осколком. Ремонт невозможен без запчастей. У меня еще хуже. У итальянки взрывом повреждён двигатель. От карбюратора живого места не осталось. Что делаем, Макс?
Бергендорф уставился на товарища, словно тот мог пошарить в кармане и извлечь новый танк со словами «держи, дружище, обращайся по любому поводу!»
Франц и пришедший в себя Герби также молчали, слушая разговор командиров.
Макс понимал, что оставаться в подбитой технике опасно; если британцы перебросят на переднюю линию подкрепление, солдаты обшарят подбитую технику и найдут их. Если нет – дивизия попросту уйдет вперёд, а тыловые части будут на высотах ещё нескоро.
Следовательно, надо двигаться наверх, на высоту.
    - Будем продвигаться выше! – ответил он, глядя Бергендорфу в глаза, - попробуем раздобыть транспорт.
Балк вытер мокрый лоб пилоткой.
    - И получим пулю.
Герби закивал, соглашаясь с товарищем.
    - Командир, на высоте может быть батальон этих томми, одна очередь из пулемета и два экипажа лягут в песок. Надо спускаться вниз.
Бергендорф извлек из кобуры «вальтер», проверил магазин, и повернулся к Герби.
    - А что если наше наступление отбили, и внизу опять британские позиции? Я буду чувствовать себя спокойнее, если буду находиться сидя на этих скалах, а не у их подножья. Я заберу своего меха и всё снаряжение, что есть. Выходим через пять минут.
Подготовка не заняла и половины отведенного времени - собирать было особо нечего.
Снаряжение выглядело весьма скудно: два «вальтера», один «тридцать восьмой» , штык-нож для карабина, и дымовая граната. Патронов всего пятьдесят штук.
В вещмешки положили фляги с водой и сухой паек, выданный перед наступлением. Герби прихватил с собой канистру с бензином и топливный шланг.
Вперёди шёл механик-водитель Бергендорфа с «вальтером», в случае обнаружения противника он должен был предупредить остальных. Затем уже действовать по ситуации.
Дорога наверх была вся усеяна осколками камней – бомбардировочная авиация обрабатывала эти склоны и сам проход не один день. Передвигаться было крайне трудно – ботинки были сделаны из тонкой кожи, каждый камень чувствовался и болью проносился по всему телу.
Жара стояла невыносимая. Через каждые триста-четыреста метров Макс и Бергендорф останавливались и разрешали сделать по глотку воды из фляг. Стихли и разрывы снарядов, доносившиеся из ущелья, проход Мерса-Эль-Брега был либо взят, и дивизия продвинулась дальше, либо наступление было остановлено, и британцы укрепляли прорванные позиции.
Часы показывали полдень, когда дозорный механик сбавил шаг и поднял руку вверх. Танкисты остановились. Бергендорф жестом подозвал его.
    - Докладывай!
Водитель убрал пистолет под ремень.
    - Впереди несколько штабелей ящиков. Снарядных. Топливные бочки под маскировочной сетью. Укрепленная точка из мешков с песком. Солдат не видел, но думаю, у них пулеметная точка там оборудована.
Герби повернулся к Максу:
    - А что если там вообще никого нет? Британцы могли бросить позиции и спуститься вниз. Предлагаю подползти поближе и всё проверить.
Бергендорф отрицательно качнул головой:
    - Не думаю. В любом случае, если даже там никого нет, томми могли установить вокруг своей позиции противопехотные мины. Проверять надо, когда стемнеет. Если за этими мешками огневая точка, значит, они дадут о себе знать, включив фонарь или запалив костер.
Максимилиану эта идея понравилась.
    - Герби! В дозор, возьми у Балка автомат, если заметишь движение в нашу сторону – стреляй короткими очередями, помни – у тебя всего один магазин. Остальным – отбой. Можно сделать по два глотка воды.
Танкисты без лишних раздумий опустились у скалистого выступа на землю. Ноги, после часового перехода, гудели, а кители прилипли к спинам. Отдых в тени был подарком в дневное время. Ливийское солнце выжигало песок и камни добела.          
Герберт разбудил свой экипаж, когда стрелка часов показывала половину восьмого. Сумерки медленно охлаждали воздух, и дышать становилось легче. Всё имущество танкисты оставили, где спали, забрали только оружие.
Герби и водитель Бергендорфа ползли первыми – в руках второго был штык-нож, которым он проверял подступы к британским позициям. Мин не было. Когда они приблизились вплотную к укрепленной точке противника, Балк отвинтил крышку на рукояти дымовой гранаты и расправил шнурок. Бергендорф кивнул, глядя на Макса.
Граната полетела в сторону ящиков, раздался хлопок, и поверхность земли заволокло густым жёлто-серым дымом. В мгновение, над головами танкистов пронеслась очередь из ручного пулемёта. Позиция томми ожила.
Пули рикошетили от каменистой дороги, искорками отлетая во все стороны. Затем короткими очередями отозвался Герби.
Бергендорф и Май, держа пистолеты на вытянутой руке, рванули вперед, к металлическим бочкам. Винтовочный выстрел грянул из-за штабеля, где дым почти рассеялся, Бергендорф схватился за живот и упал на колени, выронив свой «вальтер». Макс разрядил весь магазин в сторону стрелявшего, после чего подобрал оружие товарища.
Перед ним поднялась фигура солдата в каске-«блюдце», его лицо было в крови. Томми дёргал рукоятку затвора, пытаясь извлечь застрявший патрон, но увидев Макса, он потянулся за штыком, висевшим в ножнах на поясе. Май выстрелил первым, пуля попала англичанину в ногу, и тот рухнул на колено. Из-за его спины показался Герберт, он разрядил оставшиеся патроны в голову стрелка и оттолкнул его ногой в сторону.
     - Макс, мы убили двоих в окопе. Пулемет цел, но патронов меньше половины диска . Механик ранен в руку, но пуля прошла навылет. Вы как?            
     - Бергендорф ранен. В живот. С ним Балк остался. Один томми у штабеля лежит, я в него весь магазин разрядил. Второго ты добил. Собери всё оружие что есть, боеприпасы. Может у британцев здесь еще опорный пункт неподалеку, они могли услышать выстрелы.
     - Понял, командир. Пулемет переставлю позади их позиции.
Раненого Бергендорфа перенесли в блиндаж англичан. Пуля застряла в животе, при попытке извлечь её, рана начинала сильно кровоточить. Двумя перевязочными пакетами кровотечение остановили, но передвигать танкиста было нельзя.
Балк достал из аптечки распечатанную упаковку первитина – обезболивающее средство, которое без крайней нужды никто бы принимать не стал. На лекциях по военно-полевой медицине майор Крузе рассказывал, что первитин снимает болевые ощущения, дает заряд бодрости и прилил сил, но необходимо рассчитывать дозировку, иначе рвота и бессонница – это самое малое, что ждало танкиста в итоге.
Командир полка Похл; настрого запретил употреблять эту «химию» без нужды, потому что во время боя экипажи становились «безумными и бесконтрольными».
Бергендорф проглотил две таблетки, не запивая, при ранении в живот даже глоток воды становился смертельной дозой. Его водитель принёс в блиндаж две британские винтовки «энфилд», каску с обоймами к ним, и револьвер вместе с кобурой и ремнём.
     - Макс, ты разрядил весь магазин в сержанта, он успел сделать всего один выстрел. Вот его револьвер. По карманам пошарил  - только сигареты и тюбик с мазью от ожогов, этих британцев определенно держали в нужде. Как мой командир?
     - Плохо. Потерял много крови. Передвигать его нельзя. Нужен транспорт и скорее доставить его к санитарам.
Водитель пожал плечами. Транспорт был бы кстати, но где его достанешь.
В блиндаже у британцев танкисты обнаружили пару банок солёной говядины, и мешок с сухарями. У убитого сержанта в сумке оказалась даже банка яблочного джема. Огонь решили не разводить, поужинав скромными трофеями «всухую». Балк сменил Герби у пулемёта.
Макс вышел на воздух. От запаха пропитанных кровью бинтов становилось дурно. Водитель отгонял от раны прожорливых мух, стремящихся наводнить открытую плоть своим потомством.
Ночь медленно опускалась на ливийскую пустыню. С высоты были видны костры догорающей техники в ущелье. Движения не было. Война, по всей видимости, ушла из этих мест. Многочисленные насекомые, атаковавшие глаза, уши, рот в течение всего дня, почувствовав приближающую холодную ночь, опустились вниз, к еще тёплым камням и песчаным тропам. Потоки воздуха усиливались с каждым часом, и спустя час превратились в пыльные вьюны, а ветер, смешавшись с песком, словно абразив, болезненно обдирал чешуйки кожи на лице и руках, обгоревшие под палящим белым солнцем. Природа пустыни прогоняла человека, давая понять, что ночь  - это её время.
 
Упущенное сражение

Солнечные лучи прервали сон Макса. Когда он открыл глаза, за столом в блиндаже сидел весь его экипаж.
     - Командир, пора завтракать. Мы взяли галеты и шоколад из наших мешков. Водитель разогрел котелок британцев на костре, теперь у нас есть кофе, - пробормотал Герби, старательно пережёвывая галету. Хлебные крошки прилипли к его губам, на подбородке замерла неподвижная капля джема.
Максимилиан брезгливо сжал губы.
      - Герберт, тебя, видимо, не учили есть в детстве. Вытри рот – неужели не чувствуешь крошево от своих галет.
      - У меня вся семья так ела. Отец, помню, в субботу готовил гуся с картофельными оладьями. Мать всегда делала картофельный салат, но к мясу её отец не подпускал. Мне и брату доставались крылышки и голень, а оладьи ели, макая в жир из кастрюли. С гуся всегда много жира стекает. Иногда я хлебал прямо из кастрюли. Брат насыпал туда петрушки и латука, получалось весьма недурно. Суп и мясо сразу.
     - Меня сейчас стошнит! Макс, твой заряжающий уже сожрал пачку галет с джемом, и банку рыбных консервов. Ты где такого солдата нашёл? – раздался хриплый голос Бергендорфа с деревянного стеллажа, служившего ему больничной койкой, - он объедает нашу доблестную армию.
Макс протёр глаза, в уголках была корочка из налипшей пыли и мелкого песка, жаль осталась всего одна двухлитровая фляга с водой. Умыться было бы полезно в таких условиях.
     - Они оба из Шлезвига. Хотя судя по диалекту Герби, я сомневаюсь, что он и его крестьянская семья родились на севере.
Герби отложил галету в сторону.
     - Нет, конечно. Моя семья перебралась на север из Бадена. Во времена республики наша земля работала на нас, и хозяйство росло. Но потом министерство Дарре  перевернуло всё на голову. Каждую курицу или индюшку чуть ли не клеймили, а мясо везли сдавать в тройном размере. Сейчас ещё и Эльзас присоединили, теперь на моей земле эти бездельники хозяйничают. Отец решил перебраться в Шлезвиг, у дяди ферма своя, и пашня хорошая.
Ответ Герберта, по-видимому, удовлетворил Бергендорфа, он, простонав, перевернулся на левый бок и замолчал.
Макс вышел из блиндажа. Солнце прогревало землю, и даже крупные куски известняка, из которых был выложены боковые стены укрытия, постепенно меняли желтоватый оттенок на пепельно-серый цвет.
Водитель, прикрыв британский пулемет трофейной шинелью, орудовал лопатой в нескольких метрах, засыпая воронку от авиабомбы. Из-под слоя песка и мелких камней торчали ботинки убитых англичан.
     - Достойные похороны решил сделать для томми?  - поинтересовался танкист.
Тот качнул головой.
     - Обойдутся. Если бы не рой мух и вонь от их тел – я бы даже не приблизился к трупам. Но этот запах сводит меня с ума. Тошнота подступает к горлу, как только ветер начинает дуть в мою сторону.
     - Правильно делаешь. Всё верно. У тебя воды немного не будет -  глаза умыть?
Водитель черенком от лопаты указал на фляги, снятые с убитых.
    - В одной из них воды на дне, но умыться хватит. Остальные я за ночь опорожнил.
Вода, ещё не успевшая нагреться на солнце, приятно стекала по обгоревшим щекам и шее. Стараясь экономно расходовать драгоценную жидкость, Макс несколько капель нанёс на платок и протёр шею и лоб. Кожа на губах потрескалась, и, впитав немного влаги трещинки, начали слегка кровоточить. Особенно болезненно в уголках рта. Последнюю пробку Май опрокинул в рот и прополоскал горло, теперь с утренним туалетом было покончено.
    - Герби говорит, что они приготовили кофе. Сменить тебя?  - спросил он у водителя.
   - Они? Это я костёр развел утром, а кофе из запасов моего командира. Они налетели как вороны на запах. Нет, благодарю, я уже кружку свою выпил.
Максимилиан улыбнулся. Если и есть в службе приятные моменты  - так это утренние часы потребления столь чудесного напитка. Фрида Май всегда готовила два больших медных кофейника, один для отца, который подолгу сидел за медицинскими книгами, в ожидании завтрака. Сын пошёл в отца, ягодный пирог или хлеб с ветчиной в «сухое» горло утром не лез, а так вкусностей мать готовила всегда с запасом – одного стакана чёрного, как дёготь напитка, всегда не хватало.
В училище этот напиток подавался утром, но вкус его был ужасен. Кисловатый вкус, чёрный, из-за пережаренных зерен грубого помола. Не бодрил, но вливать в себя приходилось. Неудивительно, что он получил такое презрительное прозвище. Негритянский пот. Бр-р-р!
Завтрак был весьма скудный. Герби умудрился перемолоть почти все галеты, джем остался лишь на дне банки. Единственное, что было в избытке – это английские сигареты. Балк извлек из карманов запасливого врага пять пачек. Густой дым потянулся к потолку.
    - Макс, как нам двигаться дальше? Бергендорф тяжело ранен, нести его нельзя. Оставаться здесь тоже опасно. Утром я обнаружил тропу, ведущую вниз, к ущелью. Деревня должна быть к востоку от прохода, если дивизия продолжила наступление, то наши танки уже её захватили. Предлагаю двигаться к ней, если встретим подбитую технику, сможем снять ведущее колесо и починить наш «тридцать шестой», несколько траков у нас есть. Инструменты можно позаимствовать у итальянки, - прервал тишину Герберт, выпустив кольцо табачного дыма.
    - Согласен, командир. Мы можем оставить механика с пулеметом здесь, все патроны. Возьмем  с собой револьвер и пару винтовок. По обойме на каждую, - подхватил его Франц.
Макс понимал, что оставаться здесь не имеет смысла. Если британцы имели ещё одну оборонительную позицию выше по склону, то уже были бы здесь, услышав выстрелы. Но никто не появился. Значит, пора покидать этот блиндаж.
Водителя позвали в блиндаж. Оставив две обоймы для винтовок, остальными патронами набили диск пулемета. Макс оставил «вальтер» Бергендорфа, взяв револьвер убитого сержанта. Одну из фляг наполнили водой, остальное оставили для раненого. Автомат был пустой, его оставили в блиндаже.               
Тропа была узкая, мелкий кустарник путался в ногах и больно колол лодыжки. Балк выдавил треть тюбика мази на ладонь и размазал по лицу и шее, затем передал остальным. До деревни путь займет весь день, под палящим солнцем английская мазь хоть немного будет удерживать влагу.
Спустившись со склона, Макс приказал снять кители, оставив рубашки и брюки. Пилотки слабо сдерживали солнечные лучи, перегретые головы начинали болеть, а в глазах то и дело появлялись тёмные пятка. Глоток воды разрешалось делать через каждый час. К полудню и эту норму пришлось урезать – фляга пустела, а ноги уже с трудом волокли оружие и скрутку из кителя на ремне.
Дорога на Мерса-Эль-Брегу была разбита танковыми траками и колёсами грузовиков. На обочинах время от времени появлялись обгоревшие скелеты автомашин, мотоциклов, и гужевых повозок. Скрученные мотки колючей проволоки, разломанные противотанковые «ежи» из брёвен вырастали через каждые пятьсот метров. Убитых не было, но и танковой техники не попадалось.
Наконец, Макс увидел двухэтажное здание у дороги, из обожженного кирпича, в его стене зияла огромная дыра, по всей видимости, проделанная танковым снарядом. Почерневшая пальма склонилась над воронкой, из которой была видна задняя часть танка. Сократив расстояние до нескольких шагов, танкисты были разочарованы. На дне воронки покоился двадцатитонный «крестоносец»  с опознавательными знаками 22-ой танковой бригады, башня была оторвана и перевёрнутая лежала рядом. По всей броне Балк насчитал восемь точных попаданий.
     - Нехило ему прилетело, - пробурчал Герби, - рваные дыры определенно от зениток , даже «тройки» такие следы не оставляют.
Запчастей и инструментов в воронке не оказалось. Даже тел убитых танкистов не было. Тыловые службы и похоронные команды собирали весьма тщательно места боев.
Рядом со зданием на трубе висели таблички-указатели на английском: «Бенгази-150 миль», «Тобрук-290 миль», «Мерса-Матрух-520 миль».
Бенгази находилась под контролем британской 2-ой танковой дивизии, генерал Ним, командующий всеми союзными войсками в Киренаике, укрепил береговую линию, а со стороны пустыни выстроил мощные противотанковые рубежи обороны. В резерве у противника находилась 7-я бронетанковая дивизия, после того как она «пощипала» итальянские дивизии, оставив их практически без танков, её перевели в Египет, для отдыха и пополнения. Но в случае крупного наступления, эта мощная боеспособная единица ударит всеми силами. Порт Тобрук работал без перерывов, и конвои прибывали регулярно, в отличие от Триполи, где все ждали 15-ю танковую дивизию с её длинноствольными «тройками».
К вечеру, экипаж Мая достиг рыбацкой деревни, скорее ее остатков. Бомбардировщики превратили этот населенный пункт в груду развалин из кирпича и глины.
Изрезанная траншеями линия обороны пестрила следами от гусениц. Макс понимал, что это были танки корпуса, который, вероятно, уже продвинулся севернее, объединившись с итальянскими частями. В деревне танкисты встретили несколько уничтоженных артиллерией британских бронетранспортеров «карриэр», и перевернутый мотоцикл разведывательного батальона. Он был полностью исправен, чем привел танкистов в неописуемый восторг. Бак был пуст, но Герби не теряя времени, отправился за «добычей» - вокруг техники противника лежало множество канистр.
Рядом с разрушенным домом находился полуобвалившийся колодец, Макс направился к нему. Наполнив ведро мутной водой, с острым запахом мазута и радужной плёнкой, он сделал глоток, и сразу выплюнул его на землю. Пить такую воду было невозможно, она вызывала приступ рвоты. Преступление портить драгоценную жидкость в пустыне, где она является спасением. Заглянув в колодец, Май получил ответ на свой вопрос. На дне плавали две канистры, пробитые пулями.
Унтер-офицер опустился на песок, прислонившись к стенке колодца. Сколько ещё километров придется преодолеть его экипажу в поисках своего корпуса. 5-й танковый полк уже наверняка поднимает пыль по дороге к Эль-Мекили, догнать их будет сложной задачей, но выполнимой. Главное, отремонтировать его «двойку». Расставание с первой боевой машиной, поврежденной не в бою, а на проклятой мине, легло бы тяжёлым бременем на сердце молодого офицера. Он не мог бросить свой танк на этих скалах.
Раздумья прервал рёв мотоциклетного двигателя, Франц Балк подъехал к командиру, его лицо сияло как начищенное медное блюдо.
      - Командир, отличные новости! Герби обнаружил «двойку» у причала. У неё сорвало башню и разбита задняя часть подвески. Но ведущее колесо в порядке. Он уже его снимает.
Это было подарком судьбы, «двойка» с бортовым номером «ноль-два-пять» (рота резерва, которая двигалась позади всего наступления) была безнадёжно испорчена, следов экипажа не было видно, вероятно их товарищи покинули машину невредимыми. Причина гибели техники стояла на берегу, увязнув в песке – пузатая «Матильда», с раздутой башней и выгнутым вверх стволом, умирала, выбрасывая сгустки дыма от прогорающего топлива и масла. Снаряд прошил её корпус, но привел к детонации боекомплекта, при этом броня выдержала.
       - Расстояние метров двести, не больше, не хотел бы я попасть в прицел этой туши с минимальной дистанции, - отозвался Герби, выкручивая последние болты крепления.
       - Бой с «королевами»  - не наша задача. Пусть с ней справляются «тройки» и артиллерия, подставляться под снаряды британцев.
Танкисты выехали из Мерса-Эль-Брега уже поздно вечером. Макс ехал в коляске мотоцикла, запчасти были закреплены тросом, некоторые инструменты Герби прихватил из разбитого британского танка. В ногах у Мая лежали четыре трака. Балк решил перестраховаться, на случай, если не хватит собственного запасного комплекта. Герби придерживал рукой канистру с бензином, у мотоцикла поршневая была в жутком состоянии, и он поглощал бензин, наплевав на все нормы.   
Ехать в объезд было дольше и опаснее, ущелье было не разведано, приходилось тормозить при виде любой воронки на дороге. Кроме двух сгоревших грузовиков – британского и немецкого «мерседеса» техники встречено не было. Убитых было много – одиночные окопы и траншеи были усеяны телами погибших томми. Оружие было тщательно собрано, Роммель никогда не брезговал пускать трофейное снаряжение в оборот. К примеру, захваченные на позициях Эль-Агейлы английские бронемашины  были сразу перекрашены и приписаны к разведывательному батальону.
Уже на рассвете экипаж добрался до своего танка. Балк и Герби приступили к ремонту, а Максимилиан, дозаправив бак, направился к блиндажу, где ждали их раненый Бергендорф с механиком.
Водитель сидел на ящиках, прислонив пулемёт к пустым бочкам. Маскировочная сеть едва прикрывала его от солнца.
    - Где Бергендорф? Как он?  - крикнул Макс, спрыгнув с мотоцикла, не заглушив мотор.
Тот показал рукой на холмик из мелкого известняка и воткнутую британскую винтовку с пилоткой.
    - Умер командир. Ещё ночью. Вот, час назад похоронил. Даже не стонал. Я с пулемётом всю ночь у входа дежурил, а он ни звука не издал.
Макс забрал патроны и оружие, захваченное при штурме. Неизвестно, когда они доберутся до своего полка. Боеприпасы всегда нужны.
Герби и Балк восприняли новость о смерти товарища спокойно. Они предполагали, что с таким ранением в пустыне долго не живут. К тому же вся медицинская помощь заключалась в смене бинтов, им не удалось даже извлечь пулю. Помолчав несколько минут, с зажженными сигаретами, танкисты продолжили ремонт. Водителя Бергендорфа не трогали. Он был подавлен, смерть командира надломила в нём что-то. Что именно, выяснять было некогда. Жизненно важно было починить танк. Только он мог вывезти их отсюда.
С трудом поменяв колесо и натянув гусеницу, экипаж столкнулся с поломкой мотора. Маслопровод дал течь, и двигатель коптил, но не создавал крутящего момента. Пришлось разобрать мотоцикл, топливный шланг был разрезан на стяжки и заплату.
Вскоре «двойка» показала свой упрямый характер, оставив шлейфы дыма из выхлопной системы, танк устремился вниз по склону, жадно поглощая топливо, неизрасходованное во время наступления. 
   - Надо ехать через Мерса-Эль-Брега. Там я три канистры с топливом приберег. Думаю, они нам пригодятся, - сообщил командиру Герби.
Макс одобрительно кивнул.
Вечером танкисты остановились вновь в разрушенной деревне. Двигаться ночью по пустыне проблемно и опасно. Водитель Бергендорфа принялся ремонтировать радиостанцию, запчастей с подбитой «двойки» на берегу было предостаточно. Все понимали, что «слепая» езда по ливийской пустыне ни к чему хорошему не приведёт. Если напорются на укреплённый район, где будет одно-два противотанкового орудия  - это конец.
Ночью спали плохо. Гул авиационных моторов сопровождался тяжёлыми разрывами. Затем они слились воедино с канонадой тяжелых орудий. На северо-востоке шёл ожесточенный бой.

Все дороги ведут в Тобрук 
    
К полудню «двойка» Мая дробила гусеницами камни по старой дороге, ведущей к Бенгази. Опорный пункт англичан сдерживался индийскими и австралийскими пехотными частями. Большие запасы топлива и военного снаряжения находились в складах, которые непрерывно бомбила итало-германская авиация, но безуспешно. Бомбы уничтожали лишь верхние постройки.
К вечеру Максимилиан остановил экипаж в придорожной в;ди , которая уходила на север. Дно было покрыто пролювием, отложениями скальных пород, и мелким кустарником, вечером здесь было более влажно и прохладно, чем на выжженной солнцем дороге, и безопаснее, так как технику можно было спрятать в скалистых изгибах.
Растянув по обе стороны танка плащ-палатки, экипаж устроил привал. Мотор сильно перегревался, заплаты на маслопроводе едва выдерживали, и масло начинало коптить так, что приходилось держать люки распахнутыми.
В двух котелках был приготовлен фасолевый концентрат со свининой, с кусочками разломанных сухарей этот ароматный суп был сытными ужином, Герби сварил остатки кофе из запасов убитого Бергендорфа.
    - Командир, куда будем двигаться?  - спросил Франц, вытаскивая очередную сигарету из пачки командира. Определенно, вкус английского табака был намного хуже немецкого, поэтому заряжающий то и дело таскал сигареты из пачки Мая.
    - На востоке Сулук, если сделать крюк через южное плато, то выйдем к Эль-Мекили. Сиди-Баррани очень далеко, у нас попросту не хватит топлива.
По всей видимости, двигаться надо вдоль это дороги. Мы точно не заблудимся, а наши подразделения уже должны быть у Бенгази, если Роммель не поменял планы. Кстати, как там наша радиостанция?  - Макс повернулся к водителю Бергендорфа.
  - Как и британские сигареты, дерьмо! Замыкает, не могу поймать даже волну «томми», - отозвался тот.
   - Ремонтируй, нам надо знать маршрут точнее. Мы всё равно едем «вслепую», благо ни одного английского патруля нам пока не встретилось.

Ночь быстро опускалась на просторы ливийской пустыни, каменистое дно в;ди покрылось испарениями и рыжим налётом железа, скрывающегося в глубинах породы. Макс отправил экипаж отдыхать, а сам принял ночное дежурство. Шерстяное одеяло едва согревало, и танкист собрал высушенного на солнце тамариска и дрока, пустынные растения, умирая, превращались в неплохое топливо для костра.
Огонь, облизав сухие ветки, вспыхнул ещё сильнее, когда Май плеснул в него немного бензина из канистры. Холод был рассеян на пару метров, но и этого хватало, чтобы не слышать стук собственных зубов.
Максимилиан боролся со сном, и почему-то вдруг вспомнил школьный поход в окрестности старого городского кладбища Ворверкер.
Тогда, учитель ботаники, Бальдингер, целый день водил ребят вдоль ручья, останавливаясь у каждого обнаруженного цветка или кустарника. Все цветки и стебли аккуратно срезались и вкладывались между страниц книги «Воспоминания о Везере» неизвестного автора, которая была полезна лишь тем, что была чудовищно толста и плотно прижимала собранные образцы. Таскать её, в потёртом армейском ранце учителя, приходилось Максу, но не из-за любви к гербариям, а по причине плохих отметок по предмету.
Лишь к вечеру, сидя у костра, когда ученики класса, с удовольствием слушали рассказы учителя о болотах Фландрии и гибели любимой лошади, Май тайком вытаскивал уже высушенные стебли образцов и ногой скидывал их в согревающее ступни пламя. Они мгновенно вспыхивали, не оставляя следов его безобидного преступления. Вот и сейчас, мелкие грозди сухого дрока вспыхивали, поднимая мельчайший пепел в остывший воздух. 
   - Командир, отправляйтесь спать, иначе днём вам такую возможность жара не предоставит, - вырвал его из сна голос Герби.
Механик, закутавшийся в английскую шинель, поставил у костра ящик из-под ручных гранат, и придвинулся поближе к огню.
   - Спасибо, Герберт, но я предпочту дремать на свежем воздухе. В танке жутко воняет горелым маслом, да и Балк за чистотой тела не особо следит. Просто разбуди меня ближе к утру.
Фетт кивнул. Спорить с командиром не было смысла. По правде говоря, он и сам покинул танк, не выдержав ароматов заряжающего Франца, которые тот выпускал из своего организма и складок кителя.

В четвертом часу утра механик растолкал Макса. Он был чем-то встревожен.
   - Командир, либо у меня начались галлюцинации либо я слышу звук мотора по дороге, - вращал сонными глазами Герби.
Май вслушался в дорогу. Слабый звук действительно доносился с юга, где находился Сулук. С каждой секундой он нарастал.
   -  Поднимай всех! Мотор не запускай, скажи Францу, пусть развернет башню в сторону дороги и зарядит кассету зажигалок. По моей команде приготовиться. Как только подъедет ближе наш гость, врубай фары ему в лицо.
Звуки моторов со временем переросли в гул, на дороге показался грузовик, преследуемый легковым вездеходом. По очертаниям, техника принадлежала союзникам, итальянцам. Макс уже держал палец на спусковой рукоятке, когда автомобиль выдал длинную пулемётную очередь в сторону опережающего его грузовика. Трассирующие пули пронзили брезентовый кузов, но не остановили беглеца.
    - По головному автомобилю, залп!  - крикнул командир.
Очередь двадцатимиллиметровых снарядов прошили ночную мглу, и вспышки разрывов ослепили удирающего гостя. Грузовик съехал с дороги и перевернулся. Брезент полыхал словно факел. От кабины отделилось несколько фигур, но Балк уже был у пулемета  - выпустив несколько зигзагов свинца, он скосил бежавших.
Вездеход, не ожидавший такого поворота событий, остановился на дороге. Над люком «двойки» прорезала воздух очередь из автоматического оружия.
    - Командир, а может, влепим и по этим наглецам пяток? Я уже зарядил новую кассету, - отозвался Балк.
Герби ответил за Макса, держа руку на рычагах.
    - Я его могу гусеницами раздавить. Зачем ещё снаряды переводить. Запускать мотор?
Май взял ракетницу и открыл верхний люк. Хлопок, и зелёный шлейф озарил место, где находился их танк.
   - Пусть они увидят, с кем имеют дело. Если окраска и кресты на броне их не обрадуют, они выстрелят вновь, но уже точнее. Лишь бы не из ПТРа.
Но расчет командира оправдался. Фигуры у автомобиля встали в полный рост. Они спустились с дороги, держа оружие над головой. Герби включил одну фару, осветив гостям острую поверхность в;ди.
Макс вылез из танка. К нему присоединились остальные.
    - Кто вы? И откуда двигаетесь? – крикнул Балк. Автомат он держал на ремне, но палец со спускового крючка не спешил убирать.
    - Третий разведывательный батальон, с нами ребята из сто тридцать второй танковой . Уберите оружие! – крикнул идущий впереди солдат.
 Гости подошли ближе. Танкисты, убедившись, что имеют дело с союзниками, застегнули кобуры. Пожав друг другу руки, разведчики предложили свежей воды хозяевам грозной «двойки».
После небольшого рассказа молодому лейтенанту разведывательного батальона, о том, как они попали сюда, Максимилиан узнал, что они оказались в окрестностях Бенгази. Лишь сорок километров оставалось до города.
    - Бенгази сегодня ночью был оставлен англичанами. Мы захватили множество запасов с их складов. К сожалению, склады с горючим, австралийцы подожгли. Дивизия ждёт подвоза топлива с Триполи, но они поедут по новой дороге.
    - А что за грузовик, за которым вы так рьяно гнались? Англичане?  - поинтересовался водитель Бергендорфа.
    - Они самые. Угнали грузовик у наших союзников, итальянцев, и хотели догнать свои отступающие части. Вместо этого, они поехали по старой дороге, ведущей не к Дерне, а обратно, в Мерса-эль-Брегу. Сейчас наши и итальянские части скапливаются у форта Эль-Мекили. Мы прижали там вторую бронетанковую дивизию англичан. Захватим Дерну, и путь на Тобрук открыт.
    - Тобрук? Порт на побережье? – удивленно поднял глаза Балк.
    - Ага. И верблюжья колючка в заднице у нашего лиса . Британцы постоянно подвозят резервы и снабжение в Тобрук, у них полно танков и топлива, а итальянцы в своё время отстроили мощную оборонительную линию вокруг Тобрука, которую потом сдали при отступлении. Теперь нам обратно отбивать. Там почти вся оборона из австралийцев состоит. Крепкие ребята, ничего не скажешь.
    - Значит, все пути сейчас ведут в Тобрук? – ухмыльнулся Май.
Лейтенант, молча, кивнул, закуривая сигарету. Обожженное солнцем лицо, исцарапанное песком и осколками, и помутневшие глаза – этот солдат уже несколько дней был в непрекращающихся боях, усталость, накопившаяся в его выражении лица, виделась невооруженным глазом. Потрескавшиеся на жаре губы оставляли следы крови на сигарете, тлеющей во рту. Лицо пустынной войны. Которая ещё даже не началась.

Осаждённый и отчаянный

Если человек считает, что самое тяжелое в ливийской пустыне – это изнуряющая жара и полчища мелкого гнуса, то он никогда не сталкивался с таким природным катаклизмом, как хамсин.
Хамсин - песчаная буря, «дыхание дьявола», как его прозвали солдаты противоборствующих сторон, природный катаклизм, аналогов которому не было ни в одном уголке мира, куда бы не ступала нога германского солдата.   Раскаленный воздух поднимает десятки тонн пыли с поверхности земли и разносит ее на сотни квадратных миль. Мельчайшая песчаная пыль, словно ржавчина сырого подвала, проникает в моторы, просачивается через щели в кузове автомобиля, через плохо пригнанные уплотнения закрытого окна, иллюминатора. Нет спасения от неё внутри транспорта, нет пощады для техники и механизмов. Смешиваясь со смазкой, она превращается в абразив, дробящий металл в стальную крошку.
Пыль забивает носоглотку, начинает першить в горле и становится трудно дышать. Она попадает в уши, и через какое-то время вы начинаете плохо слышать, скрипит на зубах и словно гипсом схватывает взмокшие от жары волосы. Микроскопическими дозами она попадает под пылезащитные очки — тогда начинают слезиться и болеть глаза. Весь пейзаж окрашивается в ненатурально желтые тона. На какое-то мгновение песчаные тучи исчезают — тогда с небес опускаются раскаленные липкие облака, чтобы через мгновение уступить место песчаному урагану. Горячий пот смешивается с грязью, превращая лицо в страшную маску. Все время хочется пить, и ты глотаешь и глотаешь из фляжки горячую воду пополам с песком...
И нет спасения от хамсина, по праву заслуживающего стать одним из «бичей божьих».
Вода во флягах уже закончилась, и экипаж «двойки» стараясь не прижиматься к горячей броне, дремал, обмотав тряпками лицо. Один из люков служил вентиляцией, и закрыть его, предрекло бы обморок любого из членов экипажа. Герби сменил водитель Бергендорфа, он надел мотоциклетные очки, и вглядывался в дорогу, стараясь не упустить из виду автомобиль разведчиков. Тот ехал впереди, указывая хвостом из пыли и песка, верное направление.
Внезапно танк как-то надрывно зарычал и стал резко терять обороты. Вскоре мотор заглох. Водитель одёрнул за рукав Макса.
    - Командир, топливо вышло. Мы, видимо, сожгли всё, что запасли в рыбацкой деревне, - пробормотал он, протирая стёкла очков от пыли и песка.
Май вытащил из кобуры «вальтер» и дважды выстрелил в воздух, привлекая внимание разведчиков. Выстрелы разбудили Герби и Балка.
Лейтенант из разведывательного батальона спустился в башню.
    -  Что у вас? – поинтересовался он.
Май «обрисовал» ситуацию. В канистре, что была в неприкосновенном запасе, топлива хватит на час, даже если обеднить смесь до предела. Потом «двойку» придется бросить в песках. Разумеется, такой исход не устраивал никого из экипажа.
Лейтенант выслушал вариант командира «двойки», затем вылез из танка. Спустя несколько минут он вернулся в компании итальянского сержанта.
     - Знакомьтесь, сержант Альваро Герра, бригада «Ариете».
Танкисты обменялись рукопожатиями.
    - Выкладывай план, сержант! – с этими словами Максимилиан открыл планшет с картой.
Из объяснений сержанта стало более-менее ясно, как можно эту ситуацию разрешить.
Герра предложил прекратить движение к Эль-Мекили, и свернуть на северо-запад, к населенному пункту Эль-Мардж. Там находилась база по ремонту автомобильной техники семнадцатой пехотной дивизии «Павия». Британские войска после захвата Бенгази выбили итальянские части из этого региона, но ремонтные боксы разрушать не стали. Есть вероятность, что и во время итало-немецкого наступления англичане не уничтожили этот объект.
     - Эль-Мардж может находиться в руках у местных формирований, британцы вооружили значительную часть населения от Каира и до Киренаики. Не думаю, что они окажут нам серьёзное сопротивление. Но у нас в этом случае будет шанс воспользоваться запасами топлива. Или тем, что от них осталось, - закончил союзник.
Герби и Балку идея понравилась. Водитель Бергендорфа тоже одобрительно махнул рукой. Боеприпасы ещё оставались, да и разведчики помогут им корректировать огонь орудия.
     - Макс, соглашайся! Влепим пару кассет в их песочные домики, они все сразу разбегутся. До форта не доедем в любом случае, мы уже глубоко в тылу своих частей. 
Лейтенант разведбатальона одобрительно кивнул.
     - Сержант дело говорит. Топливо на исходе, воды совсем нет. Сотня километров  - это не триста пятьдесят. К ночи будем на месте, сразу навалом возьмём. Ну?
     - Навалом он возьмёт, - буркнул Макс, - будь у этих бедуинов хотя бы одно противотанковое орудие, от нашей «двойки» останется груда обломков. Вы забыли, что автоматическая пушка у нас не дальнобойная, даже осколочных кассет не осталось! Верно? Балк, ты чего молчишь?
Вернер кивнул.
     - Верно, командир. Несколько кассет с бронебойными и зажигалки. Осколочные закончились. Но лучше огрызнуться напоследок, чем бросить наш танк в этих проклятых песках без бензина. Я так считаю.
Максимилиан считал также. Но это была авантюра, которая могла стоить жизни всему экипажу и разведчикам. В мысли танкиста ворвался Герби.
    - Макс, в конце концов, если там будут серьёзные укрепления, повернем назад. А там будь что будет. Подыхать от жажды в этих песках стоя на месте в ожидании чуда я не собираюсь. Я всё сказал.
Спорить с механиком было бессмысленно. Он взвешивал каждое слово, когда речь шла о живучести его машины. Этот раз не был исключением, поэтому командир вскоре принял решение штурмовать Эль-Мардж.
Последняя канистра из неприкосновенного запаса была заправлена в баки, смесь обеднена до минимума и «двойка» рванула в сторону ремонтной базы. Разведчики на «фиате»  сопровождали её то обгоняя, то давая вырваться вперед.
Герби и его помощник вели танк грамотно, выискивая каменистые низины и обочины, где поверхность дороги была более твёрдая. Песок сопротивлялся металлу, и гусеницы, зачерпывая убийственный абразив, съедали двойную порцию драгоценного топлива.
Шустрый вездеход оказался более капризным – дважды приходилось останавливаться и доливать воду из собственных фляг. Влага закипала в радиаторе в течение получаса, а угробить единственное средство передвижения для бойцов лейтенанта означало пересадку всего его экипажа на броню, а следовательно вновь увеличить затраты бензина. Поэтому отдых был, в неподходящее время и ситуации, но был. Унтер-офицер Май был спокоен – отряд вступит в схватку с врагом с полными силами и в здравом уме. Пусть и с пересохшими глотками.   
Вечерний холодок пробежал под кителями танкистов, когда в бинокле лейтенант из разведывательного батальона рассмотрел очертания британских позиций.
    - Кажется, прибыли. Альваро, посмотри,  - он передал оптику итальянскому сержанту.      
    - На месте. Точно Эль-Мардж. Водоочистная башня на месте, да крыши боксов похожи. Не аэродром, и не местная деревня, факт!
Макс всматривался в триплекс смотрового прибора – патрулей и техники не было видно. Можно было начинать.
   - Герби, по моей команде жми на полную. Огонь будем вести с тысячи метров прямыми выстрелами. Балк, вначале израсходуем все зажигательные, затем пускай в ход бронебойные. И главное, время! Промедление для нас гибельно! – скомандовал Май.
Высунув голову из башенного люка, он посмотрел на лейтенанта. Тот уверенно качнул головой и очертил в воздухе над собой рукой окружность.
Танк издал кашляющий звук, из выхлопной трубы вырвался сгусток чёрной сажи и копоти, и гусеницы пришли в движение, устремляя бронированное тело вперёд. «Фиат» оказался проворнее, обогнав сразу на пару десятков метров своего десятитонного напарника.
Сблизившись менее чем на километр, пулемётчик вездехода разразился очередями, выбрасывая зелёные пунктиры огня в надвигающуюся ночь. Ответ последовал незамедлительно: с водоочистной башни ему ответил английский «виккерс» , выплюнув порцию свинца поверх лобового стекла. Автомобиль развернулся боком, немецкие солдаты спешились и под прикрытием огня пулеметчика приблизились к укреплениям противника.
Местное население оказалось намного способнее вести оборону, чем предполагал лейтенант. Винтовочные и револьверные залпы из мешков с песком, служивших укрытиями, срезали первую волну наступающих. Трое бойцов из взвода сержанта Герры повалились в остывающий песок, как подкошенные. Разведчики бросили несколько гранат в сторону стрелявших, но безуспешно. Наступление было остановлено.
«Двойка» Мая сблизилась на один километр, а затем,  как и прозвучало в приказе командира, принялась крошить укрепления зажигательными и бронебойными снарядами. Балк в суматохе заряжал кассеты вперемешку, забыв про напутствие Макса израсходовать вначале зажигательный боекомплект. Пулемётная точка на башне была разнесена в щепки после двух десятков снарядов, после чего стрелки из «фиата» вновь бросились на штурм. Когда отряд уже вёл бой среди ремонтных боксов, оглушительный свист раздался вблизи «двойки». Затем последовал взрыв, и мелкие осколки срикошетили о хромоникелевые листы брони.
     - Мины! – закричал Фетт, и рванул рычаги на себя.
«Двойка» попятилась назад, пытаясь укрыться среди примитивных строений из глины и обожженного на солнце кирпича. Последовало ещё два взрыва – первый пришелся рядом с гусеницей, второй угодил прямо в вездеход. Автомобиль подпрыгнул на месте, неуклюже опрокинувшись на крышу. Пулеметчик, второй стрелок и водитель погибли на месте. Пламя принялось поглощать резину на колёсах.
Лейтенант, вместе с разведчиками и остатками итальянского взвода, вооружившись ручными гранатами, бросились к последнему боксу, откуда вылетел очередной минный шлейф дыма. Вражеский миномётный расчет был настолько занят возможностью поразить немецкий танк, что не увидел, как полдюжины гранат с длинными рукоятками приземлились рядом с их позицией. Череда разрывов и огневая точка британцев была разметена.
Оставшиеся защитники Эль-Марджа укрылись в здании, внешним видом скорее напоминавшее внутренности гостиницы, чем жилого дома, с длинными балконами и множеством дверных проёмов. Узкие, прямоугольной формы с закруглением в верхней части, окна ощетинились десятком винтовочных и автоматных стволов. Пули прижали штурмующих к стенами первого этажа.
По броне «двойки» забарабанили кулаки.
   - Господин унтер-офицер, нашего лейтенанта с ребятами блокировали у дальнего здания. Мы не можем подняться на вторые этажи, слишком сильный огонь, - пробормотал связной с нашивками обер-ефрейтора, - вашу броню винтовочные пули не пробьют.
  - Веди! – скомандовал Май.
Командир повернулся к Балку, тот растерянно перебирал руками пустые кассеты – боеукладка была пуста. Но решение пришло сразу.
  - Я разворачиваю башню назад, Герби! Готовься, сейчас нас встряхнет.
«Двойка», повернув башню с орудием и пулемётом на сто восемьдесят градусов, на последней передаче въехала во двор, где были зажаты бойцы лейтенанта, и устремилась к центральному входу в здание. Ручная бомба , брошенная защитниками из окна, отскочила от верхнего люка, и разорвалась на земле. 
Танк со страшной силой пробил дверной проём и принялся крушить, содрогнувшиеся от неожиданного удара, стены. Здание начало проседать, стены изрезали крупные трещины, и спустя считанные секунды последний оплот защитников базы рухнул, погребая под своими развалинами прежних хозяев. Разведчики отступили за спасительную боевую машину, добивая одиночными выстрелами тех, кому удавалось выпрыгнуть из оконных проемов. Большинство солдат были одеты в бедуинские халаты, что подтверждало слова Альваро – Эль-Мардж обороняло немногочисленное местное вооруженное англичанами население.

Остатки штурмовавших базу солдат собирали трофейное оружие и боеприпасы, когда Макс с своим экипажем занимались поисками горючего и ценных запчастей для своей «двойки» в ремонтных боксах. К сожалению, большая часть найденного «железа» предназначалась для тихоходных итальянских «семовенте» , и было непригодно для немецкой военной техники. Но горючее, ради которого и была атакована британская база, всё же нашли. Четыре двухсотлитровых бочки разведчики обнаружили в развалинах одного из боксов. Также были найдены пять канистр с маслом для двигателя, что обрадовало Герби – со смазкой проблемы были всегда, особенно когда собственная была на три четверти смешана с песком и угрожала подвижным механизмам танка.   
Потери составили шесть человек – трое итальянских стрелков, погибших в начале штурма, и трое немецких солдат, которых накрыло миной в вездеходе. Одним из погибших итальянцев был сержант Альваро Герра.   
Лейтенант приказал похоронить погибших неподалеку от базы, на возвышенности. Каменистый грунт поддавался с трудом, но роптания не было – отправляли в последний путь своих боевых товарищей.
Механик-водитель Бергендорфа был озадачен другой работой – передатчик танковой радиостанции начал подавать признаки жизни: короткие волны и внутренняя связь вскоре заработала, но шесть километров было недостаточно, требовался телеграф, который мог послать сигнал на всю десятку.
    - Сколько ещё?  - Макс нервничал, пытаясь подгонять фразами механика.
Тот покрутил головой и поднял вверх ладонь с выставленными тремя пальцами.
    - Ещё полчаса, командир, - перевёл Герби, посильно помогающий товарищу с нехитрой, но очень капризной техникой.
Итальянцы закрепили две бочки на броне танка, в задней его части. Баки, суммарным объемом сто семьдесят литров, были заправлены полностью. Разведчики добыли воду из разбитого накопителя водоочистной башни, почти целую канистру, пополнив свои личные запасы из трофейных британских фляг и кожаных мешков бедуинов. Боеприпасы были, в основном, трофейные, от английских винтовок «энфилд», и солдаты вооружились дополнительным снаряжением, благо имущества с убитых было в достатке. Не хватало только пищи, несколько банок с говядиной и сухарные сумки не смогли восстановить, исчерпанные во время перехода и штурма, силы бойцов.
Рассвет поднимался над Эль-Мардж, когда механик Бергендорфа сумел наладить телеграфную связь.
Максимилиан телеграфировал: «Экипаж «ноль-три-шесть» Висбадену . Квадрат сорок семь. Кто меня слышит?»
Радиограмма дублировалась дважды. Каждые десять минут. В ответ – тишина. От этого становилось ещё мучительнее. Десять километров – ничтожное расстояние, но до форта Эль-Мекили менее двух сотен километров, и авиация наверняка обрабатывает этот форпост англичан бомбами на пути к Тобруку. Можно идти вслепую, но нарваться лёгким танком с минимальным прикрытием на отступающее подразделение «блюдцеголовых» никто не хотел. Одна противотанковая пушка или пара-тройка расчетов с «бойсами» разметают «двойку», не предоставив  последней даже возможности подойти на орудийный залп. Последнего, к тому же, не было – все кассеты были израсходованы. Лишь пулемет в башне мало-мальски отличал гусеничного «монстра» от тягача с его функцией  - тянуть за собой груз.
Восемь часов утра показывал чёрный циферблат «мимо»  на руке Мая, когда станция передала спасительную радиограмму. Текст был следующим.
«Группам Висбаден, Любек, Ганновер. Срочно. Двигаться в район квадрата шестьдесят. Лисья нора»
Сообщение было продублировано трижды. Означало оно лишь одно – танковые и пехотные части дивизии скапливаются в районе форта. Значит, идёт осада Эль-Мекили. Упускать возможность, догнать наступающие подразделения, было нельзя.
    - Выдвигаемся!  - скомандовал унтер-офицер, - без остановок и отдыха. При максимальной скорости  - сорок километров в час, мы достигнем указанного квадрата через четыре с  половиной часа.
Герби отрицательно мотнул головой.
     - Макс, мы не выдаем максимум скорости, мы перегружены – с топливом и попутчиками – не менее пяти-шести часов пути.
Лейтенант внимательно слушал танкистов.
     - Лишь бы выбраться отсюда, - и тем самым он закончил все обсуждения.

Дерна Эль-Джабаль была комфортна для движения техники  - минимальное количество скалистых возвышенностей отобранных природой у пустыни. Скудная травянистая растительность и некрупные каменные скопления были единственными препятствиями на пути к намеченной цели. Солнце достигло своей наибольшей власти уже к полудню, солдаты, сидя на броне, словно на сковороде, испытывали жажду – вода уходила из фляг быстрее, чем предполагалось. Неприкосновенный запас для радиатора не трогали – танк мог дать слабину в самый неподходящий момент и «закипеть». Маловероятно, но система охлаждения была очень уязвимым местом «двоек» и «единичек». Танкисты об этом знали, поэтому разговоры о вскрытии канистры с живительной влагой пресекались сразу. Только вперёд.
Пятичасовой переход превратился бы в многочасовой, если бы на одной из развилок Герби не обнаружил самокатчиков.
Пробковые шлемы с плюмажем из чёрных, как вороново крыло, перьев и крупные кокарды с цветами флага итальянского экспедиционного корпуса вызвали восхищение у экипажа «двойки». Такой униформы танкисты ещё не видели. Пучок перьев грациозно раздувало ветром, и вблизи это выглядело, если не угрожающе, то очень эффектно .
Итальянские товарищи остановились в нескольких десятках метров от «двойки» и сняли шлемы, помахав ими над головой.
   - Говорите по-немецки?  - крикнул им Герби.
Один из них кивнул.
Сблизившись, танкисты и самокатчики обменялись рукопожатиями. Немецкий язык был скверный и ломаный, но достаточно понятен.
    - Вы двигаетесь в нужный сторона. Нам приказ разведать ближайшее вади на предмет бомб. Земля, много мин. Опасно. Понимаете?
Май и лейтенант переглянулись – про заминированные вади никто им не говорил, вот был бы неприятный сюрприз.
    - Вы передовые части? – спросил лейтенант
    - Да, сто тридцать вторая танковая. «Ариете». Разведывательный батальон берсальеров.
    - Куда ваша дивизия двигается? К Дерне?  - унтер-офицер жаждал увидеть свой родной полк.
Итальянцы отрицательно качнули головой.
    - Дерна пала. Роммель захватил город. Быстро. Хороший генерал. Быстрый. Мы двигаться в Эль-Мекили. Близко, там…! – самокатчик показал рукой за песчаные холмы.
Макс почесал затылок. Сильно промахнулись. Видимо, в пустыне по картам ещё сложнее ориентироваться. Затем он повернулся к командиру разведчиков:
    - Лейтенант, отдай документы погибших итальянцев этим ребятам. Они из той же дивизии, пусть в штаб отдадут, а то ещё в дезертиры запишут бедолаг. У них в войсках это нередкое явление.    

К вечеру «двойка» Мая присоединилась к группе итальянских танкеток из «Ариете», немецкие танкисты уже не чувствовали себя одинокими в песках. Сопровождавшие группу автомашины были полны солдат в пробковых шлемах с плюмажами. Берсальеры наступали решительно и без задержек.

Форт Эль-Мекили был уже в огненном вихре канонады орудий, когда группа достигла переднего края обороны. Залпы итало-немецких орудий переворачивали проволочные заграждения и пулеметные точки противника. Когда из траншей поднималась цепь защитников в пагри  и беретах, танкетки поливали их шрапнельными снарядами, пока контратака не затихала.
В ночи танкетки и несколько немецких лёгких машин прорвали переднюю линию защитников. «Двойка» Мая при поддержке трёх «единичек» и самоходного орудия вступила в бой с британскими «крестоносцами». Самоходка вывела из строя башню одного из танков, но вскоре получила смертельное попадание в моторную часть. Экипаж покинул дымящуюся машину.
«Единички» не давали пехоте атаковать «ноль-три-шесть» Мая, они вели ожесточенный огонь из пулеметов, но и они, получив несколько попаданий от «крестоносца», отползли назад.
«Двойка» Макса израсходовала шесть кассет с бронебойными снарядами, прежде чем гусеница английского танка грузно свалилась с катков, обнажив расколотый пополам ведущий каток. Обездвиженный, но не сломленный танк продолжал вращать башней, выискивая добычу.
   - Частокол-один, частокол-один, залп из всех орудий в квадрат два-ноль. Герби, полный назад! Выведи нас из-под огня. Сейчас здесь будет жарко! – скомандовал Май.
Два десятка снарядов обрушились на броню «крестоносца», разрывая его пятнистое тело на части. Другая машина, с поврежденной башней, также не избежала участи остаться навечно в песках. Снаряд пробил верхний люк и сдетонировал боекомплект. Башню отшвырнуло на несколько метров, а экипаж темными каплями распластался на земле.
    - Страшная смерть, - прохрипел Балк,  - покойтесь с миром.
    - Новую кассету, сочувствующий, мать твою! Сейчас эти махараджи влепят из двадцатипятифунтового в борт, тогда сочувствовать будут уже нам. Герби, я сказал, выводи нас отсюда! Живо!
«Единицы» пулеметным огнем срезали расчёты «бойсов», пытавшихся подобраться поближе к «двойке» Мая.

Бой длился уже больше трёх часов. При свете фар итальянские танкетки пробили брешь в правом фланге обороны. Форт огрызнулся минометным огнем. Прибывшая в полном составе танковая рота Похле ввела в действие длинноствольные «тройки», являвшиеся наравне с чистой водой дефицитным средством выживания. Уже спустя четверть часа британцы потеряли две короткоствольные «матильды» и одного «крестоносца». Среди немецких машин потерь не было.
«Двойка» Мая показала свой капризный нрав в самый неподходящий момент. Когда англичане выкатили из форта противотанковое орудие, скорострельную пушку заклинило. Кассета намертво застряла в казеннике, и Балк безуспешно пытался выбить её ключом.
     - Герби, задний ход! «Один-три-три», нам выбили зубы, мы отступаем. Прикройте! – крикнул Май по рации.
     - Понял тебя, «ноль-три-шесть», иду на выручку.
Размалёванная в три цвета «тройка» с бортовым номером «133» перевалилась через разрушенный бруствер, подставляя под снаряд свою более прочную броню. Не успел он совсем немного. Если первый снаряд из английского орудия срикошетил от башни, и яркой точкой взмыл ввысь, то второй, перелетев крышку моторного отсека «тройки», прошил насквозь броню обезоруженной машины.
Ужасающий звон заставил сорвать командира наушники, Балк лежал на полу, издавая стоны. Фетт грузно повис на рычагах. Приборы и топливные шланги посекло осколками, и бензиновые пары наполняли технику, угрожая воспламенить машину изнутри. Макс вытащил Герби за рукав, влепив ему пару пощёчин. Тот, вращая белками глаз, постепенно пришёл в себя. Открыв верхний люк, танкисты подняли с пола Балка и вытолкали его из «двойки». Затем сами покинули машину.
«Тройка», подставившая своё тело под вражеские снаряды, тоже получила несколько попаданий. Экипаж покинул её, но, по всей видимости, попал под пулёметный огонь со стен форта. Командир, сжимая разорванную ткань кителя в области живота, корчился в судорогах рядом в траншее. Герберт схватил его за шиворот и потащил в сторону наступающих частей. Вскоре раненых танкистов окружили санитары. Они переложили всех на носилки. Уже из окна медицинской палатки Максимилиан увидел, как в сторону форта летели звенья пикирующих «юнкерсов» с торчащими из-под фюзеляжа шасси.
Закрыв глаза, он слышал, как канонада орудий слилась воедино с завыванием штурмовиков, но не мог видеть на поле сражения пылающий факел немецкого зверя с бортовым номером «ноль-три-шесть».

В осаде

Форт Эль-Мекили оборонялся недолго, хоть и успешно. Британский генерал , предприняв попытку прорыва, потерпел неудачу, и сдался на милость победителей, а точнее командованию итальянской дивизии «Павия». Вместе с ним, в плен попало около трёх тысяч британских, австралийских и индийских военнослужащих и весь штаб второй бронетанковой дивизии.            
Путь на Тобрук был открыт, и Роммель решил, что брать его нужно с ходу, не растягивая и не перемешивая свои немногочисленные силы. Его расчет, увы, был неудачным, во многом благодаря героическим действиям защитников стратегического порта. 10 апреля началась восьмимесячная осада Тобрука.
Тобрук – ливийский город-порт, крупный стратегический транспортный узел на побережье. Англичане понимали, что утрата этого пункта переброски военного снабжения и подразделений резерва для пополнения армии, поставит под удар весь экспедиционный корпус, поэтому поставили задачу командующему обороной города, генералу Лесли Морсхеду, удерживать силами девятой австралийской пехотной дивизии в течение восьми недель. Австралийский генерал, знаток военного дела, сражавшийся с османами ещё в колониальную войну , понимал, что ожидать подкрепления от британцев в установленные сроки не стоит, поэтому стал готовиться к длительной осаде. Он разделил периметр обороны Тобрука, составлявший около пятидесяти километров в длину, на три участка. Каждый из этих секторов было приказано оборонять по одной бригаде «диггеров ». Восемнадцатая австралийская бригада была оставлена в качестве общего резерва. Также Морсхедом была восстановлена заложенная ещё итальянцами система телефонной связи центра крепости с каждым из её участков. Кроме того, австралийцы организовали систему пеших гонцов на случай, если телефонные кабели будут уничтожены в результате немецкой атаки.
Бронетанковые силы были весьма скудны – в наличии у австралийцев было около шестидесяти танков и легкобронированных автомобилей.
Роммель располагал на этом участке двумя дивизиями: пятой «лёгкой» и несколькими частями пятнадцатой танковой, которые составляли основу корпуса «Африка». Итальянские союзники предоставили три пехотных и одну танковую дивизию. Силы были неравны, но защищаться австралийцы умели. Местное население также принимали активное участие в обороне города, представляя собой нерегулярные силы в резерве Морсхеда.
……………………………………………………………………………………….
Если бы всех насекомых, заполонивших санитарные палатки, можно было бы изловить и высушить, то коллекция оказалась бы внушительней, чем у энтомологического музея Любека, где Максу приходилось неоднократно бывать, обучаясь в школе. К сожалению, здесь этим никто не собирался заниматься, санитары, в перепачканной кровью форме, ставили над стонущими ранеными марлевые сетки на трех колышках, не беспокоясь о дырах, величиной с куриное яйцо, в их стенках. Даже вонь карболовой кислоты мало отпугивала кровососущих тварей, и они без особого труда облепляли намертво присохшие бинты в надежде оставить в них прожорливые личинки до того, как будут прихлопнуты ладонью.
Контузия, которую получил экипаж «двойки» была не критична и не давала даже надежды вернуться на немецкую землю. Лишь Балк получил осколочное ранение в плечо, но осколок распорол лишь кожу и вызвал кровотечение, а это считалось лёгким ранением. Командир «тройки» лежал неподалеку, у входа в палатку, держась за перебинтованный живот, пересохшие губы требовали воды, но этого категорически нельзя было делать. Постепенно обгоревшая на солнце  кожа лица сменилась на восковую маску с желтизной белков, а стон превратился в хрип – жизнь в танкисте угасала с каждым часом, и помочь ему было нечем. Раненых солдат и офицеров с подобными симптомами приближающейся смерти в палатке было не меньше десятка, остальные ворочались на раскладных койках и наспех собранных из снарядных ящиков настилов, переглядываясь друг с другом и ничуть не завидуя обреченным товарищам.
Макс вытащил из, висевшего на спинке кровати, кителя пачку сигарет и достал одну. Звонкий голос дежурного штабс-фельдфебеля пронзил, словно портняжной иглой, подпорченный слух:
    - Ты мне ещё закури здесь!
Он поднялся со стула, поправляя сползающую на локоть повязку с красным крестом, и выхватил пачку из рук танкиста.
    - Можешь курить, значит и до выхода доползешь, здесь и так дышать нечем, а ты ещё и провонять дымом решил. Шагай на выход!
Лекарь убрал отобранную пачку в раскрытый карман кителя, при этом выбив пару сигарет себе в ладонь.
    - Цена моей вежливости, - прокомментировал он свой «дерзкий» поступок.
Макс, опираясь на стенки коек с ранеными, направился  к выходу. Снаружи палатки санитарные машины сбились в кучу, распахнув свои двери для медицинского персонала с носилками. Количество солдат, выгружаемых оттуда, одновременно и шокировало и настораживало. Слишком много. Такое может случиться лишь при крупном наступлении. Неужели Тобрук взят? И сколько же дней его экипаж пролежал в этой «гнусной» карболовой палатке?
Несколько парней с нашивками танковых частей разместились недалеко от входа. Лёгкие ранения – кисти, бедра, локтей с двойным слоем бинтов, не давали им стать «первоочередными» на осмотр главным врачом: пожилой подполковник, то и дело поправлял круглые стекла очков, сползающие с обгорелой кожи крючковатого носа.
   - Этот на перевязку. У него отёк начинается.
   - Без шансов. Два укола и унесите подальше.
   - Контузия? Посмотрим. Вату в уши!
   - На операционный стол. Резать. Сейчас же!
Команды, которые отдавал этот Парацельс, звучали в большинстве случаев, как приговоры раненым. Тридцатипятиградусная жара и насекомые вдобавок снижали шансы на мажорный итог наполовину. Оказаться под ножом было вовсе не спасением. Даже лёгкие ранения превращались в игру со смертью, где на одной чаше весов была свежевскопанная траншея сразу за палаткой, а на другой – гангрена, предтеча ампутации. И чаще всего – заканчивалось всё той же траншеей с наспех сколоченными крестами над ней.
Унтер-офицер подошёл к долговязому ефрейтору, отгоняющему мух от забинтованной кисти правой руки.
    - Приветствую. Подскажите, какое сегодня число? И почему так много раненых?
Танкисты переглянулись, и с ухмылкой ответили:
 - Уже четырнадцатое. Долго вшей кормишь, раз с календаря сбился.
 - Ты сам-то, с какого полка? – добавил рыжеволосый фельдфебель с двумя дощечками на голени, замотанные грязным бинтом.
Макс вытянулся, одёрнул рубашку, отчего уставные подтяжки на брюках выпрямились, словно струны гитары.
  - Пятый танковый. «Лёгкая» . Из Триполи. 
«Рыжий», зажав в уголках губ тлеющую сигарету, протянул ладонь навстречу «уставному» танкисту.
  - Выдохни, не штабные же. Мы из восьмого, из пятнадцатой танковой. Будем знакомы. Я – Верн, а это моя команда. Нас подожгли под аэродромом.
Макс скривил удивленное лицо.
  - А, ты же не в курсе. Уже третий день пытаемся взять Тобрук с юга. Там аэродром Уль Адем кажется…
  - Эль Адем, грамотей! - одёрнул его ефрейтор.
  - А я как сказал? Да и чёрт с ним. В общем, взялись мы за него крепко, Лис сразу нас, танкистов бросил, и человек семьсот поддержки, но британцы там крепко засели…
  - Австралийцы, - снова перебил его сослуживец.
Сидящий рядом, молчаливый танкист, явно превосходивший обоих по возрасту, но не по званию, отвесил звонкую оплеуху невеже, и посмотрел на командира, мол, продолжай.
   - Спасибо. Вот я и говорю, австралийцы эти, пушек понаставили в дотах, и своих и итальянских. Лупили так, что нашу «тройку» швыряло в разные стороны. Первую линию мы прорвали, но они прямо перед противотанковым рвом мин понаставили, ну наши на них и напоролись. Из тридцати восьми машин шестнадцать осталось там. Включая мою «ласточку». Нам «крестоносцы» в затылок зарядили бронебойного. Комплект «зажигалок» в ящиках вспыхнул…
   - Главное, что все живые остались, - обиженно добавил ефрейтор.
Верн кивнул головой, но на лице была отнюдь не радость.
   - Первый свой танк спалил. Ни разу не подводил. Сколько раз нас из такой задницы вытаскивал! Дерну брали, три попадания в лобовой лист, а машине всё нипочем. А тут пары сотен метров не хватило до своих линий дотянуть.
Максимилиан смял извлеченную из кармана брюк сигарету. Его история была как две капли похожа на эту. Особенно концовка.
К танкистам подошёл оберлейтенант с петлицами светло-красного цвета . Оглянув всю «компанию», он достал толстенную тетрадь.
   - Фельдфебель Роволь, Вернер?  - спросил офицер, - не вставайте, вижу у вас ранение ноги.
   - Так точно, господин оберлейтенант, определили как незначительное, ещё не осматривали.
   - Тем лучше. А Вы…? – интендант уставился на унтер-офицера, ожидая подобный ответ.
   - Унтер-офицер Май, Максимилиан. Я из пятой лёгкой див…
Офицер мотнул головой и поднял вверх указательный палец. Видимо, принадлежность танкиста ему была лишней.
   - Маазе, Менни, не то, а, вот, нашёл! Май, Максимилиан. Контузия, ушибы… Понятно. Значит так, сейчас идёте к подполковнику Хоффеншталлю, он вам выдаст выписку. Своё подразделение собираете. Аналогично. А вы, Роволь, вместе с экипажем на осмотр. Быстро. Я буду ждать вас у «опеля»!
Спустя четверть часа Май, Балк и Фетт курили у колеса обшарпанного грузовика, в кузове которого тесно сбились в кучу «срочновыписанные» экипажи танков. У многих ещё были не срезаны бинты, и внешний вид был далек от здорового, но интендантская служба своё дело знала хорошо, и поднимала на ноги солдат быстрее, чем военные медики. Особенно, когда шли тяжёлые бои на фронте.
Последними в кузов забрался Вернер со своими ребятами. Кашлянув перегретым  двигателем, «опель» рванул по каменистой дороге.   

Натуральная кожа    

Батальон обеспечения пятнадцатой танковой дивизии располагался у подножья холма Сиди-Резег. Этот холм был доминирующей высотой, его тактическую ценность понимали обе противоборствующие стороны: и Роммель, и Морсхед ставили целью контролировать её в течение всей осады. Но у австралийцев не хватало сил для наступления и удержания этого пункта, а немецкие силы были истощены и обескровлены. Лис зализывал раны, предусмотрительно минируя все подступы к высоте.
«Опель» прибыл поздно ночью, в темноте танковые экипажи не смогли разглядеть весь масштаб военных приготовлений. Лишь утром, когда был отдан приказ всех «безлошадных» выстроить у штаба батальона, Май увидел весь размах «тыловиков».
Ангары и ремонтные боксы простирались на несколько километров, чередуясь с взлётными полосами и сетчатыми перекрытиями траншей. Отбрасывая исполинские тени, эти строения, несмотря на скудность материала, были сделаны прочно и основательно. Крыши покрывали листы гофрированного металла, донорами для них стали трудолюбивые «тётушки Ю» - двухмоторные транспортные самолёты «юнкерс» , разбитые и растерзанные войной они таращили свои стеклянные глазницы поодаль, пряча скелеты ободранных каркасов в горячем песке ливийской пустыни. Рядом ждали своей участи и их итальянские напарники «капрони» ,сбитые британской истребительной авиацией ещё весной сорок первого года. Большая часть их уже была разобрана на запчасти, а листовой металл служил крышей для подземных укрытий и складов.         
На взлетных полосах механики гремели ключами и перекатывали бочки с маслом и топливом. По пояс голые, в пилотках и бустинах  мышиного цвета, они выкатывали из-под навеса очередной истребитель или бомбардировщик, стаскивая парусиновую ткань с двигателя и кабины. Если ручной запуск стартера был неудачен и винт упрямо не хотел совершать вращательные движения, моторную часть облепляли техники, наперебой выкрикивая нецензурные фразы в адрес завода-изготовителя на далеком европейском континенте. Оружейники, словно укротители тропических змей в цирковом шоу, подносили на своих плечах шлейфы патронных лент разнообразных калибров, выслушивая порцию брани о состоянии вооружения на данном летательном аппарате. Каждый знал своё дело, и советчики, постоянно пролезающие под ногами, только добавляли масла в огонь.
Лишь лётчики, в тропических рубашках и шортах, в выгоревших на солнце пробковых шлемах, хлестко ударяли бумажными прямоугольниками по импровизированному столу из пустых снарядных ящиков. Карточные игры не были в чести у командования и высших офицеров, но все прекрасно понимали, что уважающий себя штабной полковник не будет нарезать зигзаги по раскалённому, как сковородка, летному полю, лишь бы найти компанию картёжников, отлынивающих от работы за игрой в скат или в фараона. Работа кипела, словно вода в радиаторе, и не было ей видимого конца.
Совсем иная жизнь бурлила, точнее била фонтаном искр, в ремонтных боксах и гаражах, где получала вторую жизнь бронетехника.
На настилах из разнообразного хлама сохли свежевыкрашенные «ганомаги» -  десятитонные бронетранспортёры, залог скоростных атак африканских танковых дивизий вермахта, качественно выкрашенные в песочные цвета, с добавлением грязно-коричневых  разводов и пятен светло-травяного оттенка. Открытый верх перетягивался брезентовой тканью, виден был лишь задранный ствол пулемета или миномета, установленный в щитке над кабиной водителя или просто привинченный к полу. Крышки моторов были подняты – механики-водители предусмотрительно извлекали из «недр» шестицилиндрового двигателя карбюраторы «солекс» и чистили их до блеска. Вездесущий песок делал любую конструкцию капризной, а отказ мотора в бою равносилен гибели машины.
Ремонтные боксы были заставлены танками и самоходными орудиями, как немецкими, так и итальянскими образцами. Сварочные аппараты воскрешали технику, ещё недавно подбитую на подступах к Тобруку. Основная проблема была в запасных частях, их катастрофически не хватало, и как только старший офицер ремонтного блока ставил на машине устное клеймо: «Ремонту не подлежит. На разбор», тут же загорелые руки техников хватали инструмент и завершали боевой путь очередного бронированного зверя. Итальянская техника ремонтировалась отдельно: она требовала б;льших энерго-и материалозатрат. Зачастую общими усилиями удавалось оживить одну-две машины, но танкисты, непосредственно находившиеся рядом со своими «Лазарями», понимали, что даже если в бою танк уцелеет, он может заглохнуть на обратном пути. И тогда уже его точно не воскресить.
«Двойки» с повреждениями башни переделывались в самоходные орудия, путём установки трофейных чешских, реже английских пушек. Боеприпасы для них были в избытке. И пусть пробиваемость таких импровизированных противотанковых средств была скверной, в качестве огневой поддержки они пришлись очень по вкусу артиллеристам. Пушки, да ещё и на гусеничном ходу!
Количество «троек» стало превышать устаревшие образцы. «Единички», вооруженные спаренными пулеметами в расчет уже не ставили. Танковые части пятнадцатой дивизии спешно прибывали из Триполи к осажденному городу.  Роммель торопил конвои – снабжение противника также работало как часы. Поэтому ремонт техники был если не первостепенной задачей, то определяющей в плане установления численного преимущества.
Экипажи были выстроены перед штабом. Танкисты оглядывались назад – туда, где искрила сварка, и раздавался звон сборочного инструмента.
К танкистам вышел Ольбрих и его заместитель, подполковник Крамер:   
- Экипажи, слушаем меня внимательно. Пятая лёгкая и пятнадцатая танковая дивизии действуют в этом районе сообща. Техники пока для всех не хватает. Много наших ребят погибло в наступлении на Эль-Адем. Ещё больше осталось без машин. Поэтому снабжение будет общим – вперемешку. Вопросы?
Из строя вышел молодой лейтенант.
    - Господин майор, будут ли выдаваться итальянские танки немецким экипажам?
Ольбрих не успел ответить – его перебил Крамер.
    - Нет, данная техника ненадёжна. К тому же, наши союзники также остро испытывают дефицит в броне. Не в экипажах. Ещё вопросы?
Вопросов не было. Как и нового танка. Исправные машины закончились быстро. «Безлошадные» танкисты разбрелись по базе, ища себе занятие.
Герби и Балк быстро сообразили, что под лежачий камень вода не потечет, тем более в сложившихся условиях, поэтому, прихватив с собой своего командира, направились в рембокс.
     - Штрукманн, иди к нам! – окликнул Герби упитанного техника, восседающего на снятых с гусениц катках. Тот уплетал толстенный бутерброд с клюквенным джемом.
Придерживая ремень, техник нехотя подошёл к танкистам.
     - Чего ищете? Я обедаю, - недовольным тоном спросил он.
Эстафету подхватил Балк.
     - Да мы не слепые. Подскажи, может, что у тебя есть для нас? Мы про машины.
Штрукманн скривил губы в ухмылке, из уголков рта выпало несколько крошек. Макс, наблюдая за разговором, зажмурил глаза. Ему была неприятна эта картина.
   - Не одним вам нужна. У меня все на ремонте. Видите? Все под брезентом.
Балк извлек из кармана пачку «экштейна»  и протянул толстяку.
   - Нет, ну ты просто вспомни. Может, есть почти готовая броня?
Тот отрицательно качнул головой.
Герби вытащил из кармана рубашки ещё две пачки, правда, уже «джуно».
   - Бери, кровосос! Мы так и будем стоять, и смотреть, как ты перемалываешь свой обед, или может мы войдем уже в бокс?
Техник спрятал сигареты в пустой противогазный бачок, болтающийся у него на бедре, и отошел в сторону, пропуская гостей вовнутрь.
Танкисты сели на стенку, собранную из разномастных гусеничных траков. Герби стоял рядом, выскребая пальцем остатки джема из оставленной на катках банки. Правда, уже без хлеба.
Толстяк завистливо посмотрел на него – он явно планировал съесть её сам.       
   - У меня здесь шесть машин. Та, что у стены стоит – дерьмо, орудие постоянно клинит, приемник кассеты неисправен. Дважды подводило в бою. Но я думаю, «двоек» с вас хватит. Поэтому не рассматриваю даже. Две «тройки», что с открытыми решетками моторного – без специальных фильтров и солексов. Тот, что ближе к входу – днище как решето,  и две дыры с кулак величиной в лобовом листе башни. На мины напоролся. Да и тряпочкой надо будет поработать – останки предыдущих хозяев убрать со стенок. Хорошие были ребята…
Механик замолчал, отводя взгляд. Вероятно, эти танкисты были ему знакомы лично. 
Ах, да, те две «тройки», что под желтой тканью,  - с умершей подвеской, там даже опорные катки сняты. Не говоря уже о сгоревшей резине на бандажах. Вот собственно и всё, - но за сигареты спасибо, - улыбнулся танкистам круглолицый Штрукманн.
    - Стоп, что ты там говорил про солексы и фильтры? - вмешался в монолог техника Май.
   - Даже не рассчитывайте! Здесь их не найдете. Надо запчасти ждать. Может в Бенгази, или в Дерне они есть. Но точно не в этих холмах.
Герби и Балк переглянулись. Они поняли замысел командира.
   - А что, если мы тебе достанем недостающий комплект? Остальное доведешь до ума? – хором спросили они.
Техники скептически пожал плечами.
   - Не знаю. В принципе, возможно. Но это, ребята, тут одного табаку мало будет. Сразу говорю!
Он набивал цену – но игра стоила свеч. Макс уже решил для себя – он и так слишком долго ходит по земле ногами, а его ноздри почти забыли запах бензина.
   - Идёт! За это не волнуйся. Принимайся за работу. Мы скоро...

Троица зашагала прочь из ремонтного бокса. Путь лежал в штаб дивизии. Охрана штаба была усилена пулеметными расчетами, генералы побаивались вылазки английских диверсантов, в тылу они наводили ужас поджогами и порчей техники регулярно, скрываясь задолго до прибытия подкрепления.
Похле встретил танкистов в приёмной генерал-майора Штрейха, командующего дивизией. Вид у него был не располагающий к беседе и тем более, к просьбам.
     - Господин майор, мы тут посоветовались с ребятами и хотим у вас попросить разрешения…
Майор нахмурился. Он не любил просителей, даже из числа своих танкистов.
     - Что придумали? Выкладывайте. Только быстро.
Суть просьбы изложили быстро. Не просили ничего. Не транспорта, ни горючего. Только двое суток на дорогу до Дерны и обратно.
Похле принялся отчитывать Мая за самовольство и авантюризм, напоминая всей компании, что у него на счету каждый экипаж, особенно прошедшие бои.
     - Командир, мы готовы поставить на гусеницы ещё одну машину, у нас каждый танк на счету, а ребят без колёс хватает. Только два дня. Не больше.
     - Мы можем написать рапорт на командира дивизии, если нуж… - попытка «блеснуть» смекалкой Балка была пресечена ботинком Герби, вовремя наступившего на ногу дерзкого товарища.
Дверь помещения, где проходило совещание генерала, вышел одноглазый подполковник – адъютант Штрейха.
    - Генерал Штрейх готов вас принять, - сообщил он полковому командиру.
Похле написал что-то на листе бумаги, лежащей кипой на столе, и протянул Максу.
    - Двое суток. И не вздумайте создать мне ещё одну головную боль, - пробурчал он. И постучался в дверь.

На листе было записано:
Командировочное.
Унт.-оф. М. Май.
Место назначения – Дерна. Для получения запчастей.
Время отбытия – 15.IV.41
Время прибытия – 17.IV.41
Командир 5 т.р./5 т.п. 5 л. див. м-р Г. З. Похле.
 


Добро было получено. Оставалось дело за «малым» – найти транспорт и с топливом.         
Санитарные грузовики к себе не брали. Даже следы от недавно полученных ран не помогали. Приказ есть приказ. Про авиацию речи даже не шло. Никто не будет рисковать, принимая на борт непонятных «пассажиров». Даже итальянские мотоциклисты, патрулировавшие подступы к Сиди-Резег наотрез отказались, за любую поломку техники, а тем более пропажу командование грозило военным трибуналом.    
Идея пришла внезапно. Герби, распечатывая последнюю пачку сигарет, хлопнул себя по лбу.
    - Макс! Зенитчики!
Шибер! Точно, этот картежник согласится на многое, ради хорошего куска. Его тесть на продовольственном складе может дать грузовик. Но вот что предложить? Троица рванула к своей последней надежде.

   - Ботинки. С высокой шнуровкой. Только из натуральной кожи. Мне и Альберту.
Упитанный капитан, протирая тряпочкой патефонные пластинки (жуткий дефицит в ливийской пустыне), посмотрел на зятя. Тот кивнул, вылавливая ананасовые колечки из банки, открытой заботливым тестем.
    - У нас обоих размер, как и у тебя, Макс. Не ошибётесь. Только из натуральной кожи. Запомнил? Натуральной.
Май посмотрел на Балка и Фетта – те пожали плечами. Раз надо – найдем.
Капитан бросил на стол ключи.
    - «Опель» с пустыми бочками в кузове. Бак полный. Удачи!

На пропускном пункте проблем не было. Командировочная бумага была весьма существенным доводом. Пустые бочки были проверены, разумеется, но солдаты в карауле были знакомые, и подняли шлагбаум без лишних расспросов. Выезжая за ворота, последним в кабину запрыгнул Герби. В руках у него была скомканная бумажка.
    - Штрукманн всё записал. Франц, в дороге курим твой табак, - радостно сообщил новость механик. 
    - А где твой?
Герберт улыбнулся ещё шире и протянул водителю измятый листок из блокнота.

Хагалла

Дерна – город-порт на северо-востоке Ливии, до января сорок первого года был под тотальным контролем союзников-итальянцев. Местное население, преимущественно состоявшее из арабов и испанцев-мусульман, было настроено враждебно к захватчикам, несмотря на то, что Муссолини развернул в прибрежных городах интенсивное строительство, итальянцы вели себя как колонизаторы, но и создавали с нуля всю инфраструктуру: больницы, школы, храмы, делали ирригацию – этот вопрос остро стоял всегда, особенно, когда питьевая вода в огромных количествах требовалась постоянно прибывающим войскам.  В Дерне возводили военные объекты – аэродром, склады с топливом и снаряжением, был отстроен грузовой порт, на юге выстроен участок автомобильной дороги.
Еще до прибытия немецких войск вдоль побережья была построена превосходная дорога, начиная от главной военной базы в Триполи, через Триполитанию, Киренаику к египетской границе. Британцы понимали всю важность этого объекта, и строго запрещали бомбардировку и артиллерийские обстрелы отступающих армейских колонн дуче. Роммель, выбив англичан из Дерны, всю дорогу усыпал патрулями и опорными пунктами. Партизанская война, которую вели «обиженные» арабы, была задушена, тысячи местных туземцев погибли в боях с превосходящими силами итальянцев.
Грузовик прибыл в Дерну лишь к утру. И дело было не в дороге. Одномоторный «;стер»  дважды кружил над ними, снижаясь на минимальную высоту. Балк останавливал машину и выключал фары, в ожидании появления вражеского истребителя - но к радости всех, его так и не показалось. Видимо, британский пилот не распознал в старом «опеле» лакомую цель для Королевских военно-воздушных сил.    
Бумаги от Похле не вызвали вопросов и на въезде в город. «Цепные псы» , звеня горжетами, обстучали сапогами пустыне бочки в кузове, и впустили машину в город.
Центральные улицы были полны местного люда, - каждый переулок всё больше напоминал рыночную площадь, торговцы фруктами, глиняной посуды и плетеных корзин, кухонной утвари и пёстрых одежд, наперебой выкрикивали цены, зазывая к себе. Россыпи сладких сушеных фиников,   верблюжье молоко, финиковый джем с хлебом домашней выпечки, свежеприготовленные восточные сладости,  - таких блюд на родине Макса не видели и не пробовали. А тут – пожалуйста, и за небольшую плату.
Грузовик оставили у здания комендатуры, объяснив охранявшим её стены берсальерам, что с него не должен пропасть не один болт.
Проталкиваясь через торговые ряды, Балк набрал себе целый свёрток сушеных фиников, Герби уплетал хлебную лепёшку с джемом. Лишь Макс помнил, зачем они сюда явились. Башмачники предлагали ему различные туфли, мокасины и сандалии, но ботинок со шнуровкой нигде не было. Пытаясь объяснить жестами туземцу, что ему конкретно нужно, дело заходило в тупик. Араб, почесав затылок, вытаскивал из-под прилавка женскую пару сапог. Причем крохотных размеров.
В порту Герби расспросил грузчиков о прибывающих судах – топливо, продовольствие, зенитные орудия и строительные материалы, запчастей для автомашин и танков никто не видел и не знал, где их можно было бы достать.
Балк также вернулся с военных складов ни с чем.
    - Последний раз здесь техника была месяц назад. И то, английская. Сказали, езжайте в Бенгази или Триполи. Там точно есть.
Макс не верил – во-первых, техник знал, откуда привозят запчасти, не просто так он назвал город Дерну. Во-вторых, в порту стоял немецкое грузовое судно «Берлебург», копия такого же корабля доставила танковый полк Мая в Триполи. Распечатанные ящики, следы от гусениц у причала – танки здесь сходили. Значит и оборудование привозилось.
Вечер приближался стремительно. Улицы пустели, местные торговцы расползались по домам, оставляя на улице лишь пустые лотки. Количество патрулей с зажженными фонариками, наоборот, увеличилось.
В порту была кофейня для местных  - «Идрис», где можно было поужинать и провести ночь. На улице оставаться опасно – немецкая форма танкиста не лучший способ скрыться от посторонних глаз. Всё равно первый день дал нулевой результат. Ни ботинок, ни главной цели – запчастей.
Последних денег, которые были собраны по карманам кителей, хватило на вполне сытный ужин. Два полных кофейника, три порции тушёной верблюжатины, глубокое блюдо с очень острым рисом и лепёшками, и поднос с финиками. Танкисты жадно набросились на еду. После консервированных продуктов и жидкого супа на базе в Сиди-Резег, эти кушанья казались фантастическими, а кофе даже рядом не стояло с той коричневой бурдой, что варилась на завтрак солдатами и унтер-офицерами германской армии.       
Пока Герби буквально впихивал в себя обжигающе острый рис, а Франц рассматривал ковры, которыми были увешаны все стены, Макс следил за танцем. На небольшой сцене его исполняли мужчины и женщины в очень необычных костюмах.      
Под звуки кожаных барабанов и двойных флейт и ещё одного инструмента, внешне напоминающего лютню, на сцене двигались мужчины в фесках, в очень широких штанах и рубашках с раздутыми рукавами, которые покрывали очень богато вышитые жилетки. Они понимали руки то вверх, то вниз, постоянно прихлопывая ладонями, и стуча каблуками сапог. Их лица украшали усы, очень изящно подстриженные и завитые вдоль щек. Затем они обняли друг друга за плечи и под такт удара барабана стали перемещаться из одного угла сцены в другой, умудряясь приседать и вперёд выбрасывать то левую, то правую ногу. Выглядело это очень странно, и не похоже ни на один танец в Германии.
Затем цепочкой на сцену вытянулись женщины в ещё более диковинных и пёстрых костюмах, сравнимых лишь с оперением туземных птиц.
Платья выглядели так, словно были сшиты из нескольких цветных юбок и рубашки, с пышными нарукавниками. Под всем этим одеянием, девушку совсем не было видно, черные и красные цвета не сливались, но образовывали подобие морских волн, накатывая друг на друга с каждым движением тела и рук. Даже пальцы, усыпанные блестящими кольцами и перстнями, создавали дребезжащие звуки, Май вскоре заметил, что между фалангами пальцев были зажаты крохотные тарелочки, которые ударяясь друг о друга, издавали причудливые мелодии. Девушки вращались вокруг мужчин, их лиц не было видно за темными платками сеточкой, но эмоции были заметны – они были счастливы от того, что исполняют здесь. Руки с тарелочками совершали точные комбинации, сгибаясь и разгибаясь в локтях, ладони звенели над головой и звенели, дополняя их движения. А мужчины в жилетках хлопали – не на секунду не отводя глаз от прелестных танцовщиц и их одежд.
Музыка то нарастала в общем шуме, то выделяла один из инструментов, а  больше всего Максу понравилась «лютня», названия точного он не знал, но этот изогнутый гриф издавал приятные душе звуки. Звуки рынка, на котором они лакомились финиками. Звуки пустыни, километры которой они преодолели, в поисках своего полка. Звуки дней и ночей, проведенных под палящим солнцем и ледяной луной. И они нравились ему.
Танец закончился. Макс одарил туземных танцоров одобрительным рукоплесканием. Вытирая рукавами рис и кофе с губ, к нему присоединились Герби и Балк. Не поддержать своего командира они не могли.
Лютня продолжила играть. Старый араб ловко перебирал струны морщинистыми пожелтевшими пальцами, легко ударяя по корпусу тыльной стороной ладони. Кофейня наполнялась горьковато-кислым дымом трубок, туземцы разговаривали вполголоса, выпуская клубы дыма в расписанный красками потолок. Танкисты морщились – этот табак был им непривычен, от него першило в горле и мышцы тела стали вязкими, словно финиковый джем с рынка.    
Группа мужчин, в одеждах, похожих на те, что видел Макс на танцорах, сидели поодаль на коврах, повторяющих цвета костюмов: красного, желтого, черного. Они держали в руках длинные трубки, соединенные шлангами с высоким кувшином, стоящим посередине. Густой желтоватый дым, словно вечернее облако, замер над ними, превращаясь в фантастического зверя с клыками и лапами. Лишь изредка, мужчины отмахивали его ладонями от себя, словно прогоняя в зал.   
    - Я пойду, спрошу у этих арабов насчёт нашего железа. Возможно, они знают больше чем остальные, - обратился командир к своему экипажу.
    - Откуда такая уверенность, Макс? Эти туземцы вряд ли вообще знают, что такое танковые запчасти, не говоря уже о немецком языке! – ответил Герби.
    - Здесь кроме них и батальона берсальеров в городе никого нет. А эти арабы здесь явно главные.
Герби и Франц переглянулись.
    - Они единственные в этом заведении, кому приносят еду и кофе, и не берут денег.
Фетт одобрительно кивнул, и приподнялся с ковра. Макс отрицательно качнул головой. Помощь ему была не нужна.
Увидев человека в немецкой форме танкиста, арабы вытащили трубки изо рта. Один из них, в ярко-алой феске, жестом предложил Максу присесть рядом с кувшином.
    - Добрый вечер! Вы знаете немецкий?  - спросил Май.
Арабы посмотрели на «старшего» - тот кивнул.
    - Ас-саляму алейкум! Я и мои друзья говорят немного по-итальянски, но я говорю и по-немецки. Что Вы хотели?
Макс сжал руками фуражку. Он не знал, как начать разговор. Мусульманское приветствие его также смутило.
   - Мы прибыли из Сиди-Резег. Нам нужна помощь. В этом городе полно интересных вещей, которые нам, немцам, в диковинку. Но мы ищем некоторые детали, точнее запчасти к технике.
«Старший» араб положил свою курительную трубку на ковер.
   - Здесь не так много автомашин, не говоря уже о военной технике. Итальянские солдаты, думаю, смогут вам помощь больше, чем мы. Но сейчас на улице опасно, кругом патрули. Дождитесь утра, а я отведу вас к коменданту нашего города сразу на рассвете.
Макс кивнул. Но этого ответа было явно недостаточно.
   - Нет. Мне не нужны детали от грузовых автомашин и мотоциклов. Мы ищем запчасти для наших танков. И я уверен, они в городе у вас есть. Так?
Лицо араба съежилось. Он явно знал больше, чем рассказывал. Туземец перебросился несколькими фразами на родном языке с мужчинами, сидящими рядом с Максом. Затем повернулся к гостю:
   - Наша Дерна богата многими товарами. Но они все имеют свою цену. Что вы можете предложить?
Макс удивленно поднял глаза. Вот оно!
    - Смотря, что вас заинтересует. Денег у нас совсем немного. Мы, как вы могли заметить, не торговцы и не работаем на пристани.
Араб почесал острую бородку.
    - Деньги ваши мне малоинтересны. Вы приехали на грузовике, в котором полно бочек. Что в них? Бензин, вода, масло?
Макс развел руками.
    - К сожалению, они пусты. Вам нужен бензин? Мы можем достать его.
Араб встал, придерживая свой головной убор, и кивнул головой на дверь позади себя.
    - Следуйте за мной. Оружие оставьте здесь. Оно вам будет ни к чему. И своим бравым воинам скажите, чтобы не преследовали вас.
Такой расклад явно не устраивал танкиста, но других вариантов не было. Срок их командировочного листа истекал. Вместе с шансом найти запчасти для Штрукманна в этом городе.
Балк протестовал  - он не мог отпустить командира с туземцами, да ещё и без оружия. Герберт его успокоил:
    - Макс, если ты не вернёшься через полчаса – я приведу сюда дюжину местных «цепных псов» из комендатуры, и мы всё здесь перевернём. Только так я соглашусь.
Май кивнул. Эта идея была вполне здравой, да и забота его экипажа о нём была лестна, зная взрывной характер своего механика, он был уверен, что всё будет именно так. О плохих вещах думать не хотелось, но запасной план тоже был нужен.
Араб вёл гостя вниз по лестнице, которая спиралью уходила в подвал кофейни «Идрис». Закопченные стены с низкими потолками действовали удушающе, воздуха не хватало, а холод проникал в выгоревший китель, словно сотнями ледяных кинжалов. Трубочный дурман выветрился из головы, и осознание того, что Макс может уже никогда не подняться наверх, приходило с каждым шагом.
Туземец загремел ключами – тяжелая дверь со скрипом распахнулась. Спустя минуту вспыхнули фитили глиняных черепков с маслом, освещая просторный подвал. Вдоль стен были выстроены штабеля серых мешков и ящиков с чернильными клеймами «А.М.» , многие из которых были вскрыты или разорваны. На полу лежали большие свёртки из парусины, напоминавшие гигантские сигары. Толкнув ногой один из них, Макс увидел ствол итальянского карабина, затем ещё один, и ещё…
А свёртков на полу лежало около двух десятков.
    - Это ещё с прошлой войны. Ваши союзники бросили много снаряжения и оружия в пустыне. Мы постоянно что-то находим, особенно патронов. Их у нас в избытке, - араб говорил это, не скрывая улыбки на лице.
    - Племена обейда и аль-авакир с побережья Киренаики хорошо платят нам за это оружие, они не готовы терпеть в своей стране ни вас, ни ваших союзников. Нам не нужна свастика, мы живём в мире других законов.
Макс пожал плечами. Ему нечего было ответить.
    - Здесь есть соленая говядина, консервированные фрукты, много оливкового масла, сухари. Если вас интересует еда.
    - Нет. Мне нужны запчасти.
Араб, молча, указал на дальнюю стену подвала. Тусклый свет глиняного черепка отбрасывал тень на несколько поддонов, покрытых грубой мешковиной. Отбросив край покрывала, Май обнаружил под ним десятки промасленных свёртков. Запчасти!
   - Это они! Откуда столько их у вас? С корабля?
Туземец прижал указательный палец к губам – слишком много вопросов.
Танкист перечислил всё необходимое, что разыскивала его команда. Он слабо верил, что тот хорошо разбирается в танковых моторах, но раз выпал такой шанс – значит, стоит попытаться забрать всё, что требовал техник на базе.
Подымаясь по лестнице, араб повернулся к унтер-офицеру:
     - Завтра в полдень у главных ворот. Мне нужна половина ваших бочек из грузовика с хорошим бензином. Всё, что вы назвали, мои люди соберут и доставят туда. Не опаздывайте, и не пытайтесь кому-либо сообщить об этом месте. Иначе в Тобрук вы уже не вернётесь.
Максимилиан протянул туземцу руку.
     - Как ваше имя? С кем имею дело? – спросил он.
Араб ухмыльнулся, и немного подумав, ответил:
     - Хагалла. Зовите меня Хагалла.
Гость распахнул дверь в кофейню, где уже ждали его братья по оружию.
Утром троица махала командировочным листом под носом лейтенанта Чезаре, начальника топливного склада Дерны. Бедный лейтенант не понимал и половины слов, произносимых Балком и Герби, каракули на листе и вовсе поставили его в ступор. Ясность была – немецкие офицеры требовали бензин, под расписку лейтенант ещё мог выделить бочку топлива для «опеля». Но пять бочек! Это уже могло стоить лейтенанту окопа под Тобруком. Он разводил руками и предлагал дождаться коменданта, командира пехотного батальона из дивизии «Тренто», чьи берсальеры наводнили Дерну, промышляя грабежом местного населения и торговцев.
Стрелки часов неумолимо приближались к полудню. Ситуация была безвыходная – Чезаре ничего не хотел слушать. Показывая пальцем на одну из бочек в кузове, он складывал руки крестом, показывая, что больше выделить не может.
Идея пришла в голову Францу.
   - Гарибольди! – воскликнул он, хватая за рукав испуганного лейтенанта, - слышишь, Чезаре, или как там тебя! Гарибольди! Мы везем груз для твоего генерала! Га-ри-бо-льди! Понял, нет?
Глаза Чезаре округлились – Итало Гарибольди был командующим всеми итальянскими войсками в Триполитании и Киренаике. Зачем они произносят его фамилию?
Герби поддержал внезапную авантюру товарища. Он указал на итальянского офицера, затем на Балка. И с силой рванул погоны с кителя последнего. Раздался треск ткани, и оба погона остались в руках механика-водителя. Вместе со здоровенным куском рукава кителя. Показав пальцем уже на плечи Чезаре, Герби бросил обрывки на песок и с силой втоптал их.
     - Гарибольди сделает то же с тобой. Ясно? Генерал сорвёт погоны с тебя, лейтенант!
Чезаре понял смысл этого послания – без лишних слов он приказал солдатам выкатить из склада ещё четыре бочки к грузовику. Одна уже была погружена в кузов, от «щедрости» итальянца. 
Балк выехал из города, когда часы показывали пять минут первого. Проехав пост жандармерии, он искал глазами место встречи с туземцами. Первым заметил их Герби.
   - Гляди, там, у развалин! – воскликнул он.
Грузовик подъехал к разрушенному британской артиллерией зданию бывшей таможни. Судя по обрывкам марли, и куче сломанных носилок, здесь располагался временный лазарет. Огромная дыра от снаряда в стене, явно убедила полевых врачей сменить дислокацию. Перед входом, у разбитого колодца, высилась исполинских размеров финиковая пальма. Пепел войны облепил её от основания до самой листвы, а вкупе с обжигающим ливийским солнцем, он превратил пышное зеленое дерево с плодами, в безжизненного  великана белоснежного цвета, гроздья которого теперь напоминали слёзы, вылепленные из алебастра туземным умельцем. Она не качалась даже при сильном ветре, хлопья пепла опускались к подножию, словно по её собственному желанию, смирившись с тем, что она больше никогда не родит прекрасные сладкие плоды, не укроет усталого путника в своей тени. Война нанесла ей смертельный удар ножом в грудь, но не вытащила лезвие. Теперь дерево умирало ещё мучительнее.
Незнакомый араб стоял у повозки, запряженной старой высохшей кобылой. Он подозвал к себе Макса, затем бросил взгляд на привезенные свертки, мол, проверяйте. Герби распечатал каждый и всё проверил.
     - Командир, здесь всё, что нам нужно. Даже лишний солекс есть, - с нескрываемой радостью сообщил механик.
     - Отлично. Мы погрузим вам бочки. Все пять. Как и договаривались.
Когда Балк завёл мотор «опеля», все запчасти были в кузове, а араб хлестанул по крупу лошади. Затем он спрыгнул с повозки, подбежал к кабине и протянул танкистам ещё мешок.
      - Мне сказали, чтобы я вам передал этот подарок. Вы искали их на рынке.
Май раскрыл мешок. В нем лежали две пары ботинок с высокой шнуровкой.
      - Передайте Хагалла мою самую сердечную благодарность.
   Араб разразился громким хохотом. На лицах Герберта и Франца тоже появились улыбки.

Когда грузовик мчал по нагретой полуденным солнцем дороге, а силуэты зданий города становились всё прозрачнее, Май повернулся к танкистам.
      - Может я что-то неправильно понял или произнёс? Разве его имя звучит как-то иначе? Хагалла, Хагалха, нет, не так  - Хагл…
Герби положил руку на плечо своего командира.
      - Не обижайся. Я утром на рынке узнал, что означает Хагалла на их языке. Это отнюдь не имя нашего таинственного торговца.
Макс удивленно  приподнял брови.
      - А что же?
      - Это красота Северной Африки.
……………………………………………………………………………………….
В кофейне «Идрис» полуденное солнце нагревало расписные стены и бросало блики на мозаику потолка, когда танцоры вновь, под звуки туземных инструментов, принялись исполнять удивительный, по своей красоте и загадочности, никому не известный на холодном европейском континенте, национальный танец хагалла.

«Лёгкая нога» Монтгомери

Черный, словно уголь из печи, скорпион сражался отчаянно. Он был достаточно крупный, но уже хромал на раненую конечность и упорно продолжал наносить удары своему обидчику. Промахи сопровождались ответными уколами жала противника. Напротив него, с высоко поднятым брюшком, замер юркий жёлтый собрат, готовясь нанести последний смертельный удар. «Крадущийся убийца», - так местные арабы окрестили его, несмотря на малый размер, это животное могло отравить взрослого человека своим ядом за несколько часов. Решающего удара не последовало – черный скорпион завалился на бок, его хвост свернуло кольцом, а лапки едва шевелились. Металлический прут, возникший посередине поля «боя», остановил эту дуэль.
    - Герби, убери чёртов шомпол! Пускай уж добивает его, чего портишь веселье?
Водитель постучал по прочному панцирю побежденного, чтобы убедиться в его кончине.
     - Не вижу ничего веселого, твой боец уже не встанет. Можешь выбросить его из палатки.
Танкист зачерпнул ботинком песка с поля «боя» вместе с трупиком животного, и вышвырнул в распахнутую ткань входа.
      - А не проверь я нашу обувь перед завтраком, мы бы уже с тобой пускали пену ртом в лазарете! Франц, ты же понимаешь, что теперь с тебя банка британского джема, причем клюквенного?!
Балк, ударом штык-ножа от винтовки, рассёк второго скорпиона пополам. Действительно, задыхаться в судорогах на грязной санитарной койке, не было в планах этим утром у заряжающего. Но цена у «спасителя» была велика.
      - Недурно придумал. Где я тебе джем найду? Давай на пачке сигарет сойдемся или фляге чистой воды, например?
Герберт покачал головой:
      - Нет, только джем. Давно я с кофе не ел ничего кисло-сладкого.
Глухой взрыв прозвучал в нескольких десятках метров от палатки, где находились танкисты. Песок с камнями впивался в ткань, не раз штопанную после попадания осколков. Следом, с интервалом в несколько минут, прозвучали ещё три разрыва – миномётные снаряды были фугасные, было слышно, как разлетаются камни, пирамидками сложенные вдоль траншей.
Англичане обстреливали германские позиции всю неделю, чередуя артобстрелы с танковыми атаками. Они были малочисленны, но доставляли много хлопот: повреждали линии телефонной связи, разрушали гусеницами блиндажи с боеприпасами и наблюдательные пункты корректировщиков. Итальянские орудия поджигали две-три вражеские машины, после чего атака прекращалась, и снова на позициях стучали кирки и лопатки, устраняя ущерб. А чтобы немецкие  солдаты не расслаблялись под палящим ливийским солнцем, британцы каждый час посылали пару десятков мин и снарядов различных калибров поверх укрытий траншей. Активизировались снайперы – их высаживали ночью с патрульных джипов возле подбитой техники. Там они себе «вили гнездо» и ранним утром начинали охоту за телефонистами, посыльными и наблюдателями. Выручали итальянские минометчики из дивизии «Савона» – они выбивали «охотников» одним-двумя точными залпами, экономя дефицитный боезапас.
Танки стояли в тени маскировочных сетей, уже вторую неделю ждали топливо и снаряды из Триполи. Линии снабжения регулярно бомбила британская авиация. Если в июне итало-немецкие войска наконец-то захватили Тобрук, и Роммель развивал идею продвижения к Александрии, то уже к октябрю того же года англичане сбили наступательный порыв противника в двухстах километрах от египетской столицы у железнодорожной станции Эль-Аламейн.
   - Какое сегодня число? – в палатку зашел Макс, держа в руках тщательно вычищенный китель, на котором уже были пришиты погоны оберфельдфебеля и тускло сияли немногочисленные награды: за ранение, за танковый бой, а пуговица на груди едва удерживала засаленную ленточку креста второго класса. На рукавах и обшлагах были видны свежие заплаты из ткани, ещё не выгоревшей на солнце.   
    - Двадцать третье, - отозвался Франц, - если честно, я не вижу особой разницы в месяцах. Здесь в пустыне они все одинаковые, только зимой холод лютый по ночам.
    - Уже октябрь заканчивается, странно, я не получал почту больше месяца, - командир повесил форму на вешалку, привязанной к верхней крестовине крыши палатки.
    - Чему удивляться, мы сидим без топлива, снарядов, даже хлеб теперь выдают на вес, а вода либо тухлая либо воняет машинным маслом. А тебе газеты и письма подавай! Перебьешься, лучше из еды бы что поискал. Сухой паек почти исчерпан.
Макс почесал затылок – и, правда, вчера был съеден последний котелок супа из горохового брикета, даже сухари закончились у запасливого Герби. Балк умудрялся доставать только табак и кофе у разведчиков из дивизии.
   - Я предлагаю сделать вылазку сегодня ночью, - Май посмотрел на свой экипаж, - но только ночью. Меньше шансов попасть под британские минометы и нас не хватится Похле. Согласны?
   - Тогда мы попадём на другие мины. А здесь их закопано столько, что «тыловые жеребцы»  не могут определить, где чьи поля начинаются, а где заканчиваются, - ответил ему Герби.
Балк также отрицательно покачал головой. Рискованное предприятие, а на обратном пути могут и свои подстрелить. Сравнительное затишье, продолжавшееся уже около трех недель, напрягало нервы обеих противоборствующих сторон. 
Возможность «сходить за кормом» появилась к вечеру. В палатку экипажа «один-три-три» вбежали братья Шпрой, Гуго Манфред и командир самоходного орудия Петерс.
  - Похле к себе вызывает, нашим «тройкам» нашлась работа! – перебивая друг друга, визжали братья – Алекс и Вилли.
  - Подъем, Макс, давай живее! – Гуго бросил ботинки на кровать командира, едва не угодив подошвами в лицо.            
Экипаж Мая скептически смотрел на эту возню, механик листал пожелтевший августовский номер «Народного обозревателя».
   - «Алеманния», чувствую, никогда не выйдет в четвертьфинал кубка, чёртов «Шальке» снова её остановил.
Петерс расхохотался:
    - Уже не в первый раз, Герберт. Настало время подумать, а не начать ли тебе болеть за «Ганновер», как я?
Герби был из Шлезвига, но отец родился и вырос в Ахене, и всю жизнь болел за местную футбольную команду и влюбил в неё и своего сына.
    - Нет, Курт, я с «Алеманнией»  до конца. Мой отец болел, и я верю, что из этих дубоногих рано или поздно выйдет нечто путное.       

В штабе двадцать первой дивизии  было оживленно: последние разведданные сообщали о перемещении британской техники вдоль всей линии фронта. Английские пилоты регулярно снижались над немецкими позициями, фотографируя состояние и количество техники и артиллерии в обороне. Зенитчики Роммеля часто сбивали непрошенных гостей, и в фюзеляжах многих находилось оборудование для аэрофотосъемки.
Похле, вместе с другими командирами танковых подразделений, окружили стол с картой, за которым склонился командир пятого танкового полка полковник Мюллер.
Танкисты, вызванные ротными, также участвовали в оперативном совещании, срочность и важность которого никто не ставил под сомнение.
   - Господа офицеры, я только что был у командира дивизии. Ситуация складывается серьёзная, англичане усиливают переднюю линию, мы наблюдаем значительный перевес в живой силе и технике противника от высоты «эль-Мах-Хад» до высоты «эль-Эйса». Этот участок наиболее уязвим, несмотря на минные поля. Британцы сделали несколько проходов в них, саперы из «Болоньи» закрыли часть бреши, но насколько они надёжны мы не можем знать точно. Штумме  выжидает действий от Монтгомери, экономя топливо и боеприпасы. Это вынуждает нас действовать решительно. Пора нанести британцам превентивный удар, по этим высотам, иначе они установят там дальнобойную артиллерию, и тогда нам всем станет совсем плохо. Есть у нас силы на это?
    - Я считаю, что мы можем выставить пятьдесят машин, - сообщил Похле, переглянувшись с командирами рот, - итальянской и трофейной техники около сорока процентов от общего числа. Боеприпасов на два часа боя.
     - На горючее тоже не особо рассчитывайте  - отозвался из угла подполковник Кребс, начальник тыла дивизии,  - я смогу заправить вашу технику на пятьдесят километров. Выкачаю всё до капли, даже из грузовиков снабжения. Но больше у меня нет.
      - Значит, решено, сегодня ночью начинаем штурм этих двух высот. Пятнадцатая дивизия, «Савона» и «Болонья» будут держать оборону, а мы станем танковым кулаком для англичан. Приказ ясен? – скомандовал Мюллер.
      - Так точно, - хором ответили все присутствующие офицеры.
На позициях закипели приготовления. В танки загружали снаряды, солдаты выкатывали из подземных складов бочки с топливом. Механики проверяли песчаные фильтры – давно подобного марш-броска не испытывали их бронированные «лошадки».
Балк обильно смазывал механизм перезарядки орудия, «тройка» капризничала в бою, если ей не давали остудить казенник ствола.
Май вместе с Герби крепили запасные гусеничные траки на башне и лобовых листах – это давало дополнительную защиту от британских сорокафунтовок и «бойсов».
   - Макс, надо взять пять канистр с собой, про запас, - сообщил Франц. Не хочется встать посреди пустыни с сухим баком, не доехав пару сотен метров до станции .               
   - Бери. Но и бронебойных возьми полтора комплекта. Пусть будем медленнее, но зато зубастее, - ухмыльнулся командир.             
………………………………………………………………………………………
К полуночи сорок семь немецких, итальянских танков и самоходных орудий выдвинулись к передней линии. В качестве маскировки поверх башен были натянуты сетки, позаимствованные с позиций зенитчиков.
Экипажи были собраны в штабе полка. Похле вёл инструктаж. 
    - Напоминаю, только скорость – залог нашего успеха. Разведка доложила, что англичане ещё не установили противотанковые орудия на этих высотах, а значит шансы прорыва их линий высокие. Поэтому…
Договорить майор не успел. Оглушительный грохот потряс землю вокруг штаба. Снаряды вырывали тонны песчаного грунта, поднимая её в воздух на десятки метров. Фонтаны пыли вперемешку с осколками камней смешивались в один большой огненный вихрь. Казалось, на головы солдат пала небесная кара, нечто неизведанное, страшное и дикое разорвало ночные облака и устремилось вниз, обнажив клыки, и голодную, жаждущую крови и человеческих страданий, утробу.
Тяжёлые разрывы сменились мелким градом из сотен вспышек. По всей линии немецкой обороны бушевал смертоносный ураган из снарядов, мин, и бомб. Случилось что-то непоправимо-фатальное.
В штаб ворвался офицер из разведывательного батальона дивизии.
    - Английские войска перешли в наступление! Линии связи с передней линией оборваны. Вражеские танки пересекают минные поля, проклятье, они не подрываются! Полковник, их там сотни.
Запищал зуммер телефона. Полковник схватил трубку. Спустя секунды его лицо стало пепельно-серого цвета.
   - Так точно. Понял. Выступаю.
Он бросил трубку.
   - Командующий корпусом генерал Штумме погиб. Наша армия осталась без командира. Нам приказано перейти к обороне! По местам!
Танкисты рванули к своим машинам. Треть всей техники уже горела на развороченных взрывами позициях. Экипажи присоединялись к артиллеристам, которые уже посылали снаряды в сторону сотен огней, приближающихся с северо-востока. Рокот танковых моторов резал слух, с каждой минутой он сливался в единое целое. Надвигался ужас вражеского наступления.         
Макс громко выдохнул, увидев, что его длинноствольная «тройка» стоит у края траншеи неповрежденная. Балк рванул сеть в сторону, Герби запустил двигатель.
Танк громко чихнул мотором, выпустив струю чёрного дыма, и переполз переднюю траншею, разметав гусеницами мешки с песком на краю бруствера.
В прицеле были видны только слепящие огни фар и разрывы снарядов, которые ложились хаотично, царапая броню мелкими осколками. Май услышал голос Балка:
   - Макс, «крестоносец» справа, триста метров!
   - Бронебойным, заряжай! О-гонь! – крикнул командир.
Ствол башни дрогнул, стальная болванка красным пунктиром улетела в силуэт британца.
   - Рикошет! Ещё один, заряжай! О-гонь! – голос Макса сорвался на хрип.
Второй снаряд впился в корпус английского танка, проделав дыру в лобовом листе. Из открытого люка повалил чёрный дым, затем едва заметное пламя.
   - Есть один! – завопил в наушниках голос Герби.
Борт «тройки» потряс удар. Он был не сильным, но звонким и внезапным. Макс развернул башню.
    - Двести метров, два «стюарта» идут параллельным ходом! Два снаряда в головную машину, - скомандовал он.
Франц исполнил приказ незамедлительно. Два разрыва в районе кормы английской машины поставило точку в её дальнейшем наступлении. Ствол башни неуклюже задрался вверх, и танк грузно свалился на левый бок. Решетку моторного отделения лизали языки пламени. Второй лёгкий танк попятился назад, но тут же получил две пробоины в башню от подоспевшей короткоствольной  «четверки» Алекса Шпроя.
      - Макс, я с тобой. Вилли остался без лошади, он пересел к Петерсу в самоходку. Куда дальше?
      - Я отсекаю танки, ты своим «окурком» отгоняй пехоту от меня, иначе подпалят обоих.
Экипаж направил «тройку» в наполовину засыпанное вади, теперь по уровню башни танк был незаметен.
     - Два «крестоносца» и «матильда», Макс! Двести пятьдесят метров, на одиннадцать часов,  - крикнул Алекс в рацию.
В сторону английских танков полетел снаряд, упав прямо перед ними. Хлопок превратил его в облако дыма.
     - Спасибо за дым, Алекс! Сейчас займемся ими! – ответил ему Герби.
Если «крестоносцы» не успели разглядеть силуэт немецкой машины, выглядывающей из-за укрытия, то «матильда» была готова прошить «тройку» насквозь. Спасением стали два быстроходных итальянских танка «фиат» , которые выскочили прямо перед британцами, и сбив прицел «томми». Меньше трёх минут потребовалось, чтобы поджечь их обоих, но это стоило жизни «матильде». Снаряд «чётверки» по навесной траектории приземлился прямо в верхнюю часть башни, испортив орудие. Двумя выстрелами в гусеницу «тройка» Мая обездвижила британца.
В это время Петерс и Манфред вели перестрелку с тремя английскими «грантами» и «черчиллем». Силы были явно не равны, уже после пяти минут дальнего боя, «тройка» Гуго была подбита, а связь с ним оборвалась. Самоходку Петерса и Вилли Шпроя от точного попадания спасал низкий силуэт, и короткоствольное орудие  смогло поразить лишь один «грант», после чего ей пришлось отойти на оборонительную позицию.
Мощный «черчилль», словно древний мамонт, неспешно крошил грунт тяжёлыми гусеницами, медленно приближаясь к передней линии обороны. Противотанковые орудия уже были разбиты, а позади него спешивалась с лёгких бронетранспортеров британская пехота в касках-«блюдцах».
Две «двойки», попытавшиеся остановить тяжеловесную машину, были сожжены. Одну, перегородившую ему путь, английский танкист даже опрокинул на башню с такой лёгкостью, словно это была повозка бедуинов, а не боевой танк.
В штабе дивизии творился хаос: разрозненные части танковых дивизий отходили на резервные позиции, пытаясь пулеметным и винтовочным огнем остановить наступающие батальоны британцев. Орудия молчали – сказывалась нехватка снарядов, и бронетехника англичан вклинивалась в оборонительные линии противника, практически без серьёзных потерь. Пятнадцатая дивизия потеряла семьдесят процентов всех танков: из ста девятнадцати в строю осталось тридцать машин.    
Полк Мая, поняв всю абсурдность контратак, также начал полномасштабное отступление на старые итальянские позиции. 
«Тройка» с бортовым номером «один-три-три», расправившись с двумя «крестоносцами», получила две серьёзной трещины в корпусе от следовавшего за ними «валентайна», и Макс приказал отступать под прикрытием дымовых снарядов.
Следуя через разбитые позиции, Май подобрал экипаж самоходного орудия, которое отстреливалось от английских пехотинцев из пулемета – орудие было испорчено, а одна из гусениц размотана, подорвавшись на собственной мине.  Петерс был тяжело ранен, командовал танкистами Вилли Шпрой.
    - Макс, ты не видел моего брата? Он не выходит на связь! – с дрожью в голосе спросил он.            
    - Не знаю, он нас прикрыл дымом от британцев и сковырнул «матильду». Больше я его не видел. Сейчас отступление, не переживай, в этой суматохе сам чёрт не разберет, кто где. А может и радиостанцию повредил в бою, - ответил Май.
Личный состав полка редел с каждой минутой. Позиции сдавали без сопротивления. Да и сопротивляться было уже нечем. На связь выходили разрозненные взвода – все, кто ещё могли двигаться и стрелять. Брошенная повсюду техника и снаряжение положительных эмоций не добавляла: экипажи обшаривали всё, что могло пригодиться, но бензобаки были сухи, а снаряды израсходованы. 
Сбившиеся в серые колонны итальянские войска, повсеместно отступали – ни о каком контрударе не могло быть и речи. Войска Монтгомери ежедневно брали сотни пленных – из-за отсутствия снабжения и единого командования солдаты сдавались на милость победителей этого сражения.
Мюллер собрал остатки своего полка у рубежа обороны возле разрушенного города Мерса-Матрух, на средиземноморском побережье. В одной из заброшенных соляных шахт был срочно обустроен штаб двадцать первой дивизии. Начался подсчёт потерь.
Похле сообщил, что его рота состоит из трёх машин. Всего в батальоне их девять. Общая численность полка в итоге составила двенадцать танков: одна «четверка», шесть «троек» и пять «двоек». Итальянцы потеряли всю технику и снабжение. Командиры их подразделений, молча, сидели за столом, ожидая дальнейших приказов. Роммель, срочно вызванный с лечения в Германии, решал судьбу корпуса.
На берегу, где механики пытались отладить оставшиеся машины, танковые экипажи грелись у костров, нарушая светомаскировку. Зенитчики, расположившиеся в нескольких десятках метров от них, брюзжали на подобное разгильдяйство, но ничего поделать не могли. Понимали все – скорый конец уже близок.
У гусеницы танка с бортовым номером «ноль-шесть-шесть» сидел Манфред с забинтованным локтем, а рядом с ним, с почерневшим лицом, Вилли Шпрой втыкал нож в песок – его брат, Алекс, пропал без вести. Он привёл самоходку сам, возглавив экипаж Петерса (тот умер от тяжелого ранения в дороге), Май вместе с Балком варили трофейный кофе из запасов Похле, тот выделил его на два котелка для своих бойцов. Герби вместе с другими механиками выбивал поврежденные траки, меняя их на запасные, снятые с корпуса и башни «один-три-три». Макс, разлив по кружкам напиток, поднял руку вверх:
    - Друзья, много говорить не буду. Что случилось, уже не исправить, наших погибших товарищей не воскресить. Но мы не перестали существовать как боевое подразделение, мы всё ещё живы и способны дать бой, пусть он будет и последним в нашей жизни. Про ситуацию рассуждать не будем – всё и так ясно, все кто могут ещё сражаться – здесь, на этом берегу. За этим хребтом сотни английских танков, но пусть каждый наш будет стоить им десяти. За погибших ребят!
Танкисты, молча, выпили кофе, обжигаясь ароматным паром. Закурили. Похле не было уже довольно долго – штабные не появлялись.
Вскоре, к костру подошёл начальник тыла Кребс вместе с командиром роты.
    - Не вставайте. Отдыхайте. Сколько топлива у вас осталось?  - спросил подполковник.
    - И боеприпасов тоже, – добавил майор.
Подошедшие механики сообщили, что баки смогут выжать сорок-пятьдесят километров. Снарядов по десятку на танк.
    - Сейчас мои ребята привезут вам топливо ещё на сотню километров, и немного боекомплектов. Если что ещё понадобиться – спрашивайте, будем искать. По мере возможностей.
Кребс удалился.
Похле оглядел лица экипажей.
    - Господа офицеры, не буду разглагольствовать долго – скажу прямо, вы рвётесь в бой, отомстить за погибших товарищей, я вас понимаю и поддерживаю. Этот бой у вас будет – через час мы выдвигаемся в Сиди-Баррани, это в ста сорока километрах отсюда. Там запасы воды и топлива, нужно их отбить у англичан. Иначе мы все здесь застрянем. Точного количества боевых частей штабу неизвестно, будем надеяться на минимальный перевес сил.
     - А дальше что, господин майор? - спросил Шпрой, - куда нам дальше двигаться?
     - В Тобрук. И удерживать его до последнего.
……………………………………………………………………………………….
Оазис Сиди-Баррани представлял собой наполовину разрушенный форт времен итало-абиссинской войны с несколькими хозяйственными постройками. Внутри форта имелся подземный склад, где итальянцы хранили топливо для дивизии «Фольгоре». Также в оазисе была построена опреснительная система. Вода, пусть и сильно разбавленная химикатами и имевшая неприятный горько-солёный привкус, снабжала корпус, и потерять этот источник было ни в коем случае нельзя – всем частям грозила катастрофа пострашнее пуль и ночных авианалётов.
Двенадцать танков и одно самоходное орудие – всё, чем располагала двадцать первая дивизия, рано утром приблизилась к оазису. В бинокле Макс отчетливо видел белые стены башен с узкими окнами. Артиллерии не было видно, как и танков поблизости.
Атака началась без задержек – прямолинейно, «в лоб». Правая башня форта от точных попаданий снарядов начала сыпаться и разваливаться. Охрана не заставила себя ждать. Шлейфы дыма взмыли вверх – у британцев на башнях были установлены миномёты. Сопровождающий танки, пехотный батальон, залёг. Мины ложились очень близко друг к другу – местность была явно пристреляна заранее. Ещё немного – и солдаты повернут обратно, получая осколки в спину.
   - Балк, заряжай осколочными по окнам  - в них полно снайперов! Всем экипажам, приём! Огонь по окнам! Повторяю – огонь по окнам! Попробуем подавить их огневые точки! – скомандовал Май.
Не снижая скорости, танки принялись бить по окнам осколочными снарядами, пулёметные расчёты сразу умолкли. За ними стихли свистящие миномётные залпы.
Когда до первой постройки оставалось менее дюжины шагов, головная «тройка» командира роты с бортовым номером «два-ноль-три» замерла, будто споткнувшись о камень. Затем, она откатилась, показав остальным причину остановки  - под башней зияла рваная дыра, размером с колесо. На рваном горящем металле лежал труп механика-водителя.
Следом идущий танк повернул ствол в сторону предполагаемого вражеского выстрела. Выстрелить не успел и он. Двумя точными попаданиями в корпус его вывели из боя. Машину затянуло чёрным дымом.
Спустя секунды все увидели причину гибели экипажей – четыре «гранта»  выползли из-за стены форта. Последующий залп их семидесятимиллиметровых орудий поразил сразу две «двойки», находившиеся в хвосте атакующего «полка».             
Ошарашенные танкисты открыли беспорядочный огонь – но лишь один «грант» попал в сетку их прицела и был подожжён. Трое остальных вновь скрылись в развалинах форта, ведя навесной огонь.
Макс видел, как два бронебойных снаряда его «тройки» искрами отлетели от лобовой брони американца, не оставив даже малейшей вмятины.
   - Герби! Уводи нас вправо, в лоб нам его не сковырнуть. Давай за здание, попробуем ударить с фланга. Парни, все кто меня слышит! Ближе к стенам форта, навесным огнём нас всех здесь уничтожат! – крикнул в радиостанцию оберфельдфебель.
   - Говорит лейтенант Биттерман, принимаю командование ротой на себя!  Слушай мой приказ! Отходим на исходные рубежи – мы не в состоянии вести бой. Слишком неравные силы. Повторяю – отступаем! – зазвучал голос командира «четверки», единственному танку в роте, способному противостоять «грантам» и «черчиллям» британцев. 
Но Макс явно не желал мириться с виновниками гибели майора Похле; проломив стену одноэтажной постройки «тройка» выехала во внутренний двор форта. Ствол орудия смотрел прямо на моторную часть двух рядом стоящих «грантов», которые посылали снаряды через стену, наугад. Вероятно, британцы из башен форта, корректировали их огонь. Медлить было нельзя.
   - Огонь!  - закричал Май, - бей сразу два подряд. Чтобы наверняка!
Охнула пушка, и бронебойный снаряд прошил затылок одного «гранта». Второй, не успев опомниться, попятился назад, но руки Франца были быстрее. Выстрел поджёг его моторную часть.
Четвертый танк англичан удирал прочь из форта. Пробив заграждения из мешков с песком, он спустился к вади и пытался скрыться в низине. За что и поплатился – «ноль-один-четыре» Биттермана поразил британца двумя выстрелами подряд. Первый снаряд сорвал верхнюю башню, а второй разорвал гусеницу. «Грант» кувырнулся вперед и загорелся, завалившись на бок.
Солдаты сто шестьдесят четвертой дивизии зачистили форт Сиди-Баррани от снайперов противника, захватив два десятка пленных. Топливо в хранилище было израсходовано наполовину. Зато запасы опресненной воды были в избытке.
Полк потерял в бою шесть машин, две британцы подбили навесным огнем. Пехота поддержки недосчиталась ещё двух бронетранспортеров. Гибель Похле была невосполнима – опытный командир, которого уважали и любили в роте, теперь лежал рядом с догорающей «тройкой», накрытый плащ-палаткой.
Лейтенант Биттерман принял командование ротой на себя. По радиостанции он рапортовал полковнику Ольбриху о захвате оазиса. Узнав о потерях, полковник приказал охранять топливохранилище, и не предпринимать никаких самостоятельных действий до подхода всех частей дивизии.
Вечером Биттерман вызвал к себе Макса.
    - Май, твоя выходка могла стоить нам всем жизни! Ребята, увидев, как ты направился в форт в одиночку, последовали за тобой. Это стоило нам ещё двух машин и экипажей.
    - Но я…, - перебил его оберфельдфебель.
    - Никаких но. Ты ослушался моего приказа. Если бы не патовая ситуация, в которой мы все оказались, тебе грозил бы военный трибунал. Но ты спас своей выходкой всех нас. Поэтому, от лица командующего полка, прими заслуженную награду.
Лейтенант протянул танкисту запечатанную чёрную коробку с белым крестом на крышке.
    - Это из сумки нашего майора. Полковник разрешил. И ещё – мы оставили Тобрук. Корпус отступает в Триполи. Наш последний рубеж обороны.
Вечером, сидя у стены форта, и глядя на потрескивающий костёр, Макс разглядывал блестящий черненый металл.
     - Твой Железный крест первого класса, Макс, напоминает вечер, когда нам майор Похле выделил бутылку рейнвейна. Эй, Гуго, ты помнишь?  - тихо произнес Фетт. Тот, молча, кивнул.
    - Скорее напоминает наше надгробие, - с болью в голосе добавил Шпрой.               
Холмы перевала Кассерин
Конец января немецко-итальянские силы встречали уже в Тунисе. Триполи, город, снабжавший африканские подразделения всем необходимым, был захвачен англичанами. Укреплённая линия «Марет» в Тунисе была оплотом всей обороны в Африке, теперь она решала, кто останется в Африке, а кто будет сброшен в море. В начале февраля численность союзных сил достигла ста тысяч человек, в большинстве это были немецкие подразделения, так как сильно потрепанные и низкомобильные итальянские части были в плачевном состоянии – большая их часть попала в плен, боевой дух остальных был сломлен. Танковые части едва насчитывали три сотни машин, в сравнении с американскими и британско-французскими подразделениями это была капля в море, их дивизии располагали тысячами боевых танков и самоходных противотанковых орудий. Поэтому рассчитывать на численное превосходство было глупо.
Оберлейтенант Биттерман командовал ротой неумело, трусливо отходя назад в самый неподходящий момент. Танкисты роптали – деморализованные солдаты шли в наступление, ища глазами технику, единственное, что могло прикрыть их в кровопролитных схватках с врагом. А командир роты, потеряв две-три машины, отходил в тыл, экономя железо. Май, больше всего презиравший трусость, писал рапорты на имя командира полка, не желая мириться с подобным положением дел, но полковник Стенкофф, бывший адъютант тяжело заболевшего Ольбриха (полковник заразился дизентерией и был отправлен на лечение в Италию)  был глух к его просьбам отстранить командира. «Песочный заяц», а именно так прозвали экипажи своего командира, в отместку отправлял экипаж Макса в самое пекло, в надежде избавиться от него.
Герби расстегнул китель, который больно натирал подмышки, проступившей в швах солью, и откинулся на спинку своего кресла. Рычаги послушно вели себя, управляемые одной рукой механика-водителя.
   - Знаешь, Франц, если бы мне приказали наступать без пехотной поддержки по дороге, где с любого холма может прилететь снаряд с кафедры , я бы разбил лицо Зайцу сразу после возвращения, - негромко сказал он, косясь назад.
  - О, Герби, да ты у нас великий стратег Фридрих, оказывается! Помолчи, командир и без тебя знает это. Думаешь, мы просто так оказались в этом перевале. Вся десятая дивизия застряла в ущелье, а нас значит, послали разведать, что же там впереди? Ясно же, американцы! И их гаубицы.
Май, не отрывая глаз от визира прицела, прервал беседу своих подчиненных:
   - Мне, конечно, крайне лестны замечания по поводу нашего нового ротного, но я попрошу вас заткнуть свои рты – эти холмы давно заняты нашими пехотными батальонами. Орудия были захвачены ещё девятнадцатого февраля. И переживать по этому поводу не стоит! Ясно?
Балк наклонился ближе к командиру:
    - Ясно, чего тут не ясного-то. Вот только уже двадцать третье февраля, и дальше этой впадины наша пехота не прошла.
Макс промолчал. Всё верно говорил заряжающий. Две группы, два дня подряд штурмовали эти холмы, но безуспешно. Авиации здесь нет, всё движение вслепую. Ещё и чёртова приманка в голове колонны то увеличивает, то сбавляет ход. И так нервы ни к чёрту!
«Приманкой» был британский «валентайн», который возглавлял танковую группу. Трофейной техникой давно командиры дивизий не гнушались и использовали любой захваченный джип или бронетранспортёр в своих целях. Части снабжения удовлетворяли потребности танкистов лишь на четверть от всего необходимого. Итальянская танковая дивизия «Чентауро» на одну треть состояла из трофеев, - британских и американских машин.
Грубо намалёванный крест на задней части башни качался из стороны в сторону. Неопытный итальянский экипаж танка пытался держать в прицеле каждый валун, встречающийся на пути.    
Полёт бронебойного снаряда не был ими замечен. Стальной стержень впился в лобовой лист корпуса, но броня выдержала. Мелкие осколки забарабанили по башне – американские артиллеристы были уверены, что колонну сопровождают берсальеры или немецкие автоматчики. Дружный залп стопятимиллиметровых орудий разбил бронеплиты на идущей следом «чётверке», её башня повернулась на сто восемьдесят градусов, зацепив дульным тормозом скальный выступ. Ствол выгнулся в сторону. Гусеницы обеих боевых машин начали вращаться с бешеной скоростью.
   - Выходите из боя!  - раздался в наушниках голос старшего лейтенанта Бастилиони, командира группы, - мы вас прикроем! Май, найди мне этих сволочей!
Герби вцепился в рычаги и прижал «тройку» к левой стороне дороги. Макс распахнул верхний люк – ему нужен был полный обзор. Бинокль поймал светло-коричневую тушу «шермана» сразу – его антенна радиостанции торчала, словно грот-мачта парусного корабля. Экипаж явно выжидал момент атаки.
    - Балк! Давай-ка дымовым влепим по тем камням. Надо их ослепить, чтобы перегруппировать наши силы! 
Два выстрела подряд создали облако желтовато-серого дыма на дороге, которое медленно поднималось вверх. Гаубичная артиллерия стихла. Видимо, американские пушкари испугались, что накроют огнём своих же танкистов.      
Бастилиони послал вперёд легкие машины. Он хотел знать, сколько же танков поджидает его группу в этом проходе.
Вскоре перевал вновь задрожал от грохота артиллерии. Уже немецкой. Горные пушки доставили пехотные части, подняв их наверх. Бой стал ещё ожесточеннее.
«Тройка» с бортовым номером «ноль-три-один» подожгла второй «шерман», едва увернувшись от двух подряд снарядов, прилетевших с холмов. Вилли Шпрой, увидел горный серпантин, уходящий наверх.
    - Макс, я вижу дорогу к вершине холма, даю голову на отсечение, именно по ней они доставляют орудия наверх! Прикрой! – крикнул он в микрофон. Танк резво взобрался по извилистой дороге, но густой черный дым из выхлопных труб только ухудшил видимость. Спустя секунды, «тройка» исчезла из триплексов.
    - Вилли, приём! Слышишь меня? Вилли, я не вижу тебя! Ты добрался до верха? Приём!
Ответа не последовало. Пара «шерманов» выползли из-за укрытия, и подожгли самоходное орудие, стрелявшее у подножия холма. Обслуга спешно покинула его, оставив уже «тройку» Макса без прикрытия.
    - Проклятье, Герби, уводи нас! Эти туши сейчас влепят по нам, и кончилась наша история! – оберфельдфебель с силой ударил по спинке кресла механика, - Живо! Франц, бронебойный!
Увидев безумные глаза заряжающего, Макс выстрелил. Снаряд описал дугу и впился в передние траки американца, оголив ведущее колесо. Танк был обездвижен, но не сломлен. Второй «шерман», по всей видимости, был без бронебойных снарядов, и сразу  вышел из боя, отплёвываясь осколочно-фугасными зарядами.
На исходе был и боекомплект «тройки» Мая. Оставив две вмятины на лобовой броне с белой звездой в круге, экипаж «один-три-три» отступил непобежденным.
Группа Бастилиони недосчиталась девять машин. Экипаж Вилли Шпроя так и не вернулся на линию обороны. Отправившийся на поиски товарища, Гуго Манфред, едва не угодил в засаду, устроенную батареей дальнобойных «святош». Тем же вечером командующий войсками Роммель приказал оставить перевал, и отступать к оборонительной линии «Марет», к которой подбиралась восьмая армия Монтгомери. А с ней и близкий конец.            
   
«Бранденбург» не слышит приказов

Артиллерийская канонада не утихала всю ночь. Норму снарядов вновь увеличили вдвое. Ни о каких контратаках речи быть не могло, остатки группы армии «Африка» были обескровлены, и лишь удерживали небольшие плацдармы на подступах к городу. Авиация беспрепятственно и методично разрушала наспех сооруженные укрепления береговой линии и топила немногочисленные транспортные суда, рискнувшие встать на якоре в портовой зоне. Госпитальные транспорты, одно за другим, получив две-три пробоины в корпус, тонули, едва отдалившись на несколько сотен метров от места погрузки. Оборона города разваливалась, эвакуация была назначена на двенадцатое мая, но кораблей попросту не было. Итальянцы ничем не могли помочь заблокированным в городе войскам – на ближайший остров, Сицилию, удавалось эвакуировать несколько сотен тяжелораненых в сутки на грузовых судах малого тоннажа. А в это время, британская седьмая танковая дивизия начала штурм Туниса, надеясь сбросить немецко-итальянские войска в море.
В штабе корпуса творился хаос – тыловые службы разрывались от запросов на боеприпасы, медикаменты и топливо. Взять в нужном количестве всё необходимое снабжение было попросту неоткуда.
Май вместе с командиром роты, оберлейтенантом Биттерманом, уже второй час стояли в приемной начальника службы снабжения войск.
    - Господин майор, да мне нечем заправить технику, как вы не поймёте?! Моя рота перекрывает всю южную часть города, нам нужно маневрировать, иначе нас сметут их орудия!
Майор Рашбаум, заместитель начальника, отрицательно качал головой:
     - Ещё раз вам повторяю, вы теперь относитесь к частям десятой танковой дивизии, ваше топливо у них.
 В уголках, обгоревших на солнце, губ Биттермана начала образовываться пена:
     - Да поймите же вы, - рассвирепел он, - они выживают сами по себе, мы – сами по себе! Ничего нам не дадут. Они любой бумагой из штаба одно место вытрут и точка!
Стены здания, где находился штаб, качнуло от взрыва авиабомбы, упавшей во дворе. С потолка посыпался песок и известка, облака пыли влетели в узкие оконные проемы. В ответ на бомбёжку заурчала двадцатимиллиметровая зенитная пушка на крыше штаба.
Внезапно, в штаб корпуса буквально влетели две фигуры: командира десятой танковой дивизии генерал-лейтенанта фон Бройха и его адъютанта, полковника Шумана. Все младшие офицеры вытянулись в струну, в ожидании разноса.
     - Господа офицеры, я только что с северной части города, британцы заняли большую его часть. Наши подразделения отходят на резервные позиции на полуострове Бон, на востоке, там ещё у нас есть артиллерия и некоторое количество боеприпасов. Тунис уже не удержать. Приказываю немедленно стягивать вверенную вам технику туда. Это будет наш бронированный кулак. Мы всё ещё ждем суда из Сицилии.
Его перебил адъютант:
      - И второе, топливо из Бизерты не ждите. Вчера вечером город заняли американцы.    
Биттерман и Май прибыли в роту уже вечером. С трудом удалось достать несколько канистр с драгоценным бензином. Лёгкие танки и бронемашины, оставшиеся без топлива, обкладывали мешками с песком и кирпичом, переоборудовав их в неподвижные огневые точки. Это было равносильно самоубийству – узкие улицы города заставили бы противника разнести эти импровизированные ДОТы в клочья, чтобы продвинутся дальше, и экипажи это прекрасно понимали.
Герби рассчитал, бензина в «тройке» не хватит, чтобы добраться до полуострова, только до береговой линии.
Балк пересчитал боекомплект – одиннадцать снарядов.
    - Всего три бронебойных. Остальные осколочные и дымовые. Нас первый же взвод «крестоносцев» изрешетит.
Макс, понимая, что Заяц ничем ему не поможет, решил прорываться на побережье.
    - Если у нас будет шанс уплыть на транспорте, то мы им воспользуемся. Но до этого момента мы – танкисты, и бросать свой исправный танк на дороге я не собираюсь. Вы же можете добраться до наших частей, на полуостров, на попутном грузовике. Решайте.
Герберт и Франц переглянулись. Командир говорил серьёзно.
Вечером, израсходовав половину запасов горючего, «тройка» остановилась в деревне Корбу, где местные жители, рыбаки, встретили их скромным ужином.
Герберт отлучился на несколько часов, и вернулся с неизвестным лейтенантом, одетым в выгоревший зелёный китель и туземный тюрбан.
     - Командир, выслушай этого парня, он может нам помочь, - сообщил механик, садясь за стол.
Гостю пододвинули тарелку с жареной рыбой.
     - Лейтенант Хорн, полк особого назначения «Бранденбург-800» , приятно познакомиться.
Франц, тщательно пережевывая рыбий хвост, удивленно поднял глаза:
     - «Бранденбург»? Диверсанты, здесь? Это вы же взорвали колонну с боеприпасами в Сиди-бу-Саид на северо-западе города, прорвав оборону американцев?
На лице Хорна появилась едва заметная улыбка.
     - Да, наша работа. Они дальнобойные орудия подтягивали. Мы на трофейных джипах их немного потрепали.
     - Ничего себе, потрепали, - Балк вытер рот рукавом, - Макс, это дельные ребята. С ними можно смело иметь дело!
Май сделал глоток кофе.
     - Помолчи, не вмешивайся. Без тебя разберусь.
Танкист перевел взгляд на «бранденбуржца».
     - Чем конкретно вы можете нам помочь?
Лейтенант смахнул мелкие рыбные кости со стола.
     - Завтра здесь будут передовые отряды британской танковой дивизии. Думаю, несколько бронеавтомобилей и мотоциклы. Они должны провести разведку для своих танков. Англичане уверены, что каждый метр полуострова усеян минами и противотанковыми орудиями. Мы ждём здесь два больших буксира – когда под ногами будет гореть эта проклятая земля, я и мои товарищи, не хотели бы оставаться в Тунисе, пойми нас, мы много попортили крови Монтгомери и американцам. Единственный выход для нас, уплыть в Южную Италию. Мой командир нашёл транспорт с острова Зембра, но погрузку могут испортить британцы. Ваш танк остановил бы их на подступах к деревне. Разумеется, мы заберем вас с собой.
      - Я и мой экипаж не дезертиры!  - перебил его Макс.
Хорн ухмыльнулся.
      - И мы тоже. Но и на роль военнопленных не тянем. Выучка не та. Но со щитом лучше, чем на щите. Ты согласен, оберфельдфебель?
Май понимал – железо есть железо, а его экипаж ждал от него решения. И хотел жить. Эта битва была проиграна. Но война ещё нет.
     - Согласен. Мы вам поможем. Наши гарантии?
Лейтенант встал из-за стола, отряхивая засаленный китель.
     - Моё слово. Буксир прибудет в девять утра. Советую поставить танк у дороги и получше его замаскировать. И не спите, британцы любят начинать свои вылазки на рассвете. Удерживайте их, сколько сможете, наши запасы патронов иссякли ещё вчера.
Лейтенант ушел, оставив на столе пачку сигарет. Балк, закурив одну, застегнул воротник мундира.
    - Я пойду, проверю все боеприпасы ещё раз. Герби, ты со мной?
Они ушли. Макс в одиночестве допил свой кофе, вслушиваясь в тишину, пришедшую в рыбацкую деревню с наступлением темноты.
…………………………………………………………………………………….....
Хорн не ошибся. Первый «динго»  появился на дороге, когда стрелки часов показывали без четверти семь утра. Балк зарядил осколочный снаряд в орудие. Расстояние до замаскированной «тройки» стремительно сокращалось, и Макс выстрелил. 
    - Промах! – крикнул он Балку, - следующий заряжай!
Земля мелким крошевом осыпала переднюю часть броневика, после чего тот резко повернул назад.
Плюнув на экономию снарядов, Макс приказал зарядить один из трёх оставшихся бронебойных зарядов. Стальная болванка прошила «динго» навылет и он на всей скорости завалился на бок, царапая выжженный грунт. Следом за первой машиной появилось ещё две, сопровождаемые бронетранспортером. Над бортами его низкого силуэта были видны каски-«блюдца» британских солдат.
      - Балк, выставляй взрыватели осколочных  на три секунды. Пусть рвутся у них над головой! – приказал Май.
Получив первую порцию осколков, британцы покинули свой транспорт и залегли. Герби сел за пулёмет, не давая пехоте, короткими перебежками приблизится к танку.
Прошёл час боя, когда англичане поняли всю безвыходность ситуации и отступили, «динго» тоже перестали огрызаться очередями «брэнов» и убрались с дороги в вади.
Спустя ещё полчаса Макс почувствовал, как «тройку» начало трясти от грохота и лязга гусениц.
    - Танки! – закричал Герби. Его пулемёт извергал последние рваные очереди – боекомплект был на исходе. 
В визире Макс увидел фигуры шести британских «крестоносцев», а колонну возглавляла «матильда» с огромным жестяным громкоговорителем на башне. Заряжая второй бронебойный снаряд, экипаж «один-три-три» услышал ломаную немецкую речь:
     - Солдаты Германии! Сегодня, тринадцатого мая, ваши боевые части и подразделения в Тунисе капитулировали. Война для вас окончена. Приказываем немедленно сложить оружие и сдать боевую технику!
Сообщение повторили дважды.
Герби повернулся к командиру.
    - Макс, может быть, буксир уже прибыл? Хорн мог не успеть нас предупредить. До берега рукой подать. Рискнём?
Май посмотрел на Балка. Тот покачал головой.
    - Один залп этой колонны и мы все покойники. Даже ста метров не проедем.
Командир достал сигарету, оставленную лейтенантом, выкурил её до середины и сказал:
     - Герби, Франц, слушайте меня внимательно. Я сейчас отправлюсь к этим британцам, с белым бинтом в руке. Как только я дойду до середины, ты, Герби, заводишь мотор, и на полном ходу мчитесь на берег. Если ты прав, диверсанты вас подберут. И это приказ, не просьба.
Макс извлек из кармана письмо и запечатанный бинт.
     - Франц, отправь это письмо в Любек, моим родителям.
Ошарашенный таким приказом экипаж молчал, никто не ожидал от командира подобного шага. Ничтожный шанс на спасение был, и он увеличил его в несколько раз. Но только уже для них. Себе командир выбрал другой путь.
Громкоговоритель снова повторил сообщение. Макс крепко обнял Герби, пожал руку Балку. Губы танкистов дрожали, а воспаленные глаза готовы были наполниться слёзами. Лишь спокойное, словно вылепленное из воска, лицо Максимилиана, было безмолвно.
Он спрыгнул на землю, держа в ладони, развивающийся на ветру, белоснежный бинт, и направился к колонне английских танков. Из головной «матильды» также вылезло несколько человек. Макс видел, как они переглядывались, улыбаясь друг другу. От этого каждый его шаг наливался свинцом, а походка становилась неуверенной. Правая рука невольно потянулась к кобуре, в которой лежало его личное оружие. Макс одёрнул её обратно. Геройство могло и вовсе лишить его экипаж призрачной надежды на спасение.
Когда до британского офицера в шлемофоне танкиста оставалось пара десятков метров, за спиной взревел двигатель его «тройки». Громкий выстрел разорвал утреннюю тишину. В лобовом листе «матильды» образовалась дыра, величиной с кулак, а корпус облизали оранжевые языки пламени. Британцы бросились в стороны, а танкист обернулся.
«Тройка» с бортовым номером «один-три-три» на полном ходу неслась навстречу судьбе, так и не бросив своего командира. Макса оглушил второй выстрел её орудия. Снаряд вдребезги разнес громкоговоритель на башне английской машины.
Когда Май вытащил из кобуры пистолет, на него уже смотрели стволы десятков винтовок и пулемётов. Все шесть британских «крестоносцев» дали огненный залп смерти.

Когда дым рассеялся, обломки корпуса «тройки» ещё горели, поддерживаемые лёгким ветерком. С треском, и фонтаном искр остатков боекомплекта, но гордо – не отдав себя в руки врага.
На почерневшем, от сгоревшей краски, корпусе танка белела пальма, нарисованная по трафарету неизвестным армейским художником.