Колин и Горноцветов

Нам всегда и везде хочется простоты, доступности и понятности, хочется все разложить по уже имеющимся в сознании полочкам, но в жизни все "нежнее" и иначе. Например, Владимир Набоков и Иосиф Бродский - казалось бы два таких тонких литератора и свободолюбивых человека, а с позиции современного мультикультурного общества могут быть обвинены в расизме и гомофонии. Судите сами. Первый, управив все семестровые дела в университете и заселившись в гостиницу в славном городе Константинополе, попросил как у Пастернака, бумаги и письменных принадлежностей, и, с характерным звуком очинив карандаш, начал писать эссе "Путешествие в Стамбул", в котором назвал турков азиатской ордой, "сидящей на развалинах древнего, великого православного царства", то есть Византии. Еще раньше схожие мотивы проявлялись и в "Ночном полете", и в "Памяти Т.Б.". Даже любимые потомки (если их можно так назвать) римлян названы "черноголовыми" в стихах "Декабрь во Флоренции". В эссе "О Сереже Довлатове" возникают уже "два пуэрториканских придурка в качестве санитаров".

Теперь второй. Набоков в немецкий период написал на русском языке свой первый и не очень большой (всего то 95 удивительных для 27-летнего автора страниц, начинающихся как классическая русская проза и превращающаяся на глазах чуть ли не в постмодерн) роман (скорее даже повестушечку) "Машенька" (1926 г.) - это уже не стружки со стола, а полноценное компактное произведение (в отличии от водянистых стихов Сирина и всего Серебряного века в прозе все уже плотно и убористо), сделанное и выделанное не ходульно и не на холостых оборотах и по силе художественной выразительности сопоставимое с другими немецкими шедеврами Набокова "Дар" (ах, этот рассекающий город желто-бордовый поезд метро) и "Защита Лужина". С него, на мой взгляд, и следует начинать знакомство с творчеством классика. Написан в Берлине и описывает русскую эмигрантскую среду первой волны. Именно в этом романе встречается невероятный по тонкости фрагмент, насыщенный как и всегда у Набокова потрясающими нюансами: "Они так много целовались в эти первые дни их любви, что у Машеньки распухали губы, и на шее, такой всегда горячей под узлом косы, появлялись нежные подтеки". И рядом рукой того же художника гениально, но оттого еще более брезгливо и беспощадно выведены образы русских танцовщиков-гомосексуалов Колина и Горноцветова, и по сей день составляющие лоскут культурной карты пестротой немецкой столицы. Особенно выразительны и отвратительны отливающий - да простят мне эти три "о" - рыжиной только что срезанный (ах, как точно и сочно выбрано слово!) будто шляпка ядовитого гриба во время бритья прыщ на границе с выбеленной пудрой кожей лица Горноцветова, запах балетного пота (он настолько густ, что буквально слетает со страниц) и плавающий в мыльной воде пучок выдернутых из гребешка (какая модерновая деталь!) волос в части IX. Так что в этой жизни есть место совмещению несовместимого. 

январь 2019, Санкт-Петербург-Берлин-Санкт-Петербург


Рецензии